Тигр и прочие неприятности

      Оранжевое месиво в кастрюле жалобно булькнуло, когда Брюс зачерпнул небольшую ложку на пробу. Достаточно специй, подойдёт и детям, и взрослым. Когда Ацуши появился в его жизни, такой вариант карри готовился слишком часто. Но по мере взросления рецепт задвигался всё дальше в шкаф. А теперь с него пришлось стряхнуть пыль, потому что гость будет с ребёнком. Звонок в дверь. Пришли. Держа на руках мальчика, в дверях стоял Дазай-сан. — Добрый день, — Осаму чуть приветственно кивнул, выжимая из себя слабую, натянутую улыбку. Ёдзо радостно улыбнулся, чуть помахав уже знакомому взрослому. Оказавшись в помещении, мальчик слез с родительских рук, всё ещё продолжая цепляться за папино пальто, будто утопающий за соломинку. Порыв потрепать стеснительного ребёнка по волосам был немедленно пресечён слабым ударом по руке. Брюс заглянул себе за плечо, чтобы убедиться, что карри не сбегает из кастрюли, и отошёл разложить столовые приборы. — Как там Рюноскэ? Он давно к нам не заходил... Я надеюсь, что с ним ничего не случилось... Присаживайтесь. Взгляд зацепился за стопку тематических журналов, которую Брюс переместил сразу же после приборов. — Я уже отметил несколько удачных находок... Оформление, костюмы... — Рю в порядке, он сейчас занят на задании немного за пределами нашего района, потому временно отсутствует в городе, — Дазай прикрыл глаза, садясь. Ёдзо тут же тихонько встал рядом. — На, Сакуода, поиграй пока, но не балуйся, — ласково улыбнулся его родитель, протягивая мальчику телефон с брелочком кошачьей лапки. Малыш тут же улыбнулся, беря мобильник в руки и буквально испаряясь из помещения на некоторое время, пока его не позовут. — Там же нет ничего опасного, дальше в доме? Я боюсь, как бы он не навредил себе по незнанию или не сломал ничего. — Только лаборатория, но она надёжно заперта. Сколько раз обжёгся, пока Ацуши рос... Брюс вздохнул, сковырнув кусок кожи с ладони. Лаборатория, да... Она скрывала много опасностей и самая главная — он сам. — Рад, что с Рюноскэ всё в порядке. Хочу быть уверенным... Терять кого-то близкого всегда больно. Даже если понимаешь, что это в любом случае произойдёт. Осаму грустно и надломленно усмехнулся. — Это чертовски болезненная правда. Я знал, что близкий мне человек умрёт во множестве вероятностей. Но каждый раз обжигался, пытаясь его спасти. Общая боль... сближает? Так странно, как будто они сейчас вовсе не в доме, а возле той самой дороги... Дороги, на которой пришлось смотреть... — Мне было семь или восемь лет, когда у меня на глазах убили мою маму. Выпад настолько внезапный, что захотелось откусить себе язык. — Я до сих пор виню себя в этом. Хотя умом понимаю, что я не мог ничего сделать, не мог спасти её, потому что был ребёнком. А самое страшное — понимать, что спасать её и себя нужно было от самого близкого нам человека. — Соболезную, — сухо, почти безэмоционально, но эта фраза была наполнена такой безысходностью и такой же болью в ответ, что на секунду стало страшно. — Я осиротел лет в... 12, наверное. Я не помню. Просто ничего не помню лет до 14, пока меня не забрали в Мафию. Это страшно, когда осознаёшь, что спасаться надо было от того, кто, как казалось, был твоим миром. — он встряхнул головой. В волосах мелькнули седые отросшие корни и пряди. А в голове пронеслось дикое, болезненное воспоминание и всего одна фраза. "Терпи. Я ещё не закончил". Повисло невыносимое молчание, изредка прерываемое кипением. — Почти готово, — сказал Брюс. — Карри острым не будет. Ацуши очень любил именно этот рецепт, а как подрос, стал требовать поострее. Дазай вновь попытался улыбнуться, обернувшись в сторону коридора. — Ёдзо! Иди сюда, скоро будет готово! Мальчик прилетел обратно просто пулей, просясь на родительские колени. — Ми-ми мне прислала фотографию! А тебе прислала? — Не знаю, маленький. Покажи. Ёдзо тут же потянулся за телефоном. Внутри болезненно сжалось. Так, именно так должно было быть: любящий отец, общие секретики... Но этого не было и уже никогда не будет. С Ацуши с самого начала всё было по-другому. Стремление