***
Увидев свое отражение в зеркале над раковиной в мужском туалете, Антон начинает понимать, почему Сережа так испугался, когда он случайно размазал кровь по лицу. Матвиенко, кстати, был отправлен как наблюдатель за ним и Арсом — как будто он может на что-то повлиять. Стас, как и говорил, пошел улаживать вопросы с охраной, а Паша принялся за уборку, что стало неожиданностью для всех. Антон счастлив, что по пути в туалет они никого не встретили, хотя на этот случай у них был Арсений, который, кстати, после этой потасовки все еще выглядит неважно. Шаст в целом не удивлен, потому что понимает, что для сопротивления трем вампирам нужно довольно много сил. Оправдывая Попова перед Стасом и Пашей, Шастун не врал, потому что на тот момент, когда вампиры вломились в подсобку, он был на сто процентов уверен, что Арс его уже не тронет, хоть и потерял контроль. Шаст тщательно отмывает свое лицо и вытирает его бумажными полотенцами, которые Сережа подает то ему, то Арсению. Покончив с лицом и руками, снимает с себя футболку и понимает, что ей уже ничего не поможет, и наверное, ее лучше вообще сжечь. Матвиенко сообщает, что сейчас принесет им новую одежду, и ретируется в коридор, все-таки оставляя Антона наедине с Арсением, который тоже успел перейти к отмыванию крови со своего торса. — Прости меня, — говорит Попов, как только за Сережей закрывается дверь. — Если бы я знал, что все так обернется, я бы ни за что тебя не втягивал. Антон не знает, что на это ответить, поэтому молча крутится перед зеркалом, пытаясь найти оставшиеся следы крови на своей коже. — Люба права. Нам, наверное, лучше не общаться… так близко, — добавляет Арсений, чем вызывает у Антона самую настоящую злость. На Любу, которая, очевидно, сошла с ума за свои сто с лишним лет, и на Арса, который так легко сдается после всего, через что они прошли. — И ты туда же, — с негодованием отзывается Шастун. — Почему ты думаешь, что она понимает больше тебя? Почему она к нам лезет? Какая ей вообще, нахуй, разница, как мы общаемся?! — Суть не в этом, Антон, — терпеливо объясняет Арсений, упираясь руками в бортики раковины. — Я не могу тебя защитить, и это главная проблема. Сегодня мы в этом убедились. — Да почему ты думаешь, что меня надо защищать? — уже с каким-то отчаянием выпаливает Антон. — Ты — человек, — отвечает Попов. — И ты действительно хрупкий. Мы можем сосуществовать, но не более. А все это… неправильно. — Знаешь, что на самом деле неправильно, Арс? — язвительно интересуется Шастун. — Переворачивать мою жизнь с ног на голову, а потом просто от этого отказываться! Я клялся тебе, что буду рядом, несмотря ни на что! Ты считаешь, что и это неправильно? Арсений до сих пор стоит в той же позе, вцепившись в раковину, и Антону кажется, что еще немного, и она повторит судьбу того несчастного стакана. — Иди и поебись уже со своей Любой, — решает добить его Шаст. — Может, тогда она найдет смысл в вашей вечности. Антону обидно, что он действительно поверил в то, что человеческого в Арсении больше, чем вампирского. Ему обидно, что он поставил на это буквально все, что у него есть: свои отношения и свою карьеру. Поставил и прогадал. Находиться рядом с Арсом ему больше не хочется, поэтому он стремительно разворачивается и идет к выходу из туалета, надеясь встретить по дороге Сережу и взять у него чистую одежду. Арсений за доли секунды преграждает ему дорогу, опять словно материализовавшись из воздуха. Он смотрит на Антона с немым вызовом в глазах, как будто ожидая услышать что-то еще. — Я все сказал, — пожимает плечами Шастун. — Давай, внушай уже, что хотел, и я пойду. — Ты так ничего и не понял, мальчишка, — говорит Арсений, аккуратно проводя своими холодными пальцами по груди Антона, и тот вмиг покрывается мурашками, не до конца понимая, от чего именно — от этих прикосновений или от своего нового прозвища. А может, и от всего сразу. — Тебе напомнить о том, что старших надо уважать? С этими словами Арс срывается с места, при этом держа Антона за плечи. Не успев ничего сказать, Шаст уже оказывается прижатым к холодной стене. Он морщится от такого контраста температур между плиткой и собственным телом и рвано выдыхает, смотря в потемневшие от гнева глаза Арсения. Антон вдруг понимает, что если Попов не позволил ему просто уйти, то для него еще не все потеряно. — Я могу убить тебя в любую секунду, — шепчет Арсений. — Ты должен меня бояться. — Но я не боюсь, — в унисон ему отвечает Антон. — Знаю, — Арