Старший Аркан

Чимин все-таки принял решение уехать домой и оставить Тэ и Чонгука вдвоем. Им тоже есть о чем поговорить, учитывая взгляды Кима, что огнями метались по лицу Чона, словно вычитывали все страхи перед предстоящим разговором. Гук никого не боится. Никого, кроме злости Тэхена, и не потому что тот ужасен в гневе, а потому что может уйти. Так думал мужчина, не понимая, что парень прилип навечно, сколько бы не хотел ругаться и выяснять отношения. Пак уселся на переднее сиденье машины Юнги. В его распоряжении много людей и много автомобилей, потому найти нового водителя и другую иномарку не составило труда, как и поставить датчики слежения в тот же день под чехлы задних сидений. Сегодня Мин решил вести сам, несмотря на нервозность и редкое подергивание нерва в районе сгиба челюсти. — Сегодня отличная погода, — Пак уставился в окно, почти касаясь лбом стекла. Он боялся. Не опасности, не новых возможных проблем, а самого себя и своих чувств. Парень впервые был влюблен настолько, что с ужасом осознавал последствия. Возможно, он вообще впервые в жизни любил и четко это осознавал. Жаль, что в его понятии первая любовь выглядела совсем иначе. — Хочешь погулять? — Юнги игнорировал необходимость поговорить о чем-то более важном, решив поддержать беззаботный диалог. — Нет. За окном расплывались пейзажи Сеула, стягиваясь в одну разноцветную смазанную полоску. Чимин поджал губы, озадаченно бегая глазами, пытаясь поймать хоть какую-то деталь с улицы, но терялся в мыслях и забывался. Неизвестно, сколько они молчали и сколько нервов потратил Юнги в этой дороге, сдерживая себя, чтобы не выложить парню все как на духу. Мужчина готов был бормотать без умолку, попутно извиняясь и прося, чтобы его не бросали. В какой-то момент у Бога одной из главных больниц Сеула появился свой идол, которому тот готов поклоняться и целовать ноги, лишь бы вера и надежда его не оставляла. В какой-то момент его приручили, даже этого не желав. Или же он сдался сам. — Расскажешь родителям? — Мин не уточнял, но прекрасно знал, что Пак поймет суть вопроса. — Нет. Иначе они больше тебя ко мне не подпустят, — Чимин говорил правду и знал, насколько строгими могут стать мама и папа, когда дело касается безопасности единственного сына. — А ты сам меня подпустишь? На какое-то время в салоне автомобиля повисло нервное молчание, и, казалось, Юнги успел посчитать каждый удар своего сердца в этой тишине, успел каждой клеточкой кожи прочувствовать этот ток, мерзко разливающийся внутри, отдающий в голову и ладони. Пальцы еще сильнее сжали руль, а глаза зачем-то вечно бегали к зеркалам заднего вида. Нервозность… Кажется, та превысила все разумные нормы за последний месяц и к такому состоянию вполне уже можно привыкнуть. Да вот только ощущения разные. Совершенно иные, не такие, как тогда, когда на пассажирском сиденье в такси обдумываешь все возможные варианты, все возможные места, куда могли отвезти его принцессу и что хотят с ним сделать. Или уже… сделали. Сейчас все проще. Эту тревогу можно выдержать, пока на пассажирском не сам Юнги, а Чимин. Живой, здоровый, не связан и не покалечен. Так легче. Даже если он вдруг решит уйти и одним пасмурным утром Мин не сможет дозвониться из-за прозвучавшего на том проводе приговора, даже если больше не удастся скользнуть кончиком носа по нежной коже его щеки. Он будет жив. А это все меняет. — Ты серьезно думаешь, что я могу уйти? Оставить тебя и каждый день сидеть над телефоном, попутно молясь, что с тобой ничего не случилось? — А если что-то снова случится с тобой? — будоражит сам себя своими вопросами, внутри прося, чтобы ответ его не убил. — Ты же не позволишь произойти этому снова? От такого высказывания в мужчине смешался весь спектр возможных эмоций, и он не знал, за какую зацепиться, то и дело приоткрывая рот, чтобы что-то сказать, и тут же одергивая себя, боясь ляпнуть глупость. С одной стороны, это доверие его безумно радовало и вселяло надежду, с другой же… Сможет ли он? Не подведет ли в очередной раз? Это груз ответственности ломал сильные плечи и какую-то часть стержня внутри. Он не был так уверен в себе, как в нем был уверен этот парень, расположившийся рядом на пассажирском сиденье и заглядывающий в глаза с какой-то неясной мольбой и приподнятыми бровями. Чимин даже не ждал ответа на свой вопрос, потому что слишком сильно доверял, несмотря ни на что. — Не позволю. Пак кивнул и попытался вновь отвлечься, глядя в окно и считая светофоры, но что-то внутри упрямо сверлило дыру с мощным визгом, бьющим по вискам. — Расскажи мне все. Прямо сейчас. Я хочу знать, — отрывисто, но уверенно, переводя глаза на руль и замечая, как ногти впиваются в руль. — Я не простой владелец сети похоронного бюро, я еще и их главный поставщик. — Поставщик чего? Гробов и прочего? — Тел. Чимин поджал губы и вжался спиной в сиденье, будто хотел утонуть в этих чехлах или превратиться в молекулу и исчезнуть вовсе. В смысле «тел»? Юнги останавливаться на этом не собирался. — Намджун – поставщик яда; Сокджин предоставляет курьеров и подставные лица. Чонгук обеспечивает… обеспечивал нашу безопасность на уровне законодательства. — Яд? — Ты не маленький мальчик и прекрасно знаешь о людях, находящихся в предсмертном состоянии. Последние неизлечимые стадии серьезных заболеваний, комы без шанса пробуждения, отмирание мозга, работа сердца на основе аппаратов, поддерживающих жизнь. Все эти люди обречены, но живут, а точнее существуют или за счет надежды родственников и их отказа от отключения аппаратов, или за счет того, что в больнице все еще пытаются бороться за их жизнь те врачи, которым платят. Также, помимо предсмертников, существуют те, кто срочно нуждается в пересадке органов, их замене. Очереди на пересадку слишком длинные… — Как я сразу не догадался? — прошептал Чимин, нахмурившись. — Вы убиваете людей. — Они уже мертвы. Мы лишь ускоряем процесс, помогая тем, у кого есть шанс выжить. — А Тэхен? Он был подставным лицом? Это из-за вас он попал в полицию? — тело напряжено до предела. Сам не замечает, как до боли пальцами сжимает колени. Просто сильнее болит где-то еще. — Это осечка Сокджина. Никто из вас двоих не должен был этим заниматься, — Юнги старался удерживать спокойное выражение лица, но все равно со страхом поглядывал на Чимина, ожидая от него чего угодно. — Это несправедливо. — Мы немного ломаем цепочку естественного отбора. Возможно, это звучит грубо, но так и есть. — Почему все кричат мне о том, что с тобой опасно? Уверен, то, что вы проворачиваете, знают лишь очень близкие люди. — В опасности каждый, кто нам близок, и не потому, что мы занимаемся чем-то подобным, а потому, что имеем достаточное влияние, которое хотят отобрать. Главный рычаг давления – это вы. Ты и Тэхен. — Они думают, что вы пожертвуете этим всем ради нас? — Чимин ничего не понимал. Информация, настолько серьезная и поступившая так быстро, путала все мысли, создавая огромный разносортный клубок в голове. — Они не думают, они знают, потому что мы так и поступим. Чимин снял с ног кроссовки и задрал ноги на сиденье, прижимая к себе колени. Так он сворачивался всегда, когда испытывает стресс. Простая защитная реакция, будто, свернувшись в комок, можно защититься от окружающих раздражителей. Юнги, заметив шевеление, инстинктивно бросил взгляд в сторону и тут же нахмурился. — Опасно так сидеть. Вдруг авария? Переломаешь себе все, что можно. — Знаешь, на фоне всего, что ты мне рассказал, авария – самое безобидное, что может произойти. Кажется, я уже ничего не боюсь. Переломанных ног уж точно. Юнги почему-то заулыбался. Возможно, его обрадовало, что у Чимина еще есть силы шутить на этот счет и что он до сих пор в машине, а не попросил высадить его где-нибудь в центре Сеула или довезти до дома, а затем забыть его вовсе. Внутри стало немного легче, хотя бы потому, что больше не нужно врать, умалчивать о чем-либо. Да, Чимин еще не