Тайна Баки Барнса

      Май 2015 года       — Ты злишься.       Джеймс не спрашивал, а утверждал. Всё в поведении девушки указывало на это. Когда он зашёл, Джил даже не посмотрела на него. Она стояла перед открытым окном, обдуваемая ветром, полностью игнорируя его.       Ей было тяжело. На душе плескались беспокойство и злость. И если изначально превалировало беспокойство, то сейчас постепенно именно злость на мужчин занимала первое место. Злость за все те шесть часов, что она не могла связаться с ним, не знала, куда он делся, когда вернётся и вернётся ли вообще. Джеймс, конечно, предупредил её, что отлучится на время, но речь шла о паре часов. «Не более». В итоге он пропал, а Джил не знала, что и думать.       Она испугалась. Очень сильно. А теперь он вернулся как ни в чём не бывало. Если бы он хотя бы как-то предупредил её, сообщил, что в порядке… то Джил не была бы так зла сейчас.       — Сегодня иди в свою комнату.       Удивительно, но, несмотря на всю ту бурю эмоций внутри неё, ей удаётся говорить спокойно, почти что безразлично.       Она слегка повернула голову в его сторону и быстро осмотрела, проверяя на наличие травм. К счастью, он был в порядке.       Мужчина стоял, облокотившись о дверь, рассматривая её болезненно-бледное и утомлённое лицо. На нём были спортивные штаны и широкая футболка, облегающая рельефные мышцы.       — Джил… — растерянно выдохнул Джеймс.       Кэмпбелл чувствовала, что её слова его удивили. И испугали.       — Да. Я злюсь, — холодно подтвердила девушка.       Она глубоко вздохнула. «Давай, Джил, не будь тряпкой и скажи уж!»       — Мне нужно остыть, чтобы с тобой нормально поговорить. Я, конечно, всё понимаю, но… ты заставил меня волноваться. Ты обещал, что даже если задержишься, то максимум на полчаса.       — Я понимаю, — немного помолчав, ответил Джеймс.       Джил поджимает губы.       В глазах застыли слёзы, а в горле — ком. Все те эмоции, что копились на протяжении этих мучительных часов, требуют выхода. Но ей совершенно не хочется плакать перед Джеймсом или, что ещё хуже, устраивать скандал.       Кэмпбелл вздыхает и отворачивается от мужчины.       — Тогда сегодня я буду в своей комнате.       Джил ничего не отвечает, только стоит как натянутая струна с гордо поднятой головой. За спиной раздаются тихие, едва уловимые ушами звуки шагов.       «Наша первая крупная ссора», — думает девушка, наконец позволяя напряжению излиться слезами. «А ссора ли это? Никто не кричал, не оправдывался, не обвинял другого», — сквозь слёзы Джил рассматривает из окна свой сад, вспоминая, как в детстве пряталась в нём, когда ругались родители. Маленькая девочка ненавидела родительские ссоры.       «Нет. Это не была ссора. Это был диалог двух взрослых людей, понимающих, что крики и ругань — не выход из проблемы», — заключает девушка.       В душе она гордится этим и радуется такому исходу.

