Гиена

Цок, цок, цок. Цокот каблуков эхом доносился по безлюдной ночной улице, отражаясь от бетонных многоэтажных зданий и тем самым делая спящий город ещё более мрачным и антиутопичным. С севера подул прохладный ветерок, который тут же заставляет Рейха чуть вздрогнуть и сильнее укутаться в кожаный плащ, чувствуя, как по телу пробежала волна мурашек. Засиделся он, однако. Эта ночь была просто прекрасна. Чёрное, идеально чистое, звёздное небо, которое не было испачкано ни единой тучей. Крупные и мелкие зёрна сияющих звёзд осыпали это тёмное полотно, вырисовывая на нём различные штрихи и узоры, а огромная белая луна просто идеально дополняла всю эту картину. Немцу даже захотелось пройтись пешком, чтобы полностью насладиться всей этой красотой и ничего не упустить. Достав из кармана пачку папирос, Третий, уже собравшись закурить, вдруг останавливается и устремляет задумчивый взгляд на белую папиросу, что так соблазнительно выглядывала из упаковки. Сжав губы и прикрыв глаза, он выбрасывает пачку в ближайшую урну, а после, поправив воротник на своём плаще, направляется домой. Он окончательно всё думал и принял, как ему показалось, верное решение. Что ж, осталось лишь воплотить план в действие.