знает много подробностей, но основы достаточно для того, чтобы принять решение, хочет ли он быть рядом с тем, кто варится в подобном, и готов ли он вариться в этом сам. — Мне нужно какое-то время, чтобы осмыслить это все. — Я понимаю и я пойму, если ты не захочешь больше… — Не захочу что? — Пак с поддельным укором взглянул на водителя, обиженно сложив руки на груди. — Хватит уже об этом. Можно даже найти в этом плюсы… — Какие же? — Юнги искренне удивился высказыванию, с интересом прислушавшись к дальнейшим разъяснениям. — Ну, теперь я как парень мафии или что-то в этом духе… Раньше я такое только в фильмах видел, а теперь это моя жизнь. Юнги залился хрипловатым смехом, переводя взгляд обратно на дорогу и расслабляя руки на руле. Кажется, все не так плохо… Или же Чимин так шокирован поступившей информацией, что пока еще не может отчетливо понять, что конкретно происходит. — Я отвезу тебя домой и, если ты захочешь побыть один, то я все пойму, только прошу, не выходи никуда, не предупредив меня, принцесса, — мужчина положил одну ладонь на колено Паку, осторожно потирая ткань джинс большим пальцем. — Ты теперь каждое мое движение будешь контролировать? — Я и твои телохранители. — Чего?! — Чимин так звонко прокричал, что Мин чуть рефлекторно не нажал по тормозам от неожиданности. — Не хочу я, чтобы за мной какие-то незнакомые мужики везде таскались. — Лучше, чтобы незнакомые мужики тебя крали и увозили на заброшенные склады? Тут не поспоришь. Парень стушевался, драматично надув губы и сведя брови к переносице. — Когда ты будешь со мной, в них не будет необходимости, хорошо? Я просто волнуюсь за тебя. Ты их и не заметишь, честное слово. Чимин промолчал, отворачиваясь к окну и с грустью понимая, что переулки становятся знакомыми. Его дом совсем близко, как и часы самокопания, бессонницы и осознания произошедшего. Бесцветный взгляд проскользнул от уже привычных глазу соседних домов до родного высокого ограждения, вымощенного красно-коричневым кирпичом. Кажется, во время всего произошедшего парень так хотел оказаться здесь, возможно, просто открыть глаза и понять, что все это – дурной сон. Да… Дурнее не придумаешь. Его похитил брат умершего жениха его возлюбленного. Отвез в какой-то старый склад, волоча по сорняку под палящим солнцем, и затем бросил в тень на холодный бетон, оставив закашливаться от пыли, мгновенно забившей нос и легкие. И в тот момент, когда, засыпая угрозами, его привязывали к трухлявому стулу, тоже отдающему сыростью, он хотел вдруг оказаться дома и с облегчением понять, что руки затекли не из-за сжатых на запястьях веревок, а оттого, что снова уснул на своей кровати в неудобной позе. Он так хотел этого тогда, но сейчас, поднимаясь к себе на этаж, в комнату, пятью минутами ранее выйдя из машины и безмолвно сказав Юнги «Пока» одним лишь поцелуем в щеку, Чимин чувствовал, что опустошен. Ощущал, как данная ему информация сжимает виски, будто прессом, и сердце в ужасе ударами спускается вниз, отзываясь уже где-то в животе. Ноги с трудом тащат наверх, пока голова соображает, зачем он вообще куда-то движется. Весь уют дома теряется, превращаясь в какую-то пустоту и безликие декорации, ранее именуемые счастьем. Еще весной они поднимались сюда с Тэхеном под его рассказы об очередной девчонке и о том, как та сильно навязывается, чем вызывает желание избегать ее, прячась по кабинетам и углам. Та прилипчивая мадам, козни Соен и предстоящие экзамены – все разнообразие проблем, казавшееся тогда такой непосильной ношей. Сейчас тот беспечный смех, глухо звучащий из спальни Пака, всего лишь призрак. Фантом, оставшийся позади и отпечатавшийся после себя только следом в виде распечатанного фото, на котором два друга искренне улыбаются в камеру папе Чимина, фотографу. Пальцы скользят по фотокарточке, цепляя ту и осторожно вынимая из-под закрепки. Тэ такой радостный, вокруг них, на кровати, разбросаны тетради и учебники, а в руках у каждого телефон. Папа Чимина делал этот снимок в доказательство тому, что парни отлынивают от учебы и снова, по его словам, страдают зависимостью от соцсетей. Зависимостью от соцсетей… Улыбка, проявившаяся от теплых воспоминаний, исчезла без следа. Когда в последний раз эти руки так долго держали телефон, а глаза, пусть и бесцельно, но с огромным интересом бегали по обычной ленте? Когда события вокруг интересовали сильнее, чем собственный завтрашний день, осознание наступления которого заранее вызывает тревожность? Теперь его основная зависимость – это Юнги, от которого невозможно отказаться даже с учетом такой угрозы. Даже сейчас Чимин старается ситуацию оправдывать будущим появлением телохранителей, которым он, кстати, совсем не рад. Жертвует разными сторонами своей зоны комфорта, лишь бы не отказываться от главной – от этого мужчины. Мученик ли он? Да. Добровольно ли он занимает эту роль? Безусловно. От этого никуда не сбежать и никуда не спрятаться, ведь даже сейчас, когда кажется, что, лежа на кровати с раскинутыми врозь руками и думая о прошлом, нужно бы бояться за будущее, но он думает совсем не о том. При мысли, что он все-таки откажется, переболеет и в итоге остынет, будет ли он счастлив? Возможно. Вероятнее всего, он поступит в достойный университет, будет как и все студенты сидеть в кафедре за партой и слушать учителя. Только вот будет ли он спокоен, если останется в неведении, изо дня в день притворяясь, будто его ничего не волнует, кроме сессии? Ноги так же бесцельно поднимают с кровати и ведут на излюбленный выступ в крыше. Чимин не может найти себе места, разрываясь между ощущением своей безопасности и своего душевного спокойствия. Обычно эти понятия между собой связаны очень крепко, но сейчас стоят по разные стороны, вызывая тем самым диссонанс. Парень медленно присаживается на плед, что лежит тут постоянно. Тут он проводит свободные вечера один или в компании Тэхена. Ветер теплый, ласкает лицо, колышет рукава новой рубашки, подаренной ему недавно, но уже запачканной в пыли заброшенного здания. Кажется, только сейчас икры и предплечья начало саднить от мелких порезов, которыми украсило тело высокая трава. Он еще не был в душе, и это последнее, что его волновало. Тишина и одиночество поселяли в голове пустоту. Вероятно, это даже не их заслуга, просто сознание настолько перегрузилось от потока мыслей и переживаний, что решило полностью очиститься. Чимин сидел неподвижно, обняв одну коленку и поставив на нее подбородок. В таком же положении и остался, когда послышались шаги сзади в комнате. Когда с шуршанием и неразборчивым шепотом, явно недовольным из-за неудобства выхода, кто-то залезал к нему, в его укромное место. Когда рядом присел человек, цветочный аромат которого донес ветер в ту же секунду. Он молчал, уставившись в одну точку. Молчала и мама. Долго, тоже вглядываясь куда-то вдаль, будто пыталась найти точку, задержавшую на себе внимание сына. Она заметила Чимина еще из окна кухни, когда тот выходил из черной иномарки. Видела, что машина стоит еще долго, но понимала, что водитель ничего не ждет. Что-то внутри подсказывало, что мужчина за рулем не таксист, не друг и даже не начальник, решивший вдруг ни с того, ни с сего помочь, сократив время в дороге до дома. Он не ждал, что Чимин вернется, но тосковал, как только тот ушел. Догадки подтвердились, стоило увидеть своего ребенка в обновках, пусть уже и не имеющих достойный, первоначальный вид. И этот тоненький браслетик на запястье… Выглядит как знак внимания. Выглядит как дорогая вещь, которую можно подарить только кому-то более дорогому сердцу. Бесценному. Она так чувствовала. — Я люблю тебя, Мини, — произнесла почти шепотом, мягко улыбаясь и прикрывая глаза. Парень не привык слышать это так… Нет, он часто слышал уже привычное «любим тебя», когда выходил утром из дома в школу, когда заглядывал к родителям перед сном, чтобы пожелать доброй ночи, когда праздновал дни рождения и любые