Быть или не быть, жить или не жить...

Часть пятнадцатая. Полиция и коктейль Молотофф... Продолжение. Корабли в нашей гавани. Не взлетим, так поплаваем. Земфира. Ариведерчи. Из песни, вместо эпиграфа… Алита смотрела на женщину. Она спрашивала с тем симпатичным акцентом настоящей иностранной польки, только немного обученной русскому языку. Алиту не слушались ударения. Она немного в рычащих буквах грассировала, путала ударения. И была непередаваемо очаровательна, потому что сразу было видно, что говорит настоящая иностранка: - А где муж? Вы же всегда вместе ходите. - От этого вопроса вдруг рухнула загородка у женщины в душе, которую она выставляла ради ребенка, чтобы не погибнуть без мужа, чтобы выжить. - Вот так случайно выйдешь на автобусной остановке, - понимала женщина и сразу на объект оперативной разработки попадешь. Но мужа рядом нет. ЦУ (ценные указания) давать и аналитику проводить некому. А мне самой оно надо? - Не понимала женщина и улыбалась иностранной польской резидентке Алите, что уже четвертый месяц представляла интересы запрещенной церкви и находилась в России. Женщина сразу села на скамейку, что стояла на автобусной остановке. Женщина не почувствовала, что скамейка холодная, наморозилась за день. Она только охнула беспомощно. Она сказала: - А мужа больше нет. - Она не знала, следует ли договаривать, что за мужем трое в формах приехали, забрали его, не дали попрощаться и насовсем уаезли. В глазах Алиты вспыхнул интерес: - Ох, бедная моя. - Осторожно, - вспомнила женщина. Муж приходил как - то с работы и говорил жене: - Контора установила, что Алита - лесбиянка. Женщина и не думала, что в своем бедственном положении могла бы кого - нибудь, как объект фем - отношений заинтересовать. Разве что старыми сапогами, их, сапогов худобой, то есть, дырами около подметки или постоянной своей худобой. И общим угнетенным состоянием, в котором "приказано выжить" приказывал ей не собственный организм, а только лишь родительский инстинкт: Надо позаботиться о собственном ребенке. Она давно уже ощущала себя совсем уже бесполым существом, потому что очень давно не хватало денег на разные женские вещи: украшения, духи и другие приятные мелочи. А раньше, в дикой деревенской молодости, заброшенная после ВУЗа, в поискахработы для будущей карьеры, как сельский экономист... О, как была влюблена она когда - то в свою подругу, Зойку. Деревенская любовь строга. Поговорить о любви - развлечение для местных сплетниц. Поэтому и поется в деревенской частушке: И дашь - говорят, и не дашь - говорят, Лучше дать, да родить, перестанут говорить! С самого детства женщина не понимала, как же себя вести в атмосфере, насквозь пронизанной сплетнями, где обсуждался и домысливался каждый шаг. И где не оставалось места ни для глотка личной свободы. И вдруг неожиданно влюбилась в свою ровесницу - Зойку. Будучи деревенской девушкой, она не умела дарить цветы, хорошие конфеты, дорогой коньяк, элитные духи. Она просто поехала в Москву, потому что туда все хорошие знакомые ее матери, деревенские жители из их деревни, катались к их родственникам, которые жили в трех шагах от остановки Бауманского метро, то есть почти в центре Москвы. И жили там деревенские знакомцы день или два. Потому что это было привычное и безопасное место, чтобы на ночь приютиться, с деньгами, надежно спрятанными в трусах или в лифчике, в безопасной и знакомой квартире переночевать. А с утра сбегать на оптовый (Московский!) рынок, затариться там шмотьем один раз и на целый год. Расплатиться честь по чести с Авинскими родственниками и убыть к себе в деревню. И вместо того, чтобы дарить своей возлюбленной дорогой алкоголь, цветы, конфеты, духи элитные, выбирала на оптовом рынке обновки для Зои, те же самые, что и себе. Благо, торговаться уже умела, помогая матери, продавая картошку на рынке ведрами. Поэтому обновки двойного комплекта обходились ненамного дороже, чем один комплект. Приехала из Москвы. Отдала подарки любимой. Женщина вспомнила, как смотрела в глаза подруге Зое. Была одна секунда, один незаданный на миг вопрос, который вставал в глазах: - Я тебе дорога? Насколько? Нисколько? Но потом ее, деревенскую девушку, все - таки пригласили на свидание.. Их была группа - целых шесть человек. Они должны были высадиться на острове, что был отделен от рабочего районного центра не рекой, а старицей, заиленным грязным и топким старым руслом, с болотами, которые оставались после того, как большая река поменяла течение. Только опытный лодочник мог провести лодку, не утопивши ее среди мелей и грязи. Такого лодочника Зойка нашла. И был он опытным. Компанию из шести человек благополучно довез и