***

Весь день Россия провёл в лёгком ступоре, не понимая, что вообще делать в подобной ситуации. Он ни на кого не обращал внимания и просто блуждал по особняку, полностью погрузившись в свои мысли. Знакомые омеги приветливо улыбались ему, но он даже не смотрел в их сторону, продолжая прокручивать в мыслях сегодняшнюю ситуацию. Нежная улыбка немца, его опьянённый взгляд, сексуальное тело, а этот соблазнительный танец, всё это вновь и вновь всплывало в его памяти и русский просто не мог сосредоточиться ни на чем другом. Если честно, то он с огромным нетерпением ждал возвращения омеги, помня его обещание продолжить начатое, и Росс был не против. Он откровенно хотел Третьего. Хотел вновь ощутить жар от его губ, увидеть его тело, прикоснуться к нему и прижаться как можно ближе, а после полностью раствориться в нём, ощутить его внутренние тепло, его влагу. Вот послышался скрип калитки с улицы. Его сердце пропускает удар, а внизу живота всё сворачивает в узел от томящего чувства. Вот уже доносятся уверенные шаги, что с каждой секундой приближались к крыльцу особняка. Росс пытался разглядеть вошедшего через окно сквозь непроходимую темноту, однако все его попытки оказываются безрезультатными. Но он был полностью уверен в том, что это омега, которую он так долго ждал сегодня. Внутри него бурлили эмоции. Организм подсказывает, что он не ошибся. Он почувствовал его ещё до того, как Рейх вошёл в дом. Кажется... Кажется, он установил с ним ментальную связь, которая существует между альфой и его омегой, благодаря чему альфы способны распознать свою омежку среди сотни других. Услышав звук открывающейся двери, Росс резко оборачивается назад и уже собирается соскочить со своего места и направиться в прихожую, чтобы встретить Третьего, но тут же останавливает себя. Нет, он дождётся его здесь. Выдохнув, он вновь устремляет взор на окно за которым была лишь чёрная пелена, что полностью накрыла собой территории немца и лишь белая луна хоть как-то освещала округу. Он слышит, как нацист направляется в сторону кухни, чувствует его пьянящий запах, чувствует лёгкие шаги. Русский тут же рисует в мыслях фигуру и походку немца, представляет, как тот качает бёдрами пока неторопливо направляется к нему. Его фантазия начинает заходить чуть дальше и вот в его голове уже рисуется картина того, как Рейх неторопливо расстёгивает пуговицы на своей рубашке, постепенно обнажая грудь и животик. Лицо немца чуть красноватое, а дыхание сбивчивое. Секунда, и вот Рейх стоит перед ним в одних лишь брюках, одной рукой прикрывая обнажённую грудь, пока верхняя одежда лежит возле его ног. — Чем занимаешься? — голос немца тут же выводит республику из пошлых мыслей, заставив того вернуться в реальность. Обернувшись и столкнувшись взглядом с Рейхом, славянин слабо улыбается ему, на что получает дружелюбный кивок головой. — Тебя ждал, — отвечает Россия, сползая с подоконника. Встав на пол, он делает один неуверенный шаг вперёд, но сразу же останавливается и бросает на немца вопросительный взор, при этом поджимая руки ближе к груди. — Пошли ко мне, — шепчет Рейх, кивнув головой в сторону лестницы, — Если не боишься, — ухмыльнувшись и повернувшись к нему спиной, ариец, слегка качнув бедром, начинает неспеша идти вперёд, грациозно переставляя ногу за ногу. Остановившись возле первой ступеньки он поворачивается к русскому, который продолжал стоять на месте, однако увидев, что омега ждёт его, он тут же сдвигается со своего места и направляется вслед за ним. Поднявшись на второй этаж, Третий всё так же не спеша подходит к своей комнате и встаёт напротив двери. Положив руку на ручку и ещё раз посмотрев на русского, он слабо надавливает на неё и тянет вниз. Щелчок. Дверь со скрипом подаётся. Махнув рукой в темноту, немец любезно пропускает Росса вперёд, а сам следует за ним позади и попутно закрывает дверь на замок. Нащупав рукой выключатель, омега тут же нажимает на него и заполняет помещение ярким светом. Встав посреди комнаты, Россия вновь начинает её рассматривать, чтобы хоть как-то себя успокоить в этой ситуации, при этом подмечая более новые детали интерьера, которые он раньше не замечал. Вот, например, на тумбочке рядом с зеркалом стояло несколько баночек с какими-то кремами, и они явно были использованы. Выходит, что нацист заботится о своей внешности и ухаживает за собой. А вот на небольшом кофейном столике он замечает статуэтку змеи, которая была сделана очень реалистично, и если бы не красные камни вместо глаз, то могло бы показаться, что на тебя готовится наброситься вот такое вот хладнокровное существо, которое уже успело раскрыть свой рот с двумя длинным зубами. Рядом со статуэткой стоял поднос с тремя красными яблоками. Славянин давно заметил любовь немца к этим фруктам. Не удивительно, что они были даже в его спальне. Заметив отстранённое поведение со стороны России, Третий решает немного подтолкнуть его и помочь с принятием дальнейших действий. Подойдя к нему вплотную, он опускается свою ладонь ему на бок и прижимает ближе к себе. Он чувствует напряжение в чужом теле, чувствует, что тот возбуждён и ему это нравится. Немец аккуратно поворачивает парня к себе лицом, а после слегка прикасается своими губами к его губам, тяжело дыша, обжигая кожу на его лице своим дыханием. — Ты мне нравишься, — шепчет Рейх, не сводя своих глаз с голубых очей русского. Он видит, как его белые щеки постепенно приобретают красноватый оттенок, а сам парнишка начинает блуждать взглядом из угла в угол, изредка останавливаясь на нём самом, — Очень нравишься, — наклонившись, он вновь накрывает его губы своими. Целует требовательно и нежно одновременно. Отстранившись от республики, Третий подходит к столику и берёт с подноса одно яблоко, которое тут же подносит к своему рту и откусывает от него кусочек. Одна, две, и вот он преподносит его к устам славянина, предлагая тоже откусить. Россия поначалу отказывается от угощения, но быстро сдаётся под напором немца и тоже кусает красный плод, кисло-сладкий сок которого тут же брызгает ему в рот, от чего его слюна начинает выделяться более активно. Отложив откусанный фрукт в сторону, Рейх вновь прижимается к альфе всем своим телом и вовлекает в новый поцелуй с языком. Дойдя до кровати, немец делает шаг назад и падает на мягкую постель роняя советскую республику вслед за собой. Секунда, Россия открывает глаза и тут же со смущением обнаруживает себя лежащим на омеге. Он пытается подняться, но мужчина ловко пресекает любое движение, обхватив ногами его таз и прижав ближе к своему паху. — Не бойся, — приподняв руку и прислонив её к лицу русского, он нежно проводит ей по его щеке и при этом не сводя с него своего нежного взгляда, — Поцелуй меня, — шепчет немец, свободной рукой отодвигая воротник рубашки, открывая доступ к шее. Россия не спеша опускается к открытой ключице немца и невесомо проводит по ней губами, на что омега лишь издаёт тихий стон и выгибается в спине, схватившись руками за чужие плечи. Устроившись между ног арийца более удобно, альфа начинает уверенно покрывать поцелуями мягкую кожу, которая с каждым разом начинала источать более сладкий и соблазнительный запах, который просто не мог проскользнуть мимо чувствительного носа альфы. Издав утробный рык, Росс проводит языком по горячей шее, поднимаясь всё выше по подбородку, пока не останавливается возле соблазнительных губ немца, которые он тут же жадно накрывает своими. Остатки стыда окончательно улетучились, стоило славянину услышать сладкие стоны с уст желанной омеги. И вот он уже более уверенно блуждает руками по его бокам, опускаясь ниже к соблазнительной части тела. Его организм полностью пропитался омежьими феромонами. Вся одежда пропахла немцем, а на кончике языка республики до сих пор держался его вкус. Он чувствовал, что скоро у Рейха начнётся течка, и это лишь сильнее подталкивало его к действиям, ведь русский настолько привязался к нему, что его тело было готово впасть в гон, как только почувствует первые признаки течки у нациста. Именно так происходит спаривание в природе между альфой и омегой. Альфа находит свою омегу и подстраивает свой организм под её течку, чтобы в будущем предаться животной похоти. — Подожди, малыш, — произносит Третий, пытаясь отстранить от себя возбуждённого русского и параллельно отдышаться, — Мне нужно подготовиться, — скинув с себя парнишку, нацист блаженного выдыхает и проводит рукой по своим влажным волосам, — Прежде чем продолжить, я хотел бы снять с себя всё лишнее и заодно принять душ после долгого дня. Подожди меня здесь, — повернувшись лицом к русскому, он слабо улыбается, положив руки себе на грудь, — Только если хочешь продолжения. Ты ведь хочешь? Россия лишь прикрывает глаза и тем самым даёт положительный ответ. Его сердце сейчас колотилось с такой бешеной силой, от чего ему казалось, что оно вот-вот выскочит из грудной клетки при этом разломав все рёбра. Но это лишь небольшая проблема. Тесная ткань брюк сдавливала его член, от чего он неприятно ныл и побаливал. — Тогда подожди меня минут пятнадцать... ... Открыв тюбик с кремом и нанеся содержимое себе на запястье, Третий начинает понемногу набирать белую эмульсию себе на пальцы, а после наносить себе на лицо и с особой тщательностью растирая её вокруг глаз и по всей поверхности шеи. Пусть он и скрывал свою омежью сущность, но за своей внешностью немец следил очень внимательно, особенно обращая внимание на возрастные морщины, которые становились всё более заметными с каждым годом. Проведя пальцами по правому виску, он ненадолго останавливается и устремляет взор на своё отражение в зеркале. Аккуратно задев кончик уха и отодвинув его вниз, он бросает взгляд на несколько шрамов, которые были всё так же заметны даже спустя столько лет. В памяти тут же всплывает один из моментов, связанный с его няньками, на чьём попечении он был чуть ли не с шести лет. Отец не мог в одиночку заниматься его воспитанием, да и не положено это монарху, поэтому Германская Империя спихнул маленько сына на двух придворных дам, которые согласились быть и воспитателями, и няньками для юной империи. Они хотели вырастить из него достойную, послушную и покорную омегу, которую не стыдно будет и замуж выдать за какую-нибудь достойную страну, чтобы их союзом сделать германские земли ещё более величественными. За любой проступок со стороны Рейха следовало наказание в виде ударов розгами по рукам или иным мягким частям тела. За более сильное ослушание его могли запереть в чулане вместе с тремя собаками, которые должны были сторожить выход и то, чтобы Третий не сбежал. Они были на цепи и сидели возле двери, но длина привязи была настолько велика, что лишь каких-то полметра отделяли парня от острых клыков озверевших псин. И вот в очередной раз, когда Рейха вновь заперли в чулане, в его жизни произошёл один из переломных моментов, который породил темноту в его душе где уже во всю формировался настоящий монстр. Отец был в отъезде и ближайшую неделю его можно было не ждать. Юный немец чувствовал себя не очень хорошо в тот день, голова безумно кружилась и болела, а живот сильно крутило, от чего он просто не мог сосредоточиться на том, что ему вообще говорили. Он не говорил о своём самочувствии, ведь говорить о том, что тебе плохо это дурной тон по отношению к окружающим и признак слабости, ибо высшие особы должны перетерпеть день и уже под вечер, когда все разойдутся, обратиться к доктору. Сонливость и невнимательность со стороны Рейха не смогли ускользнуть от внимательных глаз его нянек, которые, будучи приверженцами жёстких взглядов, решили дать ему возможность отдохнуть, но отнюдь не в своей комнате и мягкой постели. Прижавшись к стене и положив голову на колени, немец пытается хоть немного расслабиться, не обращая внимания на злобный рык, который был совсем рядом от его лица. Голова продолжала болеть, а глаза слипаться, и поэтому ему не было никакого дела до этих блохастых. Да и небольшого участка было вполне достаточно, чтобы немного расслабиться и не беспокоиться о том, что острые клыки оторвут от тебя кусочек. И почему отец вообще позволил слугам держать своих животных во дворце? Он чувствует, как его глаза начинают постепенно закрываться, а мозг отключаться. Он чувствует, как его тело скользит по шершавой стене, пока вовсе не приземляется на прохладный пол, где он может наконец-то отдохнуть. Рейх слышит рядом с собой скулёж и скрежет от когтей, но благо он лежит на достаточном расстоянии. Чувствует, как с каждым последующим лаем, на его лицо попадает всё больше и больше мерзких и вязких капель собачьей слюны. Ничего, стоит лишь сильнее зажмуриться и постараться уснуть. Пусть он и любит собак безумно, но эти блохастые ему изрядно поднадоели. Вдруг... Его ухо и кожу вокруг него резко пронзает острая боль, которая с каждой секундой нарастает всё больше и больше. Закричав от боли и неожиданности, парень дёргается в сторону и очень вовремя убирает повреждённый участок от вновь сомкнувшихся челюстей. Дотронувшись рукой до своего уха, которое буквально горело адским пламенем и безумно щипало, он чувствует, как его пальцы прикасаются к чему-то тёплому и влажному. Взглянув на свою ладонь, Рейх с ужасом обнаруживает, что вся она перепачкана кровью. Он чувствует, как вязкие капли стекают по его щеке и шее, оставляя за собой красные полосы. Подняв перепуганный взгляд и устремив его на белую морды этой чёртовой псины, он замечает кровавые следы на белоснежной шерсти вокруг слюнявой оскаленной пасти... Третий очень не любил оставаться перед кем либо в долгу, поэтому не стоит говорить о том, что он с большим удовольствием вернул такой большой должок. Положив тюбик с кремом на тумбочку, немец, прикрыв глаза, слабо улыбается своим мыслям, вспоминая о том, с каким удовольствием он, проезжая мимо стареньких и чуть покосившихся домов, рассматривал двух старых омег, лица которых украшали уродливые шрамы нанесённые собачьими клыками. Бросив взгляд на стеклянную баночку тёмно-коричневого цвета, что стояла на полочке прямо напротив него, Рейх тут же берёт её в руку и начинает разглядывать со всех сторон, успев подметить, что в ней ровно двадцать белых таблеток. Ровно двадцать штук было вчера, ровно двадцать штук было и две недели назад. Немец чувствует, как его организм постепенно готовится к очередному эструсу. Чувствует, как внизу живота уже несколько дней неприятно покалывает, предупреждая его о том, что ему стоит подготовиться и найти себе альфу, который будет "помогать" физически. У него ещё есть шанс избежать этого, нужно лишь выпить таблетку, которая подавит выброс гормонов и тем самым отсрочит наступление течки. Рейх отлично помнил о том, что каждый последующий период эструса будет смертельно опасным для него. Одна таблетка сегодня, одна завтра и он сможет предотвратить этот процесс. Вздох. Открыв баночку, Третий ещё раз смотрит на своё отражение, а после медленно переворачивает сосуд, наблюдая за тем, как белые таблетки, одна за другой, быстро скатываются по твёрдой поверхности раковины, устремляясь прямиком в слив. Ему не хотелось казаться трусом, которые бегает от судьбы. Он всё уже давно для себя решил. Накинув на свои обнажённые плечи шёлковый халат цвета тёмного шоколада и обвязав его вокруг своей талии тонким пояском, Третий, взяв в руки свою деревянную расчёску, начинает бережливо расчёсывать ей свои влажные волосы, стараясь зачесать их назад. Что ж, сегодня он планировал просто немного пошалить с русским, позволить тому прикоснуться к его телу, попробовать его на вкус, ощутить тепло горячей кожи, почувствовать новые для себя ощущения. Покрутив головой в разные стороны и убедившись в том, что его волосы в идеальном состоянии, Третий начинает быстро проводить пальцами по деревянным зубчикам своей расчёски, очищая их от своих волос. Обнаружив на своих пальцах пару белых волосков, немец сначала их внимательно рассматривает, а после подносит к своему носу. От запаха русского практически ничего не осталось. Эти два волоска уже успели впитать в себя аромат самого Рейха и душистого шампуня, которым он моет голову. Что ж, осталось сделать последний штрих. Положив расчёску на место и достав из тумбочки тюбик с ещё одним кремом, Третий, выдавив совсем немного содержимого себе на запястье, тут же начинает растирать его по своим рукам. От холода руки безумно мёрзнут, от чего кожа на них начинает болеть и шелушится. Крема очень спасают его в такие моменты. Ему хотелось видеть свои руки мягкими и нежными, а не грубыми и сухими. Осмотрев себя со всех сторон ещё раз в зеркальном отражении, Рейх довольно улыбается и поворачивается к двери, собираясь покинуть ванную комнату. Положив руку на холодную дверную ручку, он останавливается в лёгкой неуверенности, ещё не до конца определившись с тем, правильно ли он сейчас поступает. Покрутив головой и отогнав от себя подобные мысли, немец наконец-то покидает комнату и направляется прямо по коридору, где его с нетерпением дожидался русский. Проведя руками по своим бёдрам и поправив шёлковую ткань халата, омега начинает медленно скользить пальцами вверх, пока не останавливается на узелке пояска и слегка ослабляет его, не боясь того, что в этот момент кто-то из его слуг выйдет из своей комнаты и увидит его. В его особняке действует строгий режим и все рабочие в это время должны уже спать. Все, кроме России. Сегодня он будет спать с ним. Открыв дверь и пройдя в комнату, Рейх тут же предусмотрительно закрывает её на щеколду, чтобы никто не посмел их потревожить. Росс, что всё это время смирно сидел на диване в ожидании неизведанного тут же подскакивает со своего места и встаёт на ноги, обратив всё своё внимание на немца. Он держится ровно и спокойной, но внутри него сейчас происходило настоящее безумство. Мельком осмотрев омегу с ног до головы, русский сразу же отводит смущённый взгляд в сторону. — «Действительно избавился от всего лишнего,» — мысленно произносит он, затаив дыхание. Господи, как же сильно билось его сердце в тот момент. Но не это самое страшное. Его щёки моментально наливаются густой краской, стоит ему почувствовать приятное напряжение внизу живота. Так хочется ещё раз взглянуть на Рейха и изучить его тело более подробно, но так откровенно пялиться на него тоже не хотелось. Третий понимает, что сейчас ему бессмысленно ожидать серьёзных действий со стороны русского. Тот пока точно не понимает, как ему вести себя в подобной ситуации, да и к тому-же он всё ещё боится его. Что ж, сегодня ему вновь придётся брать всё в свои руки. Но он надеялся на то, что в следующий раз Росс будет проявлять себя более активно по отношению к нему. Качнув бедром, немец делает кокетливый шаг вперёд. Он не сводит с него