"Подснежники"

— … Ахмет ни слова не понимает, потому что итальянский учила мама. Он сам и пары слов не знает. — ****… Но то, что их гида он не понимает, ничего не значит. Со одной стороны, Франческо ему жаль. Испугался мужик, хотя в этих горах живёт, и почему не привык к такой западне? Лавины, обвалы, опять же. С другой стороны — Ахмету шёпот из угла надоедает. И Ахмет пока не может выбрать, что побеждает. Он сонно моргает — на улице успокоился снег. Как жаль! Встаёт, подбирается ближе, ноги затекли, потому что он свернулся в кресле, и Ахмета немного шатает, но это скоро пройдёт. За окном по-прежнему белым-бело, но буран больше не метёт. Впрочем, и так красиво. По сугробам бегают двое. Солнце отражается и слепит — но Ахмет жмурится и всё равно упрямо всматривается, кто же именно. Можно обернуться и пересчитать по тем, кто в доме остался, но тогда и другие этажи проверить нужно. Если по росту судить — то Волжские. Похоже. — ****… Ахмет вздыхает. Нет, может, итальянец там перед завтраком молится, мало ли. Сам Ахмет мусульманин, поэтому понять подобный жест может. Но интонации подсказывают парню, что — нет. Да и не заметил он, что их гид-итальянец был каким-то рьяным католиком, чтобы уже полчаса молиться в углу. Что же делать? Ахмет поглядывает через плечо и делает вид, что продолжает смотреть в окно. Он свою первую встречу с этой компанией никогда не забудет. Они тогда круто изменили его жизнь, по-началу: страшно — но чем больше он с ними проводил времени, тем больше… ну. Как будто это его что-то. Вот раньше Ахмету не хватало чего-то — чего он сам не знал, а тут — хоп! И вот оно, его то самое. Некий риск, азарт, авантюризм в конце концов, если уж нужно было чувство как-то назвать. Ближе всего к этому чувству подбиралось определение — свобода. А тем временем пара за окном уже в дом забегает. По гостиной ходит Настя и что-то ищет, её муж пока сонно смотрит по сторонам. Вздох. Ахмет медленно отходит в угол комнаты. Не окликает, просто подходит. Ждёт. Но Франческо головы не поднимает, так и сидит, уткнувшись лицом в колени. Ахмет вздыхает громче, чтобы привлечь его внимание. Неа. Садится на пол рядом в итоге, но пока не трогает. Лестница скрипит. — А мы завтрак приготовили! — гордо заявляет на всю комнату Аня. Ахмет голову поднимает, вот кто-то, а его вторая мама готовить совсем не любила. Первая не умела, но вполне могла — а вот вторая как раз умела, но никогда не хотела. А. Аня держит в руках открытую бутылку вина и гордо ей помахивает. Подмышкой ещё две удерживает, и у Тани за её спиной в руках одна бутылка. *** — … вот ты думаешь, русский – это в паспорте? — вдохновлено вещает Ахмет, теребя Франческо за плечо. — Не-е-т. Тот пьяно качает головой и что-то лопочет по-итальянски. Залпом допивает из кружки. Это, оказывается, вино кого-то из его семьи, они забыли, где его оставили «настояться» — или вроде того. Франческо уже был порядком пьян, когда вспомнил. Вильгельм предлагал сварить хотя бы глинтвейн, но ни специй, ни корицы в доме не нашли — поэтому Аня заявила, что это холодный глинтвейн. И бутылки были распиты просто так. Франческо странно смотрит куда-то на грудь Ахмета, а потом быстро тащит что-то из нагрудного кармана. А, точно, его паспорт. — Вот, — не соглашается итальянец и шуршит страницами. Ахмету в лицо тыкает страницей. — Это — российский, — деловито поправляет его Ахмет и забирает свои документы обратно. В сумку бы убрать. — А русский, он вот здесь, понимаешь? – На сердце ладонь опускает. – Вот здесь. Франческо, кажется, начинает понимать — поэтому Ахмет наливает ему полную кружку, едва не перехлёстывая края. Что ж, навык… ахем, не пропьёшь. Раньше Ахмет работал не только на ресепшен, но и на баре. У бассейна, иногда аниматором, да кем только не работал! Впрочем, как и сейчас с одной разницей, что теперь ему его работы — нравятся. Да и не пьёт Ахмет.