постоянно опекать его ослепляло, безусловная любовь к этому маленькому тигрёнку затапливала. Раскладывая карри по тарелкам, Брюс едва сдерживал эмоции. Руки бесконтрольно тряслись. Наконец еда оказалась на столе, пусть и с трудом. Мальчик тут же потянулся за палочками, утыкаясь в тарелку. — Спасибо, очень вкусно! — это маленькое солнышко буквально светилось изнутри, как огонёк, привлекающий мотыльков, которые собираются вокруг тепла и света. Дазай тихо хихикнул, трепля волосы сына. — Ёдзо, не спеши за едой. Подавишься. Брюс тоже невольно хихикнул. — Пусть ест как ему удобно. Главное, что он ест. Помню, когда Ацуши только-только появился у меня, накормить его было целым подвигом, рассказы Тора о его приключениях просто меркнут в сравнении... Не помогали ни "самолетики", ни "ложечку за кого-нибудь". Хотя позже стало помогать перечисление деятелей науки в хронологическом порядке, Ацуши сдавался уже на Платоне. Осаму вдруг как-то грустно улыбнулся. Сам он, как было видно по тарелке, почти ничего не съел. — У меня такие проблемы были со старшей дочкой в её 14-15 лет. Она совершенно ничего не ела. — он чуть встряхнул головой, будто отгоняя плохие мысли. Ёдзо уже бездумно царапал тарелку палочками. — Сакуода, покажи свою сестрёнку дяде Брюсу. Мальчик тут же оживился, вновь вытаскивая телефон и открывая одну из переписок, протягивая мобильник мужчине. Сверху, над фотографией, мелькнул краешек диалога: "Я хочу быть как ты и папа, когда вырасту, спасать людей! Ты возьмёшь меня с собой в Россию, когда приедешь домой в отпуск?" И ответ, кажется, намекающий на отказ: "Я подумаю". На фотографии была высокая, худая девушка, такая же бордово-рыжая, как и младший брат, коротко стриженная, с такими же голубыми глазами, как у Ёдзо... И с таким же пустым взглядом, как у отца, так же одетая в максимально закрытую, безразмерную одежду, из-под которой проглядывали бинты… Она фотографировалась на фоне одной из достопримечательностей. Девушка выглядела взрослой. А Дазай-сан... Он казался не сильно старше. Что-то тут было не так: либо с арифметикой, либо с ним самим. — Ваша старшая? По ней не скажешь... Показалось сначала, что она ваша близняшка. Мальчик улыбнулся. — Папа говорил, что Ми-ми не родная сестрёнка, но мы все равно почему-то так сильно похожи! Дазай смущённо кашлянул в кулак. — Ёдзо, дозируй информацию. — "Ми-ми"... Красивое прозвище. У меня тоже есть сестра. Двоюродная, но роднее никого нет. Мальчик все ещё улыбался светлым солнышком. А после оглянулся назад... И юркнул под руку к Дазаю, будто прячась. Что-то было не так. На месте мальчика Брюс будто увидел самого себя. Такого же маленького, беззащитного и беспомощного. Руки ощутимо затряслись. Ёдзо зажмурился, что-то шепча одними губами. Осаму тут же нахмурился, кутая сына в полы пальто. — Чёрт, сейчас? Сакуода, посмотри на меня. Вот так, вот так. Там нет никого. — Я могу чем-то помочь? — выпалил Брюс. А чем он мог помочь? Если сам... — Только если отвлечь его. Я, честно...пропустил момент, когда ещё можно было что-то исправить. Мальчик выглянул из-за пальто, явно пытаясь сфокусировать взгляд. — Он сказал, что меня все бросят и оставят одного... "Бросят... Оставят одного... Ты тоже этого боишься? Бедный маленький Робби Беннер, тебя все покинули: мама, Бетти... Ацуши тоже скоро уйдёт". Дышать стало труднее. Руки едва цеплялись за ворот рубашки. Нет... Только не это, только не сейчас. Это ведь ложь. Ложь, верно? Осаму изменения в чужом состоянии засёк буквально по щелчку — вытащил из кармана простенький кнопочный телефон, явно рабочий, быстро набирая номер. "— Да, Дазай, чёрт тебя дери. — раздался раздражённый женский голос по ту сторону, — Опять неудачная попытка суицида? Передозировка у Мияно?" — Йосано-сан... Тут такое дело... Как справляться с панической атакой? Чужие разговоры казались белым шумом, простым фоном. Но себя нужно брать в руки, пока не стало хуже. Здесь есть кто-то, кому помощь нужнее. А Брюс обойдется. — Эй... Ёдзо, да?.. Язык заплетается. Дела совсем не к чёрту. Вдох-выдох, затолкать Другого парня подальше... Вроде