игривого и одновременно пристального взгляда. Его тёмно-синие глаза сейчас сияют словно драгоценные камни. Снова качок бедром и новый шаг. Пройдя мимо альфы и при этом не забыв выпустить свои феромоны, запах которых словно шлейф проследовал за ним, он подходит к своему рабочему столу, и, грациозно повернувшись лицом к России, садится на него, рукой скидывая листы бумаг. Завтра он будет разбирать весь этот беспорядок за собой, но сейчас ему хотелось думать совершенно о другом. — Иди ко мне, — шепчет он, поманив русского указательным пальцем, — Ко мне, мой сладкий, — слегка выгнувшись назад и облокотившись на руки, Рейх игриво раздвигает свои ноги в сторону. Он неторопливо проводит языком по своим губам, не сводя с России своих глаз. Россия хочет сделать шаг, но его тело будто не слушается его. Он даже руками пошевелить не может. В нос ударяет сладковатый и столь желанный запах, от чего его разум отключается ещё больше. Забавно, но не так давно он сам говорил о том, что никогда не будет жить инстинктами, а сейчас, стоит ему почувствовать этот опьяняющий коктейль из феромонов, буквально теряет голову. Как же он хочет Рейха. Хочет его всего. Хочет его тело и запах. Чёрт, но ведь раньше такого с ним не было. Почему он так теряется перед немцем? Почему не может сопротивляться своему животному желанию рядом с ним? Пересилив себя, Россия всё же делает один шаг вперёд, но его тут же останавливает сам немец. — Не так, малыш, — Рейх проводит ладонью по своему бедру и тут же прикусывает нижнюю губу, издав тихий стон, — Ползи ко мне на коленях. Ползи ко мне, — он продолжает ввести рукой в сторону ягодицы, пальцами зацепив край халата и задрав его ещё выше. Раньше бы Росс сразу воспротивился этому и без каких либо раздумий послал бы немца, не боясь последующего наказания. Ни за что он не стал бы ползать перед ним на коленях. Но теперь... Советская республика медленно опускается на колени, не сводя с немца вожделенного взгляда. Гордость и стыд куда-то исчезли. Сейчас ему хотелось беспрекословно подчиняться нацисту. Получив одобрительный кивок, славянин начинает неторопливо ползти к желанной омежке. Было неудобно передвигаться в столь неудобной позе, но щемящее чувство в груди продолжало вести его. Казалось, что будь он ослеплённым, ему бы всё равно удалось найти свою заветную цель в лице Рейха по его запаху и сердцебиению, которые он теперь бы узнал из тысячи. Оказавшись прямо у ног нациста, славянин предпринимает попытку подняться и наконец-то получить свою награду в виде поцелуя, но Третий ловко останавливает его, опустив на его плечо свою ногу. Россия покорно останавливается, подняв на него свои голубые очи в ожидании дальнейших указаний. — Послушный мальчик, — голос немца теперь казался для него слаще любой сладости, которые он успел вкусить за всю свою жизнь, — Приласкай меня, — еле слышно произносит Третий, проведя ступнёй по щеке парня, — Хочу ощутить твои губки, — прикрыв глаза от блаженства, Россия начинает медленно тереться щекой об ногу немца, вдыхая запах его кожи. Он тут же вспоминает о том, как впервые почувствовал настоящий запах арийца. Тогда Третий тоже поставил на него свою ногу, заставив протереть ему ботинки. Боже, тогда Россу было настолько отвратительно от всех этих действий, а сейчас он добровольно тёрся об его ступни словно ласковый кот, — Приласкай ротиком, — игривым голосом приказывает омега, опустив свою ступню на лицо славянина и при этом наклонив голову в бок. Несмотря на то, что нацист постоянно ходил в военных ботинках, его пятка была невероятно мягкой и нежной. Даже от его ног исходил сладкий омежий запах пусть и смешанный с ароматом мыла. Рейх думал, что Россия не сможет вытворить ничего подобного. Что ж, он очень ошибся. Бросив на арийца хищный взгляд, советская республика хватает его за голень и притягивает ближе к своим губам. Секунда, и его слегка пересохшие губы аккуратно прикасаются к ступне. Две, и вот он проводит по ней своим горячим языком, начиная от самой пятки, постепенно поднимаясь выше к большому пальцу. Сделав круговое движение кончиком языка вокруг пальца, Россия медленно засовывает его в свой рот, продолжая ласкать его язычком уже в своём ротике. Запрокинув голову назад, Рейх начинает тихо постанывать от удовольствия, при этом продолжая оглаживать себя через шёлковую ткань, которую так хотелось сорвать с себя. — Поцелуй меня, мой сладкий. Мхм, поцелуй. Оторвавшись от пальцев немца, Россия бросает на него слегка непонимающий взгляд, но стоит ему лишь увидеть его лицо, как он тут же понимает, где именно ему стоит целовать. Славянин опускает свои губы сначала на щиколотку, постепенно поднимаясь всё выше к колену. Он не пропускает ни единого миллиметра, нежно сминая губами мягкую кожу и вбирая её в рот. Русский никогда подобного не делал, но он чувствовал, что это правильные действия. Стоит ему добраться до колена, как республика тут же останавливается в лёгком сомнении. — Выше. Продолжай, малыш, — заметив , что Россия замешкался, немец решает помочь ему и легонько подталкивает его к дальнейшим действиям. Как же его всё это заводит. Стоит ему почувствовать влажные губы альфы на внутренней стороне бедра, как внутри всё тут же спирает от желания, — Под халатом у меня ничего нет. Попробуй меня там. Русский широко распахивает глаза, стоит ему услышать подобное с уст арийца. Он на миг замирает всем телом, пока сердце в его груди пропускает несколько долгих ударов. Сделав глубокий вдох, Россия начинает медленно вести носом по бедру Третьего, постепенно приближаясь к его горячему месту. Там запах был ещё более сильным и опьяняющим. Он чувствовал, насколько там жарко. Уткнувшись лицом в пах немца, республика неуверенно проводит руками по его ляжкам, поднимая вверх тёмный халат и тем самым обнажая его бёдра. Внизу живота всё невыносимо ныло от безумного желания. Так хотелось ощутить влажный жар всем своим телом. — Поднимайся, малыш, — Рейх буквально соскальзывает со стола и встаёт на ноги, заставив Росса слегка подвинуться назад. Хотя сейчас он явно был бы не против того, чтобы тот сел прямо на него. Поднявшись с пола, Россия тут же подходит к немцу и заключает в свои крепкие объятия, от чего тот слегка ударяется спиной об край стола, но терпит. Схватив двумя пальцами за подбородок русского, Третий сразу вовлекает его в мокрый и страстный поцелуй, проникая своим язычком в его рот. Закрыв глаза от удовольствия, славянин тут же начинает отвечать на поцелуй, касаясь своим языком языка немца, а также водя им по его пухлым губам, параллельно сминая их своими. Комната тут же наполняется чмокающими звуками и тяжёлыми вздохами, которые постепенно перерастали в тихие постанывания. — Хочешь меня? — спрашивает Рейх, разрывая сладкий поцелуй. Тяжело дыша, Россия открывает глаза и устремляет их на немца. Его ротик всё ещё был слегка приоткрытым, и омега мог хорошо наблюдать за тем, как тонкие ниточки их слюны медленно разрываются на его губах. Он ничего не отвечает, а лишь кивает головой. — Скажи, что ты мой, Россия. Скажи, что мой. — Я твой, Рейх, — его мозг сейчас думал совершенно о другом, поэтому он даже не придал особого значения этим словам. В каком смысле «скажи, что мой»? Он и так сейчас находится в полном подчинении Рейха. Проведя руками по бокам русского, Третий слегка прижимает его, а после начинает медленно подталкивать назад, ведя прямиком до своей кровати. Забыл выключить настольную лампу, но ему сейчас не до этого. Бросив Россию прямиком на мягкий матрас, он тут же забирается на кровать вслед за ним и садится сверху на его бёдра. — Я чувствую, как сильно ты меня хочешь, — облизнув свои губы, Рейх начинает тереться промежностью об возбуждённый орган республики, не сводя с него заинтересованного и одновременно хищного взгляда. Ему так интересно наблюдать за реакцией и эмоциями альфы. Прикусив зубами нижнюю губу, Россия лишь запрокидывает голову и сжимает пальцами мягкий плед. Его член ноет от пульсирующей и одновременно приятной боли. — Позволишь мне раздеть тебя? — наклонившись ближе к лицу славянина, выдыхает Рейх, а после приближается ещё ближе к его губам, но не целует, дожидаясь ответа. — Да, — тихо шепчет Россия. Его дыхание спёртое и прерывистое. — Ты такой милашка, — опустив руки на его грудь, нацист медленно проводит пальцем по его шее, легонько обводя кадык, а после опускается всё ниже, ногтем задевая пуговки на воротнике рубашки, — Один, — он ловко расстёгивает первую пуговицу, — Два, — и вот вторая пуговка сдаётся под его пальцами, — У нас впереди так много времени. Полностью расстегнув белую рубашку, Рейх берёт Россию за руку и аккуратно поднимает его, чтобы он принял сидячее положение. Продолжая сидеть на его коленях с широко расставленными ногами, омега нежно прикасаться губами к шее русского, параллельно водя руками по его спине, постепенно стягивая с плеч лёгкую ткань, которая приятной лёгкостью соскальзывает вниз. Тело славянина тут же покрывается мурашками от резкой смены температуры, а соски в кругу ареол становятся более заметными. Третий решает немного подразнить его, поэтому тут же опускается к его груди и проводит языком по затвердевшим соскам, а после жадно целует, лаская губками и изредка покусывая и оттягивая зубами. Росс слабо выдыхает и закрывает глаза. Он на миг забывается и по-хозяйски кладёт свою ладонь на макушку немца, дабы прижать его голову ближе к своей груди. На это омега лишь довольно хмыкает, продолжая играть с его сосками, мучая своими зубками сначала один, а потом и второй. Наигравшись, он вновь кладёт республику на диван, продолжая покрывать горячими и влажными поцелуями его грудь, постепенно опускаясь вниз. Уткнувшись носом в мягкий животик, Рейх делает глубокий вдох, наполняя свои лёгкие ароматом альфы. Он чувствует, как внутри всё ещё сильнее сжимается от безумного желания, а его нежная дырочка начинает ещё более обильно выделять смазку, которая незамедлительно стекает по его и без того мокрым ляжкам. Проведя языком вокруг пупка, ариец опускается ещё ниже, оставляя после тебя мокрую дорожку. Стоит ему наткнуться на плотную ткань брюк, как он тут же становится более резким. Незамедлительно расстегнув слабый ремешок и отшвырнув его в сторону, Рейх тут же поступает к ширинке, пытаясь трясущимися руками схватить маленькую собачку замка. Секунда, две, и вот такие препятствие как молния на брюках тоже остаётся позади. Просунув пальцы под плотную ткань штанов и нижнего белья, Третий одним ловким движением рук резко стягивает его вниз до самых коленей. Проведя глазами по полуобнажённому телу русского, Третий останавливает свой взор на налитом кровью члене альфы и не стесняясь, начинает откровенно рассматривать его. Розовая головка уже вовсю выделяла прозрачную смазку, которая большими каплями стекала вниз по пульсирующему стволу. Немец так же подметил то, что на члене виднелись довольно большие вены. Ему безумно нравились пенисы с выступающими венами, нравилось то, как хорошо они ощущаются в его заднице в отличии от гладких стволов. Что ж, член русского уже произвёл на него визуальное впечатление, теперь осталось опробовать его в действии. Вновь нависнув над Россией, Рейх целует его в губы, параллельно надрачивая его возбуждённый орган. Разорвав поцелуй, омега выпрямляется в спине и, прикусив губу, начинает постепенно насаживаться на горячую и влажную головку, помогая себе рукой. Стоит ему лишь слегка надавить членом республики на свою дырочку, как из неё снова вытекает настоящий водопад смазки. Как же он соскучился по пенису альфы. Затаив дыхание, он начинает медленно опускать свои бёдра и всё глубже и глубже насаживаться на твёрдый ствол. Закрыв глаза, Россия слегка выгибается в спине от нахлынувшего удовольствия. Проведя руками по прохладным простыням, он резко сжимает их пальцами, стоит Рейху полностью сесть на него. Чёрт, внутри немца так жарко. Он чувствует, как мягкие стенки горячего нутра полностью обволакивают и сжимают его пульсирующий член. Кажется, что он прямо сейчас кончит. — Погладь меня. Потрогай меня везде, — сладким голосом тянет Третий. Он оказался прав. Пенис русского действительно ярко ощущался внутри. Ариец мог буквально почувствовать то, как он стимулирует стеночки внутри его попки. — Можно потрогать за грудь? Улыбнувшись, Рейх проводит руками по своим бёдрам, поднимаясь вверх по талии пока не останавливается возле шёлкового узелка. Дёрнув за один конец пояска и полностью развязав его, он аккуратно задевает пальцем край халатика на своём плече, заставляя его медленно соскользнуть вниз и тем самым обнажить острые ключицы и белую омежью грудь. Нежно сжав руки русского в своих ладонях, омега неторопливо поднимает их вверх, а после кладёт на свои мягкие округлости. Положив свои руки на грудную клетку России и слегка облокотившись на неё, Третий начинает потихоньку двигать бёдрами вперёд и назад. Его попка продолжала обильно изливаться горячим соком, который стекал уже по стволу русского, доходя до самых яичек, из-за чего каждая его последующая фрикция сопровождалась более хлюпающим звуком. Головка пениса приятно задевала набухшее кольцо на шейке матки, которая уже практически была готова к новой течки из-за чего она была слегка приоткрытой и от этого более чувствительной. С каждым последующим движением назад, Рейх всё сильнее и сильнее насаживался на орган по самые яйца, от чего головка начинала буквально долбить по колечку матки и тем самым срывая с уст немца громкие и пошлые стоны. Россия, весь мокрый и покрасневший, продолжал всячески играться с грудью немца, сжимая её в своих ладонях или оттягивая пальцами розовые сосочки. Так хотелось потереться об неё лицом, а после взять в ротик и начать посасывать эти нежные жемчужинки, но в такой позе ему будет очень неудобно совершить подобное, да и Рейх начал скакать на нём более активно. Подняв мокрую попку вверх, ариец вновь насаживается на его орган, но делает это более резко и глубоко, от чего Росс издаёт громкий стон. Внизу живота всё сжимается от сладкой истомы. Тугие стеночки так приятно зажимают его, а стекающая по его члену смазка просто сносила ему голову. Внутри немца настоящее жерло вулкана. Выгнувшись назад, Третий хватается двумя руками за колени республики и слегка приподнимается на ногах. Теперь ему приходится двигать тазом вверх-вниз, чтобы продолжить стимуляцию и довести до разрядки их обоих. Шёлковый халат полностью сползает с его тела, оставляя нациста полностью раздетым. Теперь взору Росса открываются новые соблазнительные места. Теперь он без особых проблем мог рассмотреть его обнажённые бёдра, подтянутые ягодицы, что так сексуально бились об его кожу, и возбуждённый омежий член, который вместе с розоватыми яичками прыгали вверх-вниз вслед за хозяином. Он видел, как розовая и влажная дырочка сжимала его пенис и смазывала своими соками. В груди не хватает воздуха. Россия буквально урывками вдыхал спасительный кислород, который тут же вновь выходил из его рта вместе со стонами. По его виску стекает капля пота, которая тут же устремляется вниз по щеке и капает прямо на белую простынь. Всё его тело охватывает приятное ощущение, которое постепенно начинает устремляться к низу живота. — Рейх, ах, я сейчас... Сейчас, — нацист продолжает с бешеным темпом скакать на его члене, не давая русскому сказать и пары слов. Стоило Россу поднять взгляд на него и увидеть его покрасневшее и такое сексуальное личико, как его тело будто током пробивает. Издав протяжный стон и приподняв свой таз вверх навстречу Третьему, он тут же с блаженством изливается в него, чувствуя, как его яйца начинают пульсировать, проталкивая семя по каналам. Всё тело трясло от усталости, поэтому Рейх аккуратно ложится прямо на Росса, прижимая его своим влажным телом. Чуть обмякший член русского тут же выскальзывает из его розовой дырочки, от чего остатки смазки и спермы начинают крупными и вязкими каплями вытекать из неё, стекая вниз по ягодицам. — Это было здорово, — слегка оттолкнувшись руками, немец устало плюхается на кровать рядом с республикой и устремляет свой взгляд на белый потолок. — Так необычно, — тихо отвечает Россия, положив руки себе на грудь. Пелена возбуждения постепенно рассеивается, возвращая мозгу отрезвлённый разум и осознание того, что сейчас между ними произошло. Так стыдно. Но стыдно не от того, что он поддался своему желанию и занялся сексом с немцем, а от того, что ему это безумно понравилось и он был готов вновь это повторить. Так стыдно перед отцом и миллионами своих сограждан, — Необычно от осознания того, что ещё несколько месяцев назад мы с тобой были не в самых лучших отношениях, а сейчас лежим в одной кровати, — повернув голову в сторону Рейха, славянин встречается с его тёплым взглядом синих глаз и нежной улыбкой. Ему так идёт, когда он улыбается. Жаль, что немец делает это не так часто, — Мне, наверное, пора до своей комнаты. Только Росс собрался с силами для того, чтобы подняться с мягкой кровати, натянуть штаны и покинуть покои Третьего, как его тут же останавливает тёплая ладонь на своём плече. Омега слабо придавливает его к пуховому матрасу, не давая подняться. — Останься со мной на ночь, — вновь нависнув над республикой, нацист аккуратно проводит своей ладонью по его щеке, а после нагибается чуть ниже к его лицу, желая поцеловать. — Это приказ? — Скорее просьба, — шепчет Рейх, — Я не заставляю тебя. Но разве тебе так хочется вернуться в свою пустую комнату и лечь в холодную постель? Места на моей кровати вполне хватит для нас двоих. Спать с Рейхом в одной кровати. Да даже от одной этой мысли Россию бросало в дрожь от безумного волнения. Этот страх неизведанного. Как далеко зайдут их столь странные отношения? Изменит ли немец полностью своё к нему отношение? Стоит признать, но нацист стал действительно относиться к нему намного лучше. Может, если он сделает шаг вперёд, то у них получится нечто большее? Да и это дикое влечение к Третьему русский не мог игнорировать. Он ему нравился, ему хотелось быть рядом с ним. Но что это? Так похоже на любовь, но и в тоже время совершенно иное. — Тогда... Я хочу остаться с тобой. — Я рад, что ты согласился, — Рейх продолжает оглаживать кистью его лицо и шею, наблюдая, как русский млеет от его прикосновений, — К тому же, тебе нужно привыкать спать со мной. Скоро я тебя целую неделю из кровати не буду выпускать. Россия не придаёт особого значения этим словам, да и не до раздумий ему. Он наслаждается нежными прикосновениями немца, отдаётся теплу, которое ему дарит омега. Он был готов заснуть хоть прямо сейчас. Заключить в объятия Рейха, крепко прижаться к нему, уткнуться носом в чёрные волосы на его макушке и проваляться с ним так до самого утра...

