Связанные

      ***

      — Вижу, вам это не в новинку.       — Нет.       Лу дёрнула плечом, привычным движением откидывая хвост назад. Сняла серьги, сбросила на пол дорогие туфли, что успели натереть ей немало мозолей.       Разве что сейчас я собираюсь лечь не под очередного обдолбыша из Утконоса, а Приора всей, мать его, Инквизиции. Йонас прознает, сочтёт — своих променяла. В лучшем случае подстилкой Церкви назовёт, в худшем — продажной крысой.       Мельком вспомнила, как тот спал со своими пациентками без зазрений совести.       Хотя и он сам не лучше. Пойдут наезды, пошлю куда подальше.       Платье же упорно не поддавалось. Лу выругалась, вновь попыталась дотянуться до молнии на спине. Безрезультатно. Хотелось разорвать всё к херам, да только жалко было. Фасон-то дорогой был, да ещё и сидел на ней почти как влитой. Она даже ощущала себя иначе: статнее, успешнее, богаче. Как жители Центра. Как те, кому не приходится горбатиться за копейки, чтобы есть нормальную еду и спать не у мусорного бака.       Подметив непрекращающийся поток восклицаний, мужчина подался вперёд. Скользнул пальцами вверх по позвоночнику, вежливо предложил:       — Вам помочь?       — Справлюсь.       — Мне будет несложно. Просто не дёргайтесь.       — Нормально все. Я байки чиню, какой-то хлипкой застёжке не остановить меня.       — Как угодно.       Ладонь вернулась обратно, принялась отстёгивать часы с запястья. Следом — пуговицы на форме. Он был складно сложен. Для чистого, сидящего в офисе, — тем более. Лу невольно засмотрелась, забыв про платье. Ей доводилось спать с разными мужчинами: качками, долговязыми барыгами и один Единый знает во что разукрашенными нестабильными. Среди них не было ни красавцев, ни даже отдалённо сносных типов. Сейчас же перед ней впервые оголялся кто-то, чьё лицо она могла бы и без пары бутылок назвать привлекательным. В искусственном свете ночников — даже слишком.       Заметив её пристальное внимание, Мартен позволил себе ухмыльнуться. Одними кончиками губ, но достаточно, чтобы вогнать Лу в несвойственное ей замешательство. Она спешно отвернулась.        Крэп. Не хватало ещё запасть на того, кто одним приказом тебя прихлопнуть может. Будто проблем мало.       Взгляд забегал по комнате, сосредоточился на обстановке: картинах, форме на вешалках, цветах на столе. Личная спальня Мартена была почти до скрежета зубов идеальной. Полная противоположность её собственной.       Как и он сам был максимально противоположен ей. Во всем. Разные положения, взгляды, вкусы: девчонке из Термитника было нечего делать рядом с таким высокопарным мужчиной. И всё же она была тут, разодетая в его подарки, сидящая на его простынях.       Впервые Лу пожалела, что была абсолютно трезвой. Обычно пары-тройки бокалов хватало, чтобы в голове становилось пусто, и всякие мысли не терзали почем зря. Глупые, бредовые и несбыточные.       Дурью маешься. Хватит уже думать, и просто сорви уже это платье к чёртовой матери.       Вопреки всему руки так и остались лежать на бордовом шифоне, нервно перебирая складки. Чуть быстрее, потом медленнее, и так несколько раз. Приятный материал струился по коже, и невольно Лу подумалось, что его пальцы вскоре точно так же будут ласкать её тело. Скользить, сжимать, как ему будет угодно. Вряд ли ей придется направлять его, как то обычно бывало с совсем незрелыми парнями.       Быть может, ей даже не придется притворяться удовлетворённой.       Мартен не торопил и не давил на неё. Краем уха Лу слышала, как с его плеч спадал пиджак, защитное обмундирование, а после и белая рубаха. Каждую вещь, в отличии от неё, он бережно складывал на краю кровати. Девушка была готова поставить всю зарплату на то, что стопка одежды была безукоризненно ровной. Без случайно торчащих рукавов и складок.       Стало слегка совестно за то, что брендовую обувь она отшвырнула в сторону, как пустую банку из-под пива. Оставалось надеяться, что Мартен этого не заметил.       Хотя с его-то вниманием к деталям… Вряд ли.       Когда же забренчала пряжка на ремне, Лу, наконец, подняла на него глаза. Их взгляды встретились. Его — спокойный, но проницательный. Её — почти комично неловкий. Она и не помнила, когда последний раз хоть кто-то мог заставить её смутиться, даже не касаясь. Присутствием, безмолвным уважением её желаний и… И тем, чему Лу не могла дать названия. Захотелось вновь отвернуться, но её остановили пальцы, что легли на подбородок.       — Я вам неприятен, мадемуазель Рид?       — С чего вы взяли?       Невесомое прикосновение скользнуло выше, тронуло нижнюю губу.       — Вы избегаете смотреть на меня. Настойчиво. Упорно даже.       — Просто учтивость. Вдруг неприятно, когда глазеют.       — Не стоит лгать, — Мартен наклонил голову, констатировал. — Беспокоиться о таком не в вашем стиле.       — Откуда выводы? Мы видимся в пятый раз.       Кажется, почти открытая дерзость не смущала его. А вот неточная информация — да.       — Четвёртый.       — Ещё лучше.       — Я умею считывать людей. Не так, как эмпатики, но… по-своему. Для этого хватит и нескольких встреч.       — Будь это так, — прищурившись, Лу позволила себе усмехнуться, — не спрашивали бы. Ещё и глупости всякие.       — Считаете заботу о комфорте партнёра глупостью?       Ладонь очертила скулы, следом опустилась на затылок. Мягко, чувственно, заставляя кожу взбугриться мурашками. Глядя на него, Лу бы и не подумала, что у него могут быть теплые пальцы. Почти горячие даже.       Как у пирокинетиков.       Было приятно. Она бы зажмурилась, да только его взгляд не позволял. Пристальный, выворачивающий наизнанку что-то там в глубине души. Так, словно он взаправду мог проломить колючие стены, кольцом защищающие её от реальности бытия. Мира, который вёл и направлял он.       Всё в нем было противоречиво, неправильно: не мог глава всей Инквизиции взаправду быть таким.       Давно бы сместили, подавили или того хуже — убили. Да и казни эти… Не вяжется всё это.       — Не считаю.       — Но…       Гулкий, твёрдый голос обволакивал.       — Но разве я ваш партнёр?       — Естественно. Я же был инициатором нашей встречи. Как и полученных вами подарков. Кем ещё в такой ситуации вы можете быть?       Лу вспомнила, как это всё смотрелось со стороны: косые взгляды, перешептывания на банкете после церемонии посвящения…       Небось уже заклеймили проституткой, купленной с целью скрасить вечерок. Или того лучше – шлюхой, раздвигающей ноги перед Инквизицией, чтоб повыше к верхушке пробраться. Другого же псионикам не дано - отребье ведь.       — Вам прямо сказать или поберечь ваши уши?       На его лице не дрогнул ни один мускул. Мартен помолчал, следом чуть иронично уточнил:       — Разве я стал бы столь скрупулёзно вкладываться в одноразовое развлечение?       — Хрен знает. Мало ли у вас, богатеньких, причуд. Как минимум, можете себе позволить.       — Могу, — пальцы спустились ниже, нащупали каверзную молнию, — но не позволяю.       — Почему?       — А вы бы стали?       — У меня не та зарплата, чтобы иметь выбор.       — Опустим финансовую сторону.       Платье зашуршало, спешно скатываясь с плеч. Ласка ткани сменилась его ладонью: кожа к коже, будто бы он хотел вобрать в себя то, как она ощущалась. Без условностей, перчаток и преград. Возможно, глупая прихоть, да только Лу уже не в первый раз поражалась его повадкам.       Мартен мог бы взять её без всяких разговоров. Вопросов, уточнений. Прижать лицом к подушке, сорвать бельё и подмять под себя так, как ему бы хотелось. Как куклу. Как кусок мяса, цель которого — молча принимать в себя и не возражать. Смогла бы она ему сопротивляться? Возможно. Закончилось ли бы это для неё плачевно? Определённо.       Никто бы не стал жалеть самое низшее звено. Её место всегда было под ними: под Церковью, под Инквизицией, под чистыми.       Почему же он вел себя так?       — Нет, не стала бы. Ограничиваюсь деньгами, как и все. Максимум — чаевые.       — Вот вы и ответили на свой вопрос. К тому же, у меня нет склонности прибегать к… подобным услугам.       — Достаточно желающих за бесплатно?       Мартен встретил её вызывающий взгляд, притянул ближе. Вычурное кружево уткнулось в обнаженную грудь, его губы же — в висок Лу, почти целуя.       — Возможно, но выбрал я вас.       — Поясните почему?       Его голос стал тише, перейдя в шёпот.       — Поясню. Вы видите камеры в углах стены?       Девушка сморгнула, удивившись сменой темы. Скосила взгляд в сторону, прищурилась. И правда: четыре камеры на периметр. Может, и того больше.       Рабочие. Все это время снимали. Почему раньше не заметила?       — Вижу.       — За мной ведется постоянное наблюдение. Контроль разговоров, перемещений, окружения. Вынужденная мера безопасности, однако лишающая возможности приватного общения. Я бы хотел поговорить с вами о деле, мадмуазель Рид. Без свидетелей и, естественно, без камер, но выключить их вне кратковременного взлома можно, увы, лишь одним способом.       Лу сглотнула, выдохнула в его шею закравшуюся догадку:       — Секс.       — Правильно. Считается, что если со мной что и произойдет во время, то записи до… начала процесса будут служить неопровержимым доказательством. Детали не столь важны.       — А так нельзя? Шёпотом?       — Долго. Подозрительно, могут захотеть проверить разговор. Я же хочу полную анонимность. Подыграйте мне, я объясню все, как только они отключатся.       Мартен прошёлся языком по горлу, расстегнул бюстгальтер, обнажая её грудь.       Инстинктивно Лу попыталась вновь подметить, снимали ли камеры, но ей не дали повернуть голову: прильнули в поцелуе, испивая, смакуя прерывистое дыхание. Для видимого притворства слишком уж забывчиво, будто бы ему и правда нравилось.       Хотелось бы, да только уже понятно, что всё это лишь представление. И слова, и подарки… И даже забота эта, чтоб её, мать вашу.       Ей должно было быть противно, злостно, горестно… Но, пожалуй, это поясняло всё куда лучше розовых соплей про «судьбу», «исключительность» и «я не такая, а он выбрал меня», которые она встречала в архивных книгах уже умершего мира. В реальности так не бывало. И, пожалуй, часть её была рада, что Мартен не был тем, кто тащил едва знакомую девушку в постель, вешая лапшу про чувства и какую-то выдающуюся индивидуальность.       Так было проще: влюбляться в него…       Было бы глупо, да. Неправильно.       И всё же где-то там, в самом дальнем уголке сердца, ей бы хотелось знать, каково это быть любимой. Принятой.       Она выгибалась, ловя его губы, переплетая языки. До дрожи. Несмотря на всё, он был хорош. Опытен, последователен. Разогревал её постепенно, лаская, поглаживая, словно желая снять напряжение в огрубевших мышцах. Ей не надо было ничего говорить: мужчина знал, что ей приятно. Как минимум, физически. Для красивого шоу он делал всё и даже больше. Переспи они по-настоящему… То определенно был бы самый качественный секс в её жизни.       Прелюдия тянулась неспешно, размеренно: как красивая ширма, что опускалась на чужие глаза. Где была та достаточная грань и что её определяло? Как много от её тела сейчас могли рассмотреть какие-то ушлёпки в охранной? Лу не знала. Мартен, похоже, тоже, однако максимально укрывал её от объективов. Руки, сжимающие кольцом, каскад из длинных волос…       Наконец, в воздухе загудело. Показательно резкий и искусственный звук, напоминающий вхождение металлической иглы. Одна секунда. Другая. Мужчина приоткрыл глаза, скосил взгляд. Ведомая любопытством, Лу тоже оглядела камеры, абсолютно сливающиеся с цветом стен. Красных датчиков больше не наблюдалось: они исчезли, словно их никогда там и не было.       — Можете выдохнуть.       Она горела, жаждала и плавилась, но постаралась сохранить будничный тон:       — Когда снова включатся?       — Через тридцать две минуты. Ни секундой больше.       — Проверяли?       — Да.       Лу вгляделась в сосредоточенное лицо, ещё минутой ранее исступленно целующие её губы: казалось, будто в нём моментально переключился рычаг.       — Снимали для этого кого?       — Нет. Как вы и сами сказали, желающих оказаться здесь за бесплатно достаточно.       — И этот человек…?       Он уловил вопрос, спокойно констатировал:       — Мёртв.       — А с вами опасно спать, месье Приор.       — Вам подобная участь не грозит. Вы мне нужны живой.       Лу вспомнила виселицы, искажённые в агонии гримасы с пустыми глазницами. Сглотнула, стараясь не думать, что на проводах могла бы болтаться она сама. Мартен, кажется уловил её мысли. Тон его голоса потеплел, став похожим на шелест летнего ветра.       — Даю слово, что вашей жизни ничего не грозит, пока вы остаётесь верны своей клятве.       — И вам?        Ладонь скользнула меж её лопаток неспешно, невесомо…       — Особенно мне.       Особенно?       — Моё сердце, душа и тело за Инквизицию. За вас, месье Мартен, и за Единого.       Погладила талию, хваля.       — Отрадно знать. Надеюсь, ваша лояльность будет непоколебима, как и ваша пси.       — Будет.       Это было почти абсурдно: прижиматься друг к другу обнажённой кожей, чувствовать, как дыхание щекочет губы, при этом говоря исключительно о деле. Он мог бы давно отпустить её. Отодвинуться, перестать обнимать, перебирая локоны. Так много мог бы, что терялись в хитросплетении тел, эмоций и обстоятельствах их встреч.       — Тогда перейдём к делу. Прежде позвольте извиниться за внезапность.       — Вы не обязаны извиняться.       — И всё же я обманул ваши ожидания.       Внутри непроизвольно кольнуло.       — Подарки тоже были частью… плана? Курьер привозил.       — Нет. То была моя личная прихоть. С текущим положением дел не связана.       — Ясно.       Значит есть и ещё что-то помимо его цели. Интерес? Очередное извинение? Многовато чести для оборванки с Термитника. Кто же ты всё-таки такой, Иво Мартен, и почему, чёрт тебя дери, я никак не могу понять твоих намерений?       — Они ваши. Если не захотите носить, можете отправить обратно. Штрафа не последует.       Хренушки.       — Не отправлю.       Мужчина слабо улыбнулся, бросил взгляд на часы. Прошло три минуты с момента отключения камер: совсем мало, но достаточно, чтобы больше не распыляться на второстепенное.       — Раз этот вопрос решён, то перейдём к главному. Постараюсь быть максимально краток. Если возникнут непонимания, то я поясню подробнее. В Корпусе Содействия есть предатель. Вероятно, не один, а целая группа.       Кей тоже мне об этом намекал. Но я тут причем?       — Те, кто осуществил на меня покушение, хорошо знали моё расписание, сколько у меня охраны, на чём и куда именно я буду направляться. Знали планировку здания Корпуса, имели доступ к строго ограниченным данным и ресурсы, чтобы добыть запрещённое оружие. Суммарно — подобным могут располагать сотрудники от третьей ступени и выше, включая приближённую ко мне верхушку. Самолично делать подобное они, естественно, не стали бы: скорее всего передали информацию иным людям, у которых были счёты с Инквизицией. Личные или иные — не важно. Открыто показывать, что я знаю о предателях, опасно: могут начать заметать следы, скрываться тщательнее. Следовательно допросы исключаются. Сменить весь штаб сотрудников? Невыгодно, долго. Подозрительно. Казнить всех? Мне нужно вывести их на чистую воду без лишнего шума и волнений. Паника в обществе мне ни к чему, к тому же в Корпусе много полезной рабочей силы, которую я бы хотел сохранить.       — Намекаете, чтобы я занялась этим?       — Именно. В вашей непричастности я уверен безоговорочно. Вашего напарника — аналогично.       Лу вскинула бровь, удивлённо уточнила:       — Мне сказали, что с Кеем я работать не буду. Указ отменили?       — Нет. На официальном уровне вы будете работать с другим человеком, ездить на мелкие задания. Ваше начальство должно быть уверено, что вы выполняете рядовые поручения. Ни больше, ни меньше.       — Понятно. Значит, задание неофициальное. Секретное?       — В какой-то мере. О нём не должен знать никто, кроме вас и Кея Стоуна. В базе данных его не будет, на камерах, как понимаете, тоже: именно поэтому мне приходится говорить об этом в такой, — его взгляд упал на ключицы, неприкрытую грудь, — интимной обстановке. В любом ином случае был бы риск утечки информации, а после… Сами понимаете.       — Почему выбор пал на меня?       Лу попыталась считать выражение его лица: в чуть прикрытых глазах, острых скулах, обрамлённых волосами.       О чём ты думаешь, твою мать? Почему не отстраняешься, не держишь дистанцию? Почему доверяешь такое дело мне?       — Вы не выделяетесь, обладаете внушающим потенциалом пси способностей и, судя по отчётам, высокой смекалкой. Без проблем ориентируетесь даже в самых… неблагоприятных кварталах Нью-Пари. Именно такой человек мне был нужен: неприметный, неопытный в делах Корпуса, но с развитым мышлением. И, конечно же, с абсолютным алиби в отношении покушения на мою жизнь.       Читал отчеты. Хвалит даже… Приятно.       — Неужели кроме меня таких нет во всём КС?       — Кей Стоун мог бы теоретически подойти, но… Я всё же предпочитаю раздевать и целовать женщин.       Лу усмехнулась, ответила не менее двусмысленно:       — Я заметила, месье Приор.       На его лице не дрогнула ни одна мышца. Лишь пальцы сжали её крепче, настойчивее.       — Я не сомневаюсь.       — Отчитываться я буду лично вам?       — Даниэль разрабатывает зашифрованный канал связи. Я предоставлю вам доступ, сможете скидывать отчёты, фотографии и любую добытую информацию в обход систем Корпуса. Мой телефон прослушивается, но номер я тем не менее тоже дам. Скинете звонок, и я организую нашу встречу.       — В вашей спальне.       — Естественно. Если вам неприятна мысль о необходимости позволять мне касаться вас после сегодняшнего… То придется обойтись исключительно каналом связи. Крайний срок его сдачи — конец этой недели. Если наводку получится добыть раньше, то один раз придется потерпеть.       — Терпят пытки. А это их полная противоположность.       — Разве я не стал вам неприятен?       — Вас волнует?       Мартен качнул головой, всмотрелся в провокационно вскинутые брови:       — Как начальника — нет. Как мужчину — да. Я предпочитаю обоюдное согласие.        — Я согласилась лечь под вас. Значит — хотела того, что вы начали делать. Если не верите — могу показать делом, как закончим.       Лу подалась вперёд, без капли стыда впиваясь в его губы. Мартен замер, напрягся. Лу ощутила, как взбугрились мышцы под кожей, как хриплое дыхание смешалось с её. Снова. Ей нравилось его целовать. Чувствовать, принимать, прижимаясь вплотную. Хотелось бы послать всё к чертям… И слежку эту, и задание, и камеры, натыканные по углам. Плевать. Она имела право просто желать, отбросив все запутанные чувства куда подальше. Потом на холодную голову подумает, разложит по полочкам, а сейчас…       Сейчас я задралась искать подвох. Оттолкнёт? Так тому и быть. Если нет… То пусть хоть доведёт дело до конца.       