Звёздная ночь

Сперва Вика не собиралась никуда идти. Хлопнув дверью, девушка устало повалилась на кровать и прикрыла лицо рукой. Сначала она просто лежала, слушая своё шумное дыхание, а потом сама не заметила, как впала в полудрёму. И ей приснился Юрка. Это был то ли сон, то ли воспоминание. Они с Шатуновым бродили вдоль небольшого озера. Парень отрывал от пирожка ломтики и бросал их уткам, которые с удовольствием клевали угощение. Вика последовала примеру любимого, и сделала это же. — Мне вот интересно… — Юра стоял к ней спиной, с прищуром глядя на то, как утки обедают. И его голос оттого звучал глухо. — Что? — Баварская встала с ним плечом к плечу. — Какой ты видишь свою жизнь через десять лет? — Хм. Даже не знаю… Буду заниматься тем, что мне нравится. — А точнее? Шатунов говорил как-то странно, с нажимом, и Виктория посмотрела на его красивый гармоничный профиль. Юрка бросил птицам остаток пирожка. — Например, буду иметь свой магазин одежды, — пожала плечами Вика. — Но ведь у твоего отца бизнес, и он захочет, чтобы ты возгласила его. Рано или поздно. — Мой отец может хотеть всё, что угодно, — улыбнувшись, всплеснула руками девушка. И умостила подбородок на плече Шатунова. Поскольку они были одного роста, ей пришлось чуть ссутулиться. — Ты уверена, что сможешь пойти против его воли? — слегка ухмыльнулся парень. — Юр, я точно не хочу работать в банковской сфере. — А сама учишься на экономиста. Вздохнув, Вика отошла от парня и обвела взглядом красивый пейзаж, ещё не тронутый осенью. Лето зеленело, пахло карамелью и ванилью, и бездонное голубое небо обещало счастье, безмятежность и длинные ночи с тихим скрипом кровати. В тот момент девушка подумала, что рядом с Юрой её жизнь колоссально изменилась. Она уже забыла, когда в последний раз проводила вечера с богатыми и пустыми девицами и парнями, которых волновали только шмотки, статусная еда, тачки, и всё в таком духе. Исключением оставались Лена и Юля. С ними Вика то и дело встречалась за чашкой кофе. В остальном же, Шатунов всё перевернул в её мире, сделал его уютным. Приложил к её уху морскую ракушку и оставил слушать… — Я послушала отца, пошла у него на поводу. Уже пожалела об этом, — Вика снова посмотрела на голубую водь озера, задержалась взглядом на серо-бирюзовой шее птицы. — Знаешь, ты делаешь меня смелее. Когда я рядом с тобой, я чувствую, что могу что-то изменить, что отец ещё не всё придумал за меня… Не до конца расписал мою историю. Шатунов, всё это время пристально, с прищуром наблюдавший за ней, вдруг сдвинулся с места. Подойдя к девушке, положил ладонь на её щёку. Виктория посмотрела в драгоценные голубые очи так, как может смотреть только любящая женщина. — Деньги ничего не решают. Сегодня ты можешь быть всем, а завтра стать никем. И наоборот. Голос Шатунова звучал твёрдо и вдумчиво. Вика кивнула. — Важнее то, что ты есть внутри. И твои поступки. Не шмотки и не бабло. — Да, ты прав. — Надо жить эту жизнь так, как хочешь сама. У тебя есть многое, но нет свободы. Баварская была совершенно обезоружена. Она положила свою ладонь поверх руки парня на своей щеке. — Главное — у меня есть ты, — прошептала ласково. Юра потянулся к её губам. Виктория подалась навстречу. Они целовались страстно, со сплетающимися языками и прикрытыми глазами. Баварская сама не заметила, как обнимая Шатунова одной рукой, вплела пальцы второй в его чёрные волосы. Раньше она никогда не позволяла себе настолько раскрепощённого поведения в публичных местах. Но ведь Юрка менял её мир. И менял это лето с его пышными белыми облаками на голубой глади неба. …Когда Вика открыла глаза, комната уже была погружена в полумрак. Взгляд на часы… До выхода оставалось не так много времени. Девушка уткнулась лицом в подушку, представляя, как отец врывается в её спальню и громыхает над кроватью: «Я же сказал тебе быть готовой!». «Почему я не пойду? Пойду, и опозорю его», — вдруг со странной для себя решительностью Баварская встала с кровати и подошла к трельяжу. Мельком глянув на своё тройное отражение, она включила верхний свет и, удобно устроившись на мягком фиолетовом пуфике, начала накладывать на лицо макияж.

***

— Я знал, что ты сможешь, — одобрительно произнёс отец, когда через пару часов она вышла из комнаты. Чёрное вечернее платье в пол с разрезом до колена, открытые плечи и вальяжно оголённая спина — это платье не могло не привлекать внимание. Вика молча накинула чёрное вельветовое пальто и вышла из квартиры. Она смотрелась ярко: алая помада, умело выделенные салатово-серыми тенями зелёные глаза, румяна. Баварская умела выглядеть согласно тому уровню жизни, в котором росла, но после знакомства с Юрой всё меньше хотела этого. В салоне было свежо, пахло тонким ароматом жасминовых духов Вики. Она поглаживала кольцо на пальце, ничего не выражающим взглядом глядя на серые пейзажи, мелькающие за окном. Это кольцо подарил ей Шатунов. И сейчас, трогая нежное и приятно холодящее серебро, она воображала, что они с Юрой помирились, и у них снова всё хорошо. Принять, что назад пути нет, и она сама поставила жирную точку, девушка не могла. — Дмитрий и Галина Шуйские. Я представлю тебя им, а ты, будь добра, покажи им хороший уровень воспитания и знания английского. Ты поняла? — во вроде бы спокойном тоне сидящего рядом отца мелькнули угрожающие нотки. — Поняла, — дерзко отозвалась Баварская, смерив мужчину ледяным взглядом. — Труд облагораживает. Слышала такое изречение? Тебе не повредит работа. — А тебе не повредит психиатр, — Вика сама не заметила, как сжала руки в кулаки. — Посмотри, чему научил тебя твой дружок. Ты хамишь, как обычная базарная девка. Ты никогда не была такой. Это полная деградация, детка. И виноват в ней только твой бродяга, — каждое слово мужчины было пропитано холодным презрением. Баварская медленно закрыла глаза, мысленно прося себя успокоиться. Она решила, что не будет устраивать сцен. Она отомстит отцу совсем иначе. А что будет дальше — неважно. Вика считала, что терять ей уже нечего. Они приехали в большой особняк, освещённый огнями. Музыка, дорогие автомобили, бассейн во дворе — и всё это погружалось в темноту. Баварская, наплевав на отца, не стала его дожидаться, и направилась прямо к дому. Игнорируя любезные слова встречающих слуг, она позволила одному из них забрать своё пальто, и прошла в огромный зал, стены которого, как в музее, украшали картины в тяжёлых золотых рамах. Девушка сразу поняла, что эта встреча проходит в доме какого-то коллекционера. Взяв бокал с шампанским у вежливо поклонившегося ей официанта, она обвела взглядом убранство, полное простора и золота, и задержала взгляд на потолке. Огромная люстра, собранная по капелькам из хрусталя, выглядела впечатляюще. — Привет, Вика, — раздался мягкий голос. Девушка опустила голову и увидела Германа. Этот парень был сыном Валентина Сидихина, одного из друзей-толстосумов отца, и они время от времени пересекались на различных приёмах. Таких же скучных, как этот. — Привет, — слабо улыбнулась Виктория, тянущая душевная боль которой не давала продыху. — Ты, вроде, ездил в Италию? — Да. Жил и работал в Риме. Занимался открытием офиса нашей с отцом компании. — И как? — Всё прошло успешно. — А Рим понравился? Виктория бывала в Европе, но не испытывала к ней никаких особенных чувств. Россия оставалась ближе и роднее. Вспомнились слова Шатунова. Это произошло, когда они, влажные после секса, лежали на разложенном диване и обнимались. Разговор зашёл об одноклассниках, и окончившая престижную гимназию Вика сказала, что многие из тех ребят, с кем она училась, уехали в Европу и США. — Предатели. Русский, и горжусь этим, — сухо процедил тогда Юра. Затем отстранился от девушки и потянулся за сигаретами к тумбочке. — Мне кажется, я бы мог остаться в нём жить, — добавил Сидихин, возвращая Викторию в дом коллекционера. Герман был красивым молодым человеком с модельной внешностью, чёрными волосами, изящными и тонкими чертами лица, серыми глазами и складной фигурой. Сейчас, в лучах неискреннего электрического света, в чёрном узком костюме и бархатной багровой рубашке, он казался ещё более, чем обычно, вычурно-стильным. Вике нравилась воспитанность этого парня и поражал его чистый английский язык. Она считала его добрым знакомым. — А ты? Ты в порядке? — склонив голову набок и пристально глядя на Баварскую, Сидихин словно хотел увидеть ответ на какой-то свой вопрос на её идеально накрашенном лице. «Мы всегда в порядке. Запомни, девочка. У нас всё хорошо», — всплыл в голове голос отца. Как много он дал ей в своё