И вино, и сталь

      Когда они встретились, Мио был в прожженом искрами кожаном фартуке и в одной большой перчатке, которую ему пришлось снять чтобы пожать Джемберу руку. Джембер сказал тогда, что рад знакомству, и Мио пробормотал что-то там про взаимность. Стекольщик смотрел на него недовольно, поджав губы.       Джембер был в куртке, черной и мягкой, с вышивкой у ворота и на рукавах, с блестящими в тусклом масляном свете золотыми нитями. Он задержал худощавую руку Мио в своей дольше положеного, и улыбнулся.       И, когда Мио снял очки чтоб обтереть пестрым рукавом рубашки, то посмотрел без них, сощурившись, на Джембера – хотя едва видел, но посмотрел все равно, понятливо и серьезно. Больше никогда не смотрел так. Джембер проводил взглядом его спину и лохматый и рыжий затылок.       – Простите его. Он, – стекольщик поднял было палец к виску, но передумал, а вместо сказал, – чудной.       Джембер надел пенсне чтоб изучить бумаги – и, как будто бы невзначай, спросил:       – Что же чудного?       Стекольщик пожал плечом:       – Возится вечно со своим...       Штучки у него, собирает без конца, выдумывает. Только, если спросите, все бесполезное. Нет бы делом заняться, голова-то светлая.       – И что за штучки?       – Недавно, вон, резак выдумал...       И замолчал.       Джембер поднял на секунду глаза, чтоб увидеть, как всерьез уже хмурится стекольщик – и больше не спрашивал, а только хмыкнул и кивнул, как будто все понял.       Когда в другой раз Мио вышел из мастерской, то лицо у него было такое, словно он все услышал – упрямое и обиженное.       – Господин Джембер, – сказал он еще через несколько дней.       Джембер улыбнулся. В мастерской ему было тесно, жарко – но ему все хотелось посмотреть на работу, и стекольщик, конечно, не мог ему отказать. Волосы Мио светились отблесками огня.       – Да, Мио?..       – Вы на меня смотрите.       Джембер засмеялся тихо.       – Что же, нельзя?       Мио посмотрел в печь, пожевал губу, и сказал наконец:       – Ничего. Можно.       Он, конечно, хотел сказать другое. Он хотел: "Вижу, к а к вы на меня смотрите. Даже когда не вижу – затылок горит".       А когда Мио кончил работу, то Джембер подозвал его снова к себе – чтобы взять его руку в свою, чтобы коснуться губами пальцев.       Мио тогда посмотрел на него рассеянно и удивленно, и покраснел – даже кончиками ушей. Но это, может быть, от жара печи.       А больше он так никогда не смотрел. Даже в постели у Джембера, даже когда тот касался его груди и целовал бедра, даже когда он подносил к его губам виноград и мед. Рассеянно и удивленно.       "Даже когда не вижу – затылок горит. Почему горит?"       В тот, первый раз, Джембер напоил его чаем. Он был красный на свет, пах пряностями и липовым цветом, спелой и сладкой земляникой и древесной корой.       Мио с интересом разглядывал и тонкий чайный нож, и бумагу с чужими знаками, начертанными подвижной кистью, и маленький и тяжелый диск чая; темный, душистый и горький. Охранник Маркус стоял за дверью, спиной прислонившись к стене. Джембер просил, чтобы их не тревожили.       Он вынес чаю и ему – глубокую красную пиалу. Маркус склонил голову.       – Благодарю, мессир.       Джембер в ответ прижал палец к губам.       Когда он вернулся в комнату, Мио уже сидел на постели с ногами, скинув ботинки.       – Я думал, вы живете богаче, – сказал он, и посмотрел искоса, смешливо и нагло.       – Мне очень жаль, Мио, что я не показал тебе дворцов.       – Ну ничего, – Мио хлебнул еще чаю и улыбнулся в край чашки, – покажете в другой раз.       Он так и сидел – с чашкой и на краю постели – когда Джембер опустился перед ним на пол, когда Джембер коснулся губами его колена, потом бедра... Член Мио упирался ему в горло и был на языке Джембера тяжелым, соленым.       Когда Джембер поднял ладонь, чтоб в нее с языка стекло семя, Мио приставил к его губам чашку.       И Джембер, утерев подбородок, послушно пил.       Однажды, едва не проспав работу, Мио схватил с сундука у постели чужое пенсне. Он в спешке приставил его к лицу, и чуть-чуть не вылетел за дверь – только услышал, как Джембер смеется.       Глаза Мио были в стеклышках в золоченой оправе меньше, чем обычно.       Он повернул их в руках, пытаясь отыскать дужки, и не нашел.       В другой день он проводил Джембера наверх – вышел с ним и охранником Маркусом на пологий склон. Маркус казался Мио угрюмым и молчаливым; жестоким, какими обычно бывают наемники. Он и правда много молчал.       После Мио смотрел, как Джембер объявил себя мастером, а Маркуса – игроком, и как они, не сговариваясь, начали причудливое движение, похожее то на бой, то на танец.       Когда Джембер запнулся и повалился на спину, чуть не скатившись с пригорка кубарем, Маркус бросился на помощь. Джембер только отвел от себя его руку, что-то шепнув на южном наречии.       И Маркус вдруг рассмеялся. Смех его был высоким и звонким, и, когда он поднял-таки Джембера с земли, тот засмеялся тоже.       А еще было так, что Мио сам чуть не покалечил Джембера когда у него бахнуло в мастерской – но он вспоминать об этом не любит. Мио думал, что Джембер тогда уйдет, но тот не ушел и даже не злился.       От красно-коричневого ожога осталось только пятно – едва заметное, но собравшееся темными тонкими складками у него на ладони.       – Верни что взял, – вот, что он сказал.       Это было вечером.       Джембер снял плащ, отряхнув от капель. Сверху лило – в стенах было слышно, как журчит вода, обходя подземные коридоры.       Мио сидел на его постели и что-то писал. На худой коленке его опасно качалась чернильница, и на Джембера он смотреть не хотел – сидел спиной к двери, нервно жевал кончик пера.       – Что случилось, Мио?       – Ты у меня что-то взял. Я... Не знаю что, но на столе все лежало не так. Схему, может, или деталь. Верни.       Джембер улыбнулся.       – Не придумывай, Мио.       Тот выпрямился, но так и не обернулся.       Как будто бы знал, что перестанет верить в собственные слова, если посмотрит. Джембер, однако, обошел кровать сам и сел перед ней на пол. Мио упрямо поджал губы.       – Я не придумываю.       Джембер протянулся к его руке, и Мио не дернулся, а позволил взять.       – Ну с чего... С чего же ты взял такую глупость? И зачем мне это, Мио?..       Он говорил спокойно и тихо, и улыбался. Мио нахмурился на него.       – Не ври мне, – сказал он.       Джембер только хмыкнул, поднес руку Мио к губам. Мио вскочил.       Джембер знал, что так будет. Что еще может стать с чернильницей на постели?.. По покрывалу ползли подтеки.       – Ну вот, – сказал он.       Мио смотрел, прижав к груди руку, будто Джембер его укусил. Так на него смотрели животные; лошади и собаки – темными глазами, когда Джембер думал вдруг, что они умны, и что псу, может, больно от голода и цепей, лошади – от хлыста и шпор. Так смотрел Мио.       Больше он никогда не смотрел так.       – Когда придешь извиняться, – тихо сказал Мио, – верни, что взял.       И ушел.