***
Юнги стоял у большого панорамного окна, наблюдая за проезжающими машинами, за людьми, что спешили по своим делам, за жизнью, что не остановилась. После вчерашней откровенной ночи у него будто камень с плеч упал. Да, события прошлой жизни остались шрамами на душе, но они больше не болели. Как бы глупо не звучало, но люди, которыми мы себя окружаем, лечат. Чимин – его спасение, его лекарство. Как бы эгоистично это не звучало, но хотелось сейчас забрать его из соседней комнаты и увезти к себе. Но тот был нужен своему лучшему другу, и мужчина это понимал. — Тэхен уснул. Что бы ни случилось, я всегда буду рядом с ним, — вспомнишь солнышко, вот и лучик. Чимин подошел к Мину и обнял его со спины, прижимаясь всем телом к другому, крепкому и теплому, выдыхая прямо ему в шею. — Я останусь тут какое-то время. Юнги… — мужчина повернулся головой к парню, показывая, что слушает, — ты хочешь остаться с нами? Чонгук не против, я спросил… Господи, Мин был готов завыть оттого, какой парень простой и как он ему нравился. Мужчина и до этого часто оставался у Чонгука, но это были либо деловые встречи до поздней ночи, либо попойки, и никто никогда не был против. Но то, что Чимин спросил разрешение, срывало крышу. — Ну не знаю даже, принцесса. Чонгук такой собственник, не думаю, что он был искренним, — Пак заметно нахмурился, что-то глубоко раздумывая и поджимая губы. Расстроился. — Но мы его уболтаем, — Юнги было весело, но он всем видом старался этого не показывать. Мин не дал ответить Паку и затянул его в нежный поцелуй. Жизни уже не мог представить без этих мягких, пухлых губ. Парень хватался за мужчину, как за спасательный круг, ноги подкашивались от действий старшего, но он понимал, что не время и не место для продолжительных ласк, хотя очень хотелось. Сам разорвал поцелуй, смотря в красивое лицо напротив. Не сдержавшись, поцеловал еще раз в губы, затем в подбородок и уголок губы. Чертовски мало, но на это есть еще вся жизнь. — Я пойду к Тэхену. Хочу быть рядом, когда он проснется. — Чимин, — мужчина вдруг сказал уже более серьезно, что чуть напрягало, — нужно организовать похороны. Всю церемонию беру на себя, но… — Да, понимаю, Чонгук с тобой обсудит, я уже спрашивал… — Хорошо. Чимин… — мужчина повернулся обратно к окну. Пасмурно сегодня на улице. Серое небо полностью передает тяжесть, свалившуюся на плечи не только Тэхена, но и всего его окружения. Пак еле сдерживает слезы, ведь тоже знал Ким Нгуен, помнит, как она готовила им завтрак, как гладила его, четырнадцатилетнего, по макушке, как мирила их с Тэ и звала отмечать праздники с их семьей. Вместе с ней умирает и его лучший друг, только не физически, а морально. Когда Чимин посреди ночи прилетел в квартиру Чонгука, увидел не глаза, а стеклышки, потерявшие душу и надежду. Безжизненные зрачки, уставившиеся в одну точку. Тэ слегка покачивался вперед-назад, сидя по середине большой кровати и обняв коленки руками. Медленно, но верно сходил с ума. В голове лишь вспышками появляется картинка, как увозят тело, такое родное и теперь холодное. Та рука, что ранее прижимала к себе в самые трудные моменты жизни, безжизненно, обессиленно свисала с кушетки, дрожа от неровности асфальта. Он никогда этого не забудет. Смерть будто бы идет за ним по пятам, и если раньше он бежал от нее со всех ног, не оглядываясь, то теперь остановился и смиренно ждет, пока коснется и его. Нет страха, и сил тоже нет. Осталась лишь огромная черная дыра внутри, пожирающая все сознание. Чонгук не сводил с него глаз. Ампула, что передал врач, уже пустая, и мужчина передал ее Юнги, чтобы тот достал еще, как минимум две штуки. Чон прекрасно понимал, что у его любимого никого больше не осталось, и такое не может не оставить следа, точнее кровавого отпечатка или раны, что будет кровоточить всю жизнь. Он не сможет заменить ему семью, но постарается заполнить собой хотя бы маленькую часть той пустоты, что образовалась у него внутри, и не даст ей разрастаться. — Чонгук, ты ничего не ел и круги под глазами у тебя, как будто тушь не смыл, — Чимин говорил шепотом, на цыпочках войдя в спальню, где спал его друг. — Я посижу тут, а ты можешь сходить на кухню, Юнги заказал что-то в ресторане, скоро привезут. — Спасибо, Чимин, но я не хочу есть. Смотрю на него и думаю, как я могу помочь, но, кажется… — Голодовкой своей ты ему не поможешь. Он проснется и нам всем нужны будут силы. Не хочешь пока есть, иди хотя бы вздремни на диване на кухне. Хотя бы час. Чон устало прикрыл глаза, откинувшись на спинку кресла, что стояло около кровати. Ему и правда нужен сон и немного отдыха. — Спасибо… Я рад, что у него есть такой друг, как ты, — мужчина встал, пошатываясь подошел к двери, где стоял парень, и похлопал его по плечу, говоря таким образом о благодарности. Пак лишь кивнул и занял прежнее место Чона. Три часа тянулись неимоверно долго. Юнги уезжал в больницу за новой ампулой, успел немного перекусить по приезде обратно. Чонгук спал, Тэхен тоже. Чимин сидел в телефоне и листал множество страниц и статей о том, как помочь человеку при утрате родителя. Выписывал в заметки то, что могло как-то сработать. Тэ много ворочался во сне, что-то невнятно бормотал, морщился и часто вздрагивал. Видимо, успокоительное, что