Галчонок

Как бы то ни было, отсутствие Никодора не слишком помогло Кощею вернуть былую жадность княжича к себе. Разве что стало легче переносить отсутствие очевидного, пышущего довольством соперника. Однако, словно желая поддержать в его жизни баланс тревожащих вещей, вскоре судьба преподносит ему еще одну проблему. — А что лицо такое кислое? — хмыкает над ухом непривычный голос, пока он, расположившись на уличной скамейке, сортирует по двум корзинам собранный липовый цвет, который нужно высушить. Кощей вздрагивает, переводя взгляд на источник шума. Словно из ниоткуда к нему подсаживается один из старших дружинников, гридь Митько. Тот его приглядел еще по возвращении с похода, да поговаривали, что княжеский полюбовник. Митько дураком не был, и рук не тянул, но поглядев, что кажется, слухи весьма преувеличивают степень близости отношений меж лекарем и Мстиславом, решил-таки попробовать. Тем паче, что пока юноша маялся у гридницы, то и дело попадался на глаза, сам не осознавая, что приманивает своим глубоким в тоске лиловым взором совсем не того. Окинув молодого мужчину рассеянным взглядом, Кощей даже малость теряется с ответом: редкий человек здесь заговаривал с ним первым, особенно, если дело не касалось знахарских вопросов. Поэтому юноша отделывается невнятным пожатием плеч, отсаживаясь насколько это возможно дальше. Митько, однако, не теряется, и, юрко проскользнув по скамейке к другому концу, быстро шепчет на ухо, умудрившись одновременно провести пальцами по кощеевым волосам: — Приходи ночью в яблоневый сад. Разумеется, никуда Кощей ночью не приходит, во многом от того, что полагает все произошедшее шуткой, глупой и неудачной. «Ага, конечно…», — хмыкает он, продолжая методично разделять цветки на две части — те что получше в одну сторону, они пойдут на сборы, а тем, что помельче и хуже удел быть перемолотыми в мази, — «Нашел дурака…». Однако, Митько не шутил — и не найдя на месте встречи молодого знахаря, на следующий день подкараулил того во дворе, пока он, не ожидая беды, следовал в сторону городища. — Волосы у тебя мягкие, словно у девки, — жарко шепчет Митько куда-то в Кощееву шею, — Красивые… — и чужая рука без всякого спросу проскальзывает по боку, оглаживая талию и бедро, — А я ведь ждал тебя. — Иди куда шел, — шипит Кощей, буквально подпрыгнув на месте, — Что тебе надо вообще? — На кривой козе к тебе не подъедешь, да? Я наблюдал за тобой, ходишь вечно с лицом, будто целую деревню родни похоронил, — хмыкает дружинник, — Но кажется мне, что ты можешь быть вполне ничего, если улыбнешься. Отчего Кощей сейчас ломается, Митька откровенно не понимал. То, что тот по мужикам, ясно как пить дать, а он достаточно пригожий — широкоплеч, осанист, девки только вон, увивались. Так что этому нос кривить? Чай, не хуже княжича может быть, глупо отказываться, не попробовав. — Ты — ни на какой козе не подъедешь, — зло произносит юноша, резко оборачиваясь и торопливым шагом уходя прочь. Внимание от пусть вполне симпатичного, но совершенно чуждого мужчины нисколько не утешает и не привлекает, вызывая тревогу. — Ух, шельма, — поморщившись, во многом больше восхищенно, нежели разозлено протягивает Митько, всматриваясь вслед буквально убегающему. Кощей же с сердцем, колотящимся как у испуганного зайца, остаток дня не может удержаться от того, чтобы не оглядеться лишний раз, вдруг рядом окажется неугомонный и нечаянный поклонник. И тот пару дней действительно не подходил — да только вот взгляды издалека кидал. И эти взгляды Кощей старался не замечать, с тревогой порой ловя на себе другие — те самые, желанные в глубине души. Только вот не блестело в карих глазах теплоты, смотрели при случае не то равнодушно, не то тяжело, а скорее просто мимо. Несколько раз Митько то тут, то там пытался выцепить лекаря, завязать разговор то так, то сяк, но юноша юрким ужом всегда ускальзывал прочь. — Иной раз клин клином и вышибают, — пространно бросает Ратко, от внимательного взора