Аманаты

Мысль о том, что в этом году можно было бы без опасений вывезти Ричарда с собой в столицу, а заодно проведать вместе его родовые земли, пришла Рокэ в голову вскоре после расправы над Налетчиком — в праздничные дни, следовавшие за Зимним Изломом. Все менторы и гувернантка по обычаю взяли себе пару недель отпуска — примерно неделю до праздника и неделю после, — и старшие дети, за год отвыкшие бездельничать, моментально отбились от рук. Рокэ как раз отлучался из замка на несколько дней: нужно было добить остатки банды, рассыпавшейся по всей Кэналлоа, — а вернувшись, наткнулся на безобразную ссору. Когда он спешился, дети, все четверо, как раз играли во дворе. Первой его увидела Эдит; радостно завопив, она бросилась было ему навстречу, но тут Ричард схватил ее за рукав, дернул и, состроив суровую гримасу, принялся отчитывать: слов пока было не разобрать, но до Рокэ долетали его гневные возгласы. Эдит сморщилась и раскрыла рот, готовясь зареветь; Дейдри испуганно застыла, а Айрис попыталась за плечи оттащить Ричарда, но он только огрызнулся. Непонятно было, чего же они могли не поделить — обычно дети ссорились попарно: Дейдри с Эдит, разругавшись, часами потом дулись каждая в своем углу, а Ричард с Айрис, бывало, даже дрались, но, хорошенько отмутузив друг друга, уже минут через десять мирно что-нибудь обсуждали или убегали гулять. Разнимать Ричарда и младших Рокэ до сих пор еще не приходилось. — Что ты делаешь, Дикон? — строго спросил Рокэ, подходя. — А ну отпусти Эдит! Она же маленькая! — Папа! — Эдит вырвалась и, подбежав к нему, спряталась за его ногами. — Это не наш папа, Эди! Не папа! — закричал Ричард и топнул ногой. — Сколько раз тебе объяснять! Эр Рокэ — не папа! Нашего папы нет! Он умер, понимаешь?! Умер! Это не он! Эдит громко разрыдалась, и Рокэ пришлось поднять ее на руки; пока он возился, успокаивая ребенка, Дейдри, не проронив ни слова, потерла кулаком глаза, сжала челюсти, вздернула подбородок и, развернувшись, зашагала к дверям, а Айрис, прищурившись, мельком взглянула на Рокэ и кинулась следом. Ричард пока замолчал, но похоже было, что только сделал передышку, чтобы набрать побольше воздуху. — Хватит! — рявкнул Рокэ. — Нечего орать на сестру! Марш к себе в комнату! Будешь сидеть там, пока я не разрешу выходить, ясно? — Да, эр Рокэ, — процедил мальчик; он весь побагровел и сжал кулаки, но спорить не стал. — Но только скажите ей сами! Меня она не слушает! — Позже поговорим, — сказал Рокэ. — Иди к себе. Послушавшись строгого тона, Ричард наклонил голову и ушел. Рокэ отнес Эдит в детскую, где она, занявшись куклами, почти сразу повеселела и забыла о ссоре. Дейдри пришлось утешать дольше: когда они с Эдит вошли, девочка сидела у окна, подперев рукой щеку, и печально глядела вдаль; этот приступ меланхолии удалось победить только тем, что Рокэ предложил почитать ей вслух, причем ту книгу, которую она сама выберет в библиотеке. Айрис же нигде не было видно — она уже считалась достаточно взрослой, чтобы иметь собственную комнату, а не делить с сестрами детскую, но там ее не нашлось; у Ричарда (который, когда Рокэ заглянул к нему, молча наградил его сумрачным взглядом и потом беспрекословно дал себя запереть), ее тоже не было — должно быть, она спряталась где-то в замке. К ужину она появилась как ни в чем не бывало, вся растрепанная и такая пыльная, как будто забралась на самый дальний чердак, — и Рокэ отметил, что она, кажется, не плакала и вообще вроде бы не очень расстроилась. Ричард тоже, судя по звукам, доносившимся из комнаты, был скорее зол, чем огорчен: он вышагивал из угла в угол, иногда пинал стену, дверь, кровать или кресло и колотил не то подушку, не то подушкой об изголовье. Рокэ собирался устроить ему головомойку наутро, особенно если Эдит, например, от переживаний не сможет уснуть. Этой ночью, действительно, Рокэ оказалось не до сна, вот только не по вине младших: первую половину ночи ему пришлось просидеть с Айрис, которая проснулась с криком ужаса и потом боялась снова закрыть глаза и остаться одна в темноте; вторую — с Ричардом, который, наоборот, не мог никак вырваться из объятий тяжелого кошмара. Эти кошмары — преломившиеся воспоминания о смерти родителей — начались не сразу (Рокэ узнал о них, только когда вернулся из каданской кампании) и с годами мучали Ричарда и Айрис все реже, но до сих пор иногда навещали обоих. Дети никогда не пересказывали их содержания, но Рокэ был уверен, что им являлись образы покойных Эгмонта и Мирабеллы — кто же еще? Снилось им и другое — это Рокэ вычислил по сбивчивому бормотанию и вскрикам во сне или сразу по пробуждении: Айрис видела, как умирает Ричард; сам Ричард — как его заваливает камнями; и обоим снились — в детях говорила кровь эориев — скитания по Лабиринту. Рокэ давно наловчился справляться с детскими кошмарами: погладить по голове, прижать к себе, напоить водой, укутать, подержать за руку, — но его методы не всегда срабатывали быстро. Вот и сегодня Айрис не могла уснуть полночи, а Ричард прометался в постели до рассвета и с утра выглядел таким измученным, что Рокэ решил отложить выволочку на следующий день. Мальчик, однако, не забыл об этом и, как только проснулся и обнаружил Рокэ рядом, потряс головой и, сонно поморгав, напомнил: — Эр Рокэ, вы обещали поговорить. — Завтра, — Рокэ опять постарался принять строгий вид. — Сегодня еще посидишь и подумаешь о своем поведении. Рокэ, в попытке мыслить как истинный воспитатель, уже убедил себя, что лишний день взаперти пойдет Ричарду на пользу и поможет ему проникнуться и осознать... — точнее, откровенно признаться, он надеялся, что мальчик сам поймет, что сделал не так, и не придется заниматься объяснениями и выяснять отношения — и все это разрешится само собой. Что бы он, право, сказал: «На маленьких нельзя кричать?» или «Эдит имеет право называть меня как пожелает?» — Ладно, — сказал Ричард и сел на кровати, подтянув колени к груди; о кошмаре он так и не заговорил и, похоже, не собирался его обсуждать. Рокэ набросил на него откинутое было одеяло. — Можешь еще поспать, если хочешь, — разрешил он. — И если опять приснится что-нибудь неприятное, сразу зови. ~ ~ ~ В тот же день явился Альберто: Рокэ и забыл о его грядущем визите, а ведь Диего Салина каждый год отправлял сына в Алвасете на Зимний Излом. Иногда племянник гостил у них и летом, и за то время, что дети провели вместе, они успели неплохо сдружиться; приезд Берто означал, что число шалостей теперь возрастет раза в три — зато его легкий характер поможет вывести Ричарда из сумрачного настроения и помирить с Эдит — дети очень быстро забудут о ссоре. Берто на этот раз приехал один, с небольшим сопровождением: его привез купеческий корабль, следовавший с Марикьяры в Хексберг и сделавший в Алвасете остановку, а не один из собственных кораблей Салины, поэтому Рокэ, не предупрежденный заранее, не только сам не встретил племянника в порту, но и не отрядил никого из своих людей — и узнал о его прибытии, только когда по двору разнесся звонкий голос: — Привет, девчонки! А где Дик? Рокэ спустился во двор как раз вовремя, чтобы заметить, как Берто демонстрирует на Айрис моряцкое приветствие, с силой хлопая ее по спине; девочка покачнулась, но удержалась на ногах. Рядом скакала Эдит с воплями: — Меня! Меня тоже хлопни, Берто, меня, пожалуйста! — О, дядя Рокэ! — Берто оглянулся на его шаги и выдал широкую улыбку. — А Дик-то где? — Он сегодня наказан, — сказал Рокэ. — Поиграй пока с девочками, завтра он к вам присоединится. На лице Берто отразилось удивление вперемешку с недоверием: похоже, он не представлял, что именно должен натворить человек, чтобы его наказали, запретив гулять. Рокэ ожидал увидеть в его взгляде и толику презрительного негодования («вот еще, играть с девчонками, да им интересны только их куклы»), но Берто на удивление покладисто согласился и, не тратя времени на споры и расспросы, ткнул Айрис в плечо, свистнул и устремился в сторону заднего двора — туда, где была неприметная калитка, выходившая в сад; девочки, как будто подхваченные потоком ветра, все как одна сорвались с места и припустили за ним — может быть, Берто пока видел в них таких же товарищей по играм и проказам, а не загадочных обитательниц женского королевства, чужеродную расу, с которой уважающий себя мальчик не имеет никаких общих интересов. На следующий день с утра зарядил холодный дождь, и вместо того, чтобы обосноваться в саду и лазать по деревьям и кидаться друг в друга созревшими апельсинами, дети вынуждены были остаться под крышей. Еще до завтрака Берто успел трижды пронестись мимо спальни Рокэ, издавая боевые кличи; на третий раз Рокэ выглянул в коридор, но не успел поймать племянника, зато заметил девочек, которые, обряженные с ног до головы в какие-то пестрые тряпки, спотыкаясь и путаясь в полах одеяний, спешили следом. Вся компания скрылась за поворотом, и оттуда раздалось гиканье, дружный хохот и возглас Берто: — А потом мы уплывем в Багряные земли, и я женюсь на всех трех сразу! Очевидно, Ричарда было пора выпускать, чтобы энтузиазм Берто замкнулся на нем — прежде, чем дети разнесут дом, играя, например, в охоту на черных львов. Рокэ решил, что будет вести с Ричардом диалог как с взрослым — в конце концов, сколько