Быть или не быть, жить или не жить...

Часть двадцать шестая. Повесть о настоящем человеке. Продолжение. Алексей ... собрал ... несколько нераскрывшихся сырых сосновых шишек. Стал вытряхивать из них семена и тереть между ладонями. Он сдувал крылышки, а крохотные орешки бросал в рот. Б. Полевой. «Повесть о настоящем человеке». Вместо эпиграфа. - Я никуда не пойду! - Сказала женщина. - Ты боишься? - Усмехнулся понимающе муж. И этим потянул за спусковой крючок скандала, нарождающегося в женской душе. Женщина еще никогда не осмеливалась скандалить с мужем! Она его просто боялась! Мужчина был такой большой! Часто ходила с синяками на ногах мать, оттого что не могла разойтись в тесном хлеву с бычком или коровой. Рогатые и крупно - рогатые животные просто переминались с ноги на ногу. Но если ошибались и вставали на сапог хозяйки то синяк на две недели своей тяжестью обеспечивали. И даже маленький теленочек, которому всего от роду было два с половиной месяца, бодался своей кругленькой головенкой так, что она, десятилетняя девочка, отлетала от теленка мухой! И долго махала руками, старалась устоять на ногах и не упасть на землю. А здесь был большой мужчина, раза, примерно, в полтора больше, чем женский рост! Все деревенские инстинкты вопили: - Молчи! Задавись! Подчиняйся и слушайся! - Но женщина уже ступила на скользкую дорогу первого скандала с мужем. Её эмоции шли вразнос. Её инстинкты больше ей не подчинялись! И вспомнила она тогда, как бежала за телёнком к оврагу перед самой грозою. Ей было всего одиннадцать лет. Гром грохотал. На небе собирались темные тучи. Но за оврагом стоял маленький телёнок. Он выпасался на травке. Он был привязан за веревку к железному шкворню, как к колышку. Телёнка нельзя было оставлять под холодным июньским дождем. Нежные коровьи детишки очень легко в детстве простужаются. Поэтому деревенская девчонка торопилась. Гроза собиралась не сразу. Она долго ходила вокруг села кругами. Она ворчала и не решалась близко подойти. И был небольшой шанс, была надежда, что гроза нахмурится, всем небом, и мимо пройдет. Тогда тяжелая работа бежать за овраг, искать среди других телят своего телёнка, вытаскивать из земли тяжелый и острый шкворень, что мать поутру́, когда отводила на выпас телёнка, забивала в землю топором. Тогда тяжелая работа становилась бессмысленной. Потому что теленок, оставленный без выпаса, за несколько дней обо - срал бы весь двор. А рядом с оврагом он удобрял своим экологически - чистым г&вном территорию. Поэтому сельская девчонка не успевала! Она бежала, обгоняя первые тяжелые капли дождя. Она ухватилась руками за шкворень. Теленок рвался с привязи. Он помогал. И шкворень выскользнул из глинистой земли. Маленький бычок обрадованно взмыкнул и галопом припустился к дому. У человека только две ноги. А у скотины целых четыре! Поэтому домашняя скотина любого возраста всегда бывает увертливее, а передвигается быстрее, чем человек. Девчонка успевала за теленком по скользкой траве. Веревка была привязана теленку за шею. Теленок бежал впереди, но был всё ещё на привязи. Тут дождь распогодился. Из туч начал падать крупный град. Бычок испугался. Он пошел галопчиком, на маха́х. Неодолимая коровья сила плавно увлекала человека вперед. Она летела вслед за телко́м, перебирая всеми ногами. И сколько у неё в тот момент ног было, так и не смогла потом понять. Только много позже, когда стала взрослее, увидела мультфильмы «Том и Джерри» о приключениях мышки и кота. Художники - мультипликаторы точно подметили вращение ног колесом, когда мышонок удирал от кошки или кот от собаки. По скользкой грязи, маленькой девчонкой она тоже неслась, поскальзываясь. А ноги, вполне от нее независимо, вращались, закручиваясь до ушей, колесом. Теперь вступала на скользкую почву первого скандала с мужем. И не могла удержаться. И в мужа летело последнее в доме сырое яйцо! Остатки разума говорили: - Ну, что же ты делаешь! - А что - то внутри искало сковородку. И щерилось злорадно: - Надо его совсем пришибить! - Мужчина взвыл: - Ты мне отбила! - И начал перечислять: - Желудок, печень! Я не могу вздохнуть! Вся грудная клетка болит! - Я поломала ему все ребра? - Удивлялась женщина. - Да? Нет! Невозможно! Яйцо было одно. Оно было такое маленькое. - Женщина успокаивалась и вспоминала, что из этого яйца она должна была приготовить для всей семьи омлет. Тогда подходила к дивану, где лежал убитый муж. Смотрела задумчиво. Яйцо было целым. И, может быть, семейный завтрак еще мог быть спасен! Но видела, как муж свернулся на постели. Лежит без движения и даже без дыхания. Тогда понимала, что скандал состоялся. Не знала, что дальше делать. Как после скандала жить. И снова, подкидывая неразменное яйцо на ладони, сообщала: - Я никуда не пойду. - А губы проговаривали сами: - Я боюсь! Мириться мужчина не умел и не любил. И