другие праздники, проведенные в кругу семьи. Но все те фразы были будто бы брошены по привычке, будто так нужно, словно так все делают в нормальных семьях. Сейчас в слова вложено намного больше смысла и привкус его настолько необычен, что Пак отвлекся от разглядывания горизонта и непонимающе воткнулся глазами в родителя. — Необычно, да? — чувствует Джаин, произнося слова практически шепотом, будто наслаждается. — Я считаю, что сейчас эти слова нужнее, чем тогда, когда ты забираешь свой контейнер с ланчем и убегаешь на учебу. Я просто хочу сказать, что я люблю тебя любым. С кем бы ты ни был, кого бы ты ни любил, я останусь твоей мамой и моя родительская любовь к тебе безгранична. Чимин глаза раскрыл так, что они стали размером с монеты. Она видела их? Она знает про его любовь к мужчине? Джаин не из тех, кто будет читать журналы или газеты, хоть и для декора кладет их на столики. Ей не интересны сплетни, считает, что это выдумки для привлечения внимания к издательству. Жестоко по отношению к участникам скандала, обычно в нем не виноватых. Значит, видела… — Мам, я… — Красивый браслет, — перебила, наконец взглянув на сына, а точнее на его запястье. — Дорогое, наверное… Он подарил? Тот, кто тебя привез? Я хочу, чтобы ты был со мной честен. Джаин прекрасно видела многочисленные царапины на нежной коже, но вопросы об этом решила оставить на потом. Понимала, что сейчас нужно разобраться в корне проблемы, и попала в самое яблочко, осознав, что тот водитель и есть корень. Интуиция и чутье подводили ее очень редко. — Да, это его подарок… И рубашка, и футболка, и шорты. Правда… это немного испортилось, — Пак еле заметно потряс плечом, где на ткани виднелись потертости и остатки пыли. — Ничего страшного, мы все постираем и приведем в порядок. И тебя в порядок приведем, но внешний вид оставим на потом, сейчас нужно навести порядок в твоей голове. — Я в норме, мам, — отмахнулся, вновь цепляясь взглядом за какие-то мелочи внизу. — Давай обработаем? Я помогу, самому тяжело будет, столько грязи… Джаин боялась. Очень сильно боялась, но не показывала этого, общаясь спокойным, ласковым голосом, будто укладывала ребенка спать. С ее в прошлом энергичным мальчиком что-то не так, и подтверждением являлись глаза: потухшие, уставшие, бесцельно гуляющие по пейзажу впереди, по линии горизонта. Он впервые не зашел на кухню после долгого отсутствия, не размахивал руками, рассказывая о произошедшем и проявляя всевозможные эмоции, известные человеку. Может, просто подрался, он же парень, такое бывает. Может, упал, может, стало плохо. Женщина осторожно подбиралась к истине, стараясь не спугнуть, а у самой тряслись пальцы, сжимающие бутылек с обеззараживающим средством и ватные диски. — Я просто схожу в душ. Это просто царапины, мам, есть же что-то страшнее мелких повреждений. — Страшнее этой штуки, — Джаин потрясла в воздухе бутылек, — которая будет шипеть и жечь на ранках, уже ничего быть не может, — рассмеялась тихо, а у самой чуть ли не слезы из глаз. — Помнишь, как бегал от меня пару месяцев назад? Решили с Тэ-Тэ на дерево забраться. В таких же царапинах весь был. Думала, связывать тебя придется. Чимин даже улыбался, ровно до слов о связывании. Эти веревки сейчас уже не сжимали, на запястьях осталась лишь легкая боль от прикосновений, напоминающая о случившемся. Но он отчетливо ощущал, как петля фантомно давит на его шею, затягиваясь все сильнее с каждым вздохом. Это вызывает тревогу, вместе с ней и тошноту. Парень поежился, потирая ноги в тех местах, где сдавливала бечевка. Джаин заметила, перестала улыбаться тоже, но челюсти сжала и продолжила: — Чимин, малыш… — мать только протянула руку, как ее схватили за предплечье, притянув к себе и прильнув щекой к плечу. Мальчик беспомощен, он хочет защиты прямо сейчас и не от того, рядом с кем эта защита требуется. Человек, никак не причастный к произошедшему, но готовый выслушать и почувствовать себя в безопасности. — Мам… Я не знаю, что мне делать, — глаза заблестели от подступающих слез. — Я запутался, мне плохо и мне больно, и страшно… Я разобрался только в том, что… — В том, что ты его любишь? — неожиданно, но так спокойно и буднично, будто в этом нет никакой проблемы. Проблемы есть и они намного ужаснее, чем можно себе представить. Перед глазами Чимина только застряла картинка: он представлял, как человек, лежащий в больнице среди противно пикающей аппаратуры, буквально умирает. Возможно, голова его соображает не так хорошо, но инстинкт никуда не денется. Он хочет жить, он хочет бороться, но решают за него, только потому, что у него нет возможности и сил сказать что-то против. А вдруг этим «посмертником» когда-нибудь станет он сам или близкий ему человек? Тошнота все ближе подбирается к горлу, а слезы, бегущие по щекам, то собирают мелкие ссадины, расплываясь там, то падают на мамину домашнюю футболку, растекаясь крупными влажными пятнами. — Да… Признаться в этом крайне тяжело и в некоторых моментах такая любовь кажется нездоровой. Он любит родителей, любит Тэхена, любит кимчи, и все эти чувства имеют разные оттенки. Как же он любит Юнги? Какой оттенок повис над ними? Красный – так ощущается страсть и дикое желание; к нему добавляется желтый – счастье и умиротворение от чужих объятий и ласковых слов; затем и фиолетовый – зачарованность и зависимость от острых ощущений, появляющихся в зависимости от повисшей опасности. Адреналин. Все это смешалось между собой. Он думал, что любовь к чужому человеку – это один оттенок, но, оказывается, это совокупность различных цветов. Это и называется любовью? Джаин заботливо погладила сына по макушке, прижимаясь к ней щекой и прикрывая глаза. Кажется, это первый момент, когда откровение в разговоре достигает апогея, но при этом никто не чувствует дискомфорта. Все будто бы… правильно? Правильно то, что он встречается с мужчиной, правильно и то, что он весь в ссадинах, плачет, потому что ему страшно любить так сильно? — Расскажи мне что-нибудь о нем. Я хочу знать хоть что-то о твоем избраннике, — женщина ожидала услышать в ответ типичное «ну, мам», но, кажется, Чимин тоже проникся обстановкой. Он может высказать все, что копил внутри, и его не пугают последствия. Их просто не будет. — Он… Сначала показался мне грубым и даже, возможно, похабным… Остановил нас с Тэ-Тэ после первого рабочего дня и предложил ехать куда-то с ним. Я был о нем плохого мнения. Потом… Мы с Тэхеном решили немного… ну… — говорить маме о выпивке, да еще и в таком количестве – для Чимина что-то невероятно постыдное. — Там просто день тяжелый выдался и мы… В общем, мы выпили, — положение Джаин никак не менялось, кажется, она не видела в этом ничего плохого. — И он забрал меня из бара, отвез к себе и… — И уложил спать, — перебила мама, отбирая у сына возможность краснеть и снова запинаться. — Да, мам… Уложил спать. В общем, наедине оказался не таким уж и плохим. Называет меня принцессой и на руках таскает. Сначала меня это раздражало, но сейчас кажется очень милым. В тот же день, вечером, позвал меня будто бы на свидание, но привез в Тондэмун, в то самое место… Чимин уже рассказывал без запинки. Все мгновения, все эмоции, что он тогда переживал, снова появились на лице. Он жестикулировал руками, улыбался, вспоминая что-то теплое и то, как все начиналось. О проблемах тоже говорил, меняя эмоции на расстроенные. В какой-то момент Джаин приподнялась, разглядывая Минни с неподдельным интересом. Он светился. Бормотал и искрился словно светлячок, настойчиво стрекочущий в траве. Теперь влюбленность выдавали не только глаза, а весь Пак Чимин олицетворял это слово. — И сегодня… Произошло что-то очень плохое. Я не хочу волновать тебя лишний раз, да и не за чем… Я в порядке, живой, к тому же, ко мне приставят охрану. Юнги на этом настоял. — Плохое произошло из-за него? Чимин задумался лишь на пару секунд и затем отрицательно помахал головой, снова укладывая голову