Не оттолкнул. Вопреки вынужденной лжи, противоречиям и тому, что это бы создало лишние сложности. Как же он был хорош. Лучше любого, кого она таскала домой по вечерам или прижимала к стенкам в туалетах. Упускать возможность качественного секса казалось кощунством для собственного тела. Оно заслужило нормальных ласк, умелого партнера и красивой обстановки. Хоть раз за всю гребаную жизнь.       Вскоре Мартен отстранился. Спокойный, стойкий, словно ничего не произошло. Но Лу уже наловчилась различать скрытые изменения. Блеск глаз. Чуть приоткрытые губы. И, конечно же, его прикосновения. Кажется, в них всегда было куда больше ответов, чем на его лице. Лу какое-то время ещё пыталась увлечь его обратно, но, видимо, незаконченность разговора мешала ему идти на поводу и у собственных прихотей. Пришлось признать поражение, вновь осев на матрас.       — Как вам?       — Убедительный аргумент. Даже слишком, но я вас понял, Лу. Насчёт после, — хриплый, несвойственно переливчатый для него голос, — я подумаю, раз уж был тем, кто позвал вас сюда.       По имени назвал. Интересно.       — Прекрасно. Значит с передачей данных заминок возникнуть не должно.       — Нет, но слишком полагаться на этот способ не стоит. Будете часто мелькать у меня, вне зависимости от наших… договоренностей, вызовете подозрения.       — Обо мне и так слухи пойдут. Раз уж быть шлюхой, то хоть до самого конца.       — Слухи я пресеку, а вот догадки о связи меж нами не только интимного характера при чрезмерных наших встречах — вряд ли. Рискованно.       — Пересечься в Термитнике? Записку там подкинуть. С телекинезом смогу издалека. Друзья охрану отвлекут.       Мужчина заправил локон за ухо Лу, без колебаний отрезал:       — Нет.       — Опасно?       — Как псионику, вам ли не знать.       — В открытую стрелять не будут. Слишком людно.       — Гарантий нет. Вас застрелят — операция накроется. Давайте остановимся на том, что имеем.       Мартен был непоколебим, но справедлив. Следовал логике, пояснял ход мыслей, а не просто приказывал. Лу понимала, почему он забрался так далеко по карьерной лестнице. В Содействии ценился холодный рассудок и умение отсечь личное от рабочего. Конечно, наверняка у него были изначальные связи, но одно дело — попасть в серпентарий, а другое — выжить и возглавить его.       — Поняла. Кто ещё будет знать о задании? Даниэль?       — Нет, иначе бы мои намерения вы бы узнали через неё.       — Разве она не чиста?       — Относительно. Из подозреваемых пока не вычеркиваю.       — А как же канал?       — Зарегистрирован, как разработка в целях повышения безопасности конфиденциальной информации. О настоящей цели его создания ей не известно. Пока что.       Вот тебе. Камеры, слежка, ещё и гандоном каждый оказаться может.       Лу потянулась за телефоном. Открыла контакты, вбила новый, пометив его, как И.М. Догадаться о личности за сокращением было сложно: мало ли в Нью-Пари жило людей с такими инициалами. Её же номер Мартен записал на бумажку и положил в карман формы.       Глянув на часы, оба подметили одно. Осталось чуть меньше двадцати минут.       На один раз должно хватить. Теоретически. Главное быстро разобраться с остальными моментами.       — Основные задачи?       — Втирайтесь в доверие. Используйте свой статус новичка, как желание узнать о Корпусе и обо мне от других. Открыто вам не скажут, но месье Стоун поможет вам уловить настроения. Намерения. Вскользь упоминайте убийства псиоников, но аккуратно. Могут спохватиться. Достану вам ключ к большей части помещений. Сможете попасть куда требуется.       — Камеры?       — Можно отключить, но на краткий срок: пару минут. Хватит, если вы знаете, что и где искать. Генератор помех одноразовый, сжигается после использования. Не отследят.       — Повторно не выйдет?       — Обход системы безопасности блокируется.       — Неприятно.       — Пока присмотритесь к кабинету Жонсьера, но аккуратно: если застанет, то вам не сдобровать. Открыто покрыть не смогу.       — И не таких обводила вокруг пальца. Справлюсь. Это всё?       — Не терпится?       Мартен ухмылялся: полуприкрытые веки, лениво глядящие глаза и вздёрнутый уголок губ. Лу отзеркалила его мимику, положила руку на бедро. Он не отстранился. Тогда она пальцем подцепила край брюк, слегка потянув на себя.       — Не больше, чем вам. Станете отрицать?       