вколол ему ночью Чонгук, начинало отпускать. Хорошо, что Юнги успел взять новое. Пак наткнулся на фото в своей галерее, где он, Тэхен и Нгуен стоят в обнимку в доме семьи Ким. Не сдержался. Слезы потекли по щекам, и даже вытирать их не хотелось. Сам не понял, сколько просидел так, шмыгая носом и сжимая в руке телефон с фото, но когда поднял глаза, Тэхен уже проснулся. Он не вставал с кровати, ничего не говорил и даже не двигался. Смотрел в потолок, думал о чем-то. А может, в его голове так же пусто, как и в душе, и ни одна мысль не тревожит. Так обычно бывает под сильными успокоительными, а те, что давали в больнице, и правда очень сильные. Какое-то время ощущаешь себя безэмоциональным овощем, неспособным переживать, тревожиться и волноваться. Даже если прогоняешь в голове все то, что произошло, израненную душу это никак не трогает. Эффект длится семь-восемь часов, совсем скоро должно отпустить. — Хочешь, я лягу рядом и обниму тебя, как раньше, помнишь? — вполголоса произнес Чимин, не спеша поднимаясь с кресла. Тэхен кивнул еле заметно, но этого было достаточно для того, чтобы через пару секунд Пак уже устраивался рядом, обнимая друга и руками, и ногами. Хотелось защитить его от этого всего. Жизнь так жестока и несправедлива… Почему именно он? Почему это происходит с ним? — Помнишь, как ты начал часто просить остаться меня с ночевкой у тебя? Я спросил тогда, в чем дело, и ты сказал, что по ночам в твоей комнате что-то шуршит. Тебе было страшно, и я знал, что если мы будем лежать рядом, то ты сможешь спокойно уснуть. Смею заявить, что знал, почему ты укладывал меня на край кровати. Думал, что меня монстр возьмет первым, да? — Чимин старался найти максимально непринужденную тему для разговора. Впереди еще так много трудностей и сейчас точно не время для их обсуждения. Тэхен снова кивнул, слабо, измученно улыбнувшись. — Мы с тобой всегда просыпались утром, обнимаясь друг с другом, — продолжил Пак. — Мама думала, что мы встречаемся… — хмыкнул Тэхен, не отводя глаз с потолка. Голос совсем охрип. — Я тогда сказал ей, что мне просто страшно, ведь по ночам что-то шуршит. Оказалось, что Белка просто не могла попасть в мою комнату и лапкой пыталась дверь открыть, которую я всегда на ночь закрывал. Чимин знал, что разговор так или иначе придет к Нгуен. По-другому и быть не могло, ведь она не просто родитель, но и самый близкий человек для Тэ. В статье написано, что если человек, переживающий утрату, сам заговорит о покинувшем этот мир, то не стоит пытаться избегать этой темы. — Интересно, видела ли она все иначе, пока была больна? Я так и не смог узнать. Это все из-за меня, Минни. Я не позвонил ей и не сказал, что все хорошо. Она, наверное, так сильно переживала… — Тэ-Тэ, я знаю, что тебе тяжело, но давай рассуждать здраво. Эта болезнь… Она ее погубила. Не ты. В последнее время на тебя свалилось так много всего и в этом нет твоей вины. В этом никто не виноват, но если тебе будет проще, можешь гневаться на судьбу. Парни молчали какое-то время. Тэхен туго соображал, в голове все путалось и ухватиться хоть за какую-то мысль казалось невозможным. Чимин же пытался подобрать нужные слова, которые не ухудшат ситуацию. — Что мне делать, Чимин? Она умерла… Как жить без нее? — Знаешь, человек умирает только тогда, когда умирает последнее воспоминание о нем. Она всегда будет с тобой… Вот здесь, — парень указательным пальцем коснулся грудной клетки друга в той части, где бьется сердце. — И помни, что раз теперь она всегда тут, то позаботься о том, чтобы ей было хорошо. Для этого хорошо должно стать тебе. Грей память о ней самыми лучшими воспоминаниями и не думай о том, что если физически ее рядом нет, то это значит, будто бы ты совсем ее потерял. Тэхен моргал медленно, отрешенно уставившись в одну точку. Чонгук говорил о том, что после введения успокоительного с ним такое часто случается и нужно немного подождать, пока Тэ ухватится за какую-то мысль. — Как думаешь, она будет мной гордится? — Она всегда гордилась, гордится и будет тобой гордиться, я уверен в этом. — Спасибо, Чимин, — Тэхен в ответ обнял друга, уткнувшись носом в его плечо. Так и уснули оба. Обессиленный Тэ и уставший Минни, как и раньше, только с более серьезными, чем шуршание по ночам, проблемами. Со временем боль утихнет. Не исчезнет, нет. Учиться жить с болью и есть сила. Человек становится личностью, проходя через трудности, что подкидывает судьба. Ломает себя, восстанавливается, латает раны и входит заново в течение жизни с новыми силами, новыми принципами, соображениями и уставами. Переходя через боль, человек выстраивает из себя не другого, а себя же, только более сильного и готового к ударам. Учится отбиваться, мириться с травмами и снова дышать полной грудью без мерзкой ломоты внутри. Все обязательно будет хорошо, но смысл слова «хорошо» меняется вместе с ростом в человеке личности.***
