Popcorn

Мы договорились встретиться в выходные на вокзале и отправиться погулять в Павловском парке. После того, что с нами произошло. А что такого между нами произошло, чего бы ни было раньше, очень давно, в совершенно другой жизни и абсолютно по-другому? Договориться договорились и чуть было не разошлись каждая в свою сторону, терпеливо и внутренне все сильнее напрягаясь, ожидая друг друга на разных лестницах двух разных вокзальных входов. Я притащила маленький тупейший подарочек, твердя себе, что не надо и раз сто порываясь выкинуть его по дороге в урну, пока не поздно. Пришла с подарком и она, мигом заставив меня пожалеть о своем в триллион раз больше. У меня даже не подарок был, просто шутейка пополам с приятностью. Мне страшно захотелось ей что-нибудь подарить, только обязательно нужно было это сделать так, чтобы прям подарком оно по существу не было, типа не на что не намекало, ни к чему не обязывало и все такое. Бутылочка отличного пивка, которое она так любит, самое то! Мы ж друзья. Наверное. Сомнительно. Нет, конечно. Вряд ли. А она подарила мне розу. Прекрасную ярко-красную розу на изящно-длинном стебле. Капец. У меня дыхание перехватило и сердце екнуло. Так я с этой розой в руках до самого позднего вечера повсюду и протаскалась. Идя с ней рядом, вдвоем. И думайте чего хотите, а что тут можно было подумать еще, кроме наглядно-очевидного? Нагулялись и напились, оторвались мы с ней по полной программе. Не помню, как ехали в электричке. Помню, как подходили к ней, ахнув вычислившие, что на метро нам уже не хватит, и как она сокрушалась, что надо было не бежать скорее гулять, бесплатно - через заветную дыру в монументальной ограде, вместо чего стоило ненадолго притормозить у центрального входа, чтобы поиграть на флейте пока клюет. Судя по тому, что в следующий раз я вынырнула к реальности сидя на скамеечке «Пушкинской», она наиграла на продолжение пути пока мы были в вагоне загородного поезда. Теперь же втолковывала мне, как маленькой, чтобы я сидела тут и никуда не уходила (здрасти, я что, пьяная, что ли, так со мной говорить? Я все понимаю, между прочим!), пока она не вернется. Надо же ей нам еще на пиво насвистеть! Так я и сидела, намертво вцепившись в свою драгоценную розочку, от которой осталось фактически одно название. Сидела и повторяла, как в трансе, заклинанием от злых сил: «Я жду мужа». Это она мне посоветовала так говорить, когда начнут клеиться. В такой превеселой мизансцене, о котором я опять же мало что помню, она меня и улицезрела, перепугавшись и досрочно прибежав назад, ведь кто меня знает, куда мне такой вдруг втемяшиться взять и пойти, морем по колено. В следующий раз я очнулась возле своего дома, совсем немного не доходя до парадной, с обратной к ней стороны. На тропинке более-менее все еще не окончательно застроенного обширного пустыря. Среди деревьев и относительно аккуратно подстриженного кустарника. В такой час, как в те минуты, в густой до почти осязаемой плотности осенней темноте, словно в уединенном от людей лесу. Где, кроме нас с ней, больше никого не было. Мы с ней пели, хохотали, пританцовывали, кидались обнимать друг друга, снова пели, опять танцевали, и обнимались, и смеялись от счастья, прижимая к себе одна другую в едином порыве утративших контроль чувств и со всех своих сил. Полчаса, дольше? До порога было все никак не дойти, зачем, если здесь и сейчас так потрясающе здорово, так прекрасно, так свободно! Тогда я, конечно, не знала этого, что переживаю самый волшебно-романтичный момент своей жизни, о таком узнаешь потом. Как лишь затем выясняется, что это сейчас ты где-то побывал, кого-то увидел самый последний раз и следующего не будет никогда. Те слова окажутся самыми последними в жизни, как и объятия. Или поцелуи. Я очень сильно любила ее. Почему тогда, спрашивается, не догадалась принести ей в подарок чертову дурацкую розу и я? Побоялась, наверно. Признаться. В тот момент. А потом стало поздно.