Scusami ma ci credo tanto Прости меня, но я очень верю, Che posso fare questo salto Что смогу совершить этот прыжок.
Дамиано одушевлён этой новостью и хочет быстрее поделиться ей с остальными ребятами, но он видит на своём пороге Итана: грустного, потерянного, со своими вещами. Давид подбегает к нему, не понимая, что вообще произошло, но, в принципе, догадаться нетрудно. — Меня выгнали из дома, можно я переночую у тебя? — просит парень. А Дамиано чувствует ужасную вину, правда, ведь кто причина всего этого, если не он, и зачем ему только приспичило показать свои чувства? Может быть, из-за неуверенности? Давид на несколько минут уходит в себя, стараясь проанализировать все причины своих желаний, которые в итоге рушат чужую жизнь. — Прости, мне очень жаль, — Дамиано склоняет голову. — Ничего, всё хорошо, — Торкио улыбается уголком губ, — Я знал, на что иду, Дами, и я не жалею. Давид не может переварить услышанное. Почему он не догадался, что всё так обернётся? Он просто ужасный человек, а тем более — партнёр по отношениям. Почему он не может быть чутким хотя бы к этому парню, который делает для него абсолютно всё? — Проходи, я надеюсь, с родителями моими проблем не возникнет. Если они будут против, то я уйду вместе с тобой. — обещает он. Торкио касается его щеки. — Не нужно жертв, — просит Итан, — Лучше скажи, как твои отреагировали на наш перформанс. — Адекватно, а ещё у меня есть хорошие новости, — заявляет Давид, — Мой брат согласился расширять стену и строить дома для бедных. Мы все объединимся. Торкио улыбается, он рад слышать подобное, потому что это звучит очень хорошо, значит никто больше не повторит судьбы Дамиано и Томаса и не будет так сильно страдать. Они проносят вещи в комнату Давида, тот не собирается отпускать от себя Итана, и парень ему за это сейчас очень благодарен. Ему как никогда нужна поддержка, как Торкио бы ни пытался отрицать, семья для него является важной частью жизни, а сейчас будто у него половину сердца просто ампутировали, без анестезии причём, и рана болит и кровоточит. Торкио садится на кровать. Он все ещё накрашен, как и Дамиано. Но образ с косметикой или без — они друг в друге не особо замечают, да, это бесспорно красиво, но что под маской косметики, что без неё, они остаются всё теме же людьми, и это никто не в силах изменить. Давид старается быть тактичен, он понимает, что сейчас Итану просто нужно рядом чужое крепкое плечо, и он его подставляет, сидит близко, молчит, не лезет, не навязывается, не пристаёт, потому что в этом нет смысла совершенно. Торкио первый тянется к нему, устраивается на его коленях и ждёт, когда Дамиано начнет перебирать его волосы. Тот так и делает, а Итан отключается от реальности. Он не одинок, его любят, и, возможно, эта любовь сильнее всей этой семейной, давно уже ставшей фальшивкой. Катастрофы меняют людей, меняют очень сильно, и эти три года Итан жил неплохо, но не было ни разу, чтобы кто-то подошёл и спросил, как он, счастлив ли он, всё ли в порядке. Всем было похуй, это Итан один старался переживать за весь мир и тратил на это все свои эмоциональные силы. В дверь раздается звонок, и Торкио вздрагивает, приподнимается а потом опять расслабляется, чужой голос режет слух. — Можно к Дамиано? — спрашивает девушка, и Якопо быстро объясняет ей, куда идти. Слышатся приближающиеся шаги, и Торкио не знает, куда деться. Сталкиваться здесь с сестрой определённо не лучшее решение. Да ему же потом житья не будет. Лукреция стучится и входит. Итан все ещё лежит на коленях у Дамиано. Тот кивает девушке. Та выглядит слишком бледной и взволнованной. Она не готова, наверное, говорить перед незнакомцем, но то, с каким доверием Торкио относится к нему, стирает все границы. — Знала, что ты здесь, — она обращается к брату, — Прости меня, Итан, я выбрала не ту сторону. Я ужасно поступила, хотела отомстить Вик и совершенно не подумала о твоих чувствах и о тебе. Я понимаю тебя прекрасно, и я рада, что у тебя сложились отношения и ты счастлив. Родители не правы, так с тобой поступив. Я всегда любила девушек, но