— Будь добр прислать мне график до 19:00, после я не выйду на связь, и работайте как хотите, — недовольно протянул Джин, обращаясь непосредственно к Хосоку, что стоял в дверях кабинета, — и еще. Еще раз ты допустишь незарегистрированное лицо к поставкам… — Я Вас понял. График скину, — бармен чуть озадаченно выдохнул. Кому понравится работать без выходных. Чимину надо будет позвонить, у него же никто не умер… То, что Чон позволил Господину Киму принять поставку, никак не отображалось на совести парня. Срать он хотел на разборки старших и на их проблемы, конечно же, пока они не касались самого парня. Интересное положение вещей, иногда даже обижало, что работают они вместе с самого начала, а посвящают в дела всякий сброд. Хосок человек надежный, никто в этом не сомневается, может надежно протереть бар, надежно принять поставку, надежно сопроводить важных гостей… — Чон, — бармен резко вышел из собственных мыслей, заметив, что так и смотрит перед собой, стоя столбом, — все в порядке? — Вы можете положиться на меня, если нужно будет, — сколько раз он произносил эти слова… — Да, знаю. Как раз сегодня будет важная поставка, — Хосок взбодрился, — поэтому меня не будет. Прими гостей как следует, я рассчитываю на хороший вечер, — надежный во всем. Хосок, в очередной раз осознав свою никчемность, только лишь коротко кивнул и вышел за пределы кабинета. Тупое чувство ненужности прожигало в районе груди дыру. Столько лет отдать, посвящая себя… чему? Профессии бармена? Или, может, бариста? Да они ни разу не сказали спасибо, когда парень с отменным умением вести переговоры и заговаривать зубы на вот таких VIP встречах склонял всех этих мешков с деньгами в свою сторону. Но он был просто надежным. — Ду Бон, стоять. Ты подготовил випку? — Ну-у-у… Как всегда. Проверь… — парень чуть замялся, потому что гостей сегодня не ожидал и хотел слинять чуть раньше. — Отлично, сегодня гости. Не вздыхай, чаевые-е-е. Да ты так станешь миллионером… — Слушай, я не могу сегодня. Позвони Чимину или Суджину. У меня у сестры помолвка, я и так работаю за троих, — недовольно протянул. — Первый день тебя вижу так часто в зале. Если и работаешь за троих, то за поваров, наверное. Хосок перевел усталый взгляд на озадаченного работника, что переминался с ноги на ногу, ожидая услышать заветное… — Черт. Ладно, иди, — Чон отпустил парня и, про себя выругавшись, набрал номер Чимина. — Хосок? — Да, привет, — парень знал, что произошло, но работа есть работа, он ему отгул не давал, — выйди на пару часов вечером, тут важные гости. Я, конечно, понимаю. Семья, и все такое… — Никто вообще не может? — Хосок еле сдержался, чтобы съязвить, что он бы не звонил… — Нет, жизнь бьет ключом не только у тебя, — сболтнул полную хрень, но уже поздно, — жду тебя в девять. — Хорошо, приеду. Сбросил вызов первый. Обиделся? Да и ладно, надоело.***
Слишком шумно для разговоров, и Намджун хотел бы выбрать другое место для встречи после того, что было между ним и Джином, но младший захотел именно клуб, и пришлось с ним согласиться. Джун злился на самого себя за то, что его влюбленность заставляла чувствовать себя жалким. Все прикосновения к любимому казались такими навязчивыми, но в то же время необходимыми, и пальцы сами непроизвольно тянулись к талии, скрытой за свободной шелковой рубашкой. Черные обтягивающие джинсы приковывали к себе множество взглядов, но лишь одни глаза смотрели не на бедра Сокджина, а прямо в душу через темноту зрачков. — Ты смотришь на меня так, будто в первый раз увидел. Что с тобой? — смеялся младший, смакуя виски со льдом и смущенно отворачиваясь куда-то в сторону. Намджун лишь пожал плечами, расплываясь в ответной улыбке. Готов был растаять прямо на высоком барном стуле, когда видел его таким. Таким расслабленным, свободным и беззаботно смеющимся. Нельзя сказать, что в рабочее время он слишком серьезен, просто с Джуном он ведет себя так впервые. Обычно избегал взгляда не потому, что смущен, а в попытке показать, что такое поведение со стороны друга ему не нравится. Алкоголь ли сыграл такую роль или все-таки… — Знаешь… Хочу тебе кое в чем признаться, — младший отставил от себя бокал и двинулся ближе к собеседнику, чтобы тот точно услышал то, что сказать оказалось крайне трудно. — М? — большего выдавить из себя не смог. — Мне… Мне правда очень понравилось вчера, и… Честно сказать, поначалу я надеялся, что не вспомню эту ночь, но сегодня понял, что забывать ее точно не хочу, — озвучить это оказалось труднее, чем он думал. Знал бы он, как от этих слов перехватило дыхание. Намджун и не надеялся на то, что между ними может что-то продолжаться, и сейчас маленький огонек надежды загорелся где-то внутри, да так ярко, что зажгло все легкие. Что говорить дальше? Что делать? Поцеловать? Или это слишком? — Ничего не скажешь? — Могу ли я расценивать это, как… — Как комплимент, Джун-и, и как благодарность за то, что ты показал мне, каково это почувствовать себя любимым. Намджун прикусил губу, отвернувшись в сторону. Что за эмоциональные американские горки? Будто бы он показал любовь только потому, что в ней нуждался Сокджин, а не из-за того, что от этих чувств у него самого сносит голову до полной потери рассудка. И зачем нужна такая благодарность? — Обновите, пожалуйста, — старший небрежным движением руки двинул опустошенный бокал бармену. — Я что-то не так сказал? — Джин мгновенно уловил напряжение, но спрашивал без доли сожаления. Возможно, из уважения или нежелания провести остаток вечера в нагнетающей обстановке. Намджун залпом выпил предоставленный напиток и слегка