Выбор

      По какой-то причине подсознание Локи вновь начало выдавать ему воспоминания, о которых он навсегда предпочёл бы забыть. В последнее время в его жизни столько успело произойти, что голова парня просто прекратила произвольно напоминать ему о том, что когда-то произошло. И он даже сумел поблагодарить своё предсмертное состояние за это. Был искренне рад тому, что его реальные проблемы смогли напрочь вытеснить то, что уже довольно давно пройдено и, наконец, могло быть забыто.        Но почему-то именно сейчас. Когда нужно думать совершенно о другом и сосредоточиться на более важных делах, мозг вновь решил напомнить ему, что прошлое его не отпустило. И Локи искренне не знал, как и что ему нужно отпустить самому, чтобы, наконец, успокоиться. Ведь он думал, что уже всё это позади. Поговорил с матерью. Узнал, что она не та, кем он всю жизнь её считал и смог отпустить прошлое. Ведь его уже не исправить. Просто принял то, что отца не вернуть, и сумел направить свой гнев на тех, кто действительно этого заслуживает. И его это спасало. По крайней мере, он действительно так думал.       Но вот на этот раз всё было иначе. Обычно его мозг мог начать напоминать ему о последнем дне, проведённом дома. Но этот день действительно попустил его. Он действительно справился с ним. Но теперь. Заместо ночных кошмаров было что-то другое. То, что он не мог понять. Не мог объяснить. Хотя предполагал, что дело было в приближении вторых суток без сна и чересчур сильной мозговой активности.       Ему и вправду следовало бы отдохнуть. Казалось бы, что могло быть проще. Учитывая, что ожидание ничего другого не оставляет. Но, как назло, никто словно и не собирался отдыхать. И Локи не мог позволить себе подобного. Будто считал, раз никто не идёт, то и ему не следует. Да и если уж быть до конца откровенным, ему этого не особо то и хотелось. Было куда больше других дел, нежели сон. Поэтому он пытался себя отвлечь. Абсолютно любыми способами. А именно, заставлял свои шестерёнки в голове работать ещё сильнее. Практически на износ.        Возвращался к Виктору и сидел над картой, пытаясь вспомнить как можно больше деталей. Уловить в своём мозгу то, что мог упустить из-за спешки, в которой уходил оттуда. Снова и снова прокручивал в памяти коридоры и повороты. Лестничные пролёты и количество кабинетов. Он знал, что способен на это. Ведь ему всегда давалось подобное с исключительной лёгкостью. Порой так легко, что он даже пугался своего таланта. А теперь он пытался воззвать к своему таланту, чтобы просто отвлечься.       Исчеркал все листы, которые только смог добыть ради этого. Сломал пару карандашей и успел вновь их заточить. Перерисовал то, что помнит наверняка, более детально. Но когда понимал, что мозг уже плавится, а ненужные воспоминания вновь начинают его настигать, он бросал всё и выходил на улицу. Вдыхал вечерний морозный воздух, колющий ноздри. Выдыхал белёсые облачка пара через рот и наблюдал за тем, как они растворяются в воздухе. Старался не думать вообще ни о чём. Хотя мысли о друге, который всё ещё не вернулся, он всё же впускал в свою голову.        Вечерело. И не то, чтобы Локи начинал переживать. Просто он обещал ему прийти за ним, если тот не явится, как и говорил. А время, данное ему, было уже на исходе. Но помимо того, что Локи понятия не имел, как вновь пробраться в Северный сектор, к великому несчастью, ещё и его голова опять давала сбой.       Воспоминания были другими. Куда бы Локи не пошёл. Чем бы не занялся, в голове то и дело всплывали мутные, несвязные между собой урывки когда-то прожитых им событий. Размытые и ничем не обоснованные. Словно то, что он так отчаянно пытался забыть, всё-таки с возрастом стёрлось из памяти. Но сейчас вдруг решило вернуться и напомнить парню о том, что он всё так же уязвим.       Арес бы его понял. И поэтому он ждал его ещё сильнее. Ведь смог бы поделиться с ним, как делал это всегда. Рассказал бы о том, что по своему сугубо личному мнению он, кажется, сходит с ума. И они бы вместе над этим посмеялись. Ведь каждый раз, когда Локи начинал рассказывать о подобных фокусах своего подсознания, он упоминал о том,  что начинал сходить с ума. И порой в такие моменты Локи бы действительно предпочёл быть сумасшедшим, нежели находиться в здравом уме и осознавать, что всё это действительно с ним происходит. Опять.        Из-за этого, чтобы вновь не оставаться одному, Локи бежал домой. Там была она. Та, кто могла спасти его. Она ведь всегда спасала его. Даже когда сама этого не осознавал. И даже тогда, когда он сам этого не осознавал. И сейчас именно она была нужна ему как воздух. Парень рассчитывал на что угодно. На молчаливые объятия. На разговоры не о чём. Или наоборот, вдруг она подарит ему возможность, чтобы в её присутствии парень просто мог уснуть. Он, кажется, впервые мечтал о том, чтобы просто уснуть. Обычно всё было наоборот. Но теперь почему-то бодрствование не спасает, а делает только хуже. И причин тому он, увы, не находит сам.              — Ты помнишь себя ребёнком? — Вдруг тихо поинтересовался Локи, держа её руку в своей руке.       Они лежали на его кровати, и парень сжимал тёплые пальцы девушки меж своих. Кажется, он всё ещё до конца не мог поверить в то, что такое действительно возможно. Он боялся отпускать её, потому что ему казалось, что такое могло быть лишь во сне. И уж если это сон, то просыпаться ему никак не хотелось. Не хотелось вдруг осознать, что он опять остался один. С кучей непрошенных мыслей и до боли пугающих моментов из прошлого, которые, как оказалось он всё-таки помнит. И поэтому парень сильнее сжимал её руку, доказывая самому себе, что девушка рядом.             — Не особо, — прошептала она в ответ, поднимая их сомкнутые в замок руки и упираясь локтем в кровать. Чтобы рассмотреть его руку. Это всё-таки был не сон. Её голос дал понять ему это ещё раз.       Она, как и многие из них, не очень хорошо помнила своё детство. Ведь их порой просто заставляли его вычеркнуть из памяти. Особенно тех, кто рвался домой сильнее всего. Тех, кто знал, что его там хоть кто-то ждёт и любит. Тех, кто знал, что ему есть куда вернуться. Таких, как она одним словом.       С подобными Локи дела обстояли иначе. Такие сами старались поскорее всё забыть. По разным на то причинам. И раз сейчас он вдруг решил начать расспрашивать о подобном, её это слегка насторожило.              — А что? — Попытавшись распознать эмоцию на его лице, девушка повернула голову набок, чтобы увидеть лицо парня.       Локи нравилось, когда она на него так смотрела. Словно он был единственным во всём мире, кто имел значение. Её тёмные глаза напоминали ему омут. На самом деле единственный, в котором он был готов тонуть добровольно. Пусть она смотрит на него одного так всю жизнь, и он готов делать что угодно. В такие моменты ему казалось, что море по колено. Что он способен собрать все звёзды на небе и подарить ей. Только бы они светили лишь для неё одной.       Оказывается, он умеет быть счастливым. Даже тогда, когда его что-то тревожит. И в такие моменты осознания он винит себя лишь за то, что столько лет просто зря бежал от подобных чувств. Думал, что он так не умеет. Что никто и никогда не сможет смотреть на него так, как смотрит она. Но девушка лишь своим присутствием доказывала ему обратное. И это не могло не греть ему душу.       Сначала парень громко выдохнул, на мгновение отводя взор к потолку. Словно думая, а стоит ли вообще начинать что-то говорить. Ведь ему нравилось, что сейчас они просто вдвоём. Он не нагружает её голову своими проблемами и, наконец, они просто одни. Просто вместе. Ведь если честно, он уже немного устал от того, что с ними всегда присутствует кто-то ещё. И поэтому, может ему просто стоит замолчать и насладиться этим дорогим душе моментом. Которых бывало так мало. Нежели начинать все эти разговоры. Хотя он тут же поймал себя на мысли о том, что просто ищет причину вновь молчать. Не копаться в себе. Не пытаться найти корень проблемы и возможно решить её. А по его обыкновению просто сбежать. Найти кучи отговорок, чтобы вновь отложить всё то, что его тревожит в долгий ящик и пытаться быть нормальным. Как он пытался делать это всю жизнь. Ведь ему так было легче.       Но вдруг Локи осознавал и то, что и так слишком долго и слишком много молчал рядом с ней. И может, ему уже стоит начать действительно впускать её в свою душу. Не отводить для неё самый тихий угол внутри себя, а дать увидеть чуть больше. Показать, что он только с виду умеет быть тихим и молчаливым, когда в его голове и душе бушуют ураганы, которые ему вовсе не приятны. И может, она не хуже его друга умеет их успокаивать. Он всё же решился попробовать:             — Дело в том. — Начал Локи, вновь обращая к ней взор своих голубых глаз. Он прочистил горло, делая чересчур длинную паузу. Словно тщательно обдумывал то, о чём собирался заговорить. — Что сейчас. Хочу понять, нормально ли то, что я что-то вспоминаю, — наконец закончил он с не менее долгими паузами.              — Думаю, да, — девушка едва заметно кивнула. Она всё также продолжала наблюдать за эмоциями на его лице. Её голос звучал тихо. Просто потому, что ей не хотелось нарушать какую-то наспех созданную ими идиллию. — Это ведь твоё детство и твои воспоминания, — закончила она свою мысль.       Ей порой казалось, что на роль хорошей девушки она не очень подходит. От части хотя бы потому, что по-прежнему толком ничего и не знает про детство своего парня. Но и на такое поведение у девушки были свои причины. Подобные разговоры с Локи ей напоминали хождение по краю обрыва. Однажды она уже оступилась, спросив про родителей, и больше подобного ей не хотелось. Теребить его старые раны. Копать в прошлом только ради того, чтобы узнать парочку ни на что не влияющих сейчас фактов. Ей было это не надо. А всё, что парень считал важным, всегда рассказывал сам. Этого было достаточно. Поэтому они молча сошлись друг с другом на том, что у каждого должны быть свои секреты. И отнюдь не каждая тема должна поддаваться обсуждению.        Локи поджал губы. Он обдумывал её слова. Они действительно имели смысл. Но почему-то он не находил в них отклик.             — Я хотел узнать это,— прочистил горло парень, убирая левую руку за голову. — Потому что не думаю, что мои воспоминания похожи на нормальные, — всё-таки решился продолжить Локи.        Парня настораживало то, что всплывало. Всё это было так давно. А Локи критически редко думал о себе том. Который был ребёнком когда-то. Он же сам похоронил того себя. Но какого-то чёрта именно поход в Северный сектор. Место, которое никак не может быть связано с его детством напрямую, всколыхнуло всё это. И это его настораживало ещё сильнее. Он ведь в глубине души боялся того времени. Боялся, что когда-то ему нужно будет туда вернуться. Но почему-то его сознание всё время именно туда его и тянуло.        В просторную комнату с большими окнами на распашку. В жаркий июльский полдень, где на первый взгляд царил покой. Но что-то его смущало. Локи, к сожалению, не мог вспомнить подробностей, которые могли бы дать ему ответы. Ведь он сам столько лет кропотливо старался стереть их из своих воспоминаний. И поэтому сейчас не мог понять, почему именно этот день так отчаянно зовёт его обратно.        Дурное предчувствие бурлило внутри. Но он пытался списать это всё на волнение от предстоящих событий. И никак не связывал это с сывороткой, которую получил днём.        От укола его отпустило уже пару часов назад. Локи понял это, когда вновь ощутил лёгкий тремор в руках. Он не был таким сильным, как раньше, но по прежнему начал раздражать его. И на мгновение даже успел задуматься, не хотел бы он получить ещё одну, чтобы вновь избавиться от всего этого дерьма. Но тут же осёкся, понимая, что больше ничего подобного не желает. Ведь справится со всем сам. Так же, как делал это всегда. То было всего-лишь необходимостью. Моментом, когда он осознавал, что самостоятельно не вывезет. И больше к подобному не притронется. Он не похож на всех тех, кто не может справиться со своими проблемами самостоятельно. Ведь он не такой. Тех людей он начал призирать за подобную слабость.        Разве их всех не учили справляться со всем самостоятельно. Полагаться только на самих себя. Но вдруг, по какой-то причине, найдя на первый взгляд путь легче, те люди сразу по нему побежали. И хотя парень заверил Локи, что сыворотка привыкания не вызывает, раз его смогла посетить мысль о подобной инъекции вновь, он смог сделать вывод, что всё-таки к ней возможно пристраститься.              — Хорошо, — вздохнула она. — Может, если ты расскажешь подробнее, то получится найти ответ на твой вопрос. — С задумчивым видом она перевела свой взгляд на его пальцы. Они дрожали не так, сильно как раньше. Словно вот именно сейчас нужно ещё немного времени и всё действительно пройдёт. И она улыбнулась. Прошло не так уж и много времени, хотя в её голове казалось, что с того ужасного момента утекли года. И к слову о воспоминаниях. Ей нравилось, что она сейчас не может вспомнить чего-то конкретного из тех паршивых дней. Словно всё произошедшее было сном.             — Не хочу, — с отчаянным вздохом произнёс чуть тише Лафейсон. — Придётся очень долго рассказывать.        Он вдруг понял, чем же она всё-таки отличается от его друга. Арес никогда не спрашивал деталей. Если сказать совсем уж грубо, он мог предложить Локи просто забить на всё, что его тяготит и жить дальше. И такие ответы в душе парня быстрее находили отклик, ведь забить он и сам не прочь. Но он вдруг осознал, что ему приятно от того, что ему предлагают рассказать. Не просто утешают рядовыми фразами, который он сам не против услышать, а правда хотят выслушать. Помочь разобраться. Чувство, что ты важен кому-то что твои слова имеют значение, отдавалось ему теплом внутри.             — Тогда я не знаю, что мне сказать. — Девушка легла ближе, утыкаясь носом в его рёбра. С ним ей было спокойно. Хотя именно его она всегда считала бурей, которая как раз и мешала спокойствию в её жизни. Но сейчас, благодаря ему, девушка могла не думать обо всём, что происходило вокруг. Был только он, их негромкие голоса и небольшая лампа, которая не давала комнате утонуть во тьме. Остальное было не важно. — Ты вспоминаешь часть своей жизни, и само по себе это нормально. Так уж устроен наш мозг, — зевнув, закончила девушка. Только эта не особо значимая фраза казалось ей сейчас самой подходящей.             — Да, — Локи пожал плечами смотря в потолок. — Но это мне совсем не нужно. Я этого не хочу помнить.        И тут он не лгал. Будь у парня возможность перечеркнуть своё прошлое, он бы с удовольствием этим воспользовался. Оно ему всегда мешало. В самые неподходящие моменты появлялось и мешало жить. Он хотел от него избавиться, потому что сейчас понимал, что оно не нужно. Он должен думать о другом, о том, что более насущно здесь, сейчас. И только в этот момент. Но вместо этого никак не мог отделаться от тех мыслей и просто сосредоточиться на чём-то более важном. Например, на том, что произойдёт в ближайшие пару дней и может ещё раз перевернуть всю его жизнь с ног на голову. Хотя к подобным переворотам он уже смог начать привыкать. На удивление, они даже стали ему привычны. Бежать куда-то. Что-то делать для того, чтобы быть уверенным в том, что ты сможешь прожить следующий день. Ему стало это родным. И сейчас, кажется, хотелось вновь поскорее окунуться во всю эту беготню и вновь забыться.              — У тебя по счастливой случайности нет знакомых, которые могут стирать воспоминания? — Вдруг более оживлённо поинтересовался Локи.              — Только ты, — хмыкнула девушка, улавливая более весёлые нотки его голоса.             — Только не на самом себе, — раздраженно выдохнул Локи, поджимая плечи к шее. — Может, Фин умеет. — Тут же подкинул он ещё один вариант сам себе.       Парень даже на миг представить не может, чтобы он творил, если бы имел точно такой же доступ к своему разуму, как и к чужому. Его могло бы здесь и не быть сейчас. Ведь он бы наверняка навредил сам себе, ещё будучи подростком. И сейчас в какой-то степени даже рад, что в самые тяжелые моменты он не мог слететь с катушек и пролезть в свои мозги. Иначе вряд ли бы к его двадцати трём годам в нём осталось что-то от него настоящего.        Но сейчас. Для того, чтобы быть более полезным и меньше отвлекаться на самого себя Локи был бы рад, если бы Фин обладал чем-то похожим и помог ему.              — Тебе оно не надо, — девушка поморщила нос, но Локи этого не увидел. — Что бы тебя не тревожило, мы поможем тебе с этим, только если ты перестанешь бежать от себя.              — Может, я просто устал. — Локи, сам того не осознавая, начал терзать указательный палец левой руки, расцарапывая его большим пальцем.        Впервые за всё время, как девушка видела подобное, она решилась на то, чтобы остановить его. Перехватила его пальцы, сжимая их в своей руке. Холодные. Как и всегда. Парень нахмурил брови, явно недовольный тем, что его прервали, но руку выдёргивать не стал. Она не видела, что он возмутился подобным действиям, и не увидела то, как после того как, расслабил нахмуренные брови, улыбнулся.

***

      На другом конце города. В тени коридоров. Вдали от посторонних глаз. Ещё один человек боролся с собственными воспоминаниями, сминая в руках полученную ранее записку. Никто и представить не мог, что он почувствовал в момент, когда остался один и подтвердил слова своего посланника коряво написанным текстом на клочке бумажки. Как у него вспотели ладони от осознания, что пришло время исполнять обещания. Он и не думал, что когда-то это произойдёт. Уже и не рассчитывал вылезти из своей раковины абсолютного спокойствия и мирной жизни.        Но время пришло. И он не намерен избегать обещания, которое сам же и дал. Как бы опасно это не было. Чем бы не закончилось для него самого, он уже готов идти. Стоило лишь дождаться первых сумерек и подстроить всё так, чтобы к нему не возникло вопросов. А это он хорошо умел.        В сотый раз убедился, что всё идёт как надо, и клацнул выключателем, погружая свой кабинет в темноту. На мгновение задумался, вернётся ли он сюда вновь. Но долго прощаться с пустой комнатой не стал. Закрыл дверь на три оборота, как делал это всегда, и ушёл, ни разу не обернувшись. Чем больше будешь оглядываться, тем больше станет вероятность того, что тебя заподозрят. А он никогда не оборачивался. И может от части благодаря именно этому ещё никто и никогда не задумывался в его неверности.        Своего посланника он отправил с ответной запиской, но не для Виктора. Там значилось лишь одно слово «пора» и для её получателя всё станет ясно как день. Все, кто ждал этого слова, уже давно были готовы. И ему оставалось лишь представлять, как всколыхнуться их души от осознания, что больше сидеть в тени нет времени. 