в нашем мире это опасно, и я продолжу скрываться и навряд ли смогу быть с кем-то, я не такая смелая как ты. Если я признаюсь семье, то мне некуда будет идти, потому что меня никто не любит, может, я этого и не достойна, а ты достоин, Итан, и, пожалуйста, не думай о мнении родителей и остальных. Главное это то, что ты сам чувствуешь. — Эй, — Торкио выпрямляется и поднимается, подходя к сестре, — Всё хорошо, — он обнимает девушку. Такая поддержка бесценна, а ещё прекрасно, что у него появляется близкий человек такой же «больной» по мнению их общества. — Ты достойна любви, и ты найдёшь обязательно своего человека. Для меня важна твоя поддержка, и я очень ценю то, что ты пришла. Мы справимся с этим. Лукреция кивает. — Неправильно это всё, что люди так реагируют. Почему сразу такая неприязнь? Они серьёзно все убеждены, что мы только инкубаторы для выращивания потомства… А как же чувства? — девушка ненадолго замолкает, а потом продолжает свой монолог, — Я испытывала что-то к Вик, и, я понимаю, этого было недостаточно. Прости, я трахалась с твоей бывшей невестой, но только она, кажется, меня понимала, а теперь я вообще не знаю, что делать. Я очень запуталась и не вижу выхода. — Вик была для меня просто подругой, — признаётся Торкио, — И я знал про ваши отношения. Виктория тоже не была к тебе равнодушна, и у Вас могло бы получиться, но из-за наших родителей, это, наверное, стало бы даже опасным. У тебя ещё всё впереди, Лу. Скоро всё наладится. — Спасибо, — Лукреции это правда помогает, она понимает, что брату может довериться, потому что он такой же как и она. — Я, наверное, вернусь домой, но я буду внимательно всё слушать и, если что-то важное, приходить и рассказывать, хорошо? — предлагает девушка. — Ты можешь просто приходить, если нужно будет выговориться, ведь можно? — спрашивает Итан у Давида. Тот не может отказать.***
Так продолжается несколько дней. Они репетируют изредка вместе, записывают песни, но по большей части сидят по домам по парам, и к Итану заглядывает Лукреция. Но Давид почему-то не может так больше. В чём проблема, парень не знает, но такая жизнь становится слишком тяжкой. Совесть мучает. Потому что там люди страдают, а они живут хорошо. — Я хочу отправиться помогать строить новую стену, — заявляет Дамиано, заставляя Торкио немного напрячься. — Я с тобой, — сразу же говорит он, и Давид не противится, им будет полезно сменить обстановку, а ещё — помочь. Строительство потихоньку уже идёт, люди, работающие, живут прямо за стеной и расчищая местность строят новое ограждение. Эта стена намного тоньше основной, да и домики здесь по плану должны быть хлипкими и небольшими, зато контроль климата установят и проведут воду, газ, электричество — всё нужное для жизни. Когда Давид рассказывает о своем желании Якопо, тот смеётся, не воспринимая всерьёз, а потом долго сопротивляется, не царское это дело — копать и строить. А Дамиано не отступает, он должен помочь, и Итан тоже. Они едут туда вдвоем, решая каждый день пока что мотаться туда-обратно. На них смотрят как на белых ворон, но они подключаются к работе. Итан помогает проектировать дома, а Дамиано управляется с бетономешалкой, закладывая фундамент и возводя сваи, конечно же, вместе с ним над этим делом трудятся ещё человек двадцать. Рабочих рук не хватает, не все хотят вложиться в счастливое общее будущее. Итан с Дамиано предлагают поучаствовать Виктории и Томасу, которые тут же прибегают помочь. План продвигается медленно, но верно. Вероятно, через каких-то шесть месяцев уже всё будет отстроено, теперь остаётся согласовать всё с бедными: договориться с ними. Это сложно, потому что многие просто из упрямства не станут о чём-то говорить с элитой, другие увидят в этом подвох и не будут доверять, и, наверное, только считанные единицы примут помощь. Возможно, весь этот труд окажется напрасным. И честно, если Давиду бы предложили такое он бы отказался, потому что это не свобода, любая стена уже представляет собой какое-то ограничение. Свобода лучше, пусть и условия жизни там ужасны. Зачем же