высадил. Пообещал утром всех обратно к рабочему поселку и общежитиям перевезти. Свой День Рождения, свое совершеннолетие Зоечка хотела отметить с размахом. Это должен был быть пикник на природе. И ничего бы страшного, но пикник в исполнении рабочих и ткачей был совсем другим, чем студенческая компания молодых людей, с которой можно было ходить в походы, петь песни под гитару и встречать рассвет, отогревая замерзшие ноги у газовой горелки при Памятнике Вечного Огня. Три пары были приглашены праздновать День Рождения. Одна пара собиралась когда - нибудь пожениться. Молодая женщина в этой паре была глубоко беременной. И сразу же ушла в вагончик - бытовку, что около костра и центра поляны стоял. Сожитель ушел вместе с гражданской женой. Зоя тоже исчезла вместе со своим парнем в темноте наступающего вечера. А вдалеке, за холмами, так заливисто ржали лошади. На что могла соблазниться деревенская девушка, всю жизнь обожавшая лошадей? - Пошли, - она сказала своему кавалеру, выбранному для нее подругой. Она этого кавалера увидела сегодня в первый раз. Она понимала уже, что попала в ловушку. Не сможет из нее освободиться, пока не вернется лодочник, пока праздник не закончится, пока не перевезется вся компанию на другой берег реки. Вдвоем они шли по кочкам, нашли летний загон с лошадьми. Попутчик нашел в сарайчике для лопат веревку. Он обвязал лошадиные морды веревкой. И вывел так с калды двух лошадей. Паренек нашел чурбак. Девушка с чурбака на спину лошади влезла. И ощутила себя всадницей. Жизнь начинала налаживаться. И пережить праздничную ночь ей вдруг показалось парой пустяков! Вдвоем, спокойной лошадиной парой, они трусили некоторе время рядом. И яркий свет далекого поселка накрывал весь остров радужным сиянием так, что дорога, кочки и рытвины не были видны. Потом кавалер потерялся. Вокруг костра было ему лучше. Там были водка и закусь. Отважной и одинокой всадницей она выдвигалась в темную неизвестность. Но помечтать о путешествии не успевала. Начинались приключения. Под копытами лошади захлюпала вода. Лошадь плохо отзывается на управление, если у нее не узда с трензелями, а только веревка, завязанная около морды и перекинутая на шею, вместо узды. Так можно ехать на лошади, если лошадь собственная или знакомая. Но управлять незнакомой и непослушной лошадью без удил и узды тяжело, почти невозможно. Сидела на лошадиной спине. И в разные стороны за веревку тянула. Лошадь недовольно мотала головой, секла хвостом и шла только туда, куда хотела идти сама. Под копытами начинала хлюпать вода. Лошадь недовольно встряхнулась, и неумелая всадница соскользнула с лошадиной спины. И провалилась в грязь по щиколотку. Вокруг была одна только грязь. Куда бы девушка не тащила за собой лошадь, грязь только чавкала и становилась все сырее. Она жадно хватала за ноги чуть выше щиколоток. Можно было отпустить лошадь, распластаться над грязью там же, где и стояла морскою звездою, чтобы не утонуть совсем. И ждать до утра. Потому что только утром, возможно было понять, куда их с лошадью конная прогулка завела. Потому что грязь была везде. И в грязи могли скрываться глубокие, наполненные грязью ямы, достаточно глубокие, чтобы провалиться в них с головою и утонуть. Но вспомнила девушка, как рассказывал отец, что лошадь дорогу чует, сама всегда по бездорожью умеет выбраться. Сняла с морды веревку, накинула на шею лошади, прижалась к лошадиному боку, немного подхлестнула веревкой: - Ну, милая, выноси! - И лошадь, спотыкаясь в грязи, пошла неизвестно куда. А шла лошадь на сухое место или вела человека в грязевую убийственную промоину, понять было нельзя, потому что слепило глаза, настолько что накрывало весь островок отблесками света от райцентра и корпусов ткацкой и швейных фабрик… Но лошадь оказалась умнее, чем ее всадница. Через некоторое время под ногами стало суше. Потом начались кочки, высокие, сухие на гребнях и острые, как ножи. Бывшая всадница поежилась, потому что, если бы на них, на эти кочки, упала бы с лошади, то не расшиблась бы, а напоролась на острый высохший край, так что сухой и острый осколок пронзил бы тело не хуже ножа… Умная лошадка добросовестно пришла к своему загону. Ее бывшая наездница сказала ей спасибо. И знакомой дорогой вернулась к костру. Остальная компания была сытой, пьяной и веселой. Тогда, в отместку, сказала: - Я так замечательно ездила верхом! - Вдали снова встретились все вместе, теперь переговаривались и заливисто ржали лошади. - Где? Где? - Подхватились пьяненькие парни. А вон там! - Она махнула в сторону рукой. Парни собрались и убежали. через полчаса вернулись и стали расталкивать спящих женщин и девушек. - Мы там такое