***

Росс был весьма обеспокоен резким исчезновением Рейха. Уже третий день он не появлялся в своём особняке. Он просто уехал, ничего не сказав. Несколько дней назад всё было хорошо. Они проснулись в одной постели после совместно проведённой ночи. Славянину было необычно просыпаться с кем-то в тёплых объятиях, видеть улыбку, а уж тем более слышать нежное «С добрым утром» после одиночного проживания в камере, а после и в своей личной комнате в доме немца. Как же трепетало его сердце, стоило немцу поцеловать его в щёку в знак приветствия. Что ж, это, пожалуй, и в правду было самым добрым его утром. Весь последующий день проходил вполне обычно. Третий вновь заперся в своём кабинете, и русскому ничего не осталось, кроме как заниматься своими делами. Правда немец стал относиться к нему намного мягче, что не ускользнуло от внимания других слуг, но они предпочли ничего не говорить. Так Рейх просидел у себя до самого вечера, а потом куда-то уехал. Что с ним? Задавался этим вопросом республика, смотря на железное заграждение через окно. Но задаваться этим вопросом ему пришлось недолго. На четвёртый день за ним приехал какой-то альфа и сказал, чтобы он собрался и последовал за ним до автомобиля. РСФСР не стал возражать, ведь внутренне он чувствовал, что это Рейх отправил за ним мужчину, да и к тому же, ему не особо хотелось находиться под надзором одного из командиров нациста, который прибыл в особняк вскоре после отъезда немца для того, чтобы следить за порядком и рабочими в особняке. И вот уже минут двадцать он ехал на заднем сиденье автомобиля в неизведанном ему направлении. Многоэтажки и маленькие домики то и дело мелькали перед глазами русского, который всё это время сидел тихо и смотрел в окно, пытаясь запомнить примерную дорогу. Он даже представления не имел о том, куда его везут. Да и сам мужчина не особо желал делиться с ним информацией о поездке. Единственное, что успокаивало республику, так это мысль о том, что без приказа Рейха его наврядли бы куда-то повезли. Поняв, что едут они довольно долго, Россия начал слегка беспокоиться и уже более активно оглядываться по сторонам. Судя по пейзажам, они всё ещё находились в городе, но только уже в самом его конце. Как он это понял? Вокруг были лишь маленькие, двухэтажные домики и ни одного многоэтажного здания, что наталкивало на мысль о том, что они явно не в центре Берлина. Да и по времени всё сходилось. Росс, прищурив глаза и полностью прислонившись щекой к холодному окну, внимательно вглядывался в сумрачную даль, пытаясь разглядеть то, что находилось впереди. Уже начинало потихоньку смеркаться. Холодный воздух с улицы лёгким дуновением проникал сквозь небольшие расщелины между дверьми автомобиля, обдувая руки русского. Пальцы замерзли и стали постепенно неметь, поэтому Россия тут же спрятал их в карманы своего пальто и сжал в кулак. Забавно, но на территорию Нацистской Германии вслед за Россией прибыл и его холодный климат. — Можешь выходить, — произносит альфа, припарковав автомобиль возле небольшого, но со вкусом обустроенного двухэтажного домика, что находился в самом конце улицы, — Фюрер сказал, чтобы я доставил тебя к нему. Выходи и иди прямо к входной двери, а я прослежу за тем, чтобы ты не сотворил что-нибудь. Мне он запретил заходить. Быстрее! От осознания того, что с Рейхом всё хорошо и он дожидается его здесь, в этом доме, у славянина внутри всё спирает от безумной радости. Сделав глубокий вдох и скрыв довольную улыбку со своего лица, он неторопливо открывает дверь и выходит из автомобиля. Холодный ветер обжигающе касается его щёк, оставляя на белой коже красные следы от своих невесомых прикосновений. Росс слегка ёжится и лишь сильнее укутывается в пальто, которое, кажется, совсем не согревает его. Бросив неуверенный взгляд на водителя, который терпеливо следил за ним, дожидаясь, когда он наконец-то скроется с его глаз, республика вновь поворачивается встрону дома, пытаясь разглядеть в нём хоть как-то признаки жизни. Фасад здания, выполненный из красного и коричневого кирпича, выглядел довольно ухоженным, если, конечно, не обращать внимание на засохшую сеть из лозы. Красная черепица на острой крыше была ровно выложенной и не имела пробоин, которые могут появиться от времени, если за ними не следить. Всё говорило о том, что здесь бурлит жизнь. Даже каменная дорожка была расчищенной. Но вот только пустые тёмные окна говорили об обратном. Что ж, не будет же альфа врать ему насчёт Рейха. Да и зачем ему это надо? Сглотнув вязкую слюну, Россия делает шаг вперёд. С каждым последующим шагом внутри него всё сильнее нарастало непонятное чувство. Нет, это не была тревога, а что-то иное. Но тем не менее это чувство не давало ему покоя. Подойдя к входной двери, он аккуратно поднимает руку вверх, а после тихо стучит костяшками по деревянной поверхности. Ему никто не отвечает. Тогда он начинает стучать чуть сильнее. Так странно. Внутренний голос подталкивал его к тому чтобы он наконец-то открыл эту дверь и вошёл вовнутрь. В очередной раз не дождавшись ответа, Россия всё же решает послушать самого себя и поэтому легонько дёргает за дверную ручку, а после толкает дверь вперёд, медленно открывая её. Нырнув вовнутрь здания, Росс ненадолго останавливается в прихожей и начинает протирать глаза, чтобы привыкнуть к темноте, что плотным покрывалом укутала коридор. Секунда, две, и вот он улавливает безумно сладкий и опьяняющий запах, который уже успел полностью пропитать собой весь дом, начиная с мебели и заканчивая самим фундаментом. Его зрачки становятся ещё шире, поглотив собой голубые островки радужки и оставив лишь тонкие кольца небесного цвета, что хоть немного, но отделяли глубинную черноту от белой части глаза. Его тело моментально нагревается, от чего ему становится душно. Черт, русский чувствует, как по его шее стекает несколько капель пота, что стремительно направляются вниз, а после впитываются в ткань рубашки. Организм, почувствовав запах течной омеги, начинает активно работать и нагревать себя для того, чтобы запах мускуса и феромонов ощущался гораздо лучше на разгорячённой коже. Гон. Столь необычное для России ощущение. Раньше он вполне мог себя сдерживать в присутствии течной омеги и не сходил с ума так сильно, а сейчас. Единственное, чего он сейчас желал, так это следовать за этим опьяняющим шлейфом из феромонов и наконец-то найти ту сладкую омежку. Его тело постепенно напрягается будто бы готовясь к смертоносному прыжку, а мозг постепенно теряет теряет рассудок, медленно погружаясь в омут страсти и животной похоти. — Я так долго ждал тебя. Услышав столь милый и желанный голос для своих ушей, Россия слабо вздрагивает и резко устремляет свой взор в ту сторону, откуда и донеслась эта сладостная мелодия. Подняв голову чуть выше, он встречается взглядом с Рейхом, который, облокотясь на перила антресоли второго этажа, с интересом наблюдал за ним. — Ты так напряжён, моё солнце. Неужто дорога была столь изматывающей или же... — проведя указательным пальцем по деревянному перилу, а после тихо усмехнувшись, Рейх вновь бросает на него соблазняющий взгляд и слегка прикусывает нижнюю губу, — Тебя так привлекло состояние моего организма? Хах, мой сладкий Россия, вот и твой внутренний альфа наконец-то пробудился. Сложив руки за спиной, Рейх начинает неторопливо спускаться по лестнице на первый этаж, не забывая делать при этом грациозные скачки бёдрами чтобы ещё сильнее раззадорить возбуждённого альфу, который буквально сжирал всего его одним лишь взглядом. Пусть эмоционально Россия и выглядел довольно спокойным, но его хищный взгляд небесных глаз многое выдавал в нём. И Третьему это безумно нравилось. Ему было интересно узнать, как поведёт себя русский сейчас, находясь в периоде гона. — Я так хочу, чтобы ты вновь оказался внутри меня, — подойдя к Россу вплотную, Рейх невесомо касается его губ своими, чувствуя, как сильные кисти рук опускаются на его ягодицы и властно сжимают их, а после бесцеремонно притягивают его таз к разгорячённому телу, — Но для начала, мой милашка, мне хотелось бы поиграть с тобой в одну игру, — стоит немцу отстраниться от губ республики, как до его ушей тут же доносится угрожающий утробный рык альфы, который тут же заставляет всё его тело покрыться возбуждающими мурашками. Он ощущает его крепкий запах, который начинает источать альфа во время гона, чтобы заявить течной омеге и другим альфам, что он рядом, и что он здесь является главным. Отстранившись от лица русского и заглянув в его глаза, Рейх видит в них самый настоящий взгляд голодного хищника, что яро желал напрыгнуть на него, но продолжал послушно сдерживать себя. Россия — волк, которого упорно кормили с человеческих рук, чтобы приручить его к ним. И если в одной русской поговорке говорится о том, что сколько бы ты волка не кормил, он всё равно будет смотреть в лес, то Россия, вместо того, чтобы взглянуть на густой лес, решил посмотреть на своего хозяина, который его кормил. Да, он сейчас выглядел как одомашненный волк, в котором вдруг проснулись звериные инстинкты и он решил поохотиться на своего хозяина и попробовать его на вкус, но и в тоже время продолжал сдержанно себя вести, понимая, что наполовину он уже превратился в домашнюю собаку, которая больше не сможет жить без человеческих рук. С одной стороны так хочется наброситься и совершить смертоносный прыжок, а с другой... С другой, он просто домашнее и очень покорное животное. — Тебе понравится игра, малыш, — шепчет Третий, протягивая свои руки к воротнику своего кителя, — Тебе нужно будет лишь повторять всё за мной и найти меня по моим следам, — он быстро расстёгивает крупные пуговицы, а после стягивает со своих плечей чёрный верх и бросает его на пол, — Видишь, — цокнув зубками, немец слегка ухмыляется и отходит назад, — Я снял верхнюю одежду, и теперь тебе нужно тоже снять своё пальто и бросить его рядом с моим кителем. Руки славянина сильно тряслись от возбуждения, от чего ему было очень трудно справиться даже с первой пуговицей. Его пальцы вспотели и буквально соскальзывали с этого чёртового круглого пластика, а продеть круг через тканевый прорез представлялось практически невозможным. Но русский терпеливо продолжал выполнять свою задачу, хотя опьянённый мозг уже кричал ему о том, чтобы он наплевал на всё и просто разорвал эти пуговицы. Выдохнув, он поднимает взгляд на Рейха и на миг замирает, продолжая разглядывать его лицо. Свет холодной луны сейчас падал прямо на его белое лицо, хорошо освещая его горящие алые щёки, что сейчас выглядели словно лепестки красного лотоса на заснеженной реке. Наконец-то избавившись от столь мучительной верхней одежды и бросив её на пол, Россия собирается сделать шаг вперёд на встречу немца, но тот ловко пресекает это ненужное действие с его стороны. — Это лишь первая часть нашей игры, — Боже, голос Рейха казался сейчас таким мелодичным, словно ручеёк в жаркий весенний день, таким сладким, словно самый высокосортный мёд породистых пчёл, таким нежным, словно крылышки бабочки. Россия млел от каждого его слова. И если лишь только слова так его возбуждают, то что же будет тогда, когда он будет срывать стон с этих сексуальных губ. Он чувствовал, как с каждой минутой ему всё труднее сдерживать своего внутреннего зверя. Волк готов наброситься на своего хозяина и испачкать свою пасть его алой кровью, — Повернись и сосчитай до двадцати, а после направляйся искать меня. Но не забудь снимать по пути свою одежду и бросать её вместе с моей. Давай малыш, поохоться за мной. Сердце русского трепетало в грудной клетке словно маленькая колибри, которая угодила в бутон хищного цветка. Внутри всё спирало от безумного желания овладеть омегой и оставить в ней своё семя. Эти чёртовы животные инстинкты. Почему Россия поддался им, стоило ему лишь почувствовать запах Рейха, хотя на других омег он не обращал никакого внимания? «Раз». Он слышит металлический лязг за своей спиной и отдаляющиеся шаги. «Два, три, четыре, пять». Слышит, как немец быстро поднимается наверх, при этом издавая шуршащие звуки своей одеждой. Росс невольно представляет картину, в которой Третий стоит к нему спиной и неторопливо, дразня его, стягивает с себя одежду, постепенно обнажая верхнюю часть тела. Республика представляет его обнажённую спину, представляет манящие изгибы, вспоминает соблазнительный запах его кожи. Схватившись за угол стены, русский начинается сгибать и выгибать пальцы, ногтями сдирая обои. Член начинается ныть от возбуждения. Он чувствует под тканью брюк влажный жар, который постепенно обволакивает его орган. Кажется, от всех этих мыслей, он сбился со счета. « Двадцать». Он резко распахивает глаза и устремляет их в пустоту прихожей. Издаёт утробное рычание, оскалив при этом свои зубы. Если бы он, будучи трезвым на ум, увидел бы себя со стороны в таком состоянии, то решил бы, что он просто спятил. Повернувшись в сторону лестницы, он поднимает голову вверх и смотрит в том направлении, где ещё несколько минут назад стоял течный Рейх. Делает глубокий вдох, наполняя свои лёгкие кислородом вперемешку с дурманящими феромонами, которые молекулами оседают на корне его языка, оставляя привкус невероятной сладости. Рейх манит его. Россию привлекает в нём буквально всё, начиная с безумно красивых глаз, таких пухлых и привлекательных губ, возбуждающих форм и заканчивая его естественным запахом омеги. Этот шлейф из ароматов вёл за собой Россию, словно короткий поводок в руках невидимого хозяина. Ему не нужно было зрение для того, чтобы найти Третьего в этом доме, ведь ориентировался он только благодаря своему носу. Казалось, что будь русский ослеплённым, он всё равно бы нашёл нациста или же узнал бы его из тысячи других омег. Оказавшись на втором этаже, он не раздумывая направляется в левую сторону, где тут же обнаруживает лежавшую на полу рубашку. Росс помнил об условиях игры, поэтому он без особых усилий избавляет себя ещё от одной ненужной части своей одежды, бросив её рядом с рубашкой немца. Пройдя ещё несколько шагов вперёд, славянин замечает возле ножек столика чёрные брюки и военные сапоги Рейха. Проведя языком по пересохшим губам, он опускает руки на бляшку своего небольшого ремешка и с характерным звуком расстёгивает его, а после ловко проводит пальцами по замку ширинки, введя его вниз. Небрежно сбросив со своих ног ботинки и кинув их в угол рядом со столиком, он наспех стягивает с себя свои брюки и швыряет их к штанам нациста. Он близок к своей цели. Завернув за угол, Россия останавливается возле единственной двери и на миг замирает. Опустив глаза вниз, он обнаруживает разбросанное нижнее белье, что белым комом лежало прямо возле дверей. На его щеках моментально вспыхивает алый румянец. Растянув свои губы в лёгкой улыбке, республика проводит руками по своим бокам, медленно поднимая вверх ткань белой майки. Его кожа моментально покрывается гусиной кожей, стоит тёплой ткани упасть на пол возле его ног. Вдох-выдох. Он чувствует, что его цель находится прямо за этой несчастной деревяшкой. Просунув два указательных пальца под резинку трусов, Росс ловко стягивает их вниз по своим ногам, при этом испытав невероятное облегчение в зоне паха. Вся ткань влажная и липкая от его смазки. Дверь со скрипом открывается, покорно впуская русского внутрь слабоосвещённой комнаты. Хрупкое и одновременно обжигающее пламя танцевало с фитилём свечи свой обжигающий танец, полностью поглощая собой нежные волокна нити, сжигая её. Пламя опасно и жестоко для несчастного фитиля. Даже твёрдый воск не смог долго сопротивляться их горячему вальсу и тоже поддался огненной страсти, стыдливо тая и растекаясь по стволу свечи, медленно стекая вниз, где он вновь твердел, будто приходя в себя от порывов страсти, но только вот его форма теперь не была той, что прежде. Переведя взгляд со стола и горящей свечи, Россия медленно оборачивается в сторону противоположной стены, до куда не доставал тёплый яркий свет огня, оставив тот угол тёмным и холодным. Чужие глаза. Столь любимые и родные. Столь холодные, но способные разогреть душу и сердце русского. Настоящий океан, в котором Росс был не против утонуть. Рейх, положив свою голову на руку, смотрел на него возбуждённым и одновременно призывающим взглядом. Пройдясь взглядом по крепкому торсу славянина и опустив глаза ещё ниже, его губы растягиваются в широкой улыбке, стоит ему увидеть налитый кровью член, который в прошлый раз доставил ему огромное удовольствие. Сам немец сидел на стуле полностью обнажённым, поджав ноги ближе друг к другу и свободной рукой прикрывая свой омежий пенис, что так же успел налиться алой горячей жидкостью от безудержного дыхания. Сиденье стула уже успело пропитаться его соками, от чего оно стало неприятно влажным, холодным и липким. Казалось, что если он сейчас поднимется, то с его ног течет настоящий водопад, который тут же зальёт собой весь пол. Эта течка оказалась намного сильнее предыдущих, а присутствие желанного альфы лишь сильнее раззадоривало возбуждённый организм, который сейчас как никогда нуждался в альфе. — Я так хочу насладиться тобой полностью, — шепчет Рейх, грациозно убрав руку в сторону, а после широко раздвигает ноги, открывая обзор на столь соблазнительный вид, — Именно поэтому я решил снять этот домик, чтобы мы смогли провести время друг с другом и нам бы никто не помешал. Я полностью уверен в том, что эти твари прервали бы нас за интересным моментом, а я сейчас безумно хочу трахаться. Слабый свет от огня так сексуально подчёркивал соблазнительные изгибы на теле немца, его обнажённую кожу, его округлую грудь, его изливающийся смазкой омежий член. Боже, от одной лишь мысли о том, как он овладеет этим телом, орган русского начинал ныть сильнее и эта сладкая боль отдавала глубже в пах, превращаясь в узел приятной истомы. — Трахни меня, мой милый Россия. Так хочу вновь ощутить тебя внутри себя, — прикусив нижнюю губу, Третий неторопливо поднимается со стула и, повернувшись к русскому спиной, ставит одно колено на мягкую и насквозь промокшую сидушку, тем самым выпятив свой подтянутый и столь соблазнительный зад вперёд, прямо в руки Россу. Ему нужно лишь подойти и взять его. О-о-о, этот прекрасный изгиб в пояснице, эта белая и идеально ровная спинка, этот затуманенный взгляд, полный желания. Сглотнув вязкую слюну, Россия, без какого-либо стеснения и стыда, опускает взгляд на очень даже аппетитные ягодицы, что буквально сверкали под светом свечи от размазанной по ним смазки. Вся его попка в вожделенном соке. Интересно, а как Рейх справляется с такой проблемой в повседневной жизни? Как скрывает свою прошлую мокроту? От подобных мыслей Росс лишь сильнее раззадоривается. Подойдя вплотную к омеге, Россия делает глубокий вдох, наполняя свои лёгкие настоящим коктейлем из феромонов, который тут же ударяет в его голову и окончательно разрушает последние крупицы здравомыслия и рассудка. Опустившись на колени и обхватив руками бёдра немца, русский начинает медленно водить языком по мокрой ягодице, слизывая с неё сладкую смазку. Так вкусно и сладко. Сильнее сжав пальцы на нежной и мягкой коже, Росс резко притягивает чужой таз ближе к себе, утыкаясь носом прямо во влажную и горячую промежность. Сейчас дырочка Рейха была ещё более нежной и чувствительной. Кожа вокруг анального кольца стала ещё эластичнее и розовее из-за прилитой крови. Настоящая утренняя роза, по лепесткам которой стекала свежая и очень вкусная роса, готовая напоить собой и сам цветок и случайного путника с пересохшими от жажды губами. И этим путником оказался сам Россия, а той нежной розой сейчас являлась попка немца. Будучи полностью опьянённым похотью, страстью и омежьими феромонами, Россия начинает работать языком более активно, тщательно вылизывая сладкие булочки и розовое колечко, что от ласк русского стало ещё более активно выделять смазку. Настоящий мёд для уст славянина. Он был готов слизывать эту сладость хоть целую вечность, проникая язычком прямо в горячее нутро Рейха и тем самым доставлять ему невероятное удовольствие. Он с наслаждением трётся лицом между влажными ягодицами, размазывая по нему липкие соки немца. Он нежно касается губами розоватых яичек Рейха, всасывает в свой ротик и слегка оттягивает назад, при этом продолжая ласкать их своим горячим языком. От таких действий нацист начинает тихо постанывать, сжимая пальцами жёсткую ткань спинки стула. Внутри всё спирает от желания. Внизу живота неприятно тянет и побаливает. — Россия, — сладко тянет Третий выгибаясь в спине, — Мой сладкий Россия, — он игриво виляет своим задом, не давая русскому вновь прильнуть. Ему хочется подразнить его, ему хочется поиграть. Он был очень польщён тем, что Россия был одним из немногих альф, кто с таким удовольствием пробовал его всего на вкус. Обычно