полегче. — У меня остались старые детские книжки... которые Ацуши любил, хочешь посмотреть? Пока Дазай судорожно слушал советы от врача Агентства, Ёдзо судорожно кивнул, разжимая пальчики и отпуская рукав отцовской рубашки, сжатой мёртвой хваткой — Вот так, малыш... Умница, хватайся за меня. Тебя никто не тронет... "Нас. Нас никто не тронет". Брюс подхватил Ёдзо на руки и унёс его в комнату, которая когда-то была детской. Теперь же в ней, не считая особенно любимых вещей вроде книг и коллекции игрушечных тигров, были в основном типично юношеская обстановка. — Вот, — Брюс взял все ещё трясущейся рукой одну из книг со стопки, — он иногда до сих пор перечитывает... Малыш распахнул глаза, с интересом глядя на всё вокруг. Он будто... Такого не видел никогда. Будто впервые наблюдал столько книжек и игрушек. Что-то больно кольнуло. Да, верно, на месте Ёдзо снова сидел маленький Робби, никем не любимый, кроме самых близких. Только у Ёдзо был любящий отец, который хоть как-то старается. Который действительно любит. Ёдзо потянулся к книжке, беря её, а после уставился в дальний угол, хмурясь, совсем как взрослый. — Уходи, — прошептал мальчик, глядя туда. — Уходи, папа больше не твой, уходи, он наш и того рыжего мафиози. Как бы хотелось в свое время сказать что-то похожее тому человеку, что по недоразумению судьбы стал его отцом: "Мама не твоя вещь. И я тоже не монстр. Я человек!" Но время безвозвратно упущено. Если свою жизнь уже не исправить, можно сделать жизнь близких чуточку легче. — Проверим потом, как твой папа? Малыш полностью отвернулся от того дальнего угла. — Да, а то папа опять сделает себе больно. Когда Ми-ми лежала в больнице, папа делал себе больно постоянно. У него ещё волосики были странные, серые-серые! — поделился переживаниями мальчик — Мы не допустим этого. Никто в этом доме не сделает себе больно... — Брюс закусил губу и тихо добавил: — Даже я сам. Ёдзо смотрел очень серьезно — не по годам взрослый ребенок, который привык успокаивать отца, полагаясь только на себя, когда сестру забрали в психиатрическую клинику. — Я не люблю, когда папа делает себе больно. Ему нельзя пить сейчас, он пьёт таблетки, потом будет плохо, если смешать. — Мне жаль, что вам пришлось пройти через такое. Брюс слабо сжал плечо мальчика. Так нельзя. Нельзя, чтобы дети так рано взрослели. Но реальность распоряжается по-своему. — До того, как появился Ацуши... Я выяснил, что меня невозможно убить. Я пытался... Извини, тебе, наверное, такое не стоит слышать. Но потом я пошел дальше, стал помогать людям... А мальчик слушал, как взрослый. И смотрел почти такими же пустыми глазами, как его отец. — Тот дядя, который приходит ко мне, сделал очень больно папе. Ми-ми наводила справки. Сделал плохо, а потом скинул маленькую девочку на мальчика, на 10 лет старше меня, — Ёдзо совсем грустно вздохнул. Плохо... Им всегда делают плохо — беззащитным, хрупким... Один из давно заживших шрамов от одной из попыток, будто в насмешку, зачесался. Разве... Разве так можно? Становиться взрослыми и сильными так рано... — Этот человек больше никому не сделает больно. У вас есть Рюноскэ... А теперь и мы с Ацуши. Мальчик попытался улыбнуться. — Не сделает. Он умер и не сделает. Но из-за него у папы проблемы с головой, — малыш перешёл на тихий шепот, — из-за него папа не смог нормально заботиться о Ми-ми, и получилось, что получилось... Я боюсь, что я в один день проснусь, а папы просто нет. Что этот человек его заберёт к себе. — Мёртвые могут продолжать причинять боль тем, кому причиняли при жизни. Поверь, я знаю. Шею обдало холодом, будто кто-то пытается задушить его. "Хватит, — подумал Брюс. — Хватит, хватит..." Его снова затрясло. — Гораздо труднее переживать такие вещи в одиночку. Но мы больше не одни, правильно? Давай вернемся к твоему папе, сейчас его нельзя оставлять одного. Ёдзо кивнул, протягивая руку мужчине. Он знал и понимал, что папа сейчас тоже нервничает. — Да, надо к папе... Йосано-сенсей скажет, что сделать с па... панической атакой, вот! — Обязательно. И он позволил взять себя за руку без дрожи.