которого происходящее тоже не укрылось. И Кощей, обычно спокойно игнорировавший все обтекаемые комментарии лекаря, так или иначе касающиеся его связи (скорее, ее отсутствия) с другими обитателями княжеского двора, не выдерживает. Все слишком долго копилось и в нем, и меж ними. — Может хватит, а?! — взрывается юноша, швыряя плошку, в которой разминал подорожниковый лист, о стол с такой силой, что по осиновому дереву проходится трещина, — Хватит лезть ко мне со всеми этими непрошенными советами!!! — Кощей, в целом всегда говоривший спокойно и тихо, слово за словом повышает тон, — Сватать мне девиц каких-то, советовать, чего вышибать, а чего нет!!! Вы мне никто, мы вообще никто друг другу, так, мешаем мази да ютимся в одной избе, и то только потому, что на то господская воля. Прекратите лезть в мою жизнь! Выпаливает это буквально на одном дыхании, а после, почти задыхается от сдавливающего грудь гнева, что рвется стоящем в горле комом, предательски стремится защипать в глазах. Старец слушает молча, не отвечая и не окликая, когда Кощей выскакивает из избы словно ошпаренный. «Совсем разладилось», — с тоской думает Ратко, устало опускаясь на скамью. Сердце покалывает и, прикрыв глаза, он откидывается затылком на стенку. Юноша же, оказавшись на улице, окидывает пространство мутнеющим взглядом, почти не видя и не слыша того, что происходит вокруг. Добирается до колодца, где набирает полную кадку холодной воды и, поколебавшись несколько мгновений, просто ныряет в нее головой, скрывая немой крик. Но топиться все же не хочется, и вынырнув, он с во многом посвежевшей головой утирает текущие капли воды, отжимает волосы. «Не хочу я никакого Митько», — думает Кощей, опускаясь на землю и опираясь спиной на колодезное кольцо, — «И как отвадить теперь, чего привязался… И с княжичем не хочу ничего, себе дороже», — а в груди все сдавливается, выдавая как далеки доводы рассудка от чаяний сердца, настолько, что в глазах почти щиплет, — «Не смотрит почти даже на меня, не зовет…». Выдохнув, он поднимается на ноги. Отряхивая с одежды стекающие с сырых волос капли воды, юноша натыкается на медовый пряник, который видимо запихнул в карман его штанов ушлый Митько, в очередной попытке ухватить за худощавый бок. Поджав губы, Кощей сжимает в руках это непрошенной подношение, да так, что тот крошится: «Сладости значит…и волосы как у девки…и клинья подбивает тоже как к девице», — внутрь вновь закручивает тугой узел злости, однако отшвырнуть в сторону еду он не может, рука не поднимается. И пусть прошли те дни, когда в живот до пронзающей бессилием боли вгрызались цепкие и безжалостные лапы многомесячного голода, некоторые привычки выжигаются каленым железом навсегда. Кощей грызет пряник — зло, яростно, едва ли чувствуя вкус, ощущая только томящееся внутри раздражение. Выгуляв ногами тоску и злобу, и вернувшись спустя пару часов в избу, находит Ратко уже спящим. «Рано стал засыпать…», — думает юноша, тихим шагом ступая к заваленному травами и склянками столу. Он уже прекрасно успел выучить, куда надо поставить ногу, чтобы половицы не скрипели, нарушая тишину. «Я все время как сам не свой», — Кощей осторожно устраивается за столом, проводя пальцем по той самой плошке, которую расколол в приступе гнева, — «Вот бы были такие травы, чтобы выпил, и прочь все это и из мыслей, и из сердца…». Вздохнув, он опускает голову на уложенные на стол локти. «Интересно, а с кем сейчас Мстислав?.. Или ни с кем…», — размышляет юноша, в последние несколько недель подметивший, что княжич был явно не в духе, и окромя того, Кощей, приходясь по терему с очередными склянками, слышал, как мужчина на достаточно высоком тоне вел беседу не то с отцом, не то с Осипом. Дружину свою княжич тоже на ратных тренировках гонял в хвост и гриву, — «Быть может, прийти к нему самому?.. Да коли погонит, таким дураком буду… А и зачем вообще идти, душу травить?», — кончик длинного пальца тем временем скользит по стеблям и