Процент уязвимости

      Я не успел далеко уйти, как меня схватили за локоть и втащили обратно в класс. Я снова нервно хихикнул, смотря как новый преподаватель пытается закрыть дверь на щеколду.       — Вот чёрт, — по-учительски культурно выругался он, пытаясь вставить металлическую трубку в железную петлю на косяке.       — А тогда ты вставлял быстрее, — я не переставал генерировать какой-то бред от испуга.       — Что? — он наконец повернулся на меня, но о чем я, явно не понял от напряжения. — Что ты здесь делаешь?       — У…Ой, — я вдруг икнул. — Учусь, капитан наблюдательность.       Я плюхнулся на парту, почувствовав, что ноги у меня стали совсем ватными. Справившийся с замком, старший повторил моё движение и опустился на парту в первом ряду, а я оказался на последнем. Я оглядел его снова. Он был всё таким же красивым, аккуратным, одновременно мужественным, хоть и теперь сильно побледнел. Лучи утреннего солнца падали точно ему на лицо, но сидящий напротив редко моргал и не переставал кусать губы, не отводя от меня взгляда.       — Да я это, я, ты так на мне дырку глазами протрешь, — я попытался изобразить что-то похоже на спокойствие.       — Тебе семнадцать? — моих слов собеседник, кажется, совсем не слышал.       — Ага, тебе?       Ответа не последовало — он закрыл лицо крупными руками и принялся тереть покрасневшие глаза. Тут я понял, что так-то сильно его подвёл, соврав про совершеннолетие. С другой стороны, это ведь можно назвать маркетинговым ходом?       Ответ не успел дойти до моей безмозглой головы, когда мужчина поднялся и принялся медленно ходить по классу, потирая виски. Я наблюдал за ним, словно за гипнотическим маятником и совершенно не понимал, что делать. Хорошо, что первым заговорил он:       — Слушай, я думал, после того, что случилось, и мне стыдно. Я не должен был, совсем, даже если бы тебе было столько, сколько ты сказал.       Меня вдруг разозлили его слова, и я съязвил:        — А теперь шлюха, за которую, тебе, разумеется, стыдно, попала к тебе в класс, и что ты сделаешь? Сунешь мне мятую пятерку в карман, чтобы я молчал?       Про меня уже знали все, разумеется. Такое не скрыть, я даже не был удивлён, когда слухи стали слышаться повсюду всего через неделю после того, как я начал. В ту же неделю я понял, что навсегда стал изгоем. Учителя меня всегда не любили, но теперь даже те, как прежде жалели, потому что «он ведь просто дурачок слабоумный», смотрели на меня с отвращением. Зато, я зарабатывал больше их, хоть и на работе приходилось рвать жопу. В прямом и переносном смысле. Одноклассники, конечно, тоже не упускали возможности напомнить мне, какое я ничтожество, но до избиения пока не доходило, наверное, потому, что я был неприятен по своей натуре. Пару раз я слышал, что эти придурки боятся заразиться от меня чем-то через прикосновения. Кстати, трогать меня просто так действительно перестали, и теперь это делали только клиенты.       Самое смешное то, что с первого класса, когда все узнали про мою сильнейшую дислексию, соседки, да и все женщины нашего захолустья стали смотреть на меня с такой неприятной жалостью. Я знал, что когда на родительских собраниях, где моих предков, конечно, не появилось ни разу, читали мои первые диктанты с четырьмя ошибками в каждом слове, им становилось легче верить в то, что их дети лучше меня и смогут стать образованными людьми. Образованный человек в моём городе — бухгалтер местного завода, в лучшем случае, или физрук в нашей школе. Так вот, сначала они смотрели на меня, как на мусор, а теперь их мужья изменяют им со мной. Если бы не было так отвратительно, я бы тоже мог однажды взглянуть на какую-то продавщицу в ларьке свысока.       Я было обрадовался, что у меня впервые в жизни было что-то похожее на хороший секс, а теперь этот парень собирается швырнуть в меня своими замусоленными бумажками, чтобы я не испортил его репутацию. Зато когда он совал мне в рот член, вряд ли он подумал о моей.       Он молчал, я тоже. Мы оба смотрели друг на друга и совершенно не понимали, что делать. Я ещё раз осмотрел своего собеседника и теперь заметил на его лице усталость.       — Я сожалею, очень, что так вышло, я должен был отказать в любом случае.       — Да ладно, если бы я мог не брать с тебя деньги, это был бы неплохой секс, а если бы ты не оказался в этой дыре моим преподом, было бы совсем идеально.       Мы усмехнулись, коротко переглянувшись. Он, правда, первым отвёл глаза, как видимо, сильно засмущавшись.       — Я знаю только твою фамилию, имя мне не сказали, а документы на тебя ещё не принесли, — сказал мой собеседник.       — Гречишный Илья, отчество-то тебе вряд ли нужно. А тебя как по батюшке? Ну, и имя мне тоже пригодится, учитель как-никак.       — Никита Михайлович, получается.       Я расплылся в улыбке и прищурился, наблюдая, как он краснеет.       — И сколько вам, Никита Михайлович? — хохотнул я, на этот раз уже не от напряжения.       — Не то, чтобы я преподаю математику, но если напрячься и посчитать, то вроде двадцать пять.       — Тогда мы оба можем назвать случившееся ошибкой молодости.