он на своем веку устроил разносов армейским подчиненным и сколько наложил взысканий; правда, в армии обычно не нужно разбирать проступок по косточкам. Ричард встретил его настороженным взглядом, как будто весь прошлый день обдумывал грядущий разговор и успел навоображать себе Леворукий знает чего; но зато, кажется, спокойно спал этой ночью, и кошмары его не терзали. Увидев Рокэ, он отложил книгу, которую до того читал, и вместо приветствия спросил: — Будете требовать, чтобы я тоже называл вас отцом, эр Рокэ? — Леворукий упаси, вот еще не хватало, — хмыкнул Рокэ: его разум, похоже, уловив злой тон Ричарда, настроился на обмен колкостями в придворном духе. — Меня, знаешь ли, вполне устраивает быть холостяком. — Тогда почему вы разрешаете Эди? И почему…? — начал Ричард и осекся. — Потому что она еще маленькая, Дикон, и если ей так нравится, если она так привыкла, то почему же нет, зачем запрещать, если она все равно не сообразит, что к чему. И отвечая на твой второй вопрос, который ты хотел задать, но почему-то — не иначе как из врожденной скромности — воздержался — почему я тебя наказал: потому что нечего орать на ребенка, она же даже не поняла, отчего ты раскричался, и расстроилась, а ведь она тебя намного младше. Извольте соответствовать своему возрасту, господин старший брат, а не опускаться до уровня четырехлетней девочки. — Ей еще три, — машинально поправил Ричард. — Ну, почти четыре… Эр Рокэ, вы очень рассердились, да? — Ну, если бы я действительно рассердился, ты бы не отделался заключением на пару дней в комнате, как ты считаешь? — Не знаю, — Ричард пожал плечами и опустил голову: похоже, после этой отповеди он, вместо того чтобы задуматься и раскаяться, совсем скис. — Вы раньше так не разговаривали. — Разговаривал, просто не с тобой, — сказал Рокэ. — Потому что… С его губ уже готова была сорваться новая насмешливая фраза, но, видя, как мальчик отворачивается, опускает плечи и старается не встретиться с ним взглядом, Рокэ подумал, что, наверное, все-таки переусердствовал со своей светски-саркастической манерой. Что бы ни говорило тогда в Ричарде — ревность к сестре или обида за отца — ребенок, пожалуй, не был настолько уж виноват и не заслужил, чтобы с ним обращались как с бездельниками при королевском дворе. Рокэ пересел со стула на кровать, рядом с Ричардом, и положил руку мальчику на локоть. — Дикон, я думаю, нам ни к чему продолжать ссору, — помолчав, предложил он. — Если ты извинишься перед Эдит и пообещаешь больше ее не обижать, мы забудем об этой истории. Поверь, я не претендую на место Эгмонта в твоем сердце. А Эдит, полагаю, сама все поймет, когда подрастет. Ричард не повернулся, но и не отстранился, а придвинулся ближе, откинулся затылком Рокэ на руку и пробормотал: — Я уже даже купил ей подарок. Конфеты, знаете, такие разноцветные, мы ходили в лавку с Айрис и госпожой Иоанной, еще неделю назад. — Ну и хорошо, — сказал Рокэ и сдвинул руку так, чтобы приобнять мальчика. — Расскажи, как ты развлекался, пока сидел тут взаперти? Что ты читал? — А, — Ричард пошарил на кровати позади себя и подтянул книгу. — Это про древнюю Гальтару, мэтр задал прочитать. Книга была толстой, одетой в потертую кожу, с уголками, окованными бронзой — Рокэ не помнил такой в своей библиотеке: возможно, он и читал ее в детстве, а потом забыл — в ней, должно быть, не рассказывалось ни о легендах, ни о древней магии, а только эти стороны древнегальтарской жизни занимали его последние лет десять; а возможно, ее принес мэтр, заметивший у Ричарда интерес к истории. — И как, увлекательно? — спросил Рокэ и добавил небрежно: — А что, кстати, тебе снилось? Ричард кивнул: — Да, интересно! И сегодня как раз снилось, как будто мы все живем там, в то время, только не в городе, а в замке — ну, в старом замке, в Надоре. А вчера… — он замялся и опять отвел глаза. — Не помню, что снилось, эр Рокэ. — Понятно. Ну, не помнишь — значит, не помнишь. К слову о Надоре… Дикон, послушай, как ты смотришь на то, чтобы съездить где-то в конце зимы в твои родовые земли? Мне кажется, тебе пора, а то там, наверное, уже забыли, как ты выглядишь. А потом составишь мне компанию в столице и заодно начнешь приучаться к разъездам — не собираешься же ты годами торчать в имении, когда вырастешь. — В Надор? — Ричард оживился, но, кажется, не до конца ему поверил: слишком уж резко, наверное, Рокэ сменил тему. — А вы? — Естественно, я тоже поеду — не отпускать же тебя туда одного. Через пару дней обсудим, а сейчас иди, пока Альберто и твои сестры не разгромили мне весь замок, — Рокэ поднялся и приглашающим жестом распахнул дверь.