нашли! Смотрите, что мы принесли! - Они показывали упаковки бинтов, лекартва, вату. - Там много всего, пойдемте еще наберем. - Люди, вы вскрыли вет аптеку. Теперь нам кранты. Любая недостача, которая только в этой заброшенной ветаптеке могла бы быть, сейчас может быть на нас перевешена. - Дочь деревенского ветеринара, которую отдали в экономисты, только лишь потому, что отец на ветеринара учиться не разрешил, она вспоминала, как стояли мешки с глюкозой у отца дома. Отец хранил в отдельной коробке в сарае опиаты. А в другой отдельной коробке, тоже в сарае - я́ды. Теперь она смотрела на взломанную дверь маленькой ветаптеки понимала, что, при желании, на них можно повесить и целую стоимость полной, набитой ветеринарным оборудованием и хорошо оснащенной ветклиники. Она смотрела в пространство. И смотрела, видно, так, что взломщики что - то почувствовали. Первым опомнился парень Зои. Он приказал: - Бежим! Ходу! - Они добежали до места отдыха. Схватили и упаковали все свои вещи. И побежали к реке. Знакомого им лодочника с лодкой на реке не было. Все верно! Лодочник должен был вернуться за ними, отдыхающими и празднующими день рождения, только к двенадцати часам дня. Стояло раннее утро. Еще не было и семи часов утра. Но рядом к берегу была привязана старая лодка. Парни попрыгали в нее, покидали вещи и помогли перебраться девушкам. Затем отыскали весла и стали грести, направляя лодку на противоположный берег. И не успели отплыть и на десять шагов, как на берег выскочил ранний рыболов, хозяин лодки, пожилой мужчина. Он стал материться. Не имея возможности лодку вернуть, хозяин украденной лодки продолжал ругаться и начинал угрожать. По утренней прохладной воде угрозы и крики разносились далеко и быстро. Фабричные парни пытались матом отвечать. Но вместо того, чтобы заткнуться, хозяин лодки продолжал все громче материться. - Теперь нас еще и за угон лодки судить будут. Не только за кражу лошадей. Не только за взлом и ограбление ветаптеки. Ушла душа в пятки, как только поняла, что случилось. Вот и закончился в тюрьме Великолепный Зойкин ДеньРождения. Девушка привстала в лодке и громко сказала: - Вы извините нас, пожалуйста! Мы лодку не насовсем, а на время взяли. Сейчас на тот берег переплывем и лодку Вам обязательно вернем! От неожиданности или вежливого обращения, хозяин лодки перестал материться. Вся группа высадилась из лодки на берегу. Два парня взялись возвращать лодку хозяину. Она прислушивалась, не будет ли хозяин снова шуметь. Вокруг было тихо, только плескалась вода под равномерными взмахами рук. Парни вернули лодку и возвращались через реку вплавь. Парень Зойки вылез на берег, встряхнулся разом, всем телом, как собака, отряхиваясь от воды. Хорошее настроение возвращалось к нему: - Успели! Спаслись! - Но все еще только начиналось. Всей группой они вернулись в фабричное общежитие. И там, отведя Зойку в укромный уголок, она рассказала, чем может им всем грозить одна выломанная дверь ветаптеки, из которой теперь любой может вынести, все что захочет. И их спокойная жизнь продлится недолго, если только напишут на них заявление о грабеже и взломе. И сумма убытков в этой маленькой грязной аптеке может быть взята с любого потолка, и выглядеть она будет астрономической. - Наверное, экономист навсегда остается экономистом, - думала девушка про себя и наблюдала, как стала серьезной Зойка. Зоя подумала и сказала: - А, может быть, если нас найдут, то ты всю вину на себя возьмешь? Что ты там была одна, сама воровала лошадей. И сама выломала дверь в ветаптеке? Смотрела на Зойку. Потом поехала в город. Была у матери знакомая дама - юрист. Оказывала птицефабрике, где мать работала бухгалтером, услуги юрисконсульта. И мать была в ней так уверена! В дружелюбии этой дамы, в ее желании всей семье помочь. Дама - юрисконсульт выслушала сбивчивый рассказ и спросила: - Все это было? - Я Вам рассказываю примерную историю, что, кажется, произошла с моей подругой, - ответила собеседница. - Пять лет тюрьмы или колонии и возмещение всего ущерба. - Подытожила юристконсульт. Девушка шла по городу, она присматривалась к высоким зданиям и думала, что если за нею придут, если уголовное дело будет возбуждено, а уголовное расследование закрутится, то она найдет высокое здание в городе, выйдет на его крышу и вышагнет с этой крыши в пустоту. Она все равно не переживет, не сможет видеть, как страдает мать, оттого что дочь, с таким трудом выученную на экономиста, после смерти отца, после всех трудностей и лишений, что начались в семье после смерти отца, вдруг посадят в тюрьму. Уж если все равно погибать, так хоть не в тюрьме, а, хотя бы, в свободном полете с крыши!...