на материнское плечо. Он ни разу не подумал о том, что во всем виноват Мин, и не чувствовал себя обиженным на него, только боялся. Его ужасало все положение, и больше всего пугало то, что он добровольно остается рядом. — Это нормально, что, столкнувшись с серьезными проблемами, я не понимаю, чего я хочу? Мне страшно. Разве отношения не должны быть спокойным и уютным местом, где ничего не тревожит? — Знаешь, малыш… Когда мы с твоим папой начали встречаться… Так ведь вы это сейчас называете? Кажется, да. Так вот… Нам было непросто. Во-первых, я очень красивая, — Джаин слегка рассмеялась, вызывая такую же реакцию у сына. — А твой отец уж очень ревнивый тогда был… Во-вторых, его родители были против наших отношений. Считали меня слишком несерьезной, безответственной и легкомысленной. Честно, не знаю, почему так вышло. Мы много ругались с ним на этой почве, нас обоих напрягало то, что будто бы весь мир встал против нас. Но в какой-то момент мы поняли, что при появлении проблемы мы должны быть не друг против друга, а вдвоем против проблемы. Это важно, сынок, мы все разные и трудности между двумя чужими людьми всегда будут, у кого-то они, конечно, более серьезные, но решение в любом исходе остается одно. Бороться за то, чтобы продолжать быть вместе. Ты можешь опустить руки и в какой-то момент сдаться, остыть и влюбиться потом в другого… Но от себя не убежишь, и, столкнувшись снова со сложностью, что ты сделаешь? Убежишь? Опять? Парень прикрыл глаза, ощущая, как ветер холодно касается влажных дорожек на щеках. Темные пряди волос уже давно устроили хаос на голове, путаясь и развиваясь в разные стороны, то и дело гуляя по лицу. Но внутри отчего-то стало спокойнее. — Чимин, помнишь, как выглядело это место? Этот выступ. Ты перетащил сюда плед, повесил все эти гирлянды, — Джаин окинула взглядом все декорации. — Даже умудрился какие-то наклейки прилепить. Здесь бы не было так уютно для тебя, если бы ты сам не позаботился об этом и не приложил усилия. Так же и отношения. Они не будут спокойным и уютным местом, пока вы вместе их не облагородите. — А что, если он опасный? Ну точнее… Он занимается плохими вещами. Как мне кажется. — Конкретно то, чем он занимается, тебе как-то вредит? Чимин отрицательно помахал головой. Это и правда ему не вредит, все трудности только из-за прошлых отношений Юнги, а его дело никак Пака не касалось. И не коснулось бы, наверное, никогда, если бы сам не поинтересовался. — Тогда я думаю, что тебе не о чем переживать. Это его дела, и, если они тебя не касаются, значит он хочет тебя от этого уберечь. Учитывая то, что он хочет и охрану к тебе приставить, старается еще и защитить. Чимин не открывал глаз. Просто слушал. Да, в какой-то степени он и сам понимал, что Юнги прилагает немалые усилия для того, чтобы оставаться рядом. Он тоже переживает и потерять боится так же сильно. Но что-то все равно не дает покоя. Усталость в конце концов берет верх, и сонливость окутывает с головой. — Так, — начала приподниматься Джаин, осторожно придерживая сына, — обработаем царапины, и ты немного поспишь. Договорились? — Договорились.

***

— Зачем со мной? — Чонгук уставился на Тэхена, даже не успев натянуть на себя футболку полностью. — А я твоим вот этим выездам из дома на полчасика больше не верю, — Тэ демонстративно отвернулся в другую сторону, наскоро влезая в свободные светло-голубые джинсы. — Мне ты скажешь, что в офис, а на самом деле поедешь кому-нибудь глотки резать? Ну уж нет. Мужчина тяжело вздохнул, просовывая голову в узкий воротник. Делать нечего, и, даже если сказать Киму твердое «нет», тот побежит за машиной, ведь по лицу видно, что настроен серьезно. При разговоре о произошедшем они не ссорились и даже не кричали друг на друга, но Тэ изредка обиженно поглядывал на возлюбленного исподлобья, таким образом сообщая, что крайне недоволен. — Малыш, я правда просто не хотел тебя лишний раз тревожить, ты ведь только начал приходить в себя. — Ты меня не переубедишь, я еду с тобой. — Как видишь, я и не пытаюсь. Примерно через пятнадцать минут Тэхен уже летел по лестнице вниз, предвкушая посиделки в офисе Чонгука. Хоть это время и не обещало быть веселым, все равно лучше, чем снова сидеть в четырех стенах, скучающе листая ленту соцсетей. Кажется, без работы и каких-либо занятий уже стало невыносимо. — Кстати, что там с моей работой? Ты связывался с Намджуном? — Ким принципиально не вплетал в разговор Сокджина, с ревностью вспоминая, как тот лип к его мужчине. — Хорошо, что ты напомнил. Позвоню ему, как только приедем в офис. Если у них с Сокджином найдется время, может, заедут тоже. Тэхен подлетел к автомобилю, нетерпеливо дергая за ручку, после чего получил неодобрительный взгляд Чона и следующий за ним писк, обозначающий, что двери наконец открыты и смысла пытаться их взломать нет. Парень уселся на свое излюбленное пассажирское сиденье, с удовольствием подмечая, что то отрегулировано так же, как и при последней их совместной поездке. — Они встречаются, да? — ошарашил своим вопросом Тэ и глупо поджал губы. — Не знаю… Если честно, это последнее, что меня сейчас интересует, хотя если Намджун спустя столько лет все-таки добьется своего, то я буду очень рад за их пару. Ким удовлетворенно кивнул, буквально растворяясь на кожаном чехле, отдающим свой специфичный запах всему салону автомобиля. Значит, Гуку нет дела до Джина, и такой расклад не мог не радовать, хоть и сомнений в этом совершенно не было. — А ты это спросил из чистого интереса к судьбе их взаимоотношений или на мою реакцию решил взглянуть? — мужчина поднял одну бровь, на ощупь вставляя ключ зажигания. — Конечно, первое, — ложь ясная, как чистое небо над Сеулом. Чонгук рассмеялся, откидываясь на спинку сиденья после характерного звука заработавшего мотора. Нога плавно надавила на газ, автомобиль начал свое движение, и чем дальше они уезжали от здания их апартаментов, тем заинтересованней становился взгляд Тэхена, устремленный в окно. Кажется, будто на улицу он не выходил целую вечность, лишь выглядывал на лестничную площадку, принимая пакет с доставкой еды от курьера. Время в дороге летело беспощадно быстро, не позволяя парню насладиться свежим воздухом из приоткрытого окна. Чонгук посмеивался, глядя на то, как Тэ высовывает нос в небольшую щель и прикрывает глаза, наслаждаясь ветром, развивающим пряди волос по обеим сторонам лица. — Надеюсь, никто не помнит, как меня тут тошнило… — скривился парень, глядя на уже знакомые, виднеющиеся вдалеке, стеклянные двери здания. — Я и сам надеялся об этом не вспоминать. Но зато результат твоего посещения меня вполне устроил, — заулыбался снова Гук, поворачивая руль и въезжая на парковку. Автомобилей рядом очень много, как и снующих туда-сюда людей. Не удивительно, обычный рабочий день в центре Сеула. Двое мгновенно слились с толпой, отличаясь от остальных лишь неофициальным внешним видом, и проскочили внутрь здания. Никто из сотрудников не пытался остановить ни Чонгука, ни его спутника, но присутствовало на их лицах какое-то странное выражение, которое каждый старался упорно спрятать, опуская глаза вниз. Тэхен отчетливо ощущал, как дискомфортно ему от этих неоднозначных взглядов, и пытался их игнорировать, не трогая лишний раз мужчину глупыми вопросами. В лифте они поднимались в одиночестве, и, кажется, парень успел позабыть обо всем, происходящем внизу, но как только железные двери с характерным грохотом открылись на нужном этаже, на них выпрыгнула Хаюн, тут же заполняя коридор и всю небольшую площадь лифта сладким запахом парфюма. — Господин Чон! — девушка, явно чем-то ошарашенная, даже забыла поздороваться. — Это ужасно, просто ужасно, — секретарша мельтешила около начальника, следуя за его неспешным шагом и пыталась найти что-то в папке, которую все это время держала в руках. — Что случилось? — тон Чонгука показался слишком спокойным, будто такое происходило как по