***

      Арес       Арес поёжился от ветра, задирая ворот куртки, чтобы прикрыть шею, и, зажимая в зубах сигарету, направился в сторону места, которое не стало ему домом в прямом смысле слова, но стало конечной точкой всего пути. Местом, в которое он знал, что точно может вернуться и не бояться за то, что его спина не прикрыта.        Книги, затребованные им были зажаты у него под рукой, и он уже представлял смешанные эмоции на лице парня, ради которого он их несёт. Он с лёгкостью мог купить их, но предпочёл не делать этого просто для того, чтобы лишний раз насладиться тем, что имеет рычаги воздействия, которые помогут ему достать что угодно и когда угодно.        Парень задержался лишь на миг. Он обернулся на высокие стены сектора, который покидал и каким-то уколом под рёбрами осознавал, что больше никогда не вернётся сюда. Там ему не было жизни. Не было места. И он рад, что вскоре этого места не станет вовсе. Слишком много боли принесли их маленькому миру люди, что прячутся там. И пусть эта ночь станет последней, спокойной перед их крахом. А эта самая ночь на удивление обещала быть прекрасной.        Один за другим гасли фонарики торговых рядов. Люди собирали свои товары с прилавков и готовились идти домой. Арес шёл медленно. Он рассматривал окружающий его мир и, кажется, впервые осознал, что любит это место.        Когда-то он сетовал на то, что родился не там, где мог бы. Винил себя во всём подряд и был уверен, что не заслужил всего того, что с ним произошло. Но сейчас, перед лицом неизбежного, осознавал, что он там, где должен быть. Родился тем, кем должен был, и проживает жизнь так, как нужно. Это всё его. Всех их. И оглядываясь назад, он понимает, что всё к этому и вело. Каждая его тренировка. Каждый сломанный палец и пролитая им кровь была для того, чтобы сейчас он был там, где есть. И без страха на неудачу шёл туда, где люди, такие же, как он, готовы к тому, чтобы всё изменить.        Парень остановился. Поднял лицо к тёмному небу, где раскинулись звёзды без единого облачка, и даже смог улыбнуться. Ему было легко. Он не удивлялся этому чувству. Не винил себя за то, что не испытывает страха, как должен бы. Он просто наслаждался. Кажется, последним спокойным вечером своей жизни. Просто был в эту минуту и пропитывался ею. Хотел насладиться осознанием самого себя. Наконец, подружиться с тем, кем он является, и отпустить всё, что его когда-либо тяготило.        Подумал про своего Бога, в которого верил, и сказал ему спасибо за то, что смог прожить всё, чтобы ему не предоставляла жизнь. Ведь именно вера в подобное дала ему силы. Даже имя, данное ему, превозносит его туда и напоминает о том, что если бы не та книга в библиотеке, маленький ребёнок вряд ли бы справился со всем уготованным. Всё было не случайно. Все потери, разочарования и неудачи. Все те, кого он приобрёл и потерял на своём пути, с ним не случайно.        Сейчас был лучший момент, чтобы все шрамы затянулись. И был момент осознать, что вскоре он получит новые. Но они не страшат его. Ведь их уже так много, что новые он просто не заметит. Так следовало поступить раньше. Не таскать на своих плечах груз старых гнилых обид и просто улыбнуться. Он ведь всегда улыбался. Избрал для себя роль человека, который будет делать людей вокруг себя счастливее. Но всегда забывал про самого главного человека в своей жизни. Про самого себя. И сейчас он это осознавал. Просто открестился от всего и уделил минуту себе.        Посмотрел на свои ладони. Провёл большим пальцем по шраму на одной из них.  И даже смог усмехнуться. Этот был единственным, что не принёс ему боли. Он был осознанным. И Арес пообещал сам себе, что все последующие будут такими же. Он поправил чёрный браслет на левом запястье, который больше не был оковой, и только сейчас осознал, что колец на его пальцах стало больше. А он ведь никогда не принимал свою суть. Звал всё это клеймом и предпочитал ничего не носить. Но как-то неосознанно он добавил ещё два кольца на разные пальцы правой руки, каждому из них давая свой смысл. Одно из них было для девушки, которую он потерял. Второе - для той, которую любил как сестру. Браслет для парня, что был братом. И самое главное, что было с ним уже очень много лет, красовалось на большом пальце левой руки. Он сам. Вместе это всё давало ему силы. Что-то причиняло боль, но делало сильнее. Напоминало о самом важном и давало понять, что от себя не сбежать.        Арес не страшился грядущего. Оно ведь для него было неизбежным. И он даже не смел себя ругать за то, что не испытывал отрицательных эмоций. Но и радоваться мнимой победе отнюдь не спешил. Он видел, что бывает с теми, кто обмывал победы до того, как их заполучить. Поэтому он просто ждал. Ждал того, что произойдёт, и пытался насладиться каждой минутой, которая у него ещё была.

***

      Виктор       Мужчина сидел на первой ступени своего дома, зажимая меж пальцев тлеющую сигарету. Уголёк на конце был единственным источником света в его окружении, не считая серой луны на тёмном небосводе. Он рассматривал, как тлеет бумага и пытался не думать о гнетущем. Он просто хотел отдохнуть. Так как не отдыхал уже слишком давно. Одиночество его успокаивало. И он как раз постарался прийти к этому спокойствию, почти пинками выгоняя всех из своего дома. Виктор так редко оставался один в последнее время, что уже успел отвыкнуть от того, что это жилище является его домом, а не достоянием общественности, в который мог войти кто угодно и когда угодно. И поэтому сейчас отчасти ему было не по себе. Он ковырял промерзшую землю носком ботинка и просто пытался вспомнить день, когда он хотя бы раз не пытался бороться за спокойствие окружающих, а успокоиться самостоятельно. Увы, такие дни в памяти не всплывали.       Этим место он дорожил. Людьми дорожил вдвойне. И по сему сейчас осознавал всю значимость затеи, в которую он вновь ввязывается на старость лет. Он единственный, кто мог прекратить всё это в одночасье. Сорвать со стен все карты. Сжечь все намётки планов, что всё ещё занимали весь его стол. Собрать людей, которые всё ещё готовы идти за ним и увести их так далеко, насколько это возможно. Бросить всё и найти для них новый мир. Стать тише крыльев совы в полёте и просто опять залечь на дно. Мог просто жить. Без попыток спасти кого-то ещё. Без попыток воззвать к справедливости. Закрыться в своей раковине и дожить остаток своей жизни в полном покое. Но Виктора не мог. Он просто не видел в этом смысла.       Пускай он и не хотел всего этого. Не хотел, чтобы на него смотрели и именно от него ждали последнего слова. Но именно его отец стал тем, кто осмелился на всё это. Кто ещё тогда, когда о восстаниях даже упоминать боялись, смог найти себе союзников. Создать этот укромный уголок на окраине их маленького мира и пытался изменить всю суть, пока она ещё не укоренилась. И сейчас Виктор просто не мог подвести его. Не мог отступиться. Иначе бы всё, что делал его отец, было бы зря.       