Его вздох был почти обречённым. Зашуршала ткань, скрипнула кровать, а следом спину Лу пригвоздило к матрасу.       — Нет. Но дам последний шанс отказаться.       — А вы джентельмен, месье. Удивительно.       — Я не врал про согласие, — большим пальцем Мартен очертил скулы, убрав выбившийся из хвоста локон. — Как и не врал про то, что ваш комфорт для меня первостепенен.       — Звуки?       — Стены звуконепроницаемы. Можете кричать, стонать… Ругаться, если захотите. Услышу только я.       — Отлично. Подойдёт.       — Ещё вопросы?       — Один.       Сосредоточенный взгляд. Кивок:       — Я слушаю вас, Лу.       — Когда закончатся разговоры?       Мартен склонился ближе, заслоняя собой обзор, прошептал в самые губы:       — Сейчас.       Одна ладонь легла на её затылок, вторая — скользнула к платью, сдёрнутому на талию. Лу выгнулась, показательно заёрзала. Хотелось чувствовать пальцы, а не ткань. Тёплые, ласкающие. Любые. Время подстегивало её, заставляя быть куда нетерпеливее обычного: закинув ногу на его бедро, Лу почти физически ощущала, как утекают драгоценные секунды.       После будет иначе: снова маска, игра на чужую публику. А ей хотелось узнать, каков он без них. Как есть. Будут ли его поцелуи иными? А прикосновения? Как много из того, что он уже делал, отзовется в ней совершенно по-другому? Лу оставалось лишь догадываться, прижиматься, стискивая его плечи. Конечно, она могла бы наплевать на всё, перенять инициативу, но…       Ей хотелось принимать, чувствовать, отвечать. Лежать, пока её обхаживает статный мужчина, от которого в буквальном смысле зависело всё. Было ли ей самую малость страшно? Бесспорно. Желала ли она от этого его меньше? Нет. Даже наоборот — было в этом что-то…       Сумасшедшее? Пожалуй. Но уже плевать.       Платье скатилось с бёдер аккуратно, разлившись алыми волнами на простынях. Мартен чуть отодвинулся, помог окончательно стянуть его и сложить поверх иной одежды. Терпеливо, педантично. Казалось, его не заботили ограничения. Смотря на размеренные движения его рук, Лу едва слышно выругалась. Он не должен был услышать, однако по едва уловимой усмешке в голосе поняла… услышал.       — Не торопитесь. Спешка в постели не нужна.       Она попыталась возразить, напомнить про камеры, да не успела: его палец лёг на губы, прерывая на полуслове. Мартен глядел проницательно, спокойно: ни капли сомнений или нервозности. Можно было подумать, что он был абсолютно уверен в том, что успеет. Или же предпочитал делать всё так, как считал нужным. Правильным.       Его губы накрыли её. Мягко, трепетно, с едва ощутимым нажимом. Не так, как раньше: по ней словно скользили ворсом кисти. Лу выдохнула в ответ, зарылась в длинные волосы, что щекотали кожу. Внутри тянуло и покалывало, снаружи — изнывало, расходясь мурашками. Мартен был обходителен: вслушивался в дыхание, подмечал, как ей было приятнее. Иногда отстранялся, предлагая ей самой потянуться к нему. И Лу слушалась, обвивала его шею, ловя себя на том, что не хотела отрываться.       Возможно, впервые отдаваться кому-то было чем-то большим, чем способом выплеснуть горечь и заполнить пустоту от существования.       Лу терялась в касаниях, что струились по телу следом за его ладонями, тонула в поцелуях, толчками разгоняющих вожделение. По венам, горлу, животу. Хотелось большего. Ближе, ярче, до исступления. Она заёрзала, потянула за пряди, намекая. Безмолвно, но он понял.       Последний поцелуй, в самый уголок рта, будто бы поддразнивая:       — Сейчас. Лежите смирно.       Кровать скрипнула, стоило мужчине сменить позу, сместившись ближе к тумбе. Лу качнула головой, проследила за его движениями: он рылся в глубине ящика. Вариантов было немного, да и должность обязывала его быть осмотрительным. Ей последствия были не нужны в равной степени: псионики были не особо фертильны, но не бесплодны, а значит не пренебрегали контрацепцией. По большей степени.       Помимо защиты в его руках оказался тюбик со смазкой. Лу прищурилась, оценила бренд.       Дорогая, по слухам — самая качественная из доступных.       — Возражений нет?       — Без понятия, не пользовалась.       — Другими брендами?       Лу пожала плечами, стянула с себя белье:       — Аналогично. Дорого.       — Я потом попрошу доставить вам набор. А сейчас позвольте…       Девушка откинулась на подушки, развела колени в стороны, разрешая дотронуться до себя. Поймала его взгляд, едва заметную улыбку: с ней его лицо теряло угловатость, становясь будто бы мягче. Расслабленнее.       Осторожное касание, робкое, как щекотка пера. Лу дёрнулась, прислушалась к себе. Прохладно, непривычно, но… приятно. Возможно, подарок и правда бы не помешал, раз уж предложили.       