расписанию каждый день. — Вот! — работница двумя пальчиками подцепила белый глянцевый листок, за ним вытягивая из папки нетолстый журнал, пользующийся большой популярностью. На обложке светились знакомые всем лица. Чон Чонгук и Ким Тэхен во всей красе, а по краям их фото много коротких зазывающих фраз об отношениях этих двух. Отличный бонус для зевак, собирающих все сплетни мира от безделья. Парень схватил журнал, нервно бегая широко открытыми глазами по обложке. Чонгук только остановился, игнорируя воткнувшегося в его плечо Тэ, и выгнул одну сторону листка, в попытке избавиться от ненужных бликов на глянцевой поверхности и прочитать хоть что-то из написанного. — Это все? — таким же равнодушным тоном, чем еще больше ошарашил как Кима, так и секретаршу. Чонгук отвел безучастный взгляд от шалости желтой прессы и продолжил движение по направлению к двери своего кабинета, замечая, что его возлюбленный успел перенять поведение Хаюн и тоже засуетился, мелко перебирая ногами в попытке успеть за широким шагом. Тэхен, в спешке перелистывающий страницы, и не заметил, как ему открыли дверь и пропустили первым в кабинет. Парень остановился недалеко от входа и буквально вкопался в пол, игнорируя все происходящее вокруг. — Хаюн, — снова заговорил Чон, усаживаясь в офисное кресло за свой рабочий стол. — Вот ответь на мой вопрос… Кто мне нравится? Секретарша смущенно забегала глазками по двум присутствующим в кабинете и, поймав на себе заинтересованный взгляд Тэ, тут же выпалила: — Тэхен. — Это понятно. Я имею в виду… Ты хоть раз видела меня с девушкой? — Чонгук пододвинулся к столу ближе и нажал на кнопку, запускающую работу компьютера. — Н-нет… — Что тогда тебя так удивило или испугало? — Я просто подумала, что оглашение такой информации в таком журнале Вам не понравится, — девушка виновато опустила глаза в пол, сложив руки перед собой в замок. — Если в этом бы была необходимость, я бы на каждом шагу каждому встречному показывал это восьмое чудо света со словами: «Он мой парень», — огласил Чонгук, тем самым вызывая заметное смущение и Хаюн, и Тэхена, каждый раз таявшего от подобного рода заявлений. — Поэтому мне все равно. Пусть печатают, что им вздумается. Хотя… Если заметишь там хоть одно грязное слово о Тэхене, сразу скажи мне. Пересажаю всех. Секретарша Чонгука, кажется, только что стала главной фанаткой отношений своего начальника и этого прекрасного паренька, наконец отвлекшегося от журнала и плюхнувшегося в кресло, тут же разуваясь и подбирая ноги под себя. Девушка не могла сдержать глуповатой улыбки, ковыряя ноготочками, покрытые бежевым лаком, пуговицы своей рубашки. — Если это все, то ты можешь идти. И, пожалуйста, перестань нервничать из-за каждой глупости, это плохо скажется на твоей работоспособности и нервной системе в целом. — Хорошо, — кивнула Хаюн и с такой же загадочной улыбкой поспешно удалилась, осторожно прикрыв за собой дверь. Тэхен сразу же вскочил с места и прямо в носках пересек весь кабинет, подлетая к Гуку, обвивая его шею обеими руками и утыкаясь носом в темную макушку. — Ты правда не переживаешь из-за этого? — едва разборчиво спросил Ким, прижимаясь губами к мужчине. — Правда. Надеюсь, тебя это тоже мало волнует. Тэ и сам не понимал, насколько сильно он переживает из-за этого и переживает ли вообще. В груди не возникло тревожного чувства, а журнал он выхватил больше из-за жгучего внутри интереса. Его теперь нисколько не смущало то, что он находится в отношениях с мужчиной, и он уж точно не стыдился своих чувств. Чонгук всеми возможными способами успел доказать, что он тот самый, и пол никак не влиял на восприятие Тэхеном его поступков. — Совершенно не волнует, — с уверенностью и последующим поцелуем в макушку. — Вот и славно. Иди ко мне... Чон приглашающе похлопал по своему колену, отодвигаясь на стуле подальше от стола, чтобы парень мог сесть, и тот с удовольствием залез сверху, оказавшись лицом напротив губ мужчины, но носом опустился вниз к плечу, утопая целиком в родном запахе. Чужая ладонь нежно гладила спину, двигаясь вверх до воротника футболки, еле касаясь холодными пальцами нежной кожи шеи, затем спускаясь вниз до пояса, цепляясь за ремень и заглядывая под джинсовую ткань. Тэхен ерзал по бедрам, не в силах найти действительно удобное положение, даже не замечая, что принять его не удается из-за чего-то, что мешается под ягодицами. Разве что та самая рука, ранее гуляющая по спине, уже вплетается в кудрявые шоколадные пряди волос, слегка их сжимая и отпуская, нежными движениями возвращаясь к выступающим косточкам шеи, вызывая волну мурашек. Офисный стул медленно едет вперед, позволяя ощутить, как позвоночник прижимается к твердой поверхности стола. Кима сдавливают между мебелью и своим собственным телом, вынуждая выпрямиться и податься вперед еще сильнее. Мужчина тяжело выдыхает, горячим потоком воздуха обдавая ухо и часть скулы, свободная ладонь так и зависает над клавиатурой, не в силах сосредоточиться на буквах, когда мягкие губы целуют его ключицу, так мягко и нежно, но при этом пуская под кожу разряд тока. Парень, словно маленький котенок, ласкается, щекой трется о чужое плечо, прикрывая глаза, выгибается слегка в пояснице, ведь на позвонки с новой силой давит угол стола. Чонгук старается смотреть вперед, все еще пытаясь оставлять внимание на тексте и документах, но перед ним вырастает лицо Тэ с полуприкрытыми глазами, и взгляд мужчины в момент расфокусировается. Сдерживаться рядом с Кимом все труднее с каждым днем, и по утрам, когда нагое тело прикрывает одна лишь простыня, лениво растянувшаяся на бедрах, и во время обеда, когда он полностью одет в домашнее и выглядит так уютно, по-родному, и вечером, в момент избавления от лишней одежды перед окном, в приглушенном свете ночника. Тэхен занимает все мысли, каждый уголок сознания, а теперь и визуально занял все пространство, почти касаясь кончиком носа переносицы Чона. Смотрит, будто тонет, и даже губы беззвучно шепчут имя, единственное, что является и причиной такого положения, и спасением одновременно. Приближается, целует слабо, будто нет сил уже бороться с желанием. Нет сил выдерживать эти взгляды, когда просыпается и видит, как чужие глаза с жадностью осматривают неприкрытые участки тела; когда его руки с трепетом сжимают на спине домашнюю футболку, мнут шорты на ягодицах и уголки губ медленно приподнимаются вверх; когда вечером, перед сном, специально стоит посередине комнаты, нарочно привлекая внимание к изгибам своего тела. Но Чонгук не трогает и не смеет давить, пока не увидит решительности и готовности со стороны. Хорошо. Тэхен готов играть по его правилам. И настроен очень решительно, когда приоткрывает своими губами губы напротив. Улыбается, чувствуя, как пальцами сжимают его талию, прижимая к себе настойчиво, дыша в поцелуй тяжело и горячо. В кабинете тихо, дверь не заперта изнутри и за ней едва слышен топот чужих ног и короткие переговоры, что совершенно не мешает футболкам лететь на пол, а поцелуям становиться еще глубже. Тэ глаз не открывал, полностью поддался, отдав управление собой в чужие руки. Он доверял и хотел, чтобы мужчина, приподнимающийся сейчас с кресла и усаживающий его на стол, тоже это знал. Холодные пальцы двигаются по бледной нежной коже от скул вниз, собирая изгибы выпирающих ключиц, пробегая по центру грудной клетки. Касания обжигают, вынуждают содрогаться всем телом и шептать в губы имя снова и снова. — Чонгук... Разум туманит то, что никто не задавал лишних вопросов, не давал согласия, обоюдное желание читается в каждом движении, сбитом выдохе и легкой дрожи в теле. Оба знают, что это не прежние ласки без логичного продолжения. Оба знают, что хотят друг друга настолько, что рабочий стол в данной ситуации подходит больше, чем кровать в их квартире. Они никуда не торопились до, но сейчас, как с цепи сорвавшиеся, снимают друг с друга все лишнее, все то, что не позволяет