другие норовили поскорее взобраться на него. — Это ты сладкий, — голос Росса хриплый и чуть грубоватый. Он нежно проводит большой ладонью по пояснице и спине немца, постепенно поднимаясь с пола в след за рукой, — Раньше я и предположить не мог о том, что твои соки могут быть слаще любого мёда, — он выдыхает в самое ухо Рейха, заставив его тело покрыться лёгкими мурашками. — Как это возбуждает, — шепчет Рейх, прижимаясь ближе к горячему телу республики. В доме, несмотря на то, что угольки в камине ещё тлели, было довольно прохладно, а Россия такой тёплый и нежный сейчас, — Согласись, о том, что ты будешь спариваться с Третьим Рейхом ты тоже предположить не мог. — Верно. — Войди в меня, мой сладкий, — вожделенно выдыхает он, обжигая своим сладким шёпотом губы республики. Секунда, и он прижимается своими ягодицами к паху России и тут же блаженно закрывает глаза, стоит ему ощутить такой горячий, твёрдый и большой орган на своём крестце. Россу не нужно повторять дважды. Обхватив рукой свой член и слегка огладив его пальцами, он аккуратно подносит его к опухшему колечку, которое продолжало обильно изливаться смазкой вперемешку с каплями крови. Оттянув большим пальцем крайнюю плоть и оголив розовую головку, русский легонько надавливает ей на розовую дырочку, а после полностью входит внутрь, заполняя собой нутро немца. Прикусив губу, Третий прогибается в спине словно кошка, выпячивая свой зад и насаживаясь им на член русского, дабы он проникнул ещё глубже и задел шейку матки. Славянин нежно блуждает руками по телу нациста, оглаживает и изучает его. Он без какого-либо смущения трогает горячие интимные места, проводит ладонью по внутренней стороне бедра, от чего Рейх лишь сильнее раздвигает ноги, отдаваясь ласкам альфы, поднимается выше, пока не задевает твёрдый член немца. Он двигается медленно, но входит по самые яйца, задевая головкой своего пениса набухшее кольцо матки. Делает ещё один резкий толчок, чем срывает с губ Третьего протяжный стон. России безумно нравится эта мелодия и ему хочется слышать её вновь и вновь. Его рука скользит выше по подтянутому животу немца, поднимаясь к нежной груди. Он неторопливо обводит пальцем розовый ареол и мягкую жемчужинку соска, которая тут же твердеет от ласк альфы, а после сжимает аккуратную и столь аппетитную окружность, которая стала ещё больше из-за течки. Рейх тяжело дышит под ним, прогибается навстречу его рукам, тает от его нежностей. — Не хочешь вновь оказаться сверху? — спрашивает Россия чуть охрипшим, от возбуждения, голосом, а после страстно целует немца в мягкие и столь сладкие губки. Он ведь обратил на них своё внимание ещё во время их первой встречи. Рейх слегка поджимает губы, стоит ему почувствовать как славянин выходит из него. Пустое нутро вновь спирает от непреодолимого желания близости и члена альфы внутри себя. Пусть общество и насаждало омегам стыдливость перед сексом и чувство вины за удовольствие от него, нацист благополучно срал на всё это. Он любил трахаться и просто обожал получать удовольствие от сие действия. Правда, партнёров он старался подбирать всё же внимательно, а так же пытался не менять их очень часто, понимая, что нежелательные слухи и всякие заболевания ещё никто не отменял. Берлин был одним из немногих, кто был у него постоянным. Повернувшись лицом к русскому, Третий, слегка приобняв его, вновь вовлекает в мокрый поцелуй с языком. Он аккуратно подталкивает его назад, ведя до расстеленного дивана, который немец заранее подготовил, понимая, что скорее всего они вдвоём окажутся без сил. Только сейчас, под тёплым освещением от свечи, Россия замечает тёмные тени на веках немца, которые ещё больше подчёркивали его прекрасные глаза. Такой красивый. Нет, Третий Рейх ещё во время их первой встречи впечатлил его своей красотой, но теперь... Не дав русскому лучше рассмотреть его, Рейх ловко толкает его на диван, вынуждая того сдаться и принять своё поражение. Улёгшись на мягкой поверхности, он вновь бросает на немца хищный взгляд, слегка приподнявшись на локтях. Розовая головка на члене русского заметно набухла, готовясь к дальнейшей встрече с шейкой матки немца. Секунда, и Третий нависает над ним. Нежная улыбка, тёплый взгляд холодных глаз, сладкий и одновременно страстный поцелуй. Обхватив пульсирующий ствол России рукой, нацист начинает медленно насаживаться на него, чувствуя, как набухшая головка уже более заметно растягивает его колечко, чувствуя, как вены стимулируют чувствительные стеночки, заставляя их сжаться и лишь сильнее обхватить член русского, тем самым доставляя им двоим удовольствие. Главное не прозевать ответственный момент. Третий начинает медленные движения бёдрами, поднимаясь, то вновь насаживаясь на ствол до самого конца, пока набухшие от семени яйца не уткнутся в его ягодицы. Россия нежно оглаживает его бёдра, поднимаясь выше к ягодицам, а после с силой сжимает их до красных следов, от чего немец болезненно шипит и слегка прогибается ему навстречу. — Нравится сжимать моё тело? — шепчет он в самые губы, обжигая их, а после нежно целует, смачивая их горячим языком. — Ещё бы. Перестав мучать попку Рейха, республика ловко проводит руками вверх по его талии и рёбрам, пока не останавливается на соблазнительной груди. Вновь сжимает всеми своими пальцами, мнёт, оттягивает розовые бусинки. Чувствует, как чужая кожа покрывается лёгкими мурашками. Слегка неудобно держать руки в таком положении, поэтому Россия опускает их чуть ниже, оставив на уровне талии. — Не хочешь доставить мне удовольствие? — голос Рейха опьяняющий и одновременно сладкий словно фруктовая медовуха, которую славянину довелось однажды попробовать вместе с отцом. Он смотрит прямо в его затуманенные страстью голубые глаза, дожидаясь положительного ответа. Он знал, что русский, находясь в таком состоянии, не откажет ему. Россия лишь слабо кивает, не сводя с него своих опьянённых очей. — Трахни меня глубоко, быстро, сладко, чтобы мои ноги тряслись. Сделай приятно своей омежке. Третий, словно ядовитая гадюка, соскальзывает с русского и падает боком прямиком на поверхность дивана. Быстро перевернувшись на живот, он тут же встаёт раком, подняв свой зад максимально высоко и при этом сексуально выгнувшись в пояснице, опустив свою грудную клетку на прохладную простынь. Положив руки на бёдра немца, Россия тут же пристраивается сзади, притянув его таз ближе к своему телу. Розовая головка члена начала постепенно приобретать алый оттенок, предупреждая о том, что организм готов к склещиванию*. Проведя набухшей головкой вокруг розового колечка и слегка смочив её соками немца, он медленно проникает в горячее нутро, входя сразу на полную, упираясь в течную матку. Рейх под ним слабо вздрагивает и издаёт тихий стон вперемешку с громким выдохом. «Его омежка». От одной лишь этой мысли в душе русского словно что-то теплится, приятным теплом растекаясь по груди и сердцу. Снова глубокий толчок бёдрами. Комната постепенно наполняется жаркими, пошлыми звуками любви и страсти. Шлепки разгорячённой кожи об кожу, глубокие вздохи, стоны, нежные шептания на ухо своему любовнику, а также жалобные скрипы дивана, что издавал свою монотонную мелодию в такт чужих движений. Рейх не боялся того, что кто-то из слуг потревожит их стуком в дверь, не боялся, что кто-то очень любопытный заглянет в его покои, поэтому он мог полностью расслабиться и отдаться своему горячему альфе. Мог с наслаждением принять его, не сдерживая громких стонов, что были настоящей усладой для ушей славянина, и немец это знал. Сжав в руках простынь, Третий поднимает зад чуть выше, пытаясь найти нужный угол для себя. Ещё толчок. Его глаза широко распахиваются в то время как нутро начинает сильнее сжимать член России. Он подходит к пику. — Быстрее... Быстрее. Головка члена буквально долбила по стенке матки, заставив её сокращаться и наконец-то принять орган альфы. Рывок, ещё рывок. С силой сжав мокрые, слегка покрасневшие ягодицы, Россия начинает вдалбливаться в нутро с бешеной скоростью, чувствуя, что с каждым последующим толчком его пенис всё труднее выходит. Мягкие стеночки буквально обволокли его плоть, не желая отпускать из своих жарких объятий. Толчок бёдрами. Головка члена упирается в набухшее кольцо и слегка задевает его. Ещё толчок... Третий, выгнувшись в спине, издаёт откровенный и очень громкий стон, а после закрывает глаза, из которых тут же стекает несколько слезинок. Его тело тут же бросает в дрожь и дикий жар от нахлынувшего оргазма, пока из его пульсирующего члена вытекает вязкий омежий эякулят без семени. Розовое анальное кольцо с силой сомкнулось, не дав России покинуть горячее пульсирующее нутро, от чего он с утробным рыком излился прямо вовнутрь немца, чувствуя, как возбуждённая шейка матки начинает сокращаться более активно, собирая его семя. — Рейх, — шепчет славянин прижимаясь к разгорячённому нацисту, который сейчас просто млеял от удовольствия и, кажется, даже утробно урчал словно сытая пантера. Он очень обеспокоен тем фактом, что не может высунуть свой член из попки немца. Инстинкт подсказывал ему, чтобы он просто лёг и наконец-то расслабился в объятиях омеги, но слегка протрезвевший разум кричал ему о некоторых беспокойствах. — Тссс, — лениво шипит Третий, расслабленно развалившись на диване. Приятные волны оргазма пульсацией распространялись по его телу, не давая ему даже думать о чём либо. У них впереди ещё целая неделя. Целая неделя безудержного траха, — Просто приляг и расслабься, — Россия и вправду был очень особенным для немца, ведь он был одним из немногих, кому он позволил довести дело до склещивания*. Обычно Рейх очень тщательно следил за этим, не позволяя альфам даже думать о том, чтобы сцепиться с ним. Что ж, если идти ещё дальше, то Россия был вторым, кому он позволил войти в него без презерватива. Первыми были его насильниками, — Скоро мышцы расслабятся и ты сможешь выйти из меня. А пока... Полежи со мной... Россия? — Да? — спрашивает республика, укладываясь в удобную позу. — Можешь обнять меня? .... Когда Рейх говорил России о том, что он неделю его из кровати не выпустит, то русский, если честно, не придал этим словам особого значения, решив, что тот так утрирует, но... Третий, как оказалось, любит сдерживать данное им слово. Он затаскивал его в постель постоянно, давая время лишь на то, чтобы отдохнуть, сходить в туалет и вдвоём что-нибудь поесть. По несколько раз на дню и так целую неделю. Иной раз бывало так, что нацист ловил Росса прямо в ванной, когда он принимал водные процедуры, хватал и бесцеремонно сажал на унитаз, в то время как сам он садился на него сверху. Животные инстинкты. Правда в большинстве своём это альфы преследовали своих омег и сношали до потери сил, а тут всё с точностью да наоборот. — Такое необычное чувство, — шепчет республика, водя рукой по чёрным волосам Третьего, что лежал на его грудной клетке после очередного страстного соития. — В каком смысле необычное? — Такое тепло на душе. В бескровном сердце луч нежданный опять затеплился живей, и грусть на дне старинной раны зашевелилась, словно змей. — Красиво, — слегка улыбнувшись, Рейх, приподнявшись на локтях, переводит всё своё внимание на лицо русского, смотря на него любопытным взглядом, — Откуда это? — Из русской классики, — тяжело выдохнув, отвечает Россия, — Знаешь, что я заметил? — И что же? — заинтересованно спрашивает Третий, наклонив голову в бок. — Твои глаза... Я в них больше не вижу той глубокой печали, которую я заприметил ещё во время моего пребывания в особняке... Тогда, давно. От этих слов в груди немца что-то ёкает, заставляя его на миг затаить дыхание. Сердце начинает биться в два раза быстрее, разгоняя по венам горячую кровь. — Хм, так ты засматривался на меня ещё до того как узнал о том, что я являюсь омегой? Интересно. *** Было довольно непривычно вновь оказаться в особняке Рейха после недельного отсутствия. Если честно, то России понравилась жизнь в том уютном домике, что находился подальше от города, подальше от суеты. И если бы у него вдруг оказался выбор, то он без каких-либо раздумий выбрал бы свою жизнь в том доме вместе с Рейхом. Да, только они вдвоём без всех этих рабочих и тому прочего. Он сам бы всё делал по хозяйству, сам бы следил бы за домом, сам бы готовил что-нибудь немцу на завтрак и обед. Росс невольно вспоминал те беззаботные дни, когда они с Третьим только спали и занимались сексом, изредка спускаясь на кухню, чтобы перекусить. Именно тогда нацист стал кормить его вкусным завтраком, который сам приготовил. Невольно вспоминал о том, как омега довольно урчал в его объятиях, пока их организмы были сцеплены друг с другом природным механизмом. Его щёки тут же краснеют. Что это? Неужели он и вправду влюбился в немца? Если так подумать, то он был не против остаться рядом с ним. Но с другой стороны... С другой стороны у него не было другого выбора. Рейх не позволит ему покинуть его. Влюбился в своего врага и личного тюремщика. А будь у него выбор, остался бы он или сбежал бы назад к семье? А что сам фюрер чувствует к нему? Почему решил переспать с ним? Игра ли это, или что-то иное? Прошёл почти месяц. Отношения между Россией и Рейхом действительно изменились. И если при присутствующих немец продолжал вести себя высокомерно и порой даже грубо по отношению к славянину, то когда они оставались наедине, Третий не отказывал себе понежиться со своим альфой и даже побаловать его едой собственного приготовления. Так неловко перед другими рабочими. Россия был буквально привилегированным среди них. — Запомни, нежным и добрым я буду только к тебе, — произнёс Третий, скользя горячими губами по его нежной шее, — Ты мой любимый альфа. «Любимый». А в каком смысле любимый? Этого русский так и не решался спросить, предпочитая просто наслаждаться страстными ласками фюрера. Он даже в какой-то степени переехал в комнату Рейха. Тот сказал ему, что он может ночевать в его покоях в любое время, и что сам немец будет очень рад его присутствию. Прогуливаясь вокруг особняка, Россия то и дело невольно засматривался на высокий забор и на то, что находилось за ним. Тоска по родине. Как там его родные? Как там его отец, сестрёнка, братья и даже занудный Украина. Пусть он и подбешивал его, но русский искренне скучал по нему. Холодный ветер неприятно обжигал кожу на покрасневших щеках, а так же слегка царапал её острыми снежинками, которые нёс в воздухе вслед за собой. Росс настолько увлёкся ностальгией по дому, что даже не заметил того, что всё это время за ним с тоской наблюдал Рейх, теребя при этом в руках какую-то бумажку. Верный ли выбор он сделал? Не ошибся ли он в России? На этот вопрос немец бы ответил, что он абсолютно уверен в республике на шестьдесят процентов... — Тоскуешь по дому? — спрашивает Рейх у вошедшего русского, который тут же устремляет на него непонимающий взгляд, продолжая держать в руках шапку, которая тут же становится мокрой из-за растаявшего на ней снега. Снега, который привёл за собой республика, — Я вижу твоё опечаленное состояние. Так хочешь домой? — Рейх, я... Естественно, что я скучаю по дому. Меня довольно резко схватили и вывезли с моей территории, — положив шапку на тумбочку в прихожей, Россия начинает медленно стягивать с себя пальто, не замечая того, что нацист ещё больше изменился в лице. Резкие перемены настроения со стороны фюрера обычно не предвещали ничего хорошего, но только не в этот раз. — Разве тебе не хотелось бы забыть своё прошлое и идти вперёд к новому будущему? К новому будущему вместе со мной. Ты страна, Россия. И как страна ты должен понимать то, что ситуация в мире очень резко переменчивая. Я бы очень хотел, чтобы ты был рядом со мной. Россия на миг замирает. Он вновь устремляет на немца удивлённый взгляд, параллельно пытаясь повесить своё пальто на крючок, но из-за трясущихся рук и того, что смотрел он совершенно в противоположную сторону, сделать это ему удалось лишь с пятой попытки. На это Третий лишь по доброму хмыкает, а после отводит глаза в сторону, скривив губы в лёгкой ухмылке. — Рейх, — тихим голосом произносит альфа, видя отстранённый вид своего собеседника. Но именно этот тихий тембр лишь сильнее ранит душу нациста словно раскалённый нож. — Понятно, — быстро проговаривает он и лишь сильнее сжимает в руке свёрнутый в трубочку листок бумаги, — Я принимаю тебя. Пониманию твои душевные терзания и поэтому я даю тебе время на то, чтобы всё обдумать и принять верное решение. Помни о том, что я всегда буду ждать тебя. А пока... Пока я отпускаю тебя, — сказав это, Рейх тут же протягивает русскому тот самый листок, который так упорно мучал и теребил в своих руках, — Береги этот документ, — резко проговаривает он, не дав России и рта открыть, — Здесь моя роспись и печать. Он подтверждает то, что я тебя официально отпускаю и ты можешь ехать домой. Если кто будет спрашивать, а спрашивать тебя будут, то просто покажи им его. Взяв листок в руки и неуверенно развернув его, Россия видит, что это действительно бумага о том, что он является неприкосновенным на территории Третьего Рейха и то, что он без каких либо проблем может пересечь границу этой самой территории, а снизу были действительно печать с орлом и красивая роспись немца. Он не верит в то, что это правда. Этого просто не может быть. Неужели Рейх действительно отпускает его. Подняв на немца глаза полные радости, Росс тут же замирает и меняется в своих эмоциях, стоит ему заметить то, как по щеке омеги стекает горькая слезинка. — Рейх, — нежно шепчет он, протянув руку вперёд, пальцем вытирая мокрые дорожки. — За тобой скоро приедет автомобиль, — перехватив руку русского и слегка сжав её, Третий, ещё раз заглянув в его голубые глаза, нежно накрывает его губы своими, совсем не боясь того, что их кто-то увидит. Насрать. Пускай знают. Всё равно те, кто побывал в его особняке, никогда не вернутся на свою родину живыми, — Он отвезёт тебя до границы, — шепчет он, отстранившись от губ русского, — Кстати, хочешь узнать тех, кто предал тебя и отправил прямиком ко мне в руки? Имена тех, кто выманил его и отправил прямиком в ловушку? Имена тех, из-за кого он здесь оказался? Россия лишь утвердительно мотает головой. — Финляндия и Польша. Эти двое твоего отца не очень сильно любят, и к тому же, им уж очень хотелось прикрыть свой зад и быть полностью уверенными в своей безопасности. Финляндия и... Польша? Россия просто поверить в это не мог. Он искренне считал Польшу своим другом и нередко ездил к нему в гости во время каникул, где досыта объедались вкусными яблоками и клубникой. Нет, на территории его отца эти фрукты и ягоды тоже росли, но в тёплой Польше они были намного крупнее и слаще. Он даже его дядей называл, помня, что его предки и предки поляка были почти кровными родственниками. А тут такое. Ну конечно. Польша же успел отлично изучить его, узнать сильные и слабые стороны, поэтому ему и не составило особого труда загнать его в ловушку и отдать прямиком на растерзание самому Рейху. Да даже сам Третий не был столь отвратным по сравнению с поляком. Он хотя бы с ним честен и искренен. Теперь России хотелось посмотреть на удивлённые лица этих двух придурков, когда он вернётся домой целым и невредимым. Интересно, а как сильно они скривят свои морды, когда узнают о том, что между ним и немцем образовались столь тёплые и всё это благодаря им двоим? — И запомни малыш, это всего лишь первое предательство за твою недолгую жизнь. А теперь представь сколько таких сволочей будет тебе встречаться в будущем. Кажется, автомобиль приехал. Тебе нужно собраться. — Спасибо тебе за всё. — Спасибо? Спасибо за то, что я тебя порол и держал как раба в своём доме? По-моему за такое не говорят «Спасибо», — усмехнулся Рейх, стараясь натянуть на своём лице улыбку, чтобы хоть как-то скрыть грусть и печаль. Он искренне успел привязаться к этому русскому мальчишке и даже столь короткая разлука покажется ему довольно долгой и мучительной. Эта разлука будет очень короткой и немец был полностью уверен в этом. — Те хорошие моменты, что были между нами полностью перекрывают всё то плохое. Спасибо тебе за тепло и радость... ... Рейх пристально следил за уходящей фигурой, которая тенью скрывается за железными дверьми ворот. Внимательно вслушивается в разговоры русского и немца, а после слышит и хлопок дверьми автомобиля. Они сели. Слышит, как заводится двигатель, слышит, как машина медленно трогается с места. В сердце неприятно колет. Так не хотелось расставаться с этим русским мальчишкой. Вдох-выдох. Прикрыв глаза, Третий слабо улыбается, чувствуя, что Россия скоро вернётся к нему. Он не настолько придурок, чтобы так просто отпускать Россию. Если бы он не был в нём полностью уверен, то ни за что не предоставил бы ему такой выбор. Он вернётся к нему добровольно.