корням, — «А если не погонит…» Едва ли юноша мог считать себя гордым, не то это качество было для его положения, и все ж таки… Примиряться с тем, как легко отверг его полюбовник было тяжело, в равной степени так же тяжело как думать, что отныне так будет всегда. Наутро, столкнувшись глазами с Ратко, что молчаливо принялся шуршать по мелким делам, Кощей испытывает тяжелое, зудящее дискомфортом чувство. Оно и так висело на фоне с того самого обсуждения незавидной судьбы пропавшего холопа, и сейчас явно усилилось. — Мне не следовало… — сглотнув, начинает юноша, смотря в сторону, в темный угол избы, подмечая краем сознания, что тот давно просит веника, — Говорить так. Вы многому меня научили, и я благодарен. Но не стоит… Не надо вам пытаться заботиться обо мне, — рвется с его губ, но само это слово, «забота» словно застревает в горле. — В общем, я сам разберусь, — скомкано бурчит он. — Так же, как с Никодором? — устало произносит Ратко. И почти сразу жалеет, во многом жалеет об этом — нелюдимому, ершистому Кощею явно непросто далось это подобие извинения, и по дрогнувшему лицу юноши лекарь отчетливо видел, как еще одна трещина с неслышным в воздухе, но ощутимым кончиками пальцев звуком прошлась меж ними. Ратко ведь произносил это пытаясь передать предупреждение, подопечный явно же считал лишь жесткий, тонко бьющий укор. «Вот как значит…», — растерянно думает Кощей, молча покидая избу с чувством таким, словно наглотался острого репейника, — «Он, что, думает, что я всякого неугодного косой кошу? Да будь так, жизнь всяко легче бы стала…». И погруженный в свои невеселые размышления, он почти упускает из виду Митько, что стоит меж изб и пристально, выжидательно смотрит на него. Смотрит ведь не просто так — в руках его зажат белокрылый лебедь, что имел неосторожность попасться в руки дружиннику. Кощей краем глаза замечает красный клюв и резко останавливается, в два прыжка оказываясь рядом с мужчиной. — Отпусти птицу, — цедит он сквозь зубы, — Ты ему лапы передавишь сейчас! — Да не собираюсь я ему ничего передавливать, просто держу… — на самом деле, удерживать в руках лебедя было не так просто, как поймать — тот, привыкший к людям, не испугался рук, но крепость объятья дружинника животному явно не пришлась по душе, — Ты когда злишься, у тебя очи сверкают пуще костра, — протягивает мужчина, окидывая Кощея взглядом не лишенным искреннего любования. — Отдай. Моего. Лебедя, — шипит юноша, делая еще несколько шагов к Митько, пытаясь протянуть руки, чтобы забрать животное, но коварный похититель шустро отскакивает в сторону. — А что мне за это будет? — Не подсыплю тебе отравы, — Кощей невольно сжимает ладони в кулаки — Что, не слышал какие обо мне слухи ходят? — Ой, стал бы кто при тереме лекарем держать колдуна, — шире улыбается Митько, — Мне что, делать нечего, дураков слушать? И чем дальше идет этот диалог, тем больше беспомощности ощущает юноша: «Отбирать силой? Так это смешно просто, где я и где мужчина с силой воина в руках… Еще сделаю хуже, он будет на себя тянуть, вдруг крыло снова сломается…». — Что ты хочешь? — в конце концов зло и обессилено произносит Кощей, скрещивая руки на груди. — Поцелуй вполне пойдет, для начала, — выразительно подняв бровь, продолжает улыбаться Митько, наблюдая за тем, как лицо собеседника перекашивает от этого предложения. — А если нет? — Отнесу лебедя на кухню, что ж еще? — смеется мужчина, искренне считающий все происходящие легким, забавным заигрыванием, в котором одному пристало напирать, а другому показательно сопротивляться, набивая цену. «Он просто издевается надо мной», — уже почти с отчаяньем мелькает в голове Кощея, который совершенно не разделяет игривого настроения дружинника. И видимо на юношеском лице появляется слишком измученное выражение, потому что Митько наконец прислушивается к просьбе. — Ладно-ладно, не делай только лицо такое, словно убьешь сейчас али сам помрешь… — улыбается мужчина, опуская птицу на