Дамиано предлагает строить место жительства для бедных? Потому что все должны иметь надежду и иллюзию старой жизни, голубое небо над головой, контроль климата — то, что может её дать. Это важно, это нужно, и Давид не собирается останавливаться. — Ребят, — Виктория подзывает друзей, и вид у неё сосредоточенный и серьёзный, они сейчас работают над будущими домами, но все сразу же отрываются, замечая, что Вик настроена на серьёзный разговор. — У вас было ощущение, что за вами следят? — Чего? — тянет Дамиано. Он не совсем понимает девушку и её вопрос не воспринимает серьёзно. — Нет, а что? — Итан не особо уверен в своих словах. Томас молчит, но по лицу видно, что он что-то знает. — Я недавно обнаружила в доме несколько камер, одну — в гостиной, она была спрятана за картиной, вторая — на кухне, среди посуды в шкафу, третья — в моей комнате. Я уже не говорю о камерах на улице, практически на каждом шагу они. Я раньше точно помню, что их не было, а сейчас постоянно натыкаюсь. За нами всеми определённо следят, посмотрите внимательно в своих домах. — голос Виктории пропитан тревогой и беспокойством. — Я посмотрю, — кивает Давид, — Есть предположения, кто за этим стоит? Де Анджелис пожимает плечами. — Твой брат, возможно, или ещё кто-то, — девушка качает головой, — Кажется, даже не важно кто следит, главное, что нас по любому там все видят и слышат, контролируют. Мне и раньше там не нравилось жить, а сейчас пиздец какой-то с этими камерами, я хочу сбежать за стену, пусть там сложно выживать, но я больше не выдержу той обстановки, которая здесь. Итан вновь порывается её остановить, но, если честно, он согласен с девушкой. Ещё больше он с ней соглашается, когда Давид находит камеру прямо в душе, где они не раз сближались, и в спальне, а Лукреция по его просьбе тоже обнаруживает у них порядка пяти следящих устройств. На следующий день они рассказывают об этом остальным и пытаются что-то решить. — Я за то, чтобы жить на свободе. Я, конечно, люблю отца и хочу изредка его навещать, но мне там будет лучше. Кто со мной? — парни понимают, что Виктория уже не передумает. — Я, — спокойно отзывается Томас. Он полностью разделяет её взгляды. — Вик, подожди, пожалуйста, немного, может быть мы сможем жить здесь? — просит Дамиано, кивая на строящееся поселение для бедных. Виктория отрицательно мотает головой. — Нет, я подожду максимум неделю, пока вы точно решите, что будете делать, а потом мы с Томасом или все вместе уедем отсюда, — решает Вик. — Хорошо, мы обсудим, — говорит Итан, он не хочет уезжать, хотя здесь его держит только Лукреция, а вот Дамиано — семья, которую он уже раз терял, и больше такого повторения вероятнее всего не хочет. Давид стоит весь такой задумчивый, и из мыслей его вырывает только крик Томаса. — Бежим, — рядом с ними что-то падает, горящее и дымящееся. Ребята оглядываются по сторонам, стараясь найти источник нападения, но пока что ничего незаметно, и они просто пытаются как можно дальше убежать от этой штуковины. Делают они правильно, потому что она взрывается. — Бедные напали, — слышатся крики рабочих, и все принимаются носиться взад-вперёд, пытаясь защититься и остановить этих людей. Там небольшая группа — человек десять, но она достаточно хорошо вооружена, так что возникают сложности. — Нужно сваливать, — благоразумно говорит Итан, но Дамиано желает защитить свой проект и не собирается уходить. Он кидается навстречу нападавшим, а Торкио бежит за ним, надеясь остановить. Давид оказывается на опасно близком расстоянии, стараясь что-то сказать, но на него набрасываются, несколько раз задевая ножом. Итан еле-еле вытаскивает его, защищаясь подручными материалами. Теперь они уже точно должны бежать. Раны у Дамиано неглубокие и практически не опасные, что радует. Но всё остальное, произошедшее сегодня, — это провал — конец. Проект скорее всего закроют, и смысла оставаться здесь Давид не видит. Даже все эти семейные узы сейчас делают только всё тяжелее и хуже. — Итан, — он крепко обнимает парня, — Спасибо… опять. Знаешь, я подумал над словами Вик, и