***

Последующее утро далось Рейху очень тяжело. Было непривычно вновь просыпаться одному в холодной постели. Он уже привык к тому, что просыпаясь рано утром, он всегда обнаруживал у себя под боком мирно спящего Россию, который либо оставался у него с вечера, либо приходил к нему глубокой ночью и пристраивался с краю. А нацист в свою очередь тут же притягивал его к себе, прижимая к своему телу. Разлепив уставшие глаза, он рефлекторно проводит рукой по холодной половине кровати и тут же поворачивает голову в ту сторону, не обнаружив рядом с собой тёплое тело. Секунда, и он вспоминает, что русский уехал ещё вчера. Выдохнув, он вновь прикрывает глаза и решает поспать ещё часик, так как особых дел на сегодня не было запланировано, но голодная тошнота в желудке портит ему все планы. Почему-то безумно хотелось есть. Точно, вчера вечером он так ничего и не съел, выпив только стакан сока, а после запив его горячим чаем. Что ж, нужно вставать, одеваться и идти на кухню, где его уже должен ждать завтрак, который своевременно приготовила его личная кухарка. Она была третьей из его поваров. Даже сам Рейх не понимал того, почему ему нравилось брать к себе на кухню людей, которых он подбирал в концлагерях, когда можно было нанять профессионала немецкого происхождения. Возможно из-за желания держать всех их в страхе. Предыдущие два пытались его отравить, подмешивая в блюда различные ядовитые вещества, но нацисту каким-то невероятным способом удавалось раскусить их замысел. А поймав виновного, он заставлял его сожрать всю приготовленную им еду. Бывало, что он даже насильно запихивал её в рот несчастного, беря еду руками прямо с тарелки. Брал и впихивал в рот под дулом пистолета, с наслаждением смотря на покрасневшее и заплаканное лицо. Может и жестоко, но остальные твари должны знать, что так поступать им не стоит. Пройдя на кухню и сев за свой личный стол, Третий вальяжно кладёт ноги на рядом стоявший стул, дожидаясь, когда ему принесут завтрак. Свою новую кухарку он сразу предупредил о том, какая участь будет её ожидать, если она вдруг удумает отравить его. — Вот ваш завтрак, мой фюрер,— тихо произносит женщина лет тридцати на вид, виновато опустив взгляд вниз. Женщины омеги. Довольно редки по сравнению с мужчинами омегами. И это только среди людей, а среди стран... Таких можно было насчитать не больше двух десятков. Короткие пряди каштановых волос небрежно упали на её лицо, но она тут же торопливо убирает их, нервно пытаясь зацепить за ухо. Когда-то её волосы по длине были чуть ниже поясницы и она всегда старалась собирать их в косу или прочие причёски, дабы вся эта красота ей не мешала. Прекрасная, толстая коса, которая могла оставить заметный след от удара. Но однажды... Однажды Третий обнаружил в своей тарелке длинный волос каштанового цвета. Не трудно было догадаться кому он принадлежал. В тот злополучный день для кухарки ей в лицо прилетела тарелка с ещё горячим супом, который очень сильно обжёг нежную кожу. Но Рейху показалось этого мало в качестве наказания, тогда, взяв большой кухонный нож и намотав на кулак толстую косу, он ловким движением руки обрезал её по самый корень, а после услужливо обмотал вокруг шеи женщины. Внимательно посмотрев на неё и убедившись в том, что она ничего от него не скрывает, он по доброму ей кивает. — Можешь идти. Взяв в руку серебряную ложку, немец неуверенно проводит ей по овсяной каше, размазывая её по тарелке. После он тычет по небольшому кусочку сливочного масла, который тут же скатывается в бок, оставляя после себя маслянистый след. Зачерпнув немного каши на конец ложки, Рейх тут же просовывает её себе в рот и слизывает содержимое языком. Секунда, и он тут же кривится в лице. На вкус отвратительная и по омерзительному приторно-сладкая. Нацист уже хотел было позвать кухарку и всё ей высказать, но отвратительный комок тут же подступает к его горлу, заставив Третьего подняться с места и стремительно направиться в сторону туалета. Закрыв за собой дверь, немец тут же падает на колени и нависает над унитазом. Он ничего не успел толком поесть, поэтому его рвёт водой и горьким желудочным соком. Сжав живот руками, Рейх вновь напрягается, пытаясь выдавить из своего желудка абсолютно всё содержимое. Часть рвоты даже попадает в носоглотку, от чего становится ещё отвратнее. Поднявшись на ноги и смыв за собой, нацист протягивает трясущиеся руки к ручкам крана и включает его. Умыв покрасневшее и местами заляпанное лицо, он поднимает на своё отражение чуть болезненный взгляд. Сейчас он был довольно бледным, а вот белки глаз напротив покраснели из-за лопнувших в них сосудов. Не уж то заболел чем-то? Тут его взгляд привлекает собственное тело. Положив ладони на свои груди, Рейх слегка сжимает их и разжимает, подмечая что нежные и мягкие округлости стали заметно больше. Интересно. Опустив взгляд чуть ниже, он останавливается на своём животе, который был таким же подтянутым и плоским как и раньше, но сейчас, кажется, в нём развивалась новая жизнь. Нежно проведя ладонью по своему животику, Третий по доброму улыбается, поняв, что тошнота и резкие изменения во вкусе является признаками возможного токсикоза. И если всё это действительно так, то получается, что он ждёт ребёнка от России. Не верится...