землю. Встрепенувшись, животное ломанулось торопливым шагом прочь, неловко распахивая крылья и взлетая. Кощей его провожает взглядом весьма тревожным — с одной стороны, пусть летит подальше от захапистых рук, а с другой, вдруг так испугался, что больше и не вернется? И бросив короткий взгляд на дружинника, юноша и сам пытается дать деру, но не удается: его цепко и ушло ухватывают за запястье. — Куда, а поцелуй? Кощей, злобно свернув глазами, пытается выдернуть свою руку, но кончается это тем, что мужчина с легкость притягивает его к себе. — Обойдешься, — возмущённо фыркает юноша, пытаясь вырваться из хватки, уперевшись в широкие плечи ладонями, да толку мало, Митько ушло зажимает его меж собой и бревенчатым срубом избы. — О тебе ведь не только как о колдуне слухи ходят, — Кощей цепенеет, ощущая как шею обжигает чужое дыхание, а руки крепко сжимают, — Есть и другие… — мужские ладони крепко обвивают талию, явно не намереваясь отпускать. И Кощей вспыхивает лицом, смущенный и разозленный одновременно, пытается вновь вывернуться. — Отпусти меня, я не хочу! — произносит внезапно севшим голосом, чувствуя как кончик чужого носа зарывается куда-то в шею, шумно вдыхая. По позвоночнику моментально пробегается хлесткая волна холодных мурашек. Кощей пахнет приятно, травами, какими-то отварами и березовой, банной чистотой, что только уменьшает его шансы на то, что мужчина остановится. — Да не сделаю я тебе ничего, просто поцелую, — шепчет Митько, укладывая ладони на лицо юноши и притягивая к себе, упираясь лбом в лоб — Бегаешь от меня все время, словно я зверь какой… — Отпусти, — еще ниже и тише шепчет Кощей. Он пытается дернуть головой, промычать свое несогласие, но бесполезно, губы накрывают поцелуем, не грубым, но весьма напористым, и юноша, уложив ладони поверх чужих рук, лишь силится отстраниться. — Интересно проводишь время, Митько, — раздатется строгий и тяжелый голос со стороны, — У тебя кажется ни оружие не чищенное, ни отроки не обучены сегодня. Кощей резко поворачивает голову, завидев самого княжича, и все внутри моментально леденеет. Еще несколько минут назад ситуация казалась ему хуже некуда, а вот ведь не зря говорят, не дразни богов, они всегда придумают что поинтереснее. Митько быстро от него отстраняется — в прочем, с видом не сильно провинившимся, молча кивает княжичу, и не забыв бросить в сторону лекаря пылкий взор. Взгляд же, которым Мстислав провожает дружинника в спину, а затем переводит на замершего Кощея весьма далек от теплого — и юноша, побледнев, лишь молча склоняется в глубоком поклоне. После этого Митько к Кощею не лез — только смотрел порой издали мрачно и разочарованно, как торговец на ярмарке смотрит на товар, что сверкает на витрине, да не по карману. А буквально спустя пару дней Ратко, поджав губы, роняет фразу, которая Кощея пугает в той же степени, что будоражит. — Княжич тебя к себе вызывает. — А? Что? — переспрашивает погруженный в себя юноша, тоном безучастным, не сразу понимая смысл сказанных слов. — В терем тебе, говорю. Выражение лица Ратко, тяжелое, явно недовольное, Кощей уже почти не видит, слетая с лавки в сторону двери. Он стучит в покои, не получая ответа — видимо, слишком уж поторопился, и Мстислав еще не у себя. Помявшись у двери, юноша рискует зайти — стоять на проходе в княжеской части терема кажется ему более мучительным, чем получить возможный нагоняй за непрошенное вторжение. Находиться в этой широкой и светлой горнице одному, без хозяина весьма странно — и Кощей замирает в нерешительности. Странным кажется и садиться, и он подходит к столу, заваленному картами с множеством пометок. Там же- снова шахматная доска. «Ох, он наверное злится на меня…», — с тревогой думает Кощей, осторожно касаясь кончиком пальца красивого, резного из красного дуба коня, — «А быть может, захотел увидеть?..» — и погрузившись в размышления, он сам не замечает, как переставляет фигуру в другое место — с его точки зрения, самое удачное при этой