не мирился никогда. Но как же он любил приходить на помощь! Немножечко развернулся. Из под панциря возмущения и негодования на миг показалось его истинное лицо. Мужчина сказал: - Не переживай! Я сам пойду с тобою! - Тогда ты иди только сам! - Обрадовалась женщина. - И сам у риэлтора ключи забери! Я никогда этого не делала! Я просто не знаю, как правильно отбирать ключи у коррумпированных и бандитствующих риэлторов! Мужчина помолчал. И женщина поняла, что муж поможет, если сумеет. Но все -таки ей куда - то придется идти. Она покачала неубиваемое яйцо в ладони, раздумывая станет ли это последнее яйцо омлетом и завтраком для семьи или превратится в оружие последнего поражения мужчины. И в орудие справедливого возмездия! Так много всеми вечерами собирались на совещания умных мужчин. Они так хотели «срубить палку». За раскрытие преступления оперативным работникам Управления ставили палочку, как в первом классе или в колхозе за отработанный день, за трудодни. Им всегда выдавали премию за успешно раскрытое преступление. - Вот и ходили бы сами, - мечтала женщина, - и забирали бы у преступной риэлторши нужные ключи. Они мужики. Они все, в Управлении, крепкие, как шкафы. Они даже ходят при служебном, при табельном оружии. Они могут его в два счета вытаскивать из наплечной или подмышечной кобуры. А подойти и отобрать, пригрозивши пистолетом, у риэлторши, ключи не могут, потому что тогда обязательно развалится всё преступление. Риэлторша испугается. Она всё поймет. Она затаится и заляжет на дно. А потом всплывет, как то г&вно, которое никогда не утонет и будет продолжать отнимать у горожан и граждан квартиры. Женщина так не хотела идти. Но понимала, что надо готовить завтрак, потом кормить всех. А потом запасаться храбростью и идти. В самое главное логово самых мошеннических риэлторов. - И как же всё просто бывало в деревенской жизни и в детстве! - Понимала женщина. Бежала ли она за теленком! Возвращала ли из стада корову. Бежала за большой скотиной с тоненькой хворостиной. И если корова не хотела идти домой, то стегала скотину по ногам. Не больно, но опознавательно, для общего направления движения. Корова мотала рогатой и тяжелой головой. Но даже не пугала маленькую хозяйку. А только возмущалась и послушно поворачивалась в нужную сторону. И не было никаких прав ребенка или теленка. Были всегда отношения двоих, похожие на жизнь в диком лесу Маленького Мальчика Маугли, который всегда был готов к различным действиям. И спрашивал только у своих ручных и диких зверей -учителей: - Зарычать? Убежать? - И был готов к разным действиям сразу! Откуда теперь появилось и стало так нужно умение конспирироваться? Никогда не понимать суть вопроса, если его задаёт посторонний для оперативных действий человек. С серьезным видом переводить разговор на прелести природы или непонятности погоды. Не понимать или переспрашивать, только чтобы не проговориться. И никому не рассказать ничего лишнего… Сейчас лежала в детской неврологической больнице. И, кажется, преступление с врачом - анестезиологом и его взяткой, постепенно уходило вдаль. Но не могла еще обрадоваться, что просто выжила, осталась жива. Потому что обычные будни больницы пугали так, точно сошли они с картин настоящего ада. Сегодня из реанимации в их палату поступила мамочка с двухмесячным ребенком. Младенец показался женщине таким большим по - сравнению с её собственным и новорожденным, таким компактным ребенком. - Беременность и роды изменяют женский взгляд на жизнь, - теперь понимала женщина. - Начинаешь определять возраст ребенка с точностью до двух недель по его росту. Работает материнский инстинкт. И все остальные, посторонние, дети кажутся великанами, потому что старше недели на две, или крошечными куколками, потому что младше моего ребенка на несколько дней. Ребенок поступивший вместе с мамочкой, был большой, но худой. Пеленки распахнулись, и на голой груди показалась торчащая из подключичной вены иголка, постоянный катетер, установленный в подключичную вену. И сразу стало больно, при взгляде на малыша, только лишь оттого, что крошечного человечка заставили терпеть постоянную боль и неудобства. В два с половиной месяца ребенок не умел есть сам. Не только двигаться, приподнимать голову, улыбаться или переворачиваться. И молодая мать, как Мадонна, сидела, склонившись над своим дитём. Она часами кормила младенца, исполняя сложный обряд. Сначала сцеживала молоко из груде́й. А потом начинала капать по капельке молоко в рот ребенку. Скапнув две или три капельки молока, брала чайную ложку., открывала ребенку рот. И нажимала на корень языка, чтобы младенец включил глотательный рефлекс и заглотнул молоко по каплям. Мать сидела часами, склоненная над дитем. С точностью автомата она повторяла и повторяла процедуру кормления грудным молоком по каплям. Но, иногда, мать