Prayers

      Все шло своим чередом. Безымянные во главе с Сестрой Император и кардиналом обживали монастырь: репетировали, создавали видимость коллективного сосуществования, дурачились, трудились. Конечно, будучи на одной территории, пусть и настолько обширной, что все ее обитатели могли спокойно разойтись в разные стороны и не пересекаться несколько дней, у них нередко случались конфликты интересов, споры, ругань, доходило до рукоприкладства, но, в конце концов, находился компромисс для всего. По крайней мере, безымянных объединяла любовь к музыке.       После того случая с уборкой, прошло немало дней. Рейн старался не акцентировать свое и без того рассеянное внимание на произошедшем, однако с ощущениями и собственным телом спорить было трудно. К тому же, Эфир сам бросил фразу «в другой раз», будто бы предполагалось некое продолжение. Элементаль Воды тряхнул головой, прогоняя назойливые мысли. Но внутри все опять задрожало подобно желе. Вообще, он все чаще замечал, что Квинтэссенция словно нарочно его избегает. Тот все больше времени проводил с Мульти и с Монти. Насчет второго вопросов не было, потому что они уже давно знали друг друга и не упускали возможности подразнить окружающих слащавыми шуточками, чем очень сильно раздражали Дьюдропа. Хотя Дью раздражается от всего. А вот показательные лобызания с Мульти, выбивали Рейна из колеи. К чему же это все? К тому, — Рейн перевел тоскливые глаза на спины уходящих старших элементалей из залы — что у него, в отличие от Эфира, все горело, бурлило, норовило вырваться наружу, если у них опять не получится побыть наедине. Но хочет ли этого элементаль Бытия также сильно, как хочет элементаль Воды? У младшего не имелось такого таланта как у Квинтэссенции чувствовать товарищей; Квинтэссенция у них, пожалуй, самый сильный эмпат. И все равно, ужасно зудело на подкорке, чтобы они вновь были друг у друга.       В один вечер, когда все пребывали в дурном расположении духа, и почти весь день каждый провел в своей келье, встречаясь только в трапезной; да и там не ладился разговор, лишь пару раз перебросились бесцветными фразами, на том и разошлись; Рейн получил из рук старшего элементаля плитку добротного темного шоколада. Квинтэссенция мягко похлопал младшего по спине. Уже в спальне безымянный нашел небольшую записку, всунутую между обертки. В записке было кратко, по делу и без изысков указано время и место. Элементаль Воды повертел в руке клочок бумаги, но больше ничего не нашел. Однако почерк Эфира спутать ни с чем нельзя — аккуратные завитки, почти что филигранная роспись. Рейн точно влюбленный школьник рухнул в кровать, сжимая записку в руке. К слову, сейчас он снова ничего не понимал, только слышал как кровь прилила к голове, стуча в ушах, как загорелись щеки от возбуждения. Безымянный облизал сухие губы, улыбнулся, как дурак, еще раз перечитал строки; нахмурился — место, где ждал его через несколько дней Квинтэссенция, было кабинетом кардинала. Внутри все застыло. Он сел на кровати, еще раз вчитываясь. Нет, все верно — старший назначил ему встречу в рабочей канцелярии кардинала Копии. Все наваждение медленно сползало на «нет».       Дни наполнились трепетным ожиданием. Не то чтобы и до этого Рейн не просыпался посреди ночи в поту и с, пульсирующим до боли от возбуждения, членом, но сейчас вся выдержка пошла коту под хвост. Это было одновременно постыдно и слишком хорошо, чтобы отказывать себе в удовольствии. Младший повторял все те же самые движения, сам сжимал в пальцах собственные соски, но ощущалось это будто бы фальшивкой, будто бы чего-то ему недоставало для полноценного отключения. Ясное дело, что ему не хватало сильных рук, обжигающих глаз, что, кажется, поедали его, раздевали и трахали еще только на подлете, недоставало властного, но с тем же покорного голоса; что и говорить, ему не хватало Эфира. Дни и ночи тянулись непростительно долго.       Элементаль Воды сжал кулаки. Он взялся за резную ручку, в который раз замерев на полушаге. За дверью раздавался едва различимый смех Квинтэссенции и Санни. Саншайн выдала какой-то очевидный перл, снова наполнив кабинет смехом. Рейн хотел было уже развернуться и убраться восвояси. Зачем Эфир позвал его сюда, если они там будут не одни? То есть, ладно; Рейн шел сюда с твердой уверенностью, что сейчас они серьезно поговорят. Безымянный в этот раз не будет бестолково хлопать глазами, как в прошлую встречу, а объяснится со старшим, будет, возможно, настойчив. Он очень постарается. Однако, присутствие Санни в одной с ними комнате не способствует разговору. И все же Рейн шагнул в канцелярию.       