наконец стать еще ближе. Тишину разрывает звяканье пряжки ремня, затем и треск молнии. Сильные руки Чонгука сдавливают напряженный член, пульсацию ощущая сквозь ткань боксеров. Тэхен тянется к чужим джинсам, не разрывая поцелуя, но его осторожно подталкивают, укладывая на столешницу спиной. Ким облизывает губы с задержавшимся на них горьким привкусом табака, дышит тяжело, отчего ребра заметно вздымаются, показывая свои очертания под тонкой кожей. Чонгук стягивает вниз джинсы, те с глухим звуком падают на пол. Мужчина подходит ближе, устраиваясь бедрами меж разведенных ног и опускаясь губами к животу. Оставляет пару влажных поцелуев, с улыбкой замечая, что Ким до сих пор от них вздрагивает и тяжело вдыхает воздух ртом, слегка жмурится. Чон смотрит исподлобья, языком ведет вниз, вдыхая аромат собственного геля для душа на парне, звучащего совсем иначе, дразнит, очерчивая мокрыми следами границы резинки боксеров. Длинные пальцы Тэхена мечутся по столу, ищут, за что можно схватиться, на чем вытеснить дикое возбуждение, и находят покой в любимых угольных прядях, несильно сжимая их на затылке. — Гук-а, пожалуйста... — мучительно, так сладко, хрипловатым голосом, что у Чонгука самого ноги подкашиваются. Руки осторожно стягивают лишнюю ткань, губы сразу оставляют поцелуи на горячей коже. Все ниже и ниже, медленно. Снова дразнит, хоть и ощущает, как джинсы невыносимо сдавили пах, чувствует, как хочет так же скулить и просить побыстрее снять напряжение, но разве можно отказаться от столь сладкого ощущения, такого долгого воздержания? Это мгновение хочется прочувствовать каждой клеточкой кожи, ведь мужчина и забыл, как давно желал кого-то так сильно. И он чувствует, когда стон вырывается из губ Тэ, стоит языку коснуться головки. Чон и сейчас не спешит, нежно оставляя мокрые следы по всей длине члена. Попутно расстегивает и свои джинсы, снова подмечая, что Тэхен смотрит вниз, ждет чего-то большего. Уже без страха, просто наблюдает, наслаждается тем, как над ним нависает широкое тело, одной рукой сжимает его бедро, другой упирается в стол. Прожигает взглядом, смущая тем самым и заставляя отвернуться. — Я хочу, чтобы ты смотрел на меня, — командует мужчина строгим голосом. Тэ слушается. — И только мне в глаза, малыш, — уже мягче, очерчивая ладонью изгибы ягодицы, подбираясь все ближе к колечку мышц. Он не хочет сделать больно, растягивает постепенно, удерживая зрительный контакт. Тэхен ставит бровки домиком, ртом глотает воздух и облизывает губы. Неприятное чувство растяжения контрастирует с удовольствием. Странным, от которого тянет низ живота и бегут мурашки. Чонгук смотрит выжидающе, пытается по эмоциям понять, когда будет достаточно, когда можно продолжить, войти чуть глубже. Ким стонет хрипло, бедрами сам подается вперед, а в глазах невинность, сменяющаяся жаждой и желанием. Парень чувствует, как во внутреннюю часть бедра упирается член Чона, пачкает кожу природной смазкой. Ему тоже не терпится, он и себя изводит тем, что делает все медленно, не спеша. Наконец опускается, целует в губы, прикусывая нижнюю и слегка оттягивая, и продолжает целовать томно, скользя языком по языку. Ким маслом под ним растекается, заведен до предела, и кожа потеет и липнет к поверхности стола. — Пожалуйста, Гук-а, я так сильно хочу тебя... — отрываясь от губ, уже извиваясь всем телом от плавных толчков пальцев внутри. — Ты чертовски горяч, малыш, — мелкими поцелуями спускается к шее, будто игнорирует чужую просьбу. — Сводишь меня с ума... У Тэхена перед глазами мутнеет, по телу разливаются волны наслаждения, и он теряется в пространстве, когда Чон уже обеими руками упирается в стол, всем телом нависая над ним и пытаясь поймать потерянный взгляд. Внутри парня плотно, слишком жарко, и от осознания, что это первый его раз, рассудок начинает плавится. Он такой отзывчивый на каждое движение, его тело мелко дрожит и губы выпрашивают поцелуев, молят о чем-то большем. Ким только для него. Они только друг для друга. Чонгук головкой ведет меж ягодиц, наблюдает за тем, как Тэ извивается, смотрит из-под полуприкрытых век. Мужчина не может больше терпеть, рукой давит на член, осторожно подаваясь вперед. Туго. — Малыш, расслабься, прошу... Тэхен податливый, слушается сразу, доверчиво смотрит будто бы в самую душу, изможденно улыбаясь. Он готов подчиняться, готов отдаться полностью в эти руки, отдать им весь контроль над собой и сердце в придачу. Чон входит медленно, наклоняясь головой вниз, укладываясь лбом на худое плечо. Дышит часто, стенки Кима сжимают так сильно, пульсируют от напряжения и возбуждения. Мычит, прижавшись губами к ключице, кусает нежную кожу, оставляя едва заметный красный след. Парень выгибается в пояснице, шипит сквозь зубы, пальцами ведя по бедрам мужчины, впиваясь ногтями. Хочет еще глубже, тянет на себя и сладко стонет, получая желаемое. От ощущения заполненности внутри сводит низ живота и колени непроизвольно трясутся. Невероятно хорошо. До безумия. Чонгук двигается медленно, ладонями гладит худое тело, следя за плавными движениями своих же рук. Вжимается сильнее между ног, наслаждаясь, как Тэ извивается, поднимает руки вверх, цепляясь за противоположный край стола. Мебель пошатывается, наполняя комнату глухим стуком, смешавшимся со стонами, неразборчивым шепотом, скользящим в поцелуях, с тяжелыми вздохами. Темп нарастает, Чон еле сдерживает себя, чтобы не сорваться с цепи окончательно, не начать вжимать хрупкое тело в стол, резкими толчками вбиваясь внутрь, но Ким просит сам: — Я хочу еще... — выгибается в шее. — Быстрее, прошу. Фантомные оковы спадают сами по себе, мужчина почти всем своим весом ложится на парня, хрипло отзываясь на каждый свой толчок внутрь. У Тэхена плывет перед глазами, и видит он только широкие плечи, резко подающиеся вперед и давящие на грудную клетку. Скулит, жмурится, вновь облизывает губы и затем ловит ртом воздух. Ногтями царапает спину, с каждым движением впиваясь в кожу все сильнее, оставляя припухлости, снова задирает руки вверх, Чон следует за ним, хватаясь за тонкие запястья. — Так хорошо внутри тебя, малыш, — с трудом выдавливает из себя, обрывая фразу грудным стоном. — Так... тесно. — Когда ты так говоришь, я... — пытается вырвать руку, чтобы помочь себе, но чужие ладони держат крепко, не позволяют. — Это тебе не понадобится, ты можешь сам. Чонгук ускоряет темп, вбивается еще жестче. Громкие звуки шлепков заливают собой кабинет, так правильно сливаясь вместе со стонами воедино. Кажется, их слышит не только этаж, но и все здание. Тэ все равно, он чувствует, как напряжение всего тела ползет к низу живота, тянет и пульсирует, будто течет по венам, током бежит по члену к головке. Невыносимо. Тело, словно змеей, извивается, требует разрядки и получает, стоит Чону зацепить простату. Ким содрогается, рефлекторно прижимая колени к себе, сдавливая между ног бедра мужчины. Чувствует, как горячая сперма растекается по животу, капает на стол и тут же смазывается с кожи чужим торсом, двигающимся вверх-вниз так быстро и резко. Внутри на стенки давит еще сильнее, Гук тоже на пределе. С удовлетворенной улыбкой поднимается, руками держась за колени парня и закидывая голову назад. Мышцы пресса сокращаются от каждого толчка, сильные руки держат ноги, бедра продолжают вжиматься в том же ритме, не останавливаясь ни на секунду. Тэхена уже будто бы рвет на части, Чон крупно дрожит и с протяжным стоном изливается внутрь, вцепившись пальцами в кожу ног. Оба дышат сбито, капли пота спадают со лба на столешницу. Документы, лежавшие недавно стопками, разбросаны по полу, клавиатура и монитор сдвинуты на край, еле балансируют, вот-вот свалятся вовсе. У Кима в ушах звенит, он не понимает, почему Чонгук резко реагирует на какой-то посторонний шум, что-то кому-то командует приказным тоном и после обессиленно, со странной улыбкой опускает голову на плечо Тэ. — Что случилось? — слабо