ошибалась и слишком сильно нажимала на корень детского языка. Тогда вместо глотательного рефлекса включался рвотный рефлекс. Младенец срыгивал все проглоченное молоко одной мощной струей. Струя летела вперед, заливала его и мать. Тогда молодая женщина садилась, вытиралась сама. И переодевала младенца. И снова принималась за кормление своего дитя. Ребенок даже не плакал. Он только скрипел, тихо - тихо, чуть слышно. Уже приходили врачи. Уже предлагали матери своего ребенка в дом инвалидов отдать. - Он никогда не вырастет. Он безнадежен. Он всю свою жизнь будет в семье только обузой. - Говорили разумные врачи. Приезжал муж. И мать ребенка выходила с ним посоветоваться. Обычная деревенская женщина, обычная деревенская семья. Они всей семьей жили где - то в области. Вернулась заплаканная. Сказала: - Ребенка не отдам. И выписалась скоро. Вместе со своим безнадежно - больным ребенком. Вокруг были разные мамочки и все опекали своих детей. И некоторые дети были так похожи на детей здоровых или обычных. Тогда мамочки гордились: - Мы вовремя в эту больницу пришли. Нас поднял на ноги лечебный массаж. Нам очень помогли парафиновые обертывания. Невидимая граница водоразделом пролегала между людьми. Она называлась так же, как и в Дантовском Аде: Оставь надежду всяк сюда входящий! Ходили на процедуры мамочки с детьми - гидроцефалами. У детишек была очень заметная и очень большая голова. И мамочки не только лечились от детской гидроцефалии, но и собирали деньги на операцию. Этим детишкам делали операцию и вставляли шунты. Тогда лишняя жидкость, что скапливалась в голове и угнетала мозги, могла поступать внутрь тела. Водянка головного мозга не наступала. Ребенок не был полностью нормален или здоров, но мог жить. Носили на руках детей - микроцефалов другие мамочки. В развитии их детей что - то пошло не так. У новорожденных мягкий череп. Он увеличивается вместе с ростом ребенка. И так оберегает от ударов растущий человеческий мозг. Но если череп срастается сразу, то болезнь называется микроцефали́я. Ребенок растет. И вырастают его мозги. А череп остается маленьким. Он уже вырос и окостенел. Внутри черепа заросли "роднички", места мягкой "стыковки" основных костей черепа. И больше череп расти не будет. Он так окостенел. Дети - микроцефалы лежали беспомощные на руках у своих мамочек. И жизни им было отпущено только до пяти детских лет. Тогда мозг ребенка, спрессованный в слишком маленьком черепе, начинает постепенно сдавливаться и умирать. И мамочки знали об этом. Но все равно стояли в очереди на госпитализацию, приходили в больницу на курс лечения. И лечились. Обыкновенный гражданский подвиг. Обыкновенная несчастливая жизнь. Которая держалась на плечах обыкновенных женщин: жен и матерей. Женщина привычно ныряла в собственные мысли, потому что есть страшные места, посреди обычной человеческой жизни. В них оставаться не хочется. А хочется защититься или убежать. И если нельзя пока убежать, то можно защититься мысленно. - Слушай, а хочешь, я покажу тебе Ад? - Подошла неслышно и спросила девочка - ровесница с соседней улицы. Они еще не были подругами. Отец -ветеринар с семьей только недавно переехал сюда. Темноволосая Иришка смотрела смущенно. Девочка встала и следом, послушной овечкой, пошла. Идти было недалеко. Сначала девочка думала, что вслед за Иришкой они на кладбище идут. Кладбище было домашнее, маленькое и тоже деревенское, "для своих". Но Ира свернула к дороге. Через шоссейную дорогу перешла. И показала дыру в земле, откуда в дожди вода ручейком просачивалась. Большая бетонная труба была положена дренажом под дорогу и под землей. - Это наш Ад! - Сказала Иринка. И полезла под землю первая. Деревенские дети не боялись ничего. Деревенская жизнь бедна́ на события. А те происшествия, что случаются в деревне, чаще всего бывают понятны и просты. Они легко объясняются даже детской логикой. Лезла вслед за Иринкой. Внутри было сухо. Потом, ближе к середине трубы начиналась слякотная сырость. И в оба конца светились неясным светом два белых полукруга, два выхода по обеим сторонам дороги. - Это наш Ад! - Сказала Иринка. - И видно было, что она рассказывает о местной детской тайне. Хотелось спросить: - А почему же Ад здесь? - Но вот прокатилась по дороге машина, редкая в этих местах. Запрыгала передавая по земле вибрацию. И стало неуютно в этом месте, потому что задрожало все тело и застучали от тряски зубы. И стало понятно, почему деревенские дети определили большую трубу дренажа под ад. Иринка придвинулась ближе и спросила: - А хочешь, я покажу тебе рай? И так вдруг захотелось взрослой женщине вернуться, хотя бы и на минуточку, в детство, где Ад был игрушечным и детским, а Рай настоящим… Подальше от этих невыносимых взрослых проблем, которые никогда не решаются, а только приходят, происходят и постоянно накапливаются!