Такие, как он, увы, долго не живут. Но Виктор уже прожил на порядок дольше своего отца. И поэтому делал вывод, что идёт верным путём. Хоть за его голову и обещают целое состояние. Раз она всё ещё на его плечах, значит, он не так уж и плох. Да, его отец был жёстче, решительнее и беспощаднее. И в этом мужчина ему уступает. Но, по крайней мере, он не рубит голов, не хватается за всё подряд и не жертвует людьми на право и на лево ради каждой, даже самой маленькой возможности что-либо изменить. Он предпочитает просчитывать, слушать и осторожничать. И по большей части именно благодаря этому он всё ещё жив.       Сейчас он тоже думал. О том, что дал двум молодым парням слишком много свободы и в основном стал опираться на них двоих. О том, что не хотел бы никого из них потерять. Ведь как бы они не были умны, он всё ещё видит в них детей. Тех, кому ещё жить и жить, а не уподобляться Виктору и его вечным идеям спасти мир.       У него не было своей семьи. Не было тех, кому бы он мог передать что-то после себя. Но он бы очень хотел иметь таких сыновей, как эти двое. У него нет своих детей, но каждого, кто находился под его опекой, он считал своим. Так было и с этими двумя. Может из него и плохой отец. Он часто кричит, ругается. Но это всё лишь от того, что он боится потерять хотя бы одного. И поэтому сейчас он всерьёз задумывался о том, что не хотел бы их участия во всём том, что их ожидает. Но Виктор прекрасно понимает, что никто из них добровольно не останется сидеть на месте, если он попросит. Эти двое вообще редко его слушались. И если уж Локи хоть иногда мог внемлить голосу разума и успокоить свой пыл, то Ареса нужно было тушить насильно. У мужчины порой складывалось чувство, словно в них двоих он видит самого себя в разные периоды своей жизни. И может, как раз поэтому им и симпатизирует так сильно.       Изначально он думал, что они другие. Совершенно чужие и очень опасные для его мира. Но потом. Пройдя череду наблюдений. Проживая с ними бок о бок день ото дня, Виктор всё больше убеждался в том, что они точно такие же, как и он сам. И поэтому сейчас ему ещё труднее представлять то, что их может не стать. Ему трудно терять любого из тех, с кем он делит территории и свой уютный мирской уголок. Но почему-то именно эти двое задели его душу сильнее всего. Будто что-то родное исходило от этих ребят. Словно он нашёл тех, кому можно доверить всё это. И если вдруг вместо них не станет его, Он не боится, что людям будет не к кому пойти за поддержкой.       Виктор громко выдохнул, выкидывая бычок в кусты, и поднялся на ноги. Он ненароком оглянулся в сторону леса в какой-то мнимой надежде на то, что сейчас появится Арес. Но его взору открылась лишь темень и, едва заметно покачав головой, он вошёл в дом. Медленно прошёлся по коридору, скидывая с плеч куртку прямо на пол. Иногда он мог позволить себе каплю бессилия. Хотя бы на миг. Подошёл к одинокому куску от когда-то большого зеркала, висевшему на стене, и провёл по заросшему чёрной щетиной подбородку. Вновь громко выдохнул, смотря на усталое выражение своего лица. На давно залёгшие тёмные круги под глазами. На выбившийся из хвоста пряди волос цвета вороньего крыла. Моргнул, держа глаза закрытыми чуть дольше нескольких секунд. А после покосился в сторону стакана, что стоял на открытой полке накренившегося в бок шкафа. *** 2069 год.       Уже два года молодой парень гробит себя на каторге. Виктор не первый шестнадцатилетний ребёнок получивший своё наказание и отбывающий срок в этих местах. Но он первый, кто за всё время своего заключения не отпускал мысли сбежать отсюда. День изо дня умирая от изнурительных работ, получая побои и зарабатывая новые шрамы, парень лишь сильнее стискивал зубы. Он тратил все свои ночи не на отдых. А на просчёты. Ему было плевать, что с рассветом он опять будет вкалывать на ненавистную ему страну. Плевать, что будет валиться с ног, за что вновь его изобьют надзиратели. Его лишь волновало время смены караула и маленькое окошко промежутком в какие-то несчастные пять минут, когда он и сможет улизнуть.       Виктор знал, что отец за ним не придёт. Никто и никогда не нападал на лагеря. Это было безрассудно и опасно. И хоть в безрассудстве его отцу равных не было, на такое он всё-таки не осмелится. Парень знал это и даже не позволял себе обижаться на отца за это. Он не знал, как бы повёл себя, окажись он на его месте. Может, отец и вовсе не знает, что его сын всё ещё жив. И поэтому Виктор рассчитывал лишь сам на себя.       Не зря же его с самого детства натаскивали на то, что мир не будет к нему мягок. Никто и никогда не подаст ему руку. И если кто и сможет помочь парню, то это будет лишь он сам.       Он сидел в полной темноте, отрывая кусок от штанины, чтобы перевязать получившимся лоскутом новую кровоточащую рану на плече. Эти уроды всегда знали, куда нужно бить. Они калечили ноги, руки. А после всё равно заставляли израненных заключённых работать, превозмогая боль. За два года на теле Виктора не осталось места без шрамов. И сейчас, стиснув зубы и полностью наплевав на какую-либо дезинфекцию, он латал на себе новый. Ему было больно. И чтобы не закричать, не перебудив при этом весь барак, он держал в зубах кусок деревяшки, чувствуя, как вместе со стягиванием рукава его рабочей рубахи с плеча отрывается и засохшая кровавая корка.       Терпеть подобное у него получалось благодаря жестокости его отца. И в ночи, подобной этой, Виктор во всей красе осознавал, почему родной отец, несмотря на всю свою любовь, так жесток к своему единственному сыну. Он словно готовил его к подобным моментам. Учил стискивать зубы и терпеть любую боль, только бы тот в итоге смог выжить. Он оставлял маленького Виктора одного ночью в лесу и ждал, когда же мальчик вернётся домой. При любых полученных ранах учил его самостоятельно справляться с ними, и никогда не жалел плачущего ребёнка. Отец знал больше, чем Виктор. Он был мудрее. И раз решился на то, чтобы обречь свою семью на подобную жизнь, он был просто обязан подготовить своего сына к подобным вещам.       Виктор выплюнул деревяшку, когда закончил, и попытался, превозмогая острую боль, крутануть плечом. Рука функционировала. Этого было достаточно. Он облизнул пересохшие губы и встал с земли. Сегодня. Сегодня или уже никогда. У Виктора больше не оставалось сил терпеть. Он переживал за то, что ещё парочка таких побоев, и он больше не сможет подняться. А подчиняться, хотя бы ради того, чтобы эти поверили в его подчинение, он не собирался. Ни дня он не склонит головы. Даже ради своей выгоды. Виктор на такое не способен. Он либо выберется сегодня, либо умрёт при попытки. Других вариантов у него просто нет.       Парень вылез через заранее подготовленную щель в задней части барака. Благо в подобных местах не особо заботились о месте жительства заключённых, и отковырять парочку прогнивших досок от стены оказалось на удивление легко. Он прижался спиной к стене и стал медленно продвигаться вперёд. Свет на территории не гас никогда. И отсчитывать минуты Виктор научился как раз благодаря всё время вращающемуся прожектору. Он вышел заранее. На постах всё ещё стоял старый караул, и несколько человек с собаками заканчивали обходить территорию. Парень подобрался к краю своего барака, и дождавшись момента, когда свет на мгновение прекратит светить в его сторону, прошмыгнул к следующему бараку. Прихрамывая и на мгновение запнувшись, он тихо выдохнул, прижимаясь спиной к шершавой стене. Его сердце остановилось в груди на моменте, когда ему показалось, что его заметили. Вывихнутая пару дней назад нога ужасно ныла, но он старался никак не обращать на неё внимания. Ведь даже будь его ноги сломаны, он бы пополз но обязательно попытался выбраться отсюда.       Своей силой он пользоваться умел плохо. Да и даже если бы умел, уже бы не смог. Отец всегда учил его не полагаться на свои способности, ведь в любой момент своей жизни с ним могло произойти то, что уже приключилось. Он не считал это даром. Каким-то божественным благословением. Всегда звал подобное простым заражением. Ошибкой, которая привела всё к праху. Потому учил Виктора всегда полагаться лишь на физическую силу. И пусть за два года изнурённого труда и вечного недоедания парень исхудал, он всё ещё умел драться. И за это мог поблагодарить лишь своего отца.       Его сердце вновь начало отстукивать ровные ритмы, и Виктор продолжил свой нелёгкий путь. Барак за бараком он огибал в спешке, чтобы успеть к воротам ровно в момент, как начнётся смена караула. Он рассчитал всё. Даже сделал ставку на свою больную ногу и возможность перелезть через колючую проволоку, если ему всё же удастся хотя бы добраться до верхушки ворот. Неделями он с осторожностью собирал бычки сигарет. Выменивал свои и без того нищенские порции обеда на целые пачки только бы ему хватило табака, чтобы сбить нюх сторожевых псов и его не учуяли. И пока шло всё как надо. Собаки проходили перед бараками и носа не вели заглянуть за него. А патрульным этого вполне хватало. Пёс никуда не тянет, следовательно, там чисто. Если бы только они качественные, выполняли свою работу, Виктор бы не сумел с такой лёгкостью добраться до последнего барака. У него даже выдалась лишняя секунда перевести дух и проверить, не сильно ли кровоточит плечо. Оставалось совсем немного. Преодолеть расстояние на открытом участке от барака до ворот. И влезть на ворота. Тут они, к сожалению, подготовились. По близости не было ни единого кустика, чтобы затаиться. Открытое голое поле. Виктор вновь стиснул зубы, на свой страх и риск выглядывая из-за угла. Часовые вот-вот должны покинуть свои позиции. И тогда Виктор начнёт отсчитывать, возможно, последние пять минут своей жизни.       К своему собственному удивлению, парень ничуть не боится. Возможно в нём просто злости сейчас в разы больше, чем страха. Он готов умереть, ведь будет знать, что хотя бы попытался. И поэтому стоило прозвучать сирене, парень шагнул на голую землю. И мир замер в этот момент. Он то и дело успевал осматривать спины часовых, дабы убедиться, что ни один из них не обернётся. Это было рискованно, выходить из последнего убежища так скоро. Но на то у Виктора и был расчёт. С больной ногой и кровоточащей рукой он просто не сможет ждать дольше. Ему нужна каждая секунда, и сейчас он без какого-либо инстинкта самосохранения ими пользуется.       Лай собак застал его прямо на середине пути. Не успел. Виктор замер на мгновение, оборачиваясь в сторону лая, и тут же его оглушила сирена. Парень плюнул на осторожность и рванул с места. Ему осталось немного. У него всё ещё есть шанс, пока собаки догонят его. Виктор со всей силы, что была у него, прыгнул и вцепился руками в ребристые ворота. Ликовать было рано, но от осознания, что его план всё-таки работает, парень не смог сдержать улыбки. Он часами расхаживал вблизи этих ворот, изучая каждый выступ. Каждый сантиметр в поисках любых изъянов, чтобы именно сейчас прыгнуть не просто наобум, а в точно выверенное место. Но подняться выше ему не удалось. Одна из подоспевших собак вцепилась ему прямо в вывихнутую лодыжку, и стерпеть эту боль у Виктора не вышло. Он с громким криком разжал руки и полетел на землю. Пёс мёртвой хваткой вцепился в кость, пока Виктор что есть силы пытался здоровой ногой попасть в морду, что безостановочно мельтешила из стороны в сторону, теребя его ногу, словно тряпичную куклу. Он услышал скулёж, знаменующий его маленькую победу, и через боль вскочил на ноги. Не было времени осматривать раны. Времени вообще уже не было. Пёс от удара отошел быстро и с новым приливом ярости ринулся на парня. Виктор не стал медлить и сейчас. Он рванул собаке на встречу, хватая того за пасть, и без каких либо мыслей повалил животное на землю, придавливая своим весом. Эти псы никогда не останавливаются, даже когда им причиняют боль. И Виктор не собирался его отпускать, зная, что тот бы в ответ его тоже никогда не отпустил. Собака неистово барахталась под ним, пытаясь прикусить парню руку. Виктор разжал его слюнявую пасть, созерцая клыки, испачканные в собственной крови, и надавил сильнее, выламывая тому кости. Один громкий хруст, не громкий скулёж, больше напоминающий всхлип, и шерстяное тело под его руками обмякло. Виктор подскочил на ноги, сплёвывая пыль и землю с языка, и только и успел, что увернуться от трещащего шокера, пронесшегося у него над левым ухом.       Он отпрыгнул в сторону, желая рассмотреть лицо своего соперника. Мужчина, не мешкая, повторил свой удар, желая обезвредить парня, Но он вновь увернулся. Если бы его отец тренировал этих солдат, то они были б куда смышлёнее. Виктор редко атаковал первым. Он ждал. Выматывал соперника и только после начинал действовать. Его глаза судорожно метнулись по охраннику, и он углядел нож на бедре. Парень скользнул на землю, ударяя того одним точным ударом здоровой ноги в колено и повалив на землю, выхватывая нож. На такое он даже и не рассчитывал. Хоть какое-то подобие оружия в своих руках.       Вес стали резко прибавил уверенности в победе. Он не стал ждать новых атак и лишь закрыв глаза, пронзил мужчину куда-то в горло. Он убил человека впервые. Ощутил вкус брызнувшей из артерии крови на своих губах и вытер их тыльной стороной ладони, для верности ещё и сплюнув слюну. Виктор ничего не почувствовал в этот момент. Он лишь хотел выбрать. Остаться живым. И поэтому, кажется, был готов к такому.       В ушах лишь громыхал пульс, а по телу разливался адреналин. Парень снова поднялся на ноги и углядел ещё парочку новых солдат. Вой сирены пробудил всю округу. Заключенные повылезали из своих бараков на шум. Это был момент его славы. Момент, когда первый восемнадцатилетний парень неосознанно учинил самый масштабный бунт за всю последующую историю тюремного сектора. На глазах сотни людей. Он один показал то, что все эти люди в форме тоже смертны. И это послужило толчком. Отчасти именно это и спасло Виктору жизнь.       Он усмехнулся, сам себе, представляя гордость на лице отца, когда до того дойдут эти вести. Даже если сам Виктор не сможет увидеть его горящих глаз, он будет просто знать, что отец запомнит о нём такое. И уже этим осознанием он гордился сам. Перехватывая в руке нож удобнее, Виктор обернулся к одному из солдат и дразнящим жестом свободной руки подозвал к себе. И. О. Какая удача. Этим счастливчиком оказался тот, кто ещё утром избивал Виктора, причитая о том, что он вышибет из парня весь его дрянной характер.             — Ты всё ещё готов попытаться поставить меня на колени, ублюдок? — Улыбка, что больше напоминала оскал, промелькнула и задержалась на губах парня, когда он сильнее размазал по лицу чужую подсыхающую кровь.       