время наставлений. И все они касались того, что Вика должна быть самой наглой, сильной, крутой, знать себе цену и понимать, что большинство людей вокруг — свиньи, которые не стоят её внимания. Только девушка, видать, плохо училась у Вениамина. — Всё хорошо, — кивнула Вика и сделала два больших глотка шампанского, легкомысленно оставляя на бокале след от помады. Вокруг текли праздные разговоры. Женщины в дорогих элегантных платьях обсуждали других женщин в элегантных платьях, в их ушах позвякивали бриллиантовые серёжки; мужчины хвастались друг перед другом достижениями, которые приносили им новые суммы на банковские счета в то время, когда страна загибалась от голода. Если раньше Вика просто не очень задумывалась об этом, то теперь чувствовала, что будто бы прозрела. Вся эта погоня за «кто богаче» и «кто лучше выглядит» — такая, в сущности, чушь. Ни с кем из собравшихся Баварская не хотела бы поговорить о звёздах, жизни, о вечном и прекрасном. Счастье человека для них исчислялось количеством нолей после первой цифры на банковском счету, женская успешность оценивалась по красоте, идеальному «раскрасу», успешному замужеству. В этой системе ценностей любовь означала деньги, и наоборот. Думая обо всём этом, Вика не заметила, как выпила всё содержимое бокала. Герман всё стоял рядом и смотрел на неё. Мимо проходили смутно знакомые люди, здоровались. Девушка, как робот, отвечала тем же. — Тебе точно не нужна помощь? — прошептал Сидихин ей почти в самое ухо. — Что, я так паршиво выгляжу? — ухмыльнулась девушка. — Выглядишь, как всегда, бомбезно, — улыбнулся Герман. Заглянул в её глаза. Вика не успела ответить, как рядом возник отец. Около него стоял невысокий, уже почти полностью лысый мужчина с очень некрасивым лицом, и немолодая, но молодящаяся особа со светлым каре. Семейная пара поздоровалась с Баварской и Сидихиным, Вениамин Александрович пожал парню руку. — Галина и Дмитрий не против, чтобы ты возглавила филиал в их компании. Работа в Чикаго на полгода. Тебя введут в курс дела за месяц, — произнёс отец, когда с приветствиями было покончено. — Вениамин сказал, что ты хорошо разбираешься в маркетинге. Это как раз то, что нам надо, — зубоскалился Дмитрий, едва доходящий девушке до плеча. — Ты ровесница нашей старшей дочери. Было бы славно, если бы вы подружились, — елейно произнесла Шуйская, оценивающе осматривая Вику с ног до головы. Та знала, что придраться в её внешнем облике сейчас не к чему, но ей было абсолютно плевать на это. — Папаша, а твои дружки в курсе, что я прибухнуть люблю? — девушка приподняла пустой бокал, ощущая резко накатившее наслаждение от такой мести. Наступила неловкая пауза. Слегка исказив лицо, Галина уставилась на Вениамина. Тот побледнел, а затем залился краской. — Ой, бля, папаш, ну если они не против снабжать меня парой бутылочек вина в день, то я не против. Хоть Америка, хоть Китай, — Вика почему-то вдруг представила лицо Юрки и подумала, что он бы точно ею сейчас гордился. Герман мягко сжал локоть девушки. Та залилась нездоровым смехом, привлекая внимание находящихся в зале. Гул разговоров стал тише. — Главное — это бухать, тупые вы идиоты! — полуистерично крикнула Вика, срываясь с катушек и понимая, что её несёт, и всё из-за расставания с Шатуновым. — Какие вы все скучные, напыщенные и тупые! Блевать тянет! Швырнув бокал в стену, который тут же разлетелся на сотни осколков, разрумянившаяся Баварская показала фак Дмитрию, а потом отцу, слыша, как кто-то ахает от происходящего. Не дав никому опомниться, Вика, придерживая подол красиво струящегося платья, вышла из особняка. Сама не помнила, как миновала его территорию и вышла на шоссе, вдоль которого и побрела. Жадно глотая ртом холодный воздух, она смотрела в тёмное небо и мысленно обращалась к Шатунову: «Юра, прости меня. Я так хочу, чтобы ты был рядом». Рядом замедлила свой ход машина. Баварская уже была готова начать отбиваться от навязчивого незнакомца, пикантно заприметившего девушку в вечернем платье с голой спиной, как вдруг стекло опустилось, и Вика увидела Германа. — Ты пальто забыла. Запрыгивай, — на его лица отразилась некоторая озабоченность, но в общем он казался совершенно невозмутимым. Баварская не чувствовала холода, но обошла машину и села на переднее пассажирское. — Ты вся дрожишь, укутайся в пальто, оно на заднем сидении, — набирая скорость, парень в волнении посмотрел на