шепчет, приоткрывая глаза и пытаясь выровнять дыхание. — Хаюн распереживалась из-за шума, решила заглянуть... — отвечает спокойно, будто бы это совсем не проблема. — А-а, Хаюн... — парень блаженно расплывается, но буквально через секунду распахивает глаза и вскакивает, вместе с собой поднимая и Чона. — Хаюн!? Гука-а, ну чего ты разлегся? — Ты как школьник, которого на контрольной с телефоном поймали, — смеется мужчина, лениво выпрямляясь и осматривая хаос, сотворившийся вокруг. Ни разу не жалеет, что придется перебирать все документы. — К твоему сведению, я был им пару месяцев назад... И только что меня застали с Господином Чоном, причем раздетым и… — укоризненным взглядом скользнул по его животу и затем по своему. — Ужас, теперь оправдываться перед ней... — И что ты скажешь? — Гук под шипение парня поплелся в другой конец кабинета за влажными салфетками. Нужно убрать хотя бы следы оргазма с их тел. — "Ты ничего не подумай, мы просто занимались сексом"? — Ты ее босс, ты и разбирайся с тем, как будешь нас оправдывать, — драматично сложил руки на груди, усевшись на столе и болтая ногами в ожидании салфеток или чего-либо еще. Чонгук рассмеялся еще сильнее, даже не обращая внимания, что на него снова недовольно бурчат. Ему все равно на то, что подумают, на то, что застали в такой момент. Он не из тех, кому есть дело до чужого мнения, и уж тем более не заботит то, как посмотрит на него его персонал, прекрасно осведомленный об их отношениях. У Хаюн лишь появится повод краснеть при виде этой парочки, и вечером дома, в виду отсутствия собственной любви, она будет сидеть на диване в обнимку с чашкой кофе и фантазировать, выдумывая в голове разные сюжеты. Какие именно, Тэхену точно знать не нужно, иначе на одного краснеющего станет больше. Когда с уборкой, пусть и минимальной, было покончено, а оба инициатора хаоса уже оделись и успели обменяться очередной порцией нежностей, Чон все-таки снова сел за работу, отправив парня на кресло вместе с какими-то журналами и телефоном, в надежде, что это займет его хоть на какое-то время. Секретарша больше не тревожила, и даже в коридоре немного стихло, что Кима сильно напрягало. Успел напридумывать себе о том, как девушка уже растрещала всему этажу об увиденном и за дверью собралась кучка любопытных лиц, старающихся подслушать что-то интересное. На самом деле, работа шла у всех своим ходом, хоть Хаюн и улыбалась каждый раз, проходя мимо кабинета и стыдливо уводя взгляд в сторону. День продолжался.

***

Намджун нервно посматривал на часы, сложив руки перед грудью, и провожал нервным взглядом Джина, в который раз уходящего к консультанту за палитрой оттенков, предназначенных для тканей обивки будущей мебели в Фениксе. Мужчины торчат здесь уже около двух часов, и Джун начинает сомневаться в своей надобности, ведь по полчаса Сокджин может не обращать на него никакого внимания, гуляя по магазину и рассматривая все необходимое для предстоящего ремонта. — Мы бы могли переложить эту задачу на дизайнеров, — тяжело вздохнув, заговорил старший, потирая лицо ладонями и отвлекая спутника от разговора с уже замученным работником. — У нас бы наконец появилось свободное время... Я лично не откажусь от кофе, полночи не спал. Ни разу не намек на трехчасовой монолог Джина перед сном, где каждое слово касалось обстановки в будущем баре. Мужчина старался продумать все до мелочей, вплоть до декораций, дополняющих стены, столиков, как в общем зале, так и в VIP-зонах, не забыл об освещении и долго выбирал между разнообразием форм люстр. Даже когда Сокджин наконец замолк, а Намджун уже почувствовал, как тело обмякло от тяжести одеяла и космической притягательности подушки, сквозь прикрытые веки прямо в глаза что-то засветило, да так ярко, что мужчина поморщился, недовольно натягивая постель на голову. Джин решил порыться в телефоне. Замечательно. Уснули оба только к утру, и если младший отчего-то был крайне активным без единого намека на сонливость, то второй спотыкался о свои собственные ноги, а за рулем, по дороге сюда, сидел с видом расплавленного сыра. В голове поселилась абсолютная пустота, и вопросы, ранее казавшиеся простыми, вдруг вообще перестали восприниматься даже на слух. — Слышишь, Джун-и? — М? — на такое обращение реагирует не мозг, а сердце, мгновенно откликаясь. — Помоги мне выбрать и мы поедем, хорошо? Намджун прищурился, глазами пробегаясь по огромной палитре цветов, но уловил движение чужого пальца, указывающего на бежевый цвет и… бежевый. Или это уже галлюцинации от недосыпа, или над ним издеваются. — Малыш, они одинаковые… Сокджин и глазом не повел, когда его назвали так, только тоже уткнулся носом в палитру с маленькими квадратными обрезками от тканей. Консультант же медленно поджал губы, уводя руки за спину, что не ушло от внимания, пусть и сонного, Намджуна. Мужчина одарил работника не самым добрым взглядом, опустив брови вниз и немного склонив голову в бок, но вскоре снова перенес свое внимание на вставшую перед ним проблему бежевого. — Совсем неодинаковые. Вот этот холоднее, а этот теплее, — чужие, непонимающие ничего глаза заставили тяжело, обреченно вздохнуть. — Не видишь? — Так, — уже начинает злиться. — Теплый, холодный, яркий, тусклый, хоть серобуромалиновый. Мы всего лишь выбираем цвет мебели. Что будет, когда дойдем до другого оформления бара? Выбирай и поедем. Написал Чонгук, сказал, чтобы мы заехали к нему в офис, если будет свободное время. — Мы заняты, — кажется, Сокджин не имел никакого желания пересекаться со сладкой парочкой. — Нет, мы как раз… — Джун осторожно перехватил всю палитру, отдавая ее в руки консультанта. — Вот этот, пожалуйста, под заказ, с Вами свяжутся, чтобы согласовать метраж, — снова оборачивается к возлюбленному, бережно кладя руку на талию и ведя к выходу. — А мы как раз уже свободны. Младший плелся на улицу недовольный, бурчал что-то о безответственности, о том, что нельзя доверять это дизайнерам, и о настойчиво подталкивающего в спину. Сокджин правда изо всех сил старался забыть бывшего… Бывшего кого? Напарника в постели? Быть может, любовника? Странно называть его бывшим, и в какие-то моменты эта мысль успокаивала. Если он никто, то и думать о нем незачем, верно? Намджун такой обходительный, открывает двери, когда усаживает в свою машину, помогает пристегнуться и включает любимую музыку. Джин всегда знает, что под него настроено кресло, в автомобиле всегда пахнет его духами и ничьими более, а любая его просьба по типу: «отвези», «привези», «остановись здесь» – будет выполнена беспрекословно. Располагало ли это? Он еще не понял, но купался в таком отношении к нему, как в теплой ванне с пеной. На некоторое время удавалось забыться, отпустить ситуацию с Секиль, взаимоотношения с Чонгуком и общее неустойчивое положение в бизнесе. Сокджин думал об этом всю дорогу, ощущая, как чужая ладонь нежно гладит его колено, лишь иногда оставляя после себя холодок, чтобы при необходимости настроить кондиционер или переключить трек. В голову приходили мысли: «Почему Намджун сам не боится везти его к Чону?». А Джун тем временем сам себе удивлялся. Себе, своим решениям и необъяснимому спокойствию, ранее не присущему во время встреч его возлюбленного и Гука. В холле их почтительно встретила девушка в строгой блузке и с таким же строгим взглядом, лишь кивнула, приподнявшись на стуле, и тут же взялась за тетрадку, делая какие-то пометки. Намджун все так же вел под спину, будто нарочно показывая, что шагает рядом с непростым другом или бизнес-партнером, а с кем-то более для него значимым. Ничем не примечательные коридоры вскоре сменились металлическими стенками лифта, и чем выше двое поднимались, тем ярче становился знакомый запах, уже олицетворяющий секретаршу Чона. Та, кажется, всегда будто бы предчувствовала появление гостей и с по-детски радостным личиком встречала на этаже. Но сегодня точно что-то произошло, ведь у той самой