поморщился. — Все нормально. Просто я делал это не потому, что так нужно, а потому, что я так чувствую. Не нужно благодарить за это. Легкий, едва ощутимый поцелуй лег на плечо, закрытое тканью рубашки, но хватит и этого. Достаточно его запаха, не нужно даже касаться кожи для того, чтобы успокоиться. И снова это ощущение… Неужели он настолько жалок, что готов удерживать рядом человека, который, кажется, кроме этой чертовой благодарности ничего не испытывает? — Почему согласился со мной пойти сегодня? Вопрос очевидный и хотелось услышать, что это не из чувства долга перед человеком, что показал, каково быть любимым. — Я ждал, что ты позовешь. Думал об этом всем сегодня и понял, что хотел бы увидеться. Так прямолинеен, жаль, что не всегда к месту, как, например, минуты три назад. Интересно, что в голове у человека, привыкшего отвечать честно, но при этом слова его противоречат друг другу? Намджун не считал его глупым, но вопросов с каждым разом становилось все больше и больше. Однако, понимал, что нужно дать Сокджину время, чтобы тот сам в себе разобрался. Ему редко выпадала возможность слышать свои желания и исполнять их, Джун это знал. Его школа, университет, направление в университете, брак и, кажется, даже дизайн комнаты – все это решения, принятые отцом Джина. Когда ребенку не дают права выбора, он привыкает к этому и в будущем не может разложить все по полкам даже в своей собственной голове, ведь уже адаптировался к схеме под названием «Мне сказали – я выполнил». В таком случае и думать не приходится, просто, словно робот, выполняешь чужие приказы в погоне за лучшей жизнью, которую пообещали за беспрекословное выполнение. Алкоголь немного развязывал язык вместе с веревками, затянутыми семьей и статусом. Сейчас легче слышать самого себя, и внутренний голос повторял одно и то же по кругу. Не слушать и глушить его уже нет смысла, виски сделал свое дело. Первый поцелуй сегодня получился робким, будто бы Сокджин сомневался и боялся своих же действий, но Намджун подхватил быстро и целовал с напором и жаждой, что рвалась наружу весь вечер. Ему определенно нравилась инициатива со стороны младшего и он не мог сдержать довольной улыбки. Случившийся диалог забылся так же быстро, как и эти двое, позволившие себе слабость среди огромного количества людей. Даже громкая музыка будто бы утихла на время их поцелуев. Джун спускался к шее, к плечам, заставляя Сокджина улыбаться, поднимая голову вверх. Возможно, на них многие уже смотрели с осуждением, но сильное увлечение не позволяло даже вспомнить о других, не то что обращать на это внимание. Пальцы вплетались в пряди волос, скользили вниз по лопаткам к талии и сжимали ткань рубашки. Намджун не позволял себе даже в таком порыве быть хоть немного грубым и, залезая ладонью под одежду, кожу гладил очень нежно, будто касался крыльев бабочки. Таким для него и был Сокджин. Неуловимым, вечно улетающим, стоит только протянуть руку. С бабочками стоит быть осторожным, они прилетают неожиданно, нежно порхают своими невероятными крыльями и, когда садятся, заставляют чувствовать себя особенным. Но так же быстро они и улетают. Джин остановился и обхватил руками лицо напротив. В глазах помутнение, немного шатает от духоты и количества выпитого, но глаза, смотрящие с такой нежностью, так зачаровывают, что нет сил думать о чем-то другом. Больше нет сил сомневаться в правильности решений. Если сейчас хочется одного человека, хочется прикасаться к единственному в этом клубе, хочется дотронуться губами до каждого участка кожи, такой теплой и возбуждающей. Ким долго смотрел, словно сканировал каждый сантиметр, касался линии бровей, проводил по ним большим пальцем. Затем поцеловал скулу, спустился к щеке, провел губами вниз к уголку губ и поцеловал там. Это невозможно. Невозможно мало. — Хочу обнять тебя… и пролежать так всю ночь… с тобой. — Может, поедем ко мне? — Сэкиль… она тупая сука. Если я не буду ночевать дома вторые сутки, то она закатит скандал. Не хочу потом выслушивать… Но я бы хотел поехать с тобой. — Тогда я провожу тебя домой. — Еще пару минут… Я хочу целовать тебя еще пару минут…***
Представьте, что у вас есть свой бизнес по отделке качественной мебели, полная любящая семья, где все счастливы, большой красивый дом в самом элитном районе города и счастье. Да, вы счастливы. Ваши услуги дорого обходятся покупателям, но, несмотря на это, вы имеете внушительное влияние на рынке среди таких же бизнесменов, потому что оправдываете ожидания. Вы богаты и руководите командой, выплачивая им зарплату, а также поддерживаете рабочие процессы. В общем, вы честный бизнесмен с мозгами, за это вас и ценят. Но в какой-то момент вы уходите в отпуск. Улетаете в другую страну, оставляете дела на, как вы думаете, партнеров и доверенных лиц и исчезаете на неопределенный срок. Первую неделю все идет отлично. Рабочие процессы не останавливаются, новые заказы приходят, фирма процветает. Семья все так же счастлива, они завтракают вместе, гуляют на природе и смеются. В общем, полная гармония. Вторая неделя тоже проходит неплохо. Конечно, не столько заказов, как в первую, но все идет хорошо. Двоих сотрудников пришлось сократить, ведь они перепутали заказы, так как бумаги, которые