Вот ему парень мечтал отомстить. Видел его лицо в тех немногочисленных снах, когда всё-таки ложился спать, и представлял себе подобный момент, когда он его избивал. Даже боль в укушенной ноге в этот момент отступила. Виктор твёрже встал на земле, продолжая скалиться. К сожалению, его вопрос остался без ответа. Мужчина лишь ринулся атаковать, не повторяя ошибки прошлого напарника и достав свой нож самостоятельно. Первый удар рассёк Виктору бедро. Не задел артерий, а словно погладил и без того израненную кожу. Парень крутонулся вокруг своей оси, желая оказаться у того за спиной, и от части специально подставил для этого ногу под удар. Он замахнулся и нанёс ответный удар. О, как ему хотелось подразнить его. Показать, что его не сломала ни голодовка, ни ежедневные побои. Но, к сожалению, как бы не разгорячил Виктора адреналин в крови, мозг осознавал, что каждая лишняя минута может стоить его жизни. И поэтому он атаковал.       Удар за ударом. Они то сходились, то расходились, лишь раня друг друга. Этот на удивление умнее, чем прошлый, и подставляться под удар не спешил. Рука Виктора тоже, к сожалению, давала о себе знать. И кажется, он стал чувствовать кровь, струйками стекающую по спине. Он тяжело дышал, то и дело моргая, чтобы смахнуть пот, застилающий глаза. О руке он подумает позже, а сейчас ему очень уж хочется выйти из этой схватки победителем. Это желание и прибавляло сил. Умереть можно, но только не от рук этого мужчины. Да он даже в гробу себе подобного не простит.       На его удачу пришлось то, что группа заключённых добралась до автобуса. Удивительно, что средство передвижение, которое доставило его в этот ад прямо сейчас, протаранило ворота, давая ему возможность к свободе. Вымотавшегося Виктора только это и оживило. Он резко развернулся, уклоняясь от летящей к нему руки с ножом и ловя в воздухе нож, который он подкинул за рукоять, решительным ударом пронзил мужчине глаз. Это была игра случая. Попытка, на которую изначально парень даже надежд не возложил. И помимо того, что его попытка принесла плоды, так ещё и сам удар стал решающим. Виктор нанёс следующий, наотмашь. Совершенно не думая. Он лишь хотел добить его. Попал куда-то под рёбра и, не удостоверившись, убил ли, понёсся прочь. Даже не обернулся на упавшее тело с торчащим под рёбрами ножом. Он просто бежал. Так далеко, как только сможет.       Запыхавшись, не заметил обрыв и кубарем полетел вниз. Встать сразу не смог из-за пронзающей боли в спине. Через писк в ушах услышал лай собак и, проморгавшись, попытался ползти. Когда понял, что спина не сломана, вновь стиснул зубы и поднялся на ноги, держась руками за дерево. Ему чертовски не хватало воздуха. Он жадно хватал его ртом, пытаясь отдышаться и попутно сориентировать на местности. Города он хорошо не знал, а вот в лесах ориентировался практически наощупь. И опять, казалось бы, на первый взгляд простого обывателя, жестокие методы воспитания родного отца спасли Виктору жизнь. У парня плыло перед глазами, а он всё старался осмотреться по сторонам. Услышав шум воды, и пошёл туда. Он на противоположной стороне от собственного дома. В обычном состоянии и без ушибленной головы он бы преодолел это расстояние в лёгкую. Но сейчас плёлся, как черепаха, всё время озираясь, понимая, что погоню он точно не осилит. Останавливался, чтобы отдышаться и, наконец, ощутил достаточный прилив кислорода в своих лёгких. Если там, на территории тюремного сектора, он ещё был готов умереть, то сейчас уже нет. После такой-то резко свалившейся на голову славы, сдохнуть где-то в лесу Виктору казалось постыдным. Он хотел бы доковылять хотя бы до границ лагеря. ***       Длинные чёрные пряди медленно полетели на пол, осыпаясь подле ног. А он даже не посмотрел на них. Виктор провёл рукой по оголённой шее и задержался пальцами на давно затянувшемся уродливом шраме от чипа. Он так долго скрывал лишь этот единственный шрам, что уже и не вспоминал о нём. Но теперь ему хотелось, чтобы все знали. Чтобы люди, к которым он придёт, видели его и понимали, что этому человеку есть за что мстить.

***

      Арнод       Арнод укладывал свою дочь спать и мысленно благодарил Ареса за задержку. За возможность побыть со своей семьёй чуть дольше. Он не показывал жене своих переживаний. Не говорил о том, что боится, что эта вылазка может стать для него последней. Но он пытался смотреть на них как можно чаще. Чтобы запомнить одну и вторую как можно чётче. Каждую морщинку на лице Леи, когда она ему улыбается. Запомнить, как звонко смеётся Нора, когда он играет с ней в догонялки. Арнод знал, для кого он делает всё это. Для них двоих. Каждый раз рискует собой лишь для того, чтобы они могли жить спокойно. Чтобы Нора смогла вырасти в свободном мире. Чтобы никогда не знала подобной жизни. Не уподоблялась ни ему, ни Лее, которая каждый раз отпускает свою душу вслед за ним с надеждой на его возвращение. Он не хотел, чтобы их дочь жила так, и поэтому был готов на всё, чтобы это исправить. Даже ценой своей жизни. Ведь она ему не так уж и дорога, если он будет знать, что Нора и Лея в безопасности.       И сейчас он тоже прекрасно знал, на что идёт. И был готов. Казалось так, как никогда прежде. Чётко осознавал, что ждёт его впереди. И не боялся. Ему просто нельзя бояться. Ведь у них, кроме него нет никого. И он один готов ради них сотни раз упасть и подняться, только бы сделать их жизни лучше.       Дочь, как обычно, коснулась шрама на щеке отца. Ох, сколько раз она уже спрашивала его о том, откуда он тут взялся. Но каждый раз Арнод с мягкой улыбкой обещал ей рассказать об этом позже. Он не хочет, чтобы его маленькая дочь думала о таких вещах. И сейчас, так же, как и всегда, он убрал её рыжие кудряшки со лба за ухо и пообещал рассказать в другой раз. Тогда она быстро перескочила с одной темы на другу и стала спрашивать у отца, когда же он разрешит ей завести котёнка. И тут Арнод впервые подумал о том, что если выживет, принесёт ей всех котят в мире. Ведь эта просьба так мала по сравнению со всем тем, что их окружает. И сейчас он думает о том, что, несмотря на весь его возраст, был бесконечно глуп. Раз по каким-то причинам, которые не поддаются объяснению, он всё ещё не разрешил ей этого.       Когда они были моложе. Виктор всегда пытался утянуть своего названного брата в жизнь без семьи. Но у Арнода и так не было никакой семьи, кроме Виктора и его отца. Его собственных родителей погибли, и ему просто посчастливилось попасться на пути мужчине, который забрал его с собой. И сейчас Арнода благодарен судьбе за то, что у него есть своя семья. Те, ради кого он сражается. Ради кого вообще существует он сам. И он подарит им обеим весь мир, только бы они всегда улыбались.       Он не считал часы до прибытия Ареса. Мысленно не просил задержать его ещё сильнее, ведь понимал, что у них просто нет этого драгоценного времени. Арнод был готов идти хоть сейчас. Просто дайте ему чёткий план и команду к действию. Ведь чем быстрее всё это начнётся, тем быстрее он сможет вернуться. Вернуться и, наконец, прожить свою спокойную жизнь, которую и так слишком долго откладывал.