раскладке. — А говорил, что не умеешь играть, — хмыкает за спиной знакомый голос, пока тяжелые ладони ложатся на плечи. В голове быстрой искрой мелькает возможное объяснение — мол, Ратко научил, да не знал Кощей, играл ли лекарь в шахматы. С большой вероятностью мог, но если нет, он загонит себя совсем в дурацкую ситуацию. — Совсем немного, — тихо отвечает юноша, поворачиваясь лицом к княжичу. — Смотрю, что ты не скучаешь, успеваешь помимо работы и загулять, например с Митько, — протягивает мужчина, сощурив взор, и этот взгляд отчетливо передает его слуге недовольство сложившейся ситуацией. — Не загуливал я с ним, — пожалуй, слишком резко отвечает Кощей, но за тем скрывается не что иное, как судорожное волнение. — Да? А что ж тогда за обжимание меж изб? — выразительно поднимает брови Мстислав. — Он…сам полез, — тихо произносит юноша, ощущая мучительную неловкость от того, что ему приходится сейчас оправдываться в том, чего он избегал всеми возможными силами. «Вы княже, тоже, кажется, обжимались с кем хотели… Но вы же в своем праве», — угрюмо думает Кощей, ощущая как от этих мыслей болезненно колет в груди. И от подозрений в неверности гадко, и от воспоминаний о чужих руках и губах, и от припоминания того, как на самом деле мало места занимала его ничтожная персона в мыслях княжича — особенно покуда было кого другого ласкать. Или покуда другой не стал ласкать его?.. — Знаешь как в народе поговаривают, сучка не захочет - кобель не вскочит? — хмыкает Мстислав, небрежным жестом приподнимая юношеский подбородок кончиком пальцев. Княжичу увиденная сцена совсем не понравилась — кольнула ревностным собственничеством. И так сильно, что в тот момент Мстислав сам подивился нахлынувшему недовольству. Но по бледному как снег лицу юноши тогда было весьма трудно определить, действительно ли он происходящего не желал, или лишь был обескуражен тем, что его застигли врасплох. И эта фраза царапает Кощея особенной болезненностью, уже мутной и трудно различимой — той, что он почти заставил себя забыть, похоронил на самом дне души, убедив себя в том, что не больно, не страшно было, да и вообще, было ли в принципе? — Какая-то лекарская помощь нужна, или другое что? — после непродолжительный паузы этот непозволительно грубый для его положения ответ слетает с губ почти что сам собой — следствие подтачивающего душу ревностного огорчения. — Не очень уж ты почтителен к тому, кто пролил на твою голову столько милости — сощурив глаза, сухо бросает Мстислав, на чьем лице отчетливо умножается недовольство, и Кощей с замираем сердца наблюдает, как карие глаза темнеют, становясь словно холодная бронза. Кощея от этой реплики словно ушатом ледяной воды обдает. И юноше почти сразу хочется самому себя ударить по лицу — наконец он наедине с княжичем, и что делает? Вместо того, чтобы улыбнуться, извиниться, загладить свою вину, использовать этот момент, вернуть утраченное расположение, приластиться, он не может сдержать горючую обиду, что колющим цветком прорастает в груди. Есть в этом и капля злости, от того, что клялся себе отринуть все это, сжать и вырвать из сердца, не сметь чаять лишнего и обманываться, но насколько же бесплодно это сражение: острым клинком с отравленным лезвием входит в сердце надежда теплящихся чувств. — П…простите, — побледнев лицом и порывисто выдохнув, он подается вперед, отчаянным жестом ухватывая мужчину за запястье. Все в этот миг ему кажется в себе стыдным и нелепым, некрасивым и неловким — как он мог посметь для себя жадности любви, неистовство в ревности, с чего взял, что имеет право? Где он и где княжич? Кощей чувствует себя виноватым, ужасно виноватым буквально во всем, изнутри захлестывает горечь за то, что дал утопнуть Никодору, и за то, что едва ли испытал должного сожаления, и стыд за то, что приглянулся Митько. «Я… я сам ведь наверняка виноват, быть может, изменилось во мне что-то, отчего не люб ему больше», — с горечью мелькает в юношеской голове, — «Смею