раньше подписывал и проверял босс, никто не посмотрел. Ну, с кем не бывает. Компания так же развивается, все стабильно. Старшему ребенку подарили велосипед, а младшему новый смартфон, они поссорились. Но дети всегда так, помирятся. Третья неделя уже напрягает, потому что заказов нет, а старые еще не сгрузили. Проблем становится все больше и больше. Поставку не приняли на таможне и отправили назад, это значит некоторая мебель будет доставлена покупателям с задержкой. Деньги на счет не поступают и выплатить зарплату сотрудникам сложно. Дизайнер разрывает контракт, ему нет смысла работать с фирмой, которая на грани банкротства. Семья ругается и перестает разговаривать. Появляется атмосфера недоверия и ложится на дом темным, мрачным туманом. Каждый в своей комнате, даже прием пищи происходит раздельно. Все рушится на глазах. То, что строилось по кирпичику, старательно выводилось в полноценный дом, рассыпалось. И все из-за того, что не было контроля. В конечном итоге, вы приезжаете с отпуска, фирмы нет, дом отдали под залог, чтобы хоть как-то погасить долги, дети у ваших родителей, семья распалась. Счастья больше нет. Есть сожаление и гнев. Они поселяются внутри и больно бьют по самому живому, отравляют, не дают вздохнуть. Мир, что вы строили, погибает. Сэкиль упустила контроль ситуации, когда решила, что Содружество не понесет ни что иное, как просто название организации. Люди, которые представляют что-то лишь на своей территории, не будут мешать ее жизни. Она ошибалась. Стоило закрыть глаза – яркая картинка снова оживала, те сожаление и гнев наполняли. Она не дура и не глупая девчонка, чтобы не понять, что происходит. Дом, который она строила, рухнул. Кирпичи оказались пластмассовым хламом, и одно только осознание того, что все изначально шло не так, как надо, приводило в ужас. Сэкиль откинула телефон на подушку и устало потерла лицо ладонями. Экран смартфона отображал очень качественную фотографию, сделанную на профессиональный фотоаппарат, на которой ее муж, стоя вплотную между ног своего друга, вылизывал рот второго своим языком. Забавно. В комнате было темно и тихо, и только тихий смех разбавлял эту мрачную атмосферу. Сэкиль смеялась почти шепотом. Джин гей. Замужний гей. Гей, о котором знает половина Сеула. Лицо которого дважды занимало обложки журналов, как молодого бизнесмена, покорившего сердце единственной дочери семьи Ун. Ярость и злость накрывали с головой, стоило только снова взглянуть на экран телефона, что именно сейчас светил в глаза так ярко, как никогда прежде, хоть и фото было сделано в темноте. Смартфон разрывался от звонков отца, но брать трубку не хотелось. Что она там услышит? Очередное «Сэкиль, ты знаешь, что с этим делать. Исправляй быстро». А что с этим делать? Фото уже в сети, а то, что появляется в интернете, не исчезает оттуда никогда. Это даже не ее ошибка, но решать проблему снова должна она, будто тянет за ворот маленького мальчишку, снова подравшегося во дворе со сверстником. Девушка подкурила сигарету и сделала так необходимую сейчас затяжку. Она курила прямо в гостиной, чего раньше себе никогда не позволяла, ведь Джин не любил, но сейчас было наплевать. Своими длинными пальцами она перебирала край покрывала, затягиваясь снова, когда услышала, как набирается код на замке. Не с первой попытки, но муж все-таки зашел, принося с собой ночную прохладу и запах мужских духов, смешанных с алкоголем. — На балконе не судьба покурить? Или с памятью проблемы? Джин скинул с себя ботинки и прошел по коридору к гостиной. В доме было темно, и он бы даже не заметил, что девушка дома, если бы не запах табака, что она курила в непозволительном месте. — А кто из вас двоих ноги раздвинул? Ты или Намджун? — Джин опешил от такого вопроса, но заметил телефон, что все еще показывал снимок, и вновь принял холодное выражение лица. — Хотя вряд ли Намджун, он бы не подставил свой красивый накаченный зад, я уверена в этом, — больше для себя говорила. — Это тебя не касается, — Ким развернулся, чтобы уйти, но следующие слова его остановили. — Интересно, а ты у всех троих поскакал на члене или только Намджун снизошел до такого. Жаль парня, мог бы выбрать шлюху получше. Джин в упор смотрел на человека, казалось, которого он видел первый раз. Не было у них никогда великой любви, да и невеликой тоже не было. Брак по расчету. Партнерство. За что так сильно борется эта женщина, было непонятно. — Если ты закончила, я пойду. — О нет, я не закончила, — она потушила бычок в пепельнице на столе, — ты хоть знаешь, что своими мерзкими действиями разрушил все, что строилось не один год? Моей репутации конец! Ты мелкий придурок, играющий в бизнесмена. Да ты представляешь, какие убытки понесет кампания, или ты думаешь только тем, что у тебя между ног? Джин молча слушал. Было ли обидно? Да, немного. Больше за то, сколько времени он потратил, заботясь о других. Этот брак был лишь из-за прихоти отцов. Весь этот бизнес, отношения, светские вечера и деньги – пустышка. Не об этом он мечтал. Пепельница мгновенно оказалась в руке и устремилась в стену, буквально в метре от супруга. Осколки разлетелись в разные стороны, со звоном упав на пол. — Я тебя ненавижу! Сэкиль хватала с дивана и столика все, что