девушку. — Спасибо, я в порядке. — Вика? — Что? — она глянула на него, всё ещё ощущая лёгкость от сладостной мести. — Я знаю тебя с десяти лет. Могла бы и не врать, что всё хорошо, — с нотками назидательности сказал Сидихин. — Неважно… Правда. Это всё долгая история, — вздохнула девушка. — Тебя домой? — Домой. Ехали молча. Герман понял, что Виктория не настроена болтать, и не лез с расспросами. Всю дорогу домой Баварская продумывала ход дальнейших действий. Она планировала собрать вещи, взять побольше своих украшений, чтобы продать их, и свалить. А куда — будет видно. Рассчитывать на то, что отец спустит ей с рук произошедшее, не стоило. Когда машина остановилась, и Вика вышла из салона, Герман вдруг тоже вылез. Девушка натянула пальто, которое лежало на заднем сидении. — Спасибо, что довёз. Пока, — сказала она и стала подниматься на крыльцо. — Вика. — Что? — она повернулась, вопросительно глядя на парня. — Я хочу, чтобы ты знала, что можешь на меня рассчитывать, — от Германа исходила настоящая душевная теплота; участие. — Спасибо. Я это ценю. Правда. Просто… у меня не лучший период в жизни. …Серков уговаривал Юрку, что ему надо просто познакомиться и начать встречаться с другой девушкой, и он забудет о Вике. Но тот чувствовал, что у него банально не встанет. Это если говорить о сексе. А если о платоническом, то нити, которые связали его с Баварской, были очень сильны. Он любил её душу, её характер, её смех, взгляд, повадки, манеры, интонации. Он любил именно её, и кто мог заменить её? Никто. Выйдя из запоя, Шатунов просто срывался на всех, а один раз даже ввязался в драку. Отделался синяком под глазом. Жить без Вики оказалось ужасно тоскливо. Именно поэтому в тот вечер он решил подкараулить её возле дома. Возможно, просто, чтобы посмотреть. Возможно, для чего-то ещё. Парень и сам не знал. Но где-то на подсознании у него начала барахтаться мысль, что Вика наврала, и никого у неё нет. Сперва он принял это за чистую монету, это было больно и прицельно, это было правдиво и неожиданно. А теперь, проводя столько часов в раздумьях о Баварской, Шатунов стал позволять себе мысль «Что, если она наврала? Отец заставил». Однажды он поделился этим с Серковым, но тот сказал, что Юрка просто ищет ей оправдание и пытается обмануть себя. Но Шатунов всегда поступал так, как считал нужным. И сейчас сделал это же. Он курил сигарету за сигаретой, скрывшись в кустах. Время от времени кидал взгляд на окна, даже думая: «Может, зайти?». Юра был уверен, что Вики нет дома, но тянул. Решал. И вот у крыльца её дома остановился крутой мерс, из него, словно модель со страниц гламурного журнала, выскользнула Баварская. Мелькнула любимая коленка, оголилась стройная нога… Как Юрка любил целовать её в полумраке комнаты! Сперва Вика надевала пальто, разговаривая с каким-то парнем, потом поднялась на несколько ступенек и обернулась. Незнакомец что-то говорил, слегка взмахивая рукой. «Ублюдок», — ревниво подумал Юрка, заметив, что парень поднялся и остановился рядом с Викторией. Затем он коснулся её лица и… поцеловал в губы. На этом моменте душевная боль Шатунова стала такой сильной, что он аж зажмурился. В глазах помутилось. Полуослеплённый, Юра заметил, что девушка резко отворачивается и отстраняется, затем поднимается и скрывается в доме. Юрку трясло от увиденного, а проклятый мерс умчался. «Что, блять? Ей понравилось или нет? Вроде послала его… Послала ведь?» — с бешенством и болью думал Шатунов, то сжимая кулаки, то разжимая их. Он тяжело дышал. От переизбытка эмоций и волнений, в животе связался клубок — хотелось блевать. Нужно было немедленно прийти в себя. И пока Юра упорно занимался этим, держась одной рукой за ствол ближайшего дерева и хлебая холодный воздух, на крыльце снова показалась Вика. На сей раз на девушке были джинсы, серый свитер и кожанка. Она везла чемодан, крепко сжимая его ручку. Спустившись, Виктория в волнении завертела головой, словно опасаясь. А затем резко, делая большие шаги, пошла прочь. Шатунов, наплевав на все нравоучения Серкова, что «такая девушка тебе не нужна» и собственные принципы по типу «раз послали — иди», пошёл. Только не домой, а за Викой. Было больно даже дышать — воздух стал невозможно острым. Длинные волосы Вики слегка взмётывались на ветру. Всё в этой девушке было родным и любимым. Юра помнил, что слова Баварской могут быть правдой, и всё равно шёл за ней.