девушки при появлении мужчин глаза бешено забегали по сторонам, а улыбка казалась судорожно натянутой. — Здравствуйте, вы к Господину Чону? — глупый вопрос, и, поняв это, Хаюн поджала губы, продолжая старательно натягивать улыбку. Сокджин нахмурился и, обменявшись взглядами с Джуном, затормозил в центре коридора, всматриваясь за спину секретарши, будто пытался просканировать кабинет сквозь дверь. — Привет, карамелька, — так девушку называли все в компании четырех человек. — Что-то случилось? Странно себя ведешь, — Намджун тоже свел брови к переносице, но при этом будто посмеивался над внезапным приступом неловкости. — Нет? — подняла она бровки. — Нет? Ты у меня спрашиваешь? Хаюн снова оглянулась по сторонам и подошла к старшему мужчине почти вплотную, приподнялась на носочки, чтобы рост позволял дотянуться до уха, и, прижав к его скуле ладонь, будто бы скрывая информацию от Джина, что-то прошептала. Намджун рассмеялся так, что слышал весь коридор, а бедняжка не знала, как на это реагировать, потому что, кажется, всего месяц назад ее начальник приходил сюда под ручку с Господином Кимом. — Хаюн, у тебя от меня секреты? — возмутился младший, поглядывая то на своего спутника, то на работницу. — Что ты, малыш… Пойдем, думаю, они уже освободились, — избавил от еще большей неловкости Намджун, проводя Джина вперед. У секретарши так вообще глаза на лоб полезли. Теперь ей понятно, почему не удается найти хорошего мужчину. Все хорошие мужчины уже заняты… Мужчинами. В кабинете тихо. Тэхен на своем привычном месте разглядывает глянцевые журналы, изучает каждую страницу вдоль и поперек, будто бы там есть что-то действительно для него интересное. На самом деле, такое чтиво больше бы оценил Чимин, но ему наверняка сейчас не до этого. Тэ порывался написать или позвонить, но Чонгук останавливал каждый раз, напоминая, что его друг скорее всего спит, а даже если нет, то ему нужно время. Парень доверял Гуку, а значит и прислушивался к его словам, только при каждом вибрировании смартфона проверял, не Минни ли это. — Все одеты? — с притворным интересом прозвучало, как только дверь открылась чуть ли не с пинка. Сокджин скривился так, будто своими глазами видел, что происходило здесь совсем недавно, или свечку был обязан держать. Он, может, в некоторых вопросах и не ас, но далеко не глупый и моментально догадался, что так хотела скрыть от него секретарша, ранее оповещенная о неоднозначных взаимоотношениях двух мужчин. Чонгук лишь приподнял глаза на гостей, даже не вздрогнув от внезапного появления, чего не скажешь о Тэхене, покрывшегося румянцем. Хаюн уже заранее награждена негодующим взглядом за распространение информации. — Ты в следующий раз попробуй со лба влететь, а то с ноги уже как-то не удивляет, — спокойным голосом выразился Чон, опуская отрешенный взгляд снова в монитор и начиная что-то печатать. — Малыш, ты хотел насчет работы узнать? Тэхен успел только взглянуть на начальника, как встретился с, кажется, недовольными от такой встречи глазами, уткнувшимися куда-то в середину его лба. Хотел что-то сказать, но Намджун его опередил, довольно потирая ладони и двигаясь по направлению к старому другу: — Я так понимаю, наши малыши заняты, — послышалось раздраженное фыркание сразу от двух «малышей». — А у меня к тебе как раз дело было. Могли бы и по телефону обсудить, но так даже удобнее. Помнишь… Тэхен не стал вслушиваться. Непонятны ему их дела и разговоры, толку для него от них мало. Страницы журнала ранее казались даже немного интересными, по крайней мере это хоть как-то позволяло не скучать и не листать бесцельно ленту соцсети. Сейчас же стало как-то некомфортно в кресле, будто бы самая идеальная поза теперь неудобна, и, вероятно, оттого, что его сверлили взглядом, сложив руки на груди. Ситуация не из приятных. Даже «неприятной» ее назвать сложно, скорее, очень хороший сюжет для популярных комиков: начальник и его работник встретились в кабинете у их общей пассии, вот только для начальника эта пассия бывшая, а для работника настоящая, еще и в недавнем времени разложенная прямо на рабочем столе. А если подумать, то что в этом такого? Не будь Тэхен с Сокджином связаны «Гранатом», они бы как обычные люди были для одного человека прошлым и настоящим. Об этом подумал парень, когда чужой пристальный взгляд уже не вгонял в легкую панику, а начинал больше раздражать. — Как у Вас дела, Господин Ким? — Тэ с трудом надвинул на лицо улыбку, больше похожую на издевательскую. — Как продвигаются дела с новым баром? — Мебель выбираем… Вот думаю, что первым делом завезти в мой кабинет, кресло или стол, — такая же издевательская улыбка. Джин попытался надавить на неловкость, которую парень явно испытывал из-за ситуации с Хаюн, но не знал, где именно это произошло, поэтому попытался дать понять, что хотя бы в курсе. — Стол. Однозначно стол, — закивал Тэхен сам себе и уставился вперед, на мебель. — Купите как у Чонгука, очень удобный… Для работы, конечно же. — Я помню, — хмыкнул удовлетворенно мужчина. — Вот забудьте, — уткнулся снова носом в журнал. — Как дети малые, ну серьезно, — Чон уже давно отвлекся на этот разговор лишь из интереса, как далеко все зайдет. Диалогом не доволен, но парнем гордится, за себя постоять все-таки может. — Джин, подойди сюда, пожалуйста, ты тоже нужен. Мужчина под удовлетворенным своей победой взглядом направился к столу, к которому теперь подходить совсем не хотелось. Там, кажется, даже осталось фантомное смешение их запахов, что никак не располагало, но на этот голос ноги по привычке послушно плелись, а в сердце неприятно кололо. Теперь его зовут только тогда, когда он нужен в работе, а не в постели… или на столе. Глаза уткнулись в монитор и тут же забегали по таблице с разными числами, датами и какими-то заметками. Такой график хранился на отдельной флешке у каждого из Содружества и представлял собой точную информацию о всех поставках, их стоимости, расходах и остальных тонкостях сделок, включая имена «предсмертников» и заплативших за то, чтобы не стоять в очереди на то самое звание «Предсмертники». Сейчас на компьютере светились даты, которых уже и след простыл. Кажется, это все было так давно, прошло уже четыре года. В то время Намджун пробовал завозить к себе все разнообразие диких цветов, считающихся ядовитыми, так сказать, пробовал применять все, что можно, и выбирать лучшее из предложенного. — Зачем вам в тех годах рыться? Проблемы какие-то опять? — Не совсем, — уточнил Намджун, встав по другую сторону от Чонгука. — Я вспомнил, что отлично сработал… — мельком взглянул на Тэхена и на владельца кабинета, на что второй кивнул, обозначая «вслух говорить об этом можно». — Сработал какой-то вид, название у него такое еще было неказистое. По-началу смущало меня, думал, это навязанный продавцом бесполезный сорняк, но оказалось наоборот. Вот хочу снова его заказать, но забыл название. Помню только то, что на трех счастливчиках пробовали: первый уже в коме лежал месяца три, второго с аварии полумертвого довезли, третий тоже с ДТП прилетел, только там мозг чуть ли не на месте умер. Такие сальто крутил, конечно, я чуть… — Намджун… — строгим голосом прервал Чонгук, не желая слышать что-то подробное о делах, в которых участвовал. — Помню только, что лето было, месяц точно не помню, — задумался Сокджин, тщательно разглядывая числа. — Вот! — ткнул пальцем в монитор так, что тот пошатнулся. — Ты же про этих говорил? Трое подряд идут, прям друг за другом практически в числах: Хван Бонсу, Ким Минсо и Ким Гванук. — Да! Точно. Смотри, Гук, тут… А Чонгука словно копьем в спину проткнули. Он выглянул из-за монитора и тут же встретился с напуганными глазами. Слышал… Тэхен все слышал, это имя никогда мимо ушей не пропустит. Вот откуда Чон знает… Имя в списке, подобному черной тетради. В списке тех, кому предрешено умереть в определенный день не высшими силами, а высшего статуса людьми. Ким Минсо…