попадалось под руку. — Не… — первая подушка, — …на… — вторая, — …ви… — третья, — …жу, тебя, чертов… — телефон с грохотом ударился об пол, расколовшись на две части, — …подонок. Сцена для одного лишь зрителя, что не двигался с места, облокотившись о стену. Ни звон осколков, ни шум, ни крики не заставили его моргнуть и глазом. Девушка в бешенстве разбрасывала все, что находилось поблизости, срывалась на визг, и била ладонями о поверхность стола, когда та полностью опустела. Гнев целиком овладел разумом, не позволяя мыслить здраво, и остановиться на переломанных вещах уже невозможно, ведь это ничто, по сравнению со сломанной, такой юной, девушкой. Когда мир разбит на миллионы осколков, пепельница уже играет не просто маленькую роль, а вообще незначительную. Тормоза отказывают, и в состоянии такого эмоционального возбуждения почему-то нога машинально жмет на газ. Стол переворачивается набок под напором чужих рук, деревянная мебель глухо бьется об пол и качается из стороны в сторону. Звонкий смех, схожий с сумасшедшим, разлился по всей квартире, перекрывая треск столика. Гнев, однако, имеет крайне интересную черту – прекращается так же быстро, как и вспыхивает, но при этом перетекает или в апатию, или в состояния, схожее с поведением психически нездорового человека. Собственно, это с Сэкиль и происходит. Безудержный, слегка хриплый от криков и визга, смех заполнил собой все пространство и легкие. Хотелось рвать на себе волосы и рыдать, но вместо этого лишь чертов смех, такой же противный и тошнотворный, как человек, что молча наблюдает за спектаклем. Девушка обессиленно упала на опустевший диван, нервно улыбаясь и оттягивая ворот своей рубашки. Вдруг стало очень душно и тесно в этой одежде. Разорвать бы ее в клочья ногтями и бросить туда же, к осколкам пепельницы, вот только руки совершенно не слушаются. — Можешь хоть весь дом разнести, мне все равно. Я подаю на развод. И еще… чтобы что-то разрушить, нужно, чтобы это что-то было построено. Сэкиль громко заорала и кинула рамку с фотографией из свадьбы, что стояла на подоконнике. Осколки полетели в разные стороны, падая там, где раньше стоял парень. Послышался громкий хлопок входной двери.***
— Чонгук, пожалуйста, позвони мне, если что-то понадобиться, — Пак застыл в дверях, скользя обеспокоенным взглядом по двум влюбленным. — Все в порядке, не переживай и спокойно работай. Чимин и Тэхен смогли поспать лишь полчаса, прежде чем телефон первого начал разрываться от звонков. Тэ понимал, что уснуть больше не сможет, но другу соврал, что сейчас снова уляжется в кровать. Пустота внутри больше не разрасталась, потому что достигла, казалось, самого большого из возможных размеров. Теперь она лишь давила изнутри и вызывала тошноту. Дверь закрылась за уходящими Юнги и Минни. В квартире на какое-то время поселилась тишина, и было слышно, как мужчина в подъезде отчитывается перед своим возлюбленным, что приедет по первому вызову, если что-либо понадобится. — Что-нибудь хочешь? У нас есть еда, я купил твой любимый сок и мармеладки. Могу съездить за… — Чонгук… — тут же перебил парень. — За последние десять минут ты спросил у меня это уже три раза. — Я просто волнуюсь, малыш. У меня самого сердце разрывается, когда я просто пытаюсь представить, что ты чувствуешь. Твои раны теперь болят и у меня. Мужчина обнял крепче, будто это могло уберечь от страданий, вот только те не снаружи, а внутри, и выселить эту апатию будет крайне трудно. — Я хочу просто полежать, можно? Чувствую себя овощем… Так влияют успокоительные? — Думаю, да. Конечно, пойдем полежим. Сколько захочешь. Не против, если я буду рядом? — Не хочу оставаться один. Трудно признать, но Тэхен уже чувствует себя одиноким, даже в окружении других людей. Он ощущал, будто растворяется, когда мама не могла вспомнить его имени. Задавался вопросом, существует ли он вообще, если самый родной в этом мире человек не может его узнать? А что теперь? Если мамы нет, то он тогда здесь зачем? Словно сдутый воздушный шарик, из которого насильно вытащили весь воздух, оставив только оболочку. Пустота не так ощутима, если и ранее сосуд не был чем-то наполнен, но, в случае Тэ, потеря этого самого содержимого оказалась крайне болезненной. Мир вокруг существует, и он, вроде как, тоже существует, но стоит помнить о том, что понятия «жить» и «существовать» имеют огромную разницу, и сейчас она ощутима, как никогда раньше. — Хочешь, поговорим о чем-нибудь? — прервал тишину Чонгук, устраиваясь рядом с парнем на кровати. — Не знаю… Первый раз за много лет в голове такая пустота. Диалог не клеился, как бы мужчина не пытался его выстроить. Зла не держал, ни в коем случае, только боялся, как бы это состояние не затянулось на слишком большое количество времени, например, на всю жизнь. Он-то вынесет, все поймет и не оставит, а вот какого будет Тэхену существовать, ощущая себя одной лишь оболочкой… Чонгук сам себе места не находил, предусмотрел все возможные варианты, даже спрятал любые острые, режущие и колющие предметы. Однажды ему уже приходилось наблюдать, что случается с человеком, когда тот теряет близкого. Юнги переносил уход любимого не просто плохо, а невероятно ужасно. Истерики, слезы, панические атаки сопровождали его на протяжении года и несколько раз даже приводили к попыткам самоубийства. Чон только и успевал ездить с работы до дома Мина и звонить каждые полчаса, дабы убедиться, что друг жив. Тяжелое, невероятно трудное время и вспоминать его страшно. Переживать заново уж тем более не хочется. Благо, Чонгук уже для себя решил, что, пока Тэхену не станет лучше, они будут жить вместе, и такой вариант даже не обсуждался. Так будет легче им обоим. — Я помню, как мы всей семьей ездили на Чеджу отдыхать… — прервал тишину Тэхен, сделав глубокий, усталый вдох. — Хочешь, расскажу тебе? — Конечно, я бы очень хотел послушать. — Мне было одиннадцать…***