дерзить, предавать доверие, он же столько для меня сделал, а я…я… Разве такой, как я вообще достоин быть подле него?..» — Простите, княже, — еще тишине произносит Кощей, размыкая пальцы на запястье и опуская очи долу. Но его руку перехватывают, резко притягивая к себе. Вздрогнув, юноша поднимает глаза на Мстислава. — Говоришь, не путался с Митько? — протягивает княжич тоном все еще во многом сомневающимся. И мужчина словно впервые после продолжительной разлуки разглядывает своего галчонка по-настоящему — вытянувшегося ростом, возмужавшего, но едва ли огрубевшего лицом. И даже горбатый нос не столь сильно портил картину: тонкие черты, обрамленные антрацитовыми волосами, влажно блестящие лиловые глаза — что драгоценный аметист, затерявшийся в неприглядной и серой горной породе. «А ведь он выделяется внешностью, ни на кого не похожий здесь», — думает княжич, сощуривая взор, — «Неудивительно, что тянут руки». Почти угасло его влечение к юноше, запылилось, замылилось долгим походом, вытеснилось иными телами, почти случайными и нет. А все ж таки не исчезло до конца, разгоралось вновь, разожжённое ревнивым собственничеством. Не то что больно нужен был галчонок, да в чужие руки отдавать не хотелось. Кощей в ответ машет головой из стороны в сторону, словно загипнотизированный карим взором. Ноги ватные, пальцы холодеют, а в груди горячо. Слишком близко он к тому, о ком так долго вспоминал долгими ночами, да только вот чем закончится эта близость? И не лучше ли не усугублять ее дальше, лишая себя последних крох покоя? — И что, не кажется он тебе пригожим? — усмехается мужчина, подхватывая подбородок слуги. В ответ же Кощей, коротко выдохнув и прикрыв глаза, неожиданно для Мстислава касается его уст поцелуем. Да и для себя тоже неожиданно — не выдержав копившихся в сердце чувств, что прогрызают изнутри, отбирая ранее почти не покидающей его отстранённости. И все мысли, убеждения себя в том, что лучше держаться ему подальше от княжича, растворяются словно капля прозрачной воды в кубке терпкого, тяжелого вина. Только пригубишь его и все, глотка достаточно, чтобы упасть в омут, отравившись этой сладостью без всякого шанса на противоядие. «Не побоялся ведь», — мелькает тем временем в голове княжича, — «Чудной…». Причудливым образом дерзость и робость чередуются в этом юноше, порождая сложносплетённый узор из почтения и бунта, скованности и пылкости, покорности и дикого, порожденного чувствами, своеволия. Нет в Кощее чрезмерной, показушной угодливости, что сперва приятна, а потом становится раздражающе приторна, в отличие от того же Никодора, чье исчезновение княжич едва ли заметил - так, поднял рыжую бровь мол, скверно, что холопы пропадают невесть куда. С тонких же, подрагивающих уст, решившихся за дерзкими словами на отчаянный поцелуй, стекает лишь горько-сладкая искренность. Да, такого все же хочется оставить себе. — Он — нет, — шепчет юноша, отрываясь от господских губ, чувствуя, словно соскользнул сейчас по лезвию ножа, опасно рискуя порезаться если не на смерть, то в кровь. В замершей в воздухе паузе Кощей пытается разгадать, вызвал его поступок злость, гнев, пробудил ли желание, или самое страшное — не отозвался никак. Руки мужские не легли на бедра, талию, не прижали к себе, княжич лишь пристально вглядывался в его лицо. «Все это…такое мимолетное, оказывается», — думает юноша, вздрагивая в неловкой улыбке, ощущая как где-то внутри словно пробивает маленькую дырку, что сразу леденеет по краям, впуская внутрь завывающий холодный ветер. Кощей с лицом ровным, не выдающим падения души в бездну отчаяния, отстраняется от мужчины, и поклонившись разворачивается чтобы покинуть покои, в которых в ту минуту ощущает свое присутствие неуместным и лишним. — Разве я разрешал тебе уйти? — хрипло и низко произносит Мстислав, когда Кощею остался последний шаг до ручки двери. Обернувшись на княжича, он наконец находит в карих глазах отблеск того, что уже почтил утраченным.