***

      27 мая 2016 года       «Беременна».       Джил онемевшими пальцами мнёт заключение врача, раз за разом читая лишь одно слово.       «Беременна».       Ей стало плохо. Дурнота не проходила уже какой час, её всё тошнило, голова кружилась, а сама она старалась не впасть в истерику. Получалось, откровенно говоря, плохо.       Когда девушка шла к врачу, то была уверенна, что ей всего-навсего пропишут лекарства от отравления и снотворное, чтобы справиться с бессонницей. Но… получилось всё, как получилось.       Она не знала, что делать. Радости сейчас она не ощущала, хотя всегда мечтала стать матерью, сколько себя помнила. Только вот мечты восемнадцатилетней девочки разбились вдребезги спустя десять лет.       Сейчас совсем не подходящее время для ребёнка — Джил не идиотка и всё понимает. Несмотря на всю свою любовь, она с самого начала отказалась от «розовых очков».       У Джеймса — опасная работа, много хейтеров, ненавистников и самых настоящих врагов. Кэмпбелл понимала, что лучше бы о её существовании в его жизни никто не знал.       Совершенно не хотелось сыграть роль заложницы или однажды просто не проснуться из-за какого-нибудь злодея.       Но ладно ещё она. Девушка сама выбрала отношения с Джеймсом, её никто не заставлял. Ребёнок не заслуживает жить, скрывая своего отца, слушая о нём ужасные истории в интернете и находясь в опасности. Но и сделать что-то…       Просто это… это же ребёнок.       Р-е-б-ё-н-о-к.       Пускай он сейчас даже не сформировался до конца, он уже её ребёнок. Джил понимала, знала, что не сможет избавиться от него. Это грех. Это противоречит всему, во что она верит.       Ей безумно хотелось, чтобы всё это оказалось неудачной шуткой или сном. Не зная, куда себя деть, девушка бесцельно бродила по городу.       Бледная, с подрагивающими руками, покрасневшими глазами и отсутствующим взглядом она представляла из себя то ещё зрелище. Злополучная бумажка непосильным грузом лежала в сумочке, перекинутой через плечо.       Холодный ветер, несмотря на наступающее лето, заставлял ёжиться. В голове было пусто, все чувства словно исчезли. Казалось, что она вся онемела, заледенела, будто никакие эмоции не смогут пробиться сквозь её минутное бездушие.       На глаза попадается церковь, и ноги сами ведут её туда.       Джил несмело толкает дверь, и та со скрипом открывается, пропуская её в Божий храм. Внутри ни души и уютная тишина, в которую, как казалось девушке, она не вписывалась в своём нынешнем состоянии.       Кэмпбелл делает пару шагов, набравшись не пойми откуда взявшейся смелости, и останавливается. Оглядывается, думает. Сжимает до побелевших пальцев ремешок сумки, поджимая бледные губы.       — Вам чем-то помочь?       Слегка сиплый, но пропитанный добродушием и лаской голос раздаётся сбоку, и Джил переводит отрешённый взгляд на седовласого мужчину с поистине отеческой улыбкой.       «Священник», — молниеносно осознаёт девушка и почтительно кивает.       — Извините! Я… на самом деле не знаю, что тут делаю.       Нервный смешок срывается с губ.       — Просто… ноги сами привели меня сюда.       Священник продолжает улыбаться, смотря на неё, и в этот момент первая слеза скатывается по её щеке.       Глупые, глупые гормоны!       — Пойдём, дитя. Просто так сюда не приходят.       Она следует за ним, чувствуя как тяжесть на душе, так и надежду, что ей помогут.       Следующие двадцать минут Джил изливает всю душу священнику, трясясь и рыдая. Кажется, в церковь никто за это время не приходит, но даже если бы кто-то и захотел зайти, Кэмпбелл было наплевать на это в тот момент.       — Я не знаю, что делать… Я… я не готова. Мы никогда с ним этого не обсуждали… у него очень опасная работа, и я… — всхлипывает, жмурясь, — …не могу быть уверена в том, что завтра он придёт домой.       Она старается не вдаваться в подробности. Скорее всего, священник думает, что её парень — полицейский, военный или пожарный, в крайнем случае бандит. Ну уж точно не суперсолдат и бывший киллер.       — Мой брат… он умирает, всё стало намного хуже. Я не представляю, что делать, потому что даже порадоваться такой новости не могу!..       Джил вытирает слёзы и слегка поворачивает голову в сторону, туда, где сквозь резную деревянную решётку можно заметить очертания священника.       — Святой Отец, что мне делать? Что, если грехи отца лягут на душу моему ребёнку? Я… он хороший человек, но его заставляли… делать не очень хорошие вещи. За это Господь может наказать наше дитя?       Священник секунду молчит, затем Джил слышит его бархатный и сипловатый голос:       — Ваш молодой человек верит в Господа Бога?       — Нет, — качает головой блондинка и поджимает губы.       Она не осуждала Джеймса за это. Пережив столько всего, легко потерять веру.       Мысль о Барнсе заставила её снова тихо всхлипнуть. И как ей рассказать ему об этом?       — Тогда молитесь за них обоих. За отца и за ребёнка. Господь Бог услышит ваши молитвы, дитя. «Просите, и дано будет вам; ищите и найдёте…», как говорится в Библии.       — Спасибо, Святой Отец, — тихо шепчет Джил. — Я, гм… спасибо. Просто спасибо.

***

      Кэмпбелл сидела в позе лотоса в квартире своего брата. Несмотря на тёплую погоду за окном, она накинула на себя одеяло. Девушка думала обо всём и в то же время ни о чём.       Она не могла зацепиться ни за одну конкретную мысль. Они плыли в её голове, сменяя одна другую.       «Хуже не должно быть, не так ли?» — задаётся Джил вопросом, прикрывая красные, опухшие от рыданий глаза.       Именно в этот момент зазвонил телефон.       Джил тяжело вздохнула, открыла глаза и потянулась за телефоном на другой конец кровати. Позвоночник неприятно хрустнул, и девушка поморщилась.       Наконец взяв мобильник в руку, она увидела, что звонила Мэгги. Девушка слегка нахмурилась. Если она не ошибалась, то сейчас Мэгги должна была быть с братом в больнице.       — Да, Мэг? — ответила Кэмпбелл сиплым от долгих рыданий голосом.       — Джил! — истерично закричала в трубку невестка.       — Мэгги? — блондинка округлила глаза. — Что случилось? Ты в по…       — Он мёртв, Джил! Он умер!       Мэгги билась в истерике, из телефона доносились оглушительные безудержные рыдания.       — Гэбриэл у-умер, Джил!       Девушка замерла и, кажется, перестала дышать.       …а хуже может быть.