Головы оторвались от работы за столом, устремляя веселые взгляды к вошедшему.       — По тебе можно сверять швейцарские часы, — Санни перевела глаза к старым напольным часам, где стрелки только коснулись половины четвертого вечера.       — Я же говорил, что ненадолго тебя украду, — усмехнулся Эфир, возвращаясь к работе, — спасибо, Санни. Дальше мне поможет Рейн. Поможешь ведь?       — Пока не понимаю с чем, но, видимо, да, — элементаль Воды пропустил Саншайн в дверях.       — Сестра Император опять чудит. Она собралась в Эчмиадзин*, нести с собой пророчество Святого Иакова, — Санни закатила глаза, — но мы не хотим преподнести им оригинал в качестве дарения.       — И нам надо переписать учение? — Рейн посмотрел на стол, заваленный состаренными листами, чернилами разных цветов, перьями и оттисками.       — Какой ты догадливый. Только не нам, а Эфиру. Мы же не можем бросить брата в беде?       — Да мой почерк даже врач не разберет!       — Рейн, — назидательно произнесла Санни, — тяжело в учении, легко в бою! Я ушла, мальчики.       Безымянная захлопнула за собой дверь. В тишине скрип пера точно по нервам скоблил, а не по бумаге. Элементаль Воды на негнущихся ногах подошел к столу. Санни помогла Квинтэссенции с несколькими листами, но предстояло еще много работы. Он опустился на стул напротив старшего. Это точно из-за того, что у Эфира хороший почерк, а иначе почему Сестра именно его напрягла с этой задачей; но нужно признать, что старший элементаль переписал уже почти половину учения Св.Иакова. Наверно, после этого тот уже никогда в жизни не будет никому ничего писать от руки. Рейн сохранит записку под стеклом. Безымянный подтянул чистый лист, обреченно вперился в разобранное пророчество.       — Листы не по порядку.       — Да, я расшил его, — не отрываясь от копирования, ответил Квинтэссенция, — потом сошью обратно, и вторую книгу тоже.       — Есть хоть что-то, чего ты не умеешь? — Улыбнулся сам себе Рейн, но все же украдкой взглянул на старшего. Тому похвала пришлась по душе.       — Вообще-то я не очень хорошо готовлю…       — О, брось! — Перебил его Рейн, выводя дрожащей рукой буквы.       — Ну, — элементаль Бытия оторвался от учения, — не так хорошо как Монти. Как-нибудь я уговорю его приготовить ужин, и больше вы не будете есть с чьих-то еще рук.       Младший зажмурился. Почему-то мысли подкидывали картинки совсем не подходящие к слову «уговор», будто Эфир не сможет найти какой другой способ убедить элементаля Земли встать у плиты.       — Эй, — как сквозь вату слышится голос старшего, — не то.       Квинтэссенция отложил перо, поднялся со своего места. Оказавшись позади, тот сунул палец в кулак Рейна, вынуждая расслабить кисть. Безымянный покорно разжал ладонь. Старший забрал перо и на черновой бумаге вывел буквы.       — Вот так, хорошо?       Рейн покраснел до кончика носа; словно вернулся на несколько лет назад за школьную парту, где его отчитывали за корявый почерк. Он попытался повторить движения за элементалем Бытия, но они мало чем были похожи между собой. Хотелось провалиться сквозь землю, но старший все также нависал над ним — частое дыхание приятной щекоткой отзывалось возле уха, в ноздри забивался тонкий свежий парфюм и чуточку мускуса, — и у безымянного опять все подтянулось в животе в ожидании. Эфир вернул перо в подрагивающие пальцы, сжал в своей широкой ладони кисть младшего, показывая как нужно правильно выводить шрифт из писания.       — Так-то лучше, как думаешь? — Губы мазнули по уху, обжигая. У Рейна сердце грохотало у самого горла.       — Можно, — шумно сглотнул, — еще раз?       Он не видел, но почувствовал как Квинтэссенция усмехнулся краешком рта. Тот опять сжал руку младшего, помогая начертать несколько букв. Вторая рука, которой Эфир опирался на спинку стула, переместилась на талию к элементалю Воды, прижав того к сильному телу. Рейн слышал как у старшего тяжело поднимается грудь, какой тот горячий, даже через одежду. Он убрал перо, закусил губу, решаясь, и поднял потемневшие глаза. На него снова смотрел чужак со знакомым лицом, будто бы перевертыш — со всеми понимающий и заботливый, с ним — собственник, но понимание, что именно Рейн делает его таким, затапливало с головой, срывая тормоза. Но Квинтэссенция только смотрел, словно выжидал, не трогал его, не говорил с ним. Элементаль Воды первый дернулся вверх, целуя безымянного так, словно бы это был спасительный глоток свежего воздуха. Мягкие губы податливо раскрылись, но тут же зубы вцепились в ответ, доказывая превосходство владельца. И Рейн был с этим согласен, покорно сдаваясь. Даже если Эфир сейчас захочет скрутить его в бараний рог, пусть так и будет. Но вот Квинтэссенция отрывается от влажного рта, почти рывком выдергивает младшего из-за стола, уводя в глубину книжных полок, прячась в дальней нише. Раньше здесь располагался выход в сад, когда во главе аббатства был самый первый Папа, но потом проход заложили, накидали ненужный хлам, а садом занялся Маунтейн, и ему этот путь стал ни к чему. Зато очень кстати пришелся безымянным сейчас.       Эфир зажимает Рейна у стены, вновь накрывает его губы своими, почти что вылизывая желанный рот, кусая, опять целует, пока они не задыхаются от нехватки кислорода. Он немного резко разворачивает младшего спиной к себе, трется пахом о худые бедра, от чего элементаль Воды позволяет себе первый тихий всхлип. Если Квинтэссенция возьмет его здесь, в пыльном, темном и позабытом всеми небольшом холле, то хорошо-хорошо-хорошо! Рейн послушно выгибается в пояснице, чтобы движения Квинтэссенции стали еще больше похожи на первые толчки, у него уже растекается липкое пятно по белью; старший останавливается, слишком заботливо обнимает безымянного, по-кошачьи трется носом о макушку, опускается ниже, целует загривок, а после делает шаг назад. Так они доходят до противоположной стороны, и теперь Рейну даже не на что опереться, кроме как плотнее вжиматься в элементаля Бытия. Сильные руки опускаются к поясу, выпутывают младшего из тонкого свитера, плечи покрываются быстрыми, легкими, звонкими поцелуями, пока пальцы разбираются с домашними брюками. Эфир умеючи спускает штаны вместе с бельем с безымянного, и сразу же берет в тугой кулак вставший член, вырывая очередной стон.       — Как жаль, что у меня только две руки, — раздается заведенный шепот где-то возле лица. Язык широко ведет от уха, по углу челюсти, ниже вдоль пульсирующей жилки, прикусывая острую ключицу.       — Мне достаточно, — Рейн дрожит в руках элементаля, стараясь как можно точнее подстроиться под движения в своем паху. Раскаленная кровь отливает от головы, выстреливая в потяжелевшие яйца. Он бессовестно стонет, заводит руку за голову, прижимая старшего к себе за шею, чтобы между ними не было пустого места; хочется стать скорее одним целым, чтобы Квинтэссенция всегда был с ним, в нем, на нем, да как угодно уже, в конце концов.       Эфир дразнит младшего, то плотнее сжимая в пальцах ствол, то почти невесомо ведет вверх-вниз, растирая смазку по налитой сеточке тонких венок, вынуждая элементаля вымаливать скорейшей разрядки. Вторая рука задирает майку, мнет красивую худую грудь, царапает ребра, вновь возвращается выше, подушечки пальцев сжимают маленькую бусинку соска, слегка оттягивает чувствительную кожу. Рейн захлебывается в восторге, рвано толкается бедрами, но его стон глохнет, когда Эфир зажимает ему рукой рот.       В кабинете раздается почти что царственный стук каблучков. Рейн, кажется, на несколько секунд умер от ужаса. В канцелярии был кто-то еще, и этот кто-то была Сестрой Император собственной персоной.       — Тихо, — слышится в полумраке, и младший с готовностью кивает головой.       Сестра, между тем, прошлась до стола Копии, зашуршала ящиками, затем быстро перебрала какие-то документы. Скрипнуло кресло — по всей видимости она закончила, — каблучки процокали к столу, где лежало пророчество. Рейну стало чуть-чуть не по себе, но вместе с тем захотелось подразнить Эфира, что в данный момент напряженно вслушивался в суету за углом. Младший, насколько получается, разжимает челюсти и язык игриво облизывает пальцы, зажимающие ему рот. Квинтэссенция дергается, отнимает руку от лица элементаля Воды, и вздыхает, когда Рейн сам вбирает два пальца старшего безымянного в горячий мокрый плен. Голова на пробу опускается по всем фалангам, упругий язык старается обхватить внутри оба пальца, голова поднимается вверх, снова опускается, и теперь уже Эфир забывает другой раз сделать вдох.       — Вот негодники, — Император перевернула несколько листов, и вскоре захлопнула за собой дверь.       Элементали отбросили все страхи быть замеченными. Квинтэссенция просовывает колено промеж ног младшего, позволяя тому самому тереться об него, быстрее двигает рукой, подводя Рейна к очевидному концу. У элементаля Воды, кажется, будут стерты губы, он чувствует как по подбородку стекает слюна, но у Эфира за спиной крепко стоит на происходящее. Внутри все схлопывается. Рейн даже не осознает, что мог бы откусить старшему пальцы, только воет в голос, по инерции толкаясь в подставленную ладонь.       