***

      Арман Арману не спалось. Он прогуливался вокруг Фонтанной площади, то и дело кидая Эйгилу палку. Порой он мог позволить себе с ним подобные вольности. В моменты, когда никто не видит. В самые тёмные ночи, когда никто и не подумает искать его здесь.       Это было для него сродни успокоению. Давало мнимое ощущение свободы. Позволяло не думать о всём грузе ответственности, лежавшем на плечах, и подумать лишь о самом себе, а не обо всех на свете.       Эйгил. Который никогда не вёл себя подобным образом, резвился вокруг его ног, словно щенок, в ожидании, когда же хозяин вновь кинет палку. И Арман кидал её. Наблюдая с лёгкой улыбкой за тем, как его чёрный монстр уносится прочь. Арман знал, что такое поведение присуще ему лишь в те моменты, когда парень заставляет питомца вести себя так. И порой от этого ему становилось грустно. Это существо никогда не было свободным. С самого щенячества был привязан к Арману нерушимыми узами и не имел даже представления о том, какого это - подчиняться лишь самому себе. В этом они с Арманом похожи. Он, так же как и Эйгил, никогда не знал подобных чувств, потому что с самого детства находился в системе, которая просто не позволяла совершать выбор самостоятельно.        Но подобные мысли посещали парня настолько редко, что он успевал искоренять их в самом зачатке. Он не знал, как жить иначе, и даже не пытался тешить себя какими-то фантазиями на этот счёт. Он знал, ради чего существует так. Веровал в то, что он всё делает верно. А угнетало лишь то, что он вновь стал одинок в тот момент, когда ему, наконец, показалось, что он обрёл своё маленькое счастье.       Каким бы сильным он не был, каких бы высот не достиг. Арман мечтал о примитивно простом. О своей собственной любви. О человеке рядом, который мог бы уносить его в те миры, где всегда царит покой и он может быть собой. Он не хочет думать о ней. Не хочет вспоминать её глаза, потому что ему больно от осознания, что больше их не увидит. Он старался не думать ни о чём, связанном с Эмили, потому что всегда знал, что таким как они, трудно создавать семьи. Трудно казаться нормальными. Он осознал это слишком рано. И поэтому старался не привязываться к людям. Глушить свои эмоции и направлять их на единственное, что имело смысл в его существовании. На службу своей Родине.       Поэтому его рука не дрогнула в тот момент, когда он подписывал её назначение на ту миссию. Потому что он просто ничего не мог изменить. Он знал, что это нормально. Что не может удерживать её где-то взаперти, только бы она ни где не участвовала. И поэтому даже не пытался. Арман никогда не занимался бессмысленными вещами. И прекрасно понимал, что раз он выбрал себе подобную, то такие вещи как работа, не имеют права отходить на второй план. Он чётко разделял их как возлюбленных и как начальство и подчинённую. Всегда знал, что в их жизни неизбежно будут наступать такие дни, и был готов к ним. Но, как оказалось, готов он был ко многому, но видно не ко всему...       Пускай его считают холодным. Бесчувственным. Но когда он увидел её тело, сердце в его груди надкололось. И пусть на его лице и не дрогнул ни один мускул, внутри Арман разрывался на части. В тот момент ему хотелось выть. Сдирать с себя кожу и кричать от одного лишь осознания, что потерял её. Что сам подписал ей приговор. Но он солдат. Он тот, кто является примером для всех. И поэтому он стоял с каменным лицом, одними лишь глазами пересчитывая трупы для отчёта в тот злополучный день.       Парень не пролил ни одной слезы. Даже когда остался один. Казалось, что он просто на такое не способен. Он лишь поклялся отомстить. Использовать всю власть, которая есть в его руках и удушить всех, кто причастен. Его питомец разорвёт их тела на части, а он будет смеяться. Ибо око за око, иначе никак. Тот, кто осмелился перейти ему дорогу, уже слишком долго живёт на этом свете. И скоро Арман сам придёт за ним.         Его душа жаждала чужой крови. Иначе он не умел. И сейчас лишь ждал, когда, наконец, настанет тот день. Та минута, когда он умоется этой проклятой кровью и, наконец, успокоится. Такое Армана действительно успокаивало. Казалось даже сильнее, чем ночные прогулки с Эйгилом. Ведь несмотря на то, что чем выше он продвигался по службе, тем меньше участвовал в подобном, его душа всё равно жаждала битв и сражений. Изнывала от скуки в душном кабинете. И, наконец, ему развязали руки. Дали возможность действовать самому. Его лишь бесило, что его единственный выживший подчинённый слишком долго тянет. Он начинал думать о том, что дал ему слишком много времени. А надо было не ждать. Не прислушиваться к его плану и отомстить при первой же возможности. Тогда бы сейчас он вряд ли бы мучился без сна.

***

      Фин       Он, как и всегда, был один. Сидел за столом на кухне, то и дело наблюдая за светлячками, что бьются о одинокую лампочку, свисающую на паре проводов. Жёлтый свет заливал его блокнот с исписанными страницами. А Фин хотел внести ещё пару записей, пока мысли в голове были свежи.       Парень всегда старался учиться. Даже сейчас, когда, казалось бы, сделать это нереально. Но, несмотря на все свои желания, в голове парня то и дело летали мысли о том, во что он вообще ввязался. И почему совершенно не желает уходить. Ему казалось, что он запомнил путь через лес, чтобы выйти в город. Но, несмотря на это, его туда не тянуло. За ним никто не смотрит. Его никто не удерживает, и он добровольно продолжает сидеть на месте. Ему казалось, что это вообще на него не похоже. Он ведь не такой. Спокойный, тихий. Но уж точно не похожий на всех этих людей. Фин всегда думал, что просто не способен на подобные вещи.       Ему страшно. Безумно страшно от всего, что творится вокруг. Он никогда не думал о том, что будет замешан в подобном. Ведь он всегда был послушным и не влезал в неприятности. А сейчас, всего за день он уже успел ввязаться в такое, что просто не укладывалось в его голове. Но почему-то именно в тот момент, когда его подсознание было почти на грани истерики от страха, парнишка почувствовал себя живым. На какую-то долю секунда, понимая, что он нарушает закон ему это даже понравилось. Чувство тошноты, что бурлило внутри, ощущение, как подкашивались ноги от каждого проходящего мимо солдата. В этот момент ему хотелось смеяться им всем в лицо от того, что такой как он смог оказаться там. Пробраться туда, где его даже быть не должно. И может ведомый именно этими чувствами сейчас парень оставался на месте. Глушил весь страх внутри себя и продолжал самовольно участвовать во всех планах, что люди вокруг него безустанно строили       Он, может, и пожалеет о содеянном. Но потом. Когда всё вокруг утихнет и у него будет на такое возможность. Сейчас он сжимал в руке карандаш и вырисовывал им незамысловатые узоры на пустом листе. Мысль он всё-таки потерял. Но зато приобрёл другую. Ту, что казалось ему куда ценнее. Ему приятно находиться здесь. В дали от всего ему привычного. Пробовать что-то новое. Делать то, на что раньше бы даже под угрозой смерти не осмелился. И ему хотелось ещё. Просто ещё раз почувствовать и осознать, что всё это делает он. Сам. И его впервые никто не заставляет. О подобном он мечтал всегда. Немного в другом ключе, но оно и не важно. Ведь то, что происходит сейчас, ему даже нравится.