Мартен опёрся на локоть, вновь прильнул в поцелуе, продолжая неспешные поглаживания. Никаких скачков темпа: его пальцы двигались умело, говоря красноречивее слов. Лу же старалась помогать, подмахивая бёдрами и выгибаясь навстречу. Мир дрогнул, поплыл дымкой. Бликами, искрами, запахом парфюма. Все смешалось в одно ощущение, острое, как заточенное лезвие кинжала.       — Твою мать…       Она слышала его тяжёлое дыхание, собственное сердце, бьющееся прямо в горле. Гулко, дико, будто бы Лу заходилась, отдаваясь моменту. Не было ни комнаты, ни чёртовых камер, ни таймера, тикающего над головами. Лишь Иво Мартен, чьи губы терзали шею, а пальцы — клитор. Как же бесстыдно громко они звучали в тишине, скользя, доводя её до грани.       Темп нарастал постепенно, вынуждая Лу с упоением стискивать ноги. Метаться, ловя каждый импульс с особой жадностью. Кажется, она в какой-то момент начала отборно ругаться, да только не придала этому значения.        Разрядка нахлынула внезапно, выбивая воздух из лёгких. Прокатилась по всему телу, натянутому, как струна, разошлась сладостным ощущением по напряжённым мышцам. Лу успела лишь промычать в его губы невнятный набор слов, почти прокусив их до крови.       Прилипшие волосы, влажная и разгоряченная кожа, слабость во всем теле: она давно забыла, что такое настоящие оргазмы. Чаще всего имитировала, чтобы не донимали, а после доводила себя сама. Так было проще, привычнее. Сейчас же окружение маячило неясными бликами, а в ушах стоял шум.       Она еле смогла различить его голос, отдающий хрипотцой:       — Пить?       — Ммм, — пролепетала Лу наугад, почти не поднимая головы.       — Сочту за да. Возьмите.       Её ладони коснулась прохладная бутылка.       — Переведите дух, я пока… подготовлюсь.       Она кивнула, приподнялась на локтях, чтобы ненароком не пролить воду на кровать. Пальцы дрожали, в пояснице тянуло, прямо как после хорошей утренней тренировки. Ей было не привыкать, да только ощущалось все иначе. Более значимо и глубоко, словно после главного аккорда расходился остаточный резонанс.       Когда очертания комнаты устаканились, Мартен вновь повернулся к ней. На этот раз — полностью обнажённый. Лу не упустила случая вновь оценить его, окинув взглядом с ног до головы. Задержалась на руках с выступающими венами, волосах, что почти доходили до пресса, бёдрах.       Да, смазка тут не помешает. Широкий.       — Предпочтения?       — Не знаю.       Его ладони легли на талию, притянули чуть ближе, поглаживая:       — Не спрашивали?       — Нет.       — Какие неучтивые партнеры.       — Зато молчаливые.       — Без диалога не выйдет результата, — словно в подтверждение он коснулся её, без проблем введя внутрь несколько пальцев, — разве не так?       Одно движение. Два. Лу прикусила губу, дрогнула, понимая, что ей и отвечать нет надобности: он и так все мог понять. Почувствовать. Услышать. Её тело льнуло к нему, сжимаясь, прося. Так, как бы просила она сама, не будь она слишком гордой для этого.       Через время Мартен вытащил пальцы, довольный результатом. Даже в приглушённом свете можно было разглядеть, как те блестели от влаги. Лу редко смущалась, в сексе — почти никогда, но почему-то от подобного зрелища щеки зарделись сами собой. Ещё пуще, когда он без колебаний провел ими по собственным губам, оставляя видимый след.       Низкий, спокойный голос:       — Приподнимитесь.       Просьба на грани приказа, от которой внутри все скрутилось, осев тугим узлом. Лу не видела его глаз, но могла поклясться, что они были такими же чёрными, как и его волосы. Внимательными, следящими за каждым движением. Он всегда смотрел только на неё.       Неотрывно, с упоением.       Лу выгнулась, замерла в ожидании: сердце застучало быстрее, рванее, ладони невольно вспотели. Почему от него так кидало в жар? Почему она ощущала себя почти по-детски неопытной на его фоне?       — Не отводите взгляд, Лу.       Вдох на грани надрыва, толчок. Пальцы Лу стиснули простынь, ноги же обхватили его торс, помогая подобрать нужный угол. Чтобы легче, глубже, до самого конца. Без возможности отстраниться.       Мартен был всё так же аккуратен: давал время приспособиться, привыкнуть к нему, помогая ласками. Понимал, что может сделать неприятно или того хуже — больно. Но больно Лу не было. Физически, чувствуя, как он наполняет её, — нет. Царапало лишь в душе, внутри, там, где она жаждала большего. Близости сердец, заботы и простых человеческих отношений. Любви, которой не знала и ловила её вот так, отдавая своё тело в попытках урвать обрывки.       Быть может, кто-то захочет узнать её, поймёт, что она ничем не отличается от других, кроме своего грёбанного знака «пси» на руке. А пока… Пока ей оставалось лишь тонуть в удовольствии, заглушая им агонию и ненависть, что рвала на части.       Его запах, губы на её шее: Лу терялась в контрастах, ощущениях, чувствах. Хотелось кричать, слать все к чертям, а после — целовать его так, чтобы он помнил о ней. Всегда, каждую ночь, что засыпает в одиночестве или с другой женщиной. Эгоистично и наивно? Пожалуй. Но сейчас в Лу бурлило желание обладать. Он был тем, кто позвал её. Подарил подарки, согласился на близость… Разве она не могла хотя бы на мгновение представить, что этот раз не будет последним?       Мартен ускорился, входя в неё уже куда спешнее. Рванее. Наклонился к уху, спросил охрипшим голосом:       — Кому вы верны?       Лу сморгнула, не понимая. Вопрос ускользал от сознания, неспособного сейчас думать. Воспринимать, формулировать. Всё это казалось лишним, пустым сейчас. Но не для него.       — Кому. Вы. Верны?        — Я…       Язык не слушался, тело тоже: всё горело и плавилось, вынуждая Лу метаться под ним. Быстрее, чаще, ещё. Навстречу разрядке и бёдрам, что впечатывались в неё так упоительно сладко.       Как она хотела.       — Кому?       Его лицо расплывалось в фокусе, мерцало бликами. Яркими и неровными, словно переливаясь разными оттенками золота: того, что исходил от единственной лампы вдоль стены. Осознание пришло, когда она поймала его взгляд: всего на миг, но он пробрал её настолько, что в груди не осталось сомнений.       Лу выгнулась, задрожала и, чувствуя, как её вновь накрывает истома, дала свой ответ:       — Вам.       — Повторите.       Почти рык в её губы, жадно хватающие воздух…       — Вам. Я верна вам.       Кровать заскрипела, прогибаясь под его напором. Кажется, ему нравилось подобное: чувство обладания, преданности куда большей, чем она могла предположить. Знание, что в момент, когда больше всего хочется жить, срывая горло на стоны, все её мысли были о нем.       Мартен притянул её одной рукой, целуя. Долго, самозабвенно. Так, как не позволял себе до. Благодарил? Хвалил? Лу не могла сказать, но было в этом порыве что-то чертовски манящее. Как и в нём самом: мужчине, изнизанном противоречиями и загадками, готовым делить своё время с ней. Так просто, требуя взамен лишь одно: не вонзать ему нож в спину.       Вереница толчков, прерывистое дыхание и лицо, так непривычно искажённое в удовольствии…       Лу податливо расслабилась, позволяя ему ускориться в последний раз. Вжать в простыни, переплести языки. Чуть позже — лечь рядом, услужливо обтирая полотенцем.       Заботы и уважения к женщинам ему не занимать. Он со всеми так?       — Вы в порядке, Лу?       Она откинула со лба мокрые волосы, глянула на заветные углы комнаты. Всё ещё пусто. Похоже, что они и правда успели до их обратного включения.       — Сойдёт.       — Не удовлетворены?       — Отнюдь.       — Отрадно знать. Хотя, признаюсь, никогда прежде я не слышал столько ругательств в свою сторону.       Лу ухмыльнулась, ответила без тени стыда:       — Привыкайте. Это не предел.       — Ничуть не сомневаюсь.       — Камеры скоро?       — Три минуты. Душ? Одежда?       — У себя приму, — девушка потянулась к стопке, задумчиво осмотрела платье. — Одежда не помешает.       — Левый шкаф, третья полка снизу. Штаны и футболка серого цвета. Чистые.       — Спасибо.       — Я попрошу вас отвезти обратно вместе со всеми вещами. Время позднее.       — Благодарю, месье.       Мужчина завязал волосы, спешно натянул на себя брюки. В таком облике он выглядел почти… обычным, если такое можно было сказать о Приоре Инквизиции. Домашним, открытым даже. Лу бы позволила себе полюбоваться, да только время поджимало, вынуждая облачаться в предложенное с особой прыткостью.       Вскоре она уже стояла на пороге, нервно теребя ремешок от сумки, где покоились все сложенные вещи. Остальное Мартен обещал забросить в машину, как только она выйдет. Красные точки от камер более не давали ему упоминать задание, но в этом и не было надобности: Лу и так понимала, чего от неё ждут. Возможно, это был её единственный шанс окончательно осесть в КС и больше не думать о том, как выживать на жалкие копейки.       Его голос был нарочито вежливым, почти официальным. Склонившись, он легонько коснулся губами её руки:       — Благодарю за компанию, мадемуазель Рид, и хорошего пути.       Снова по фамилии.       — И вам, месье. Рада была служить.       — Конечно. Да направит вас Единый.       — Воистину так.       Последнее, что Лу увидела, прежде чем закрылась дверь, была едва заметная улыбка, что будто бы говорила:       «До скорых встреч, Лу.»