***

— Что ж, шейка матки слегка набухшая, но вход в саму матку плотно закрыт, — чуть весёлым голосом говорит доктор Хоффман, пальцами исследуя нутро Рейха, пока тот, лежа на кресле и скрестив руки на своём животе, чуть хмурым взглядом сверлил белый потолок. Ну не нравились ему подобные процедуры, — Выделения вполне обычные. Так... А так вам больно? — интересуется он, сместив палец внутри немца чуть влево, а после надавив на стенку так, что сверху был заметен небольшой бугорок. — Терпимо, но и приятного очень мало, — с лёгкой сталью в голосе отвечает Третий, параллельно поглядывая на взволнованного Берлина, который скромно стоял возле дверей, не решаясь пройти дальше в кабинет, — А ещё у вас пальцы холодные. На это доктор лишь весело ухмыляется, одной рукой поправляя на носу свои круглые очки с толстыми линзами. — Ваши предложения подтвердились, мой фюрер, — вдруг резко произносит доктор, вытащив пальцы из анала нациста. Стянув с руки резиновую перчатку и бросив её в мусорную корзину, он обеспокоенно подбегает к своему столу и начинает что-то записывать на листах бумаги, пока Третий натягивал на себя брюки и сапоги, — Вы действительно беременны. Не могу сказать точно, но судя по всему срок в три недели, а может даже больше. Краем глаза Рейх замечает то, как лицо Берлина вытягивается в непроизвольном удивлении, потом выражение сменяется на лёгкую взволнованность, а после по его выражению можно прочитать лишь немой вопрос. Нацист лишь прикрывает глаза и отрицательно мотает головой. Да и до самой столицы постепенно дошло осознание того, что сроки явно не совпадают. Но тогда остаётся ещё один вопрос — «От кого»? — Я ведь велел вам принимать таблетки, — продолжал тараторить доктор Хоффман, но нацист особо его не слушал. Он ведь специально не пил таблетки, — Так, у нас есть ещё время. Мы можем избавиться от плода отварами из трав. Эта фраза заставила Рейха выйти из своих раздумий и бросить на своего доктора грозный взгляд, но тот не замечает этого, продолжая кругами бегать по кабинету и что-то искать, пару раз чуть не перевернув коробку с врачебными инструментами. — Я не собираюсь избавляться от ребёнка, — в помещении тут же нависает тишина. Двое присутствующих тут же бросают на нациста удивлённый и одновременно непонимающий взгляд, — Не для этого я так рискнул, смыв таблетки в раковину. — Но... Мой фюрер, у вас есть все шансы. Мы... Вы, — попытался возразить Хоффман, желая привести хоть какие-то весомые аргументы, но язык предательски сплетался, — Почему вы решили... — Хочу, чтобы всё это, всю мою историю, все территории и колоссальные труды предков достались моему кровному продолжению. Я хочу, чтобы после меня остался мой ребёнок. Я хочу, чтобы всем этим управляла частичка меня. Я хочу родить этого ребёнка несмотря на то, что это может стоить мне жизни. Я рожу его и точка. — Вы в, этом уверены? — Я полностью в этом уверен. — Тогда... Хм, если вы будете пристально следить за своим здоровьем и добросовестно следовать моим указаниям, то мы можем... Можем не допустить естественных родов, а провести кесарево сечение. Тогда вы вполне сможете побыть рядом с вашим ребёнком ещё несколько лет и насладиться этими чудесными моментами... .... Выйдя из кабинета, Рейх ещё раз смотрит на Берлина, который за всё это время ещё ни разу не произнёс и слова, а после медленно направляется к выходу, натягивая на себя тёплое пальто чёрного цвета. Но Берлину это явно не по нраву. Нахмурив брови, он резко ускоряет шаг и хватает фюрера за руку, поворачивая к себе лицом. — Страна и человек не могут обзавестись потомством, — выдаёт он общеизвестный факт, прижимая Третьего к холодной стене. Нацист продолжал сохранять спокойствие, сверля свою столицу ледяным взглядом. Боже, как же всё далеко между ними зашло. Неужто он его так ревнует? Или же это удар по самолюбию альфы? Неприятный факт того, что его омегу обрюхатил другой самец. Как же он сейчас походил на его отца. Это хмурое выражение лица, эти горящие гневом глаза тёмно-карего цвета, — С другими городами ты не вступал в связь. Другие страны? Сразу отпадает. Так кто отец твоего будущего ребёнка и моей новой страны? Неужели это тот сынок Союза? — Ты угадал, — отпихнув от себя свою столицу, произносит ариец, — Это действительно РСФСР, — выражение лица Берлина тут же меняется, становясь более спокойным и даже слегка расстроенным, — Ещё раз применишь ко мне силу и я тебе всеку, дабы остудить твой пыл. — Но почему именно с ним? Он же ещё практически сам ребёнок. — Тебе не понять, — всё с тем же безразличием в голосе отвечает Третий, заставив немецкую столицу опустить опечаленный взгляд вниз, — Так же, как не понять и мне. Это необъяснимые чувства и желания, — уже более мягко продолжает нацист, а после легонько касается до руки Берлина, выводя того из транса, — Если вдруг произойдут непредвиденные обстоятельства, пообещай, что позаботишься об ребёнке. — Обещаю. К тому же, у меня нет иного выбора. Получается, если всё пойдёт так, как и предначертано, то я буду для него столицей. А столица должна приглядывать за своей страной, — Берлин слабо усмехается, отводя взгляд в сторону. Внутри бурлил настоящий гейзер из чувств. С одной стороны ему хотелось придушить советскую республику, но с другой... С другой стороны между ним и Рейхом не было никаких обязательств. Каждый из них жил своей жизнью, изредка пересекая их пути в постели. Но на душе всё равно было гадко и отвратительно. Ему удалось отвадить от Рейха Кёнигсберга и Гамбурга своей злой аурой, заявив, что главным альфой у него является он, а тут, совершенно неожиданно, на поле боя появился новый и довольно опасный конкурент, который оставил после себя очень весомый след. Природа альфы или же очень тёплые человеческие чувства? Да, чёрт, Берлин не железная машина и за столько лет он действительно очень проникся своей любимой страной, — Может тебе это покажется забавным, но я всегда приглядывал за тобой и уберегал от неверных решений, начиная с твоего детства.

***

Выйдя из автомобиля и направившись прямиком к железным воротам, Рейх ненадолго останавливается и бросает взгляд на тёмный комочек, что находился рядом с голыми, покрытыми пушистым снегом, колючими кустами. Его сердце пропускает несколько волнительных ударов, стоит ему увидеть в этом комочке знакомые очертания. — Ты? — спрашивает он, встав напротив фигуры. На него тут же устремляют взор два голубых и столь родных глаза, а на лице неожиданного гостя появляется нежная улыбка, которая заставляет немца тоже улыбнуться, пока внутри него всё сжималось, а душа будто бегала по телу, не зная, куда ей скрыться от нахлынувших тёплых чувств. — Я думал, что ты уехал, — продолжает Третий и параллельно наблюдает за тем, как советская республика поднимается с холодной земли, поджимая свои замёрзшие руки ближе к груди. — Я сначала так и хотел, — отвечает Россия, убирая покрасневшие кисти рук в карманы, — Меня отвезли до железной дороги и сказали, на каком поезде я могу пересечь границу и добраться до нейтральной территории. И, сказать честно, я так сначала и думал сделать, но... Но почти полдня простоял среди поездов, наблюдая за тем, как они отправляются в даль. Что-то меня держало и не позволяло сделать шаг. Так я упустил свой последний паровоз, который уехал под вечер. Ты не отпускаешь меня, — взглянув на Рейха ещё раз, Росс достаёт из кармана свёрток бумаги и тут же рвёт его на две части, а после демонстративно выбрасывает, — Я не могу уйти от тебя. Может, конечно, я и идиот, но тёплые чувства к тебе держат меня. — Иди ко мне, — нежно шепчет Рейх, раскинув руки в стороны для объятия. Русский тут же падает в его крепкие и тёплые объятия, прижимаясь к телу, которое за такое время успело стать для него родным. — Но почему ты тут сидишь? Не стоило меня ждать. — Я сначала думал постучать, но в окне заметил одного из твоих людей и тут же понял, что тебя нет. А сидеть под его присмотром мне тоже не особо хотелось. — Глупенький. Уткнувшись носом в макушку русского, Третий слабо вздыхает его аромат и тут же закрывает глаза от удовольствия. На душе становится так хорошо и спокойно, стоит ему оказаться рядом с республикой. Он и вправду не ошибся в нём. Опустив руку на его поясницу, нацист лишь сильнее прижимает его к себе, боясь вновь отпустить его и потерять навсегда. Неспроста его привлёк запах России ещё тогда, когда они не были даже знакомы, неспроста он смог отыскать его среди тысячи других пленных в концлагере. Ещё давно, когда между Рейхом и Союзом был мир, он очень любил принюхиваться в его доме, желая раздобыть немного больше информации об его семье. И тут его привлёк один аромат, который навсегда врежется ему в память. Нащупав игрушечного вязаного кролика, нацист тут же поднёс его к своему носу и... Его сердце пропустило болезненный удар, заставив его зрачки расшириться. Как-то раз Третий спросил у русского о том, в какой конкретно момент он смог привлечь его внимание, и его нисколько не удивил ответ о том, что во время их первой встречи в концлагере. И его нисколько не удивило откровение России о том, что тот почувствовал его родной запах намного раньше, чем раскрыл его истинное происхождение. Нацист лишь тепло улыбнулся и отвёл глаза в сторону. Откровенные романтики будут твердить бред о том, что это судьба, что они созданы друг для друга, что они две половинки, что они какие-то там соулмейты и прочую ересь. Но... Это всего лишь биология. Да, уже не так романтично, но зато ближе к истине. Биология, физиологическое влечение. Рейх и Россия идеально подошли друг к другу генетически для рождения здорового потомства и их организмы просто подсказали им это. Поэтому их двоих так привлекал запах друг друга, и именно поэтому никакие обманки не могли спутать организм другого. Среди других стран и республик с городами выбор партнёра откровенно не большой, а Третий и Россия так идеально подошли на физиологическом уровне.