Flashback. Теплый песок слегка обжигал голую спину и колол нежную детскую кожу, но почему-то хотелось пролежать так как минимум до захода солнца, что вынуждало щуриться и улыбаться. Слух уже настолько привык к крикам чаек, что мальчик их уже почти не замечал, лишь иногда вздрагивал, когда птица пролетала слишком близко, издавая громкий звук. Это их пятый день на Чеджу и первый из тех, что они могут провести спокойно, не бегая по острову, чтобы запечатлеть на фото каждую достопримечательность и счастливые лица членов семьи. Мышцы ног уже перестали отдавать болью от любого движения, и Минсо бегал по пляжу, пытаясь поймать хоть одну из чаек, чем вызывал смех у родителей. — Милый, что ты будешь делать с бедной птичкой, если ее поймаешь? Нгуен, расположившаяся под большим пляжным зонтиком, отложила книгу в сторону и в очередной раз открыла тюбик с кремом от загара. Женщина всегда пользовалась им во время отпуска, а по приезде домой все равно замечала, что ее кожа стала слегка темнее, и наносила множество отбеливающих средств на лицо, плечи и руки. — У него нет цели, мам, — засмеялся Тэхен, разлегшийся рядом с родителями. — У него есть только путь. — Тэ-Тэ, чего валяешься без дела? Помоги мне, — прокричал Минсо, в очередной раз прыгая с широко раскрытыми руками на собравшихся в кучу птиц. — Может, лучше искупаемся? А то я скоро превращусь в уголек. Младший приподнял голову, глядя на брата, что делал вид, будто пытается отдышаться, но на самом деле ожидал, пока чайки перестанут кружить над головой и снова сядут на песок. — Кто последний коснется воды, тот получит щелбан, — Минсо тут же рванул с места, поднимая за собой облако из песка. — Эй! — Тэхен быстро вскочил на ноги и, спотыкаясь, побежал за старшим. — Так не честно, ты был ближе! Минсо звонко смеялся, чем вызывал ответную улыбку у родителей и брата. Его ноги коснулись воды раньше, но мальчик на этом не остановился, продолжая все глубже заходить в море. Тэ не хватило лишь пары секунд, и лоб уже фантомно начинал побаливать от мысли о проигрыше. Брызги прохладной воды вызывали волну мурашек на разгоряченной коже, но от этого купание становилось только веселее. Скоро тело привыкнет и ни одному не захочется выходить на песок. — Так не честно! — повторял младший, наигранно дуя губы. — Просто признай свой проигрыш, Тэ-Тэ, и готовься получить щелбан. Тэхен начал взмахивать руками, направляя брызги соленой воды прямо на брата. Он и правда не умел и не любил проигрывать, но почему-то так получалось всегда. Даже вчера, когда Минсо подбрасывал в воздух монетку со словами: «Орел – я выиграл, решка – ты проиграл». Тэ не сразу понял, почему папа смеется, а старший постоянно выигрывает, зато сегодня на спине хитреца красовался розоватый отпечаток от удара той самой монеткой. Между ними частенько возникали конфликты, но обижаться друг на друга дольше часа не умел никто. — Все-все, я понял, — смеялся Минсо, закрывая лицо ладонями и морщась от стекающих на глаза струек воды. — Давай лучше посмотрим, кто дольше задержит дыхание под водой? — Ты снова схитришь, я тебя знаю… Давай держаться за руки, чтобы я убедился в том, что ты не выныриваешь и не жульничаешь. — Договорились. Тэхен поймал под водой руку брата и сцепился с ним ладошками. Нос он всегда зажимал двумя пальцами и каждый раз поражался тому, что старший может нырять, не закрывая носа. — Раз, два… Три! Минсо резко потянул за собой вниз, уши мгновенно заложило, а макушка почувствовала холод. Тэ не любил нырять, но еще больше не любил показывать свой страх перед человеком, на которого равнялся, поэтому постарался не думать о том, что они находятся под толщей воды в огромном море, пусть и ноги касаются песка. Брат не двигался, лишь сжимал пальцами маленькую ладошку. Тэхен считал в голове секунды и удивлялся тому, что в дискомфортной для него ситуации время растягивается, словно жевательная резинка. Это ему знакомо. Однажды Минсо прилепил ему такую на волосы… Сколько не пытайся, эта мягкая масса будет тянуться до бесконечности, пока не превратится в маленькую-маленькую ниточку. Маме тогда пришлось выстригать сыну волосы вместе с этой жвачкой, за что старший получил наказание в виде лишения порции мороженного. Тэхен думал о том, что это несправедливо. Так он думал обо всех соревнованиях с братом и даже сейчас. Минсо любил нырять, рассматривать ракушки на дне и доставать интересные камушки разных цветов, даже мог выполнять какие-то трюки, а маленький Тэ-Тэ после передачи о загадках морских глубин вообще первое время боялся даже по щиколотки в воду зайти. «Сколько прошло