Первые секунды ничего не происходит. Квинтэссенция тяжело дышит, точно бы это он только что кончил, и лишь несколько капель спермы стекает по бедру, неприятно холодя распаленную кожу. Элементаль Бытия опускается к вороху одежды, вытирает ладонь с семенем о белье Рейна, уже знает, что младшему раздражительны капли на ноге, вытирает и их. Но вот осознанность возвращается к безымянному. Он, когда направлялся сюда, был уверен, что сможет дать Квинтэссенции в ответ столько же, сколько тот сделает для него. Рейн поворачивается к Эфиру, упорно не отводит глаза, непослушными пальцами разбирается с ремнем, с молнией, когда старший перехватывает запястья.       — Я тоже хочу, — безымянный дует губы, — чтобы тебе было хорошо. Пожалуйста.       Квинтэссенция чуть склоняет голову к плечу, и разжимает ладонь. Рейн благодарно улыбается, скрывая взгляд под трепещущими ресницами. Вообще-то, он первый раз делает это не себе, но техника, кажется, не сильно различная, только вот совсем не знает как любит элементаль Бытия. Аккуратная ладошка выпускает толстый член из белья, Рейн привычно сжимает пальцы в узкое колечко возле самой головки, когда сверху раздается одобрительный не то рык, не то хрип. Младший как завороженный следит за собственной рукой, как собирается шелк плоти в кулаке, как пошло хлюпает между пальцев предэякулят; во рту против воли снова собирается слюна, и если он что-то не сделает, то подавится ею, не иначе. Сам не ожидал от себя, но безымянный опускается на колени перед старшим элементалем. Он поднимает затуманенные глаза, словно спрашивая разрешения, быстро облизывает губы, но тот ловит его лицо рукой, отнимая от своего паха.       — Нет.       — Почему? — Голос Рейна наполняется страхом, смешанный с неуверенностью. Все когда-то бывает в первый раз, но он постарается. Квинтэссенция качает головой, в глазах плещется похоть, но где-то совсем позади едва заметная… забота? Как если бы это было последнее, что он разрешил сделать младшему элементалю.       — Просто смотри на меня, ладно? — Ему не послышалось? Старший просит о чем-то? Тот охотно кивает, удобнее располагается у ног, преданно всматриваясь в лицо Эфира. Его лицо так и удерживают за подбородок, обводя большим пальцем опухший рот, оттягивая ногтем нижнюю губу, обнажая ряд беленьких остреньких зубок, пока элементаль в ответ хлопает горящими глазами, обрамленные пушистыми темными ресницами. Вторая рука вновь рвано скользит по члену, грудь опять глубоко дышит. Рейн решает помочь Квинтэссенции. Пусть тот не разрешил отсосать, но это не значит, что младший должен послушно исполнять просьбу. Безымянный, не разрывая взглядов, все также позволял старшему держать голову в руке, но сам же распахнул широко рот, прошелся кончиком языка по кромке зубов, чуть склонил голову, подмигнул. Взгляд у Эфира потяжелел, непонятно как еще держал себя в узде, но может это и подведет его к черте? Рука скорее ведет вверх-вниз, наполняя небольшой аппендикс липкими звуками, раскаленный воздух не дает дышать, под кожей плавится нутро. Когда элементаль Бытия вздрагивает, размашисто толкаясь в руку, Рейн вырывается из ослабевшей хватки, в последний момент успевает опуститься головой на всю длину, ощущая горячее вязкое семя.       Квинтэссенция ошарашено смотрит на Рейна, а после одним рывком поднимает того на ноги. Ладонь, что некоторое время назад доводила элементаля Воды до изнеможения, ощутимо сжалась на горле. Зубы у старшего скрипнули, под кожей заиграли желваки, и Рейну почудилось, что тот сейчас или задушит его, или раздавит. Он виновато опускает глаза, шарит взглядом по полу, как Эфир опять дергает его.       — Выплевывай, — зло цедит старший, но тот упорно мотает головой. — Рейн.       Под пальцами заходил острый кадык. Младший, почувствовав свободу, обнял безымянного:       — Не злись, это же ты.       Оба в тишине вернулись за стол. Руки у элементаля Воды теперь выводили закорючки более уверенно, чем ранее. К концу страницы, Рейн всё-таки отложил перо, принялся оттирать пальцы от едва заметных пятнышек чернил.       — Эф, а это был тот самый «другой раз»?       Эфир пожал плечами:       — А как ты хочешь?       — Надеюсь, что нет, — Рейн вернулся к работе.       — Значит — нет, — улыбнулся Квинтэссенция.