я согласен с ней. Здесь уже давно свой прогнивший порядок и мы ничего не сможем изменить и нам нужно строить свой новый мир подальше отсюда. Торкио кивает. — Тут у нас нет шансов, — говорит Итан, — Давай сбежим на свободу. Давид рад, потому что, как бы ужасно ни шли у него дела, есть человек, который всегда примет его сторону и сможет поддержать. Дамиано шипит, когда Торкио обрабатывает спиртом его раны и вцепляется в чужую руку, та лишь успокаивающе его поглаживает, а потом Итан наклоняется и целует прямо рядом с поврежденной кожей. — Спасибо, что ты есть, — выдыхает Давид. Торкио лишь нежно ему улыбается, обещая никогда не оставлять. У них есть надежда, а здесь это главное.***
— Дамиано, — Якопо зовёт его к себе, скорее всего собираясь обсудить теракт бедных, и парень плетётся к брату без энтузиазма. — Мы продолжим строить, но вот нужно ли это реально бедным — я не уверен. Скорее всего их придётся потом ещё вербовать. Давид кивает. Но сам он уже об этом не думает. Скоро его здесь не будет, и он, наверное, даже не узнает, куда заведёт людей это сплочение. Он сделал всё, что мог. От него больше ничего не зависит.***
Уезжают они на следующий день, незаметно грузя в машину инструменты и провиант и отправляясь будто на стройку, но на самом деле гоня подальше от стены. Виктория оставляет записку отцу, а Дамиано — брату, чтобы те особо не волновались. Но возвращаться они пока что не намерены. — Нужно сменить локацию, если вдруг нас будут искать, — предупреждает их Вик, и они отправляются дальше, чем их предыдущее место жительство. Но там уже придётся обосновываться и обживаться по-новой. Машину опять оставляют на полпути, а дальше ходят и смотрят, главное ещё найти рядом воду и укрытие. Хорошее место обнаруживается не сразу, но здесь есть кровати, и это не может не радовать. Багряное небо над головой давит, воздух тяжёлый и спёртый, вокруг — разруха, но они счастливы, потому что именно так выглядит свобода. Тем более они есть друг у друга. Здесь нельзя, к сожалению, записывать песни, но можно их просто петь, пусть и гитары без комбоусилителя звучат неочень, но никто не жалуется. Всё хорошо. Всё прекрасно.***
— Жарко, — стонет Дамиано, просыпаясь, он лежит в одной кровати вместе с Итаном весь мокрый от пота, потому что вокруг уже градусов под шестьдесят. Торкио приоткрывает глаза и поглаживает его по влажным волосам. — Это скоро закончится, — обещает Итан, и парень ему верит, засыпая. На утро становится легче, зато на горизонте появляются какие-то тёмные столбы, которые медленно растут. Это выглядит ужасающе, а когда осознание бьёт в голову, то бежать, наверное, уже поздно. — Торнадо, — тихо говорит Томас, — Это торнадо. Чёртовы гигантские торнадо. Нам крышка. — Нужно найти укрытие, быстро, — командует Виктория. Следующие полчаса они ищут какой-то крепкий подвал в округе, но, увы, удача не на их стороне — здесь такого просто нет. Торнадо уже совсем близко, и здесь начинает подниматься ветер. Можно, конечно, прыгнуть в машину и помчаться к элите, но это явление природы, кажется, разнесёт всё на своём пути, и стены никого не смогут спасти. — Это конец, — признаёт Дамиано, — Нам не выжить. Виктория не согласна, она пытается найти какой-то выход, но их попросту больше нет. Мир настрадался, с него хватит. Природа желает уничтожить человечество полностью. Торнадо уже в нескольких километрах. А они стоят на улице, с ужасом глядя на него, и не могут пошевелиться от страха. Дамиано обхватывает чужую ладонь, Вик с Томасом тоже берутся за руки. — Я рад, что нашёл тебя, — говорит Давид, — Я люблю те… — последние слова не слышно в гуле ветра. Виктория с Раджи целуются, а Дамиано просто держит Торкио. Он согласен проводить так свои последние мгновения. Вихрь ударяет парню в лицо, темный вращающийся столб утягивает их всех внутрь и поднимает, кружа, в небо. Давид всё ещё держит Итана, и единственное, что сейчас хочется, — взглянуть на него. Дамиано открывает глаза и видит везде свет. Наверное, это искупление. Это дорога в рай, который они точно заслужили. Это конец.