секунд? Я сбился… Мин до сих пор не шевелится. Что-то случилось?» Отсутствие кислорода и липкий страх начали давить на горло. Еще немного и он… Задохнется? Утонет? В море, где полно всяких чудовищ, опасных рыб и неисследованных участков? Тэхен начал дергать рукой, но никто ему не ответил. Пальцы перестали сжимать его ладошку и заметно ослабли. Мальчик завертел головой в разные стороны, будто с закрытыми глазами мог что-то увидеть, и резко оттолкнулся пятками от дна. — Минсо! — закричал во все горло, глотая ртом воздух. Брат стоял рядом, живой и невредимый, лишь улыбался как-то странно. Тэхен в панике совсем забыл, что старший уже выше на голову и ему бы не составило труда вынырнуть, не отпуская руки. — Ты выиграл. — Правда? Страх мгновенно сошел на нет. Никто не утонул и все закончилось даже лучше, чем могло бы. Он выиграл… Правда выиграл? У старшего брата? — Да, я вынырнул на несколько секунд раньше. Ты молодец. Пойдем чаек ловить? — Пойдем… Ошарашенный своей победой, мальчик поплелся за братом, что так же сжимал его руку и вел за собой. Минсо никогда не признается в том, что Тэхен всегда его побеждал в этом состязании, но сегодня почему-то захотелось обрадовать младшего. Его счастливые, искрящиеся глаза того стоят, и эта детская улыбка во все зубы со слегка дрожащими от прохлады губами… Ради этого Минсо готов проигрывать каждый раз, но никогда в этом не признается, ведь за кем и куда тогда тянуться Тэ-Тэ?***
Настоящее время. — Почему ты вспомнил эту историю именно сейчас? — протянул Чонгук, поворачиваясь к парню. — Дни сейчас тянутся как-то по-особенному, как тогда при нырянии. Хочется вынырнуть, но я не знаю как и не знаю смогу ли. Чувствую, что тону, и страх внутри такой же, будто Минсо больше не держит меня за руку, будто его пальцы ослабли и я остался здесь один на дне. На самом деле так и есть. Я один, я тону и мне страшно. Они все умерли… Мамы и Минсо больше нет, а отец умер лишь для меня в тот момент, когда захлопнул входную дверь перед моим носом со словами «Так будет лучше для всех». До сих пор не знаю, для кого это «для всех». — Малыш, я никогда не оставлю тебя одного. Я всегда буду рядом вне зависимости от того, на дне ты или на песке. Если тебе страшно – я буду рядом, если тебе будет плохо – я буду рядом, если ты захочешь побыть один какое-то время – я все равно буду рядом, вот здесь, — Чонгук указал пальцем на грудную клетку Тэхена, — и вот здесь, — коснулся виска. — И в горе и в радости? — на лице появилась легкая улыбка. — Всегда, Тэхен. Потому что я люблю тебя.***
В зале сидят лишь два гостя и их столик уже обслужен. Сил нет ни на что, ужасно хочется спать, есть и растечься на полу, словно лужа. Эмоциональный диапазон снизился до уровня улитки, спина сгорблена, руки болтаются, будто у безвольной марионетки, а глаза вечно закрываются, веки кажутся тяжелыми. Нужно приложить много усилий для того, чтобы не уснуть на ходу. Чимин часто смотрел на часы, убеждаясь каждый раз в том, что прошло не тридцать минут, а всего лишь семь или восемь. Заняться нечем, бар пустой, гости тихо болтают за дальним столиком и, кажется, уходить не собираются, а вот Пак с удовольствием покинул бы это заведение прямо сейчас и улегся в мягкую постель, но после работы стоит снова поехать в квартиру Чонгука. Еще и Юнги попросил помочь с организацией похорон, потому что Чимин знает их семью лучше всех и близок с Тэхеном. Задач неимоверно много, а сил неимоверно мало. Пока в «Гранате» есть посетители, правила не позволяют сесть за какой-то столик и провести время там. Придется стоять около Хосока, что вот-вот протрет в бокале дырку. — Чимин, может, как-то пооживленнее будешь? Я позвонил тебе не для того, чтобы по залу бродил ходячий труп. — С такими разговорами не боишься сам таким стать? Только не ходячим, — настроение у парня и без таких язвительных диалогов полностью на нуле. — Это угроза? Расскажешь своему Господину Мину, принцесса? — Что с тобой не так, Хосок? Ты сам решил разорвать наши… наше общение. Сейчас ты постоянно огрызаешься и пытаешься меня задеть. Зачем? — Меня раздражает твоя наивность. Лезешь туда, куда вообще не стоит, и радуешься, как ребенок. — В чем же проявляется моя наивность? — Глаза открой. Ты же копия его бывшего… Хоть раз видел фото Тэмина? Советую посмотреть. У вас даже имена по звучанию похожи. «Чимин… Тэмин… Да, правда похожи», — прогнал у себя в голове Пак, слегка нахмурившись. До этого момента он не был заинтересован в поиске информации об умершем возлюбленном Юнги, но сейчас эта мысль поселилась в сознании и покидать его не хочет. Неужели они и правда похожи? Вдруг Мин просто нашел копию своего жениха и это все, что привлекло его в Чимине? Бред. Да. Точно бред. Однако убедиться в этом очень хочется. За спиной послышались чьи-то быстрые, уверенные шаги. — Хосок, кто заходил в бар? Ты здесь с утра, с открытия. Намджун, Чонгук, Юнги? Кто-то из них здесь был? Господин Ким был явно чем-то озабочен. В его руках звенела небольшая сцепка ключей небольшого размера, а глаза бегали из стороны в сторону, осматривая весь зал. — Нет. Кроме этих, — бармен кивнул в сторону гостей, — посетителей я никого не видел. Что-то случилось? — Да. Из сейфа пропали все документы на бар.