***

— Куда мы приехали? — удивлённо спрашивает Россия, выходя из чёрного «Мерседеса». Его взору тут же предстаёт огромное, каменное здание, по внешнему виду напоминавшее музей. Белые колонны сделанные из бетона величественно держали на себе треугольный фронтон и кирпичную крышу, словно Атлант полотно неба. Само здание было серо-белого цвета и по размеру было довольно меньше Рейхстага и здания Большого театра что находился на его территории, но тем не менее было оно просто прекрасно. На стенах, по обе стороны здания, располагались большие стёкла, в которых, кажется, даже проблеснул свет. Кто-то там ходит. — Я решил дать тебе ответ на один из твоих вопросов, — отвечает Третий, а после, опустив руки на его поясницу, он аккуратно подталкивает его вперёд, направляя прямиком к тому зданию, — Пойдём, малыш. — Ответ? На мой вопрос? — непонимающе переспрашивает Россия, но его взгляд тут же привлекают двое мужчин, что стояли у деревянных дверей. Увидев Рейха, они тут же расступаются по обе стороны и при этом не забыв вскинуть руку вверх в знак уважения к нему. Улыбнувшись, нацист тоже вскидывает руку, а после быстрым шагом направляется к входу. Проводив фюрера взглядом, эти двое тут же переводят всё своё пристальное внимание на идущего позади русского. — Он со мной, — буркнул Третий, заметив, что его милый альфа где-то потерялся, — А ты не отставай от меня. Стоит им войти вовнутрь, первое, что бросается в глаза России, так это полости вдоль стен, огороженные либо железными прутьями, либо же толстым стеклом. Второе, что смогло привлечь его внимание, так это довольно специфический запах похожий на тот очень "приятный" аромат, который бывает в вольере с собаками или же в помещении с курами. — Ведро, — постучав в ладони, произносит Рейх, — А лучше два. Вёдра? Зачем ему вёдра? Этот вопрос крепко засел в голове русского ровно до того момента, пока нацисту не принесли два железных ведра наполненных сырым мясом. Правда ясности это ничуть не прибавило. Внутри здания было довольно безлюдно. Лишь они с рейхом и несколько рабочих. Только сейчас до России стало доходить осознание того, что находился они в неком подобии зоопарка. Вот для чего эти клетки и вот откуда этот странный запах. Действительно, в первой клетке он замечает самого настоящего орла, что гордо восседал на поваленном дереве, которое судя по всему туда специально притащили. — Это питомник, где живут раненные животные и птицы, которые больше никогда не смогут жить в дикой природе из-за своих травм, — вдруг неожиданно отвечает Третий, заметив на лице его милого русского немой вопрос, — Вот, например, справа от тебя прекрасная и величественная птица — орёл, символ моего герба. У него оторвана передняя фаланга крыла. Присмотревшись повнимательнее, Росс действительно замечает на левом крыле птицы странный кожаный предмет, прикреплённый ремнями к телу птицы. — Ему сделали протез и теперь он может перелетать с ветки на ветку или даже парить, но этого не достаточно для его выживания, — поставив вёдра на пол, немец начинает неторопливо стягивать со своих кистей кожанные перчатки, при этом осматриваясь по стопонам и думая над тем, чтобы ещё показать мальчишке, — Подержи, — Рейх протягивает России свои перчатки, а после берёт ведра в одну руку и направляется к клетке с орлом, который, завидев мужчину, радостно слетел со своего пристанища и неуклюже побежал в сторону дверцы. Подойдя чуть ближе к клетке, Россия стал с восхищением наблюдать за тем, как нацист, усадив огромную птицу себе на предплечье, начал неторопливо кормить её с рук окровавленным мясом. Орёл быстро заглатывал аппетитные куски мяса и при этом удовлетворённо прикрывал глаза мигательной перепонкой, которая была словно прозрачная плёнка, накрывшая собой весь глаз. Поняв, что больше лакомства не будет, птица решает немного подлизаться и выпросить вкусняшку с помощью птичьей нежности. Орёл неторопливо пододвигает свою голову ближе к лицу немца, не сводя с него своих жёлтых глаз с него, а после "целует" клювом его губы, постепенно превращая этот "поцелуй" в более страстный. Рейх слабо морщится, улыбаясь сквозь крепко сжатые губы. — Ну всё, всё, — со смехом говорит он и, взяв из ведра ещё один кусочек мяса, тут же даёт птице её заслуженное лакомство, — Заслужил, — подставив кисть правой руки под когтистые лапы, немец слабо проводит мизинцем по одному из пальцев, намекая, чтобы та пересела на другую руку. Орёл тут же перепрыгивает на правую руку мужчины, вгоняя свои острые когти прямо в его незащищённую кожу, но он не обращает на это внимание. Опустив кисть и предплечье чуть ниже, Третий туже обхватывает пернатое создание свободной рукой, а после сажает его на своё место на дереве, не забыв при этом нежно прикоснуться губами к макушке орла. — Не хочешь погладить? — спрашивает немец у России, заметив в его глазах огромный интерес. На самом деле Росс был очень впечатлён самим Рейхом. Такой нежный и заботливый по отношению к этой птице. А когда орёл начал исследовать его губы своим клювом, то он так искренне улыбался и смеялся. От этой картины сердце русского забилось быстрее. Светлая, добрая и нежная сторона нациста. — Пожалуй откажусь, — замахав руками, отвечает республика, — Когти у него угрожающе выглядят. — Как хочешь... ... Обойдя почти всё здание, переходя от одной стены к другой, русскому удалось увидеть ещё несколько птиц и животных, коих здесь было не так уж и много. Волк с отсутствующей лапой, бесхвостая лиса, два ястреба, у одного из которых не было крыла, а у второго переломанный клюв, слепая рысь, а так же потрёпанная жизнью косуля. Её России даже удалось покормить с рук. Но остался последний вольер, о котором нацист так и ничего не сказал за время их ходьбы. Про другую живность он сразу же говорил, а тут... Он шёл молча и изредка поглядывал на Россию загадочным взглядом. — « Ответ на мой вопрос» — вновь пронеслось в мыслях славянина. Стоит им пройти в самую глубь здания и свернуть за угол, глаза русского тут же замечают странные тени на стене, чем-то похожие на собачьи, но... Что-то в них было не так. Шаг, шаг, шаг. До его ушей доносится довольно жутковатый хохот, который тут же перебивается вторым, а после третьим и четвёртым. И чем ближе они подходили, тем звонче становился смех. По спине Росса тут же пробегает холодок, от чего он ёжится и слабо вздрагивает. Кажется он догадался о том, кто там находится. Подойдя вплотную к вольеру, его взору тут же предстают довольно чудные по внешнему виду животные в количестве нескольких штук. По размеру они были как крупные собаки, но в отличии от собак у тех животных была совсем иная форма тела. Задние лапы были действительно короче передних, от чего их походка была чуточку забавной. Песочного цвета шерсть с темными пятнами на ней и такие же чёрные лапы. Голова зверя была удостоена отдельного внимания. Ещё ни разу русский не видел подобного. Слегка вытянутая, с большими круглыми ушами на макушке и с довольно необычной мордой, которая больше походила на медвежью, но только сам нос был намного короче, а так же темно-карие глазки, которые с любопытством смотрели на пришедших. — Гиены, — тихо произносит Россия. — Верно, — отвечает немец, открывая дверцу в вольер. Услышав скрежет металла, русский слабо вздрагивает и бросает на него взволнованный взгляд, однако нацист продолжал быть спокойным, — Их привезли с самой Африки. Все семь особей. Они тоже были тяжело раненые, но как видишь, глубокие повреждения на их телах быстро затянулись, — ещё раз взглянув на гиен, Росс наконец-то замечает, что у некоторых особей отсутствует одно ухо или же глаз, — Конечно, я бы мог приказать отвести их назад, — стоит Рейху пройти в вольер, как его тут же со всех сторон окружают гиены и начинают тихо хохотать, — Но как оказалось, гиены ничуть не хуже собак. Такие же верные и поддаются дрессировке. Взяв кровавый кусок мяса в руку и подняв его высоко вверх, Третий начинает жестом указывать на него и при этом что-то говорить. Животные терпеливо ждали, устремив свои головы в ту сторону, где была еда и лишь одна, довольно крупная гиена, подошла близко к немцу, а после встала на задние лапы и тем самым выравнивалась с ним в росте. Сердце русского замирает от увиденного. Но его нутро сжимается ещё сильнее, стоит ему увидеть острые и довольно длинные клыки хищника. Вся пасть была усеяна толстенными и очень острыми клыками. Гиена же в свою очередь продолжала тянуться к еде, прижимаясь ближе к немцу. Вот её тёмные лапы с острыми когтями лежат прямо на его плечах, а смертоносные зубы находятся на довольно опасном расстоянии от его лица, но Третий всё так же был спокоен. — Сидеть, — твёрдо произносит он и чуть хмурит брови. Поджав уши, гиена спрыгивает с него, а после, сделав небольшой круг, смиренно садится на пол, усыпанный песком и сухой землёй. — Хорошая девочка, — сказав это, нацист тут же бросает ей кусок мяса, который даже не успевает долететь до земли. Его тут же перехватывают мощные челюсти и проглатывают не жуя. Следом он кидает ещё один кусок. Одна из особей хочет подойти и схватить его, но первая тут же охлаждает её резкий порыв своим грозным рыком и угрожающим оскалом. Все сразу расступаются и отходят ближе к стене. Накормив крупную гиену, Третий начинает заботливо подкармливать и остальных, которые постепенно расслабляются и вновь выходят в центр вольера. — Тебе ведь интересно, почему меня так называют?— спрашивает Рейх, почёсывая за ухом одну из гиен, что довольно прикрыла глаза от удовольствия и высунула язык, — Так меня впервые назвал Берлин из-за моих жизненных... Эм, принципов. Видишь ту довольную крупную особь, вокруг которой кружат другие? Проведя взглядом по помещению, Россия останавливается на мирно посапывающей гиене, вокруг которой и вправду ходили остальные пять и осторожно принюхивались к ней. — Это самка, и причём не просто самка, а доминантная особь в этой стае, — отвечает нацист, — Рядом со мной тоже девочка, и она идёт следом по иерархии. И вон там ещё самка. Остальные же являются самцами, но... Они будут всегда внизу. В стае гиен главными являются исключительно самки. И даже самая слабая и непопулярная самка будет на ступень выше самцов. Ты видимо заметил, что в первую очередь я кормил главную? Таковы правила в стае. Если бы кто-то другой прикоснулся к еде первым, его бы просто порвали. Россия вновь осматривает их острые зубы и довольно мускулистое тело. От такого зверя хрен убежишь, а от мощных челюстей и вовсе не спасёшься. — Зато они довольно нежные и заботливые родители. Там, где они живут, с пропитанием может быть туго, а детёнышей кормить нужно. Вот самки и стоят во главе, защищая отпрысков от голодных отцов.... Хей, ну чего ты тычешь, — смеётся Третий, отпихивая от себя любопытную гиену, которая с особым интересом стала обнюхивать его живот, тыча в него своим влажным носом. Выйдя из вольера и закрыв за собой дверь, Рейх слабо выдыхает и ставит вёдра на пол. — Ну как? Похож на них? — с усмешкой спрашивает он у русского. — Даже не знаю, что ответить. Может такой же боевой по характеру как и они... Но, — он на миг замолкает, отводя чуть мрачный взгляд в сторону. Немец видит, что что-то случилось, поэтому тут же прикасается своей ладонью к его лицу, а после нежно поворачивает к себе,— Я как-то видел тебя с Берлином... — Россия, может тебе это пока сложно понять из-за своего небольшого жизненного опыта, но постарайся не вспоминать то, что видел. Я выбрал тебя и я безумно рад тому, что ты решил вернуться ко мне. Я так успел соскучиться по тебе. Так было холодно просыпаться без тебя. Медленно наклонившись к лицу русского, он нежно накрывает его губы своими, вовлекая в лёгкий поцелуй под внимательные взгляды гиен, которые с интересом наблюдали за ними, собравшись возле решётки. — Я люблю тебя, Рейх. — шепчет Россия. Толстый лёд вдруг начинает с хрустом трескаться и расходиться в разные стороны, обнажая мягкое и нежное сердце, что тут же начинает биться, разнося ритмичные удары по всей холодной поверхности. Так больно в груди. Что же это? Пунцовые щёки немца моментально вспыхивают и становятся ярко-алого цвета. Он смотрит в чужие голубые глаза, смотрит на его сладкие уста, с которых ещё несколько секунд назад прозвучали столь вольнительные слова. Любит. Действительно любит. — Я жду ребёнка от тебя, — быстро проговаривает Третий, продолжая находиться в шоковом состоянии. Нет, ему и раньше признавались в любовных чувствах, но он чувствовал в словах и действиях своих кавалеров фальшь, а тут... Тут так всё кристально чисто. Так волнительно и наивно. Россия на миг теряется в пространстве и чуть не падает на пол, но благо успевает вовремя сориентироваться и устоять на шатающихся ногах. Эти слова были настоящей пулей, что пронзила его тело насквозь. Он поднимает на Рейха ошарашенный взгляд, решив, что ему послышалось, но увидев в его синих глазах серьёзность, русский наконец-то понимает, что всё это правда. Скоро у них с Третьим будет ребёнок. Довольно противоречивые чувства от этой мысли. Как? Когда? А главное... Какой теперь будет их жизнь? Протянув руку чуть вперёд, Россия тут же отдёргивает её назад и закрывает глаза. Вдох-выдох. Собрав всю свою силу, он вновь протягивает свою ладонь и кладёт её на ещё плоский живот. Даже не верится, что там находится их малыш. — Так необычно от осознания того, что скоро я стану отцом. Сколько ему сейчас? — Где-то три недели, — с улыбкой отвечает Рейх, не сдерживая слёз радости, что одна за другой скатывались по его щекам, — На двадцатой уже будет заметен живот. Опустившись на колени и положив голову на живот немца, Россия прикрывает глаза и прислушивается, пытаясь хоть что-то там слышать, однако кроме голодного бурления в желудке своей омеги он больше ничего не слышит. Так горячо в груди. Так тепло в сердце. Так спокойно на душе.

***

Улёгшись рядом с омегой на кровать, Россия начинает нежно поглаживать его, уже более заметный, животик. Вместе с изменениями в фигуре на Рейха нахлынул и внезапный сильный голод. Ему постоянно хотелось есть и при чём не важно что, пусть это будет сырая морковка или же кусок сыра, который уже давненько лежал в подвале. Он хотел сохранить свою беременность и омежье происхождение до последнего, поэтому тщательно скрывал от посторонних глаз свои новые сдвиги. Благо, что хоть республика ухаживает и помогает ему. Он сам ему готовил, сам кормил, сам уносил всё обратно. Сейчас Росс запёк кусок красной рыбы и всё это сдобрил большим количеством овощей. Рыба и овощи очень полезны для беременных своими витаминами и прочими полезными веществами. Третий практически не выходил на кухню, ибо его жутко тошнило от любого неприятного запаха. Так же он старался сидеть в своей комнате хотя бы до обеда. С утра он чувствовал себя просто ужасно, а ближе к двенадцати или к часу ему становилось заметно лучше. Повернувшись к столику, на котором стоял поднос с обедом, Третий нежно улыбается, а после вновь кладёт голову на мягкую подушку и устремляет свой взгляд на белый потолок. — Тебе нужно поесть. — Всё ещё тошнит, — безэмоционально отвечает нацист, прикрывая глаза. Ему сейчас было и вправду плохо. Такое с ним в последний раз было, когда он в усмерть нажрался на своём дне рождения и потом жутко винил себя на следующий день, держа в руках ведро, которое ему заботливо оставил Кёнигсберг. Сейчас примерно тоже самое, но только вот он не нажирался прошлым вечером, а херово было всё равно. Россия аккуратно расстёгивает его белую рубашку в области живота, а после, аккуратно отодвинув плотную ткань, ложится головой на мягкую окружность. Третий теперь не подпускал его к своему телу, чему русский не сильно расстраивался, понимая, что омеге сейчас очень тяжело. — Надо же, — усмехнувшись, вдруг продолжает немец, — Руки сильно трясутся. Его руки действительно дрожали, будто он всю ночь держал увесистые гантели и не отпускал их. — Давай я тебя покормлю, — уже более уверенно настаивает советская республика, беря в руки поднос. Рейху ничего не остаётся кроме того, чтобы согласиться. Да и сам русский очень мило ухаживал за ним. Как такому отказать? За столько лет он впервые встретил человека, который искренне заботился о нём и всячески поддерживал. Просто так. Даже Берлин включал нежность лишь для того, чтобы поскорее трахнуть его. Отломив вилкой небольшой кусочек от рыбы, Россия тут же подносит его ко рту немца, и он тут же кусает его. Вновь отламывает и вновь подносит. — Так, а теперь овощи, — улыбнувшись во все тридцать два зуба вместе с молярами, говорит славянин, накалывая на зубцы вилки хорошо пропаренные морковку и капусту, — Вот так. А говорил, что есть не хочешь. Третий с замиранием в сердце наблюдал за действиями альфы. С каким трепетом тот его кормит, как волнуется о нём, с какой нежностью гладит его живот. Росс действительно был рад тому, что скоро у них появится ребёнок. Лёд внутри окончательно раскалывается. — Пей, — Россия тут же протягивает ему стакан с тёплым чаем. В горле действительно пересохло, поэтому нацист без каких либо возражений берёт стакан в трясущуюся руку и подносит к своим губам, но не может крепко удержать конечность на весу. Тогда русский вновь помогает ему, аккуратно придерживая стакан. Рейх вновь смотрит ему в глаза и видит в них лишь бескрайнее небо, в котором так хочется утонуть. Поставив опустошённый стакан на поднос, Россия уже собрался всё отнести обратно на кухню, но прохладная ладонь на его запястье останавливает его. Третий неуверенно прикусывает губу и отводит взгляд в сторону, не зная, насколько сейчас подходящий момент, но всё же. — Россия, займёмся любовью? Ничего не ответив, славянин лишь ставит на место поднос с грязной посудой и садится рядом с нацистом на край кровати, накрыв его холодную кисть своей тёплой ладонью. — Тебе тяжело, — подмечает он. — Аккуратно и не очень быстро, — кидает аргументы Рейх, не сводя своих глаз с его лица. Улыбнувшись краешками губ, Росс медленно наклоняется к нему, вовлекая в нежный поцелуй. Секунда, и он бережливо кладёт омегу на мягкую поверхность, а сам нависает над ним... .... Рейх тихо лежал на боку и смотрел куда-то в стену, пока довольный русский крепко обнимал его со спины и тихо посапывал. По его щеке стекает горячая слеза, которая тут же падает на белую подушку, оставив на ней мокрый след. Он не понимал причину своих слёз. Неужели он и вправду растаял перед советской республикой? Чёрт, а планировалось всё иначе. Третий просто хотел использовать Россию для того, чтобы зачать от него, и при случае чего оставить ребёнка на него, понимая, что с русским он будет под защитой. Понимал, что Союз ничего не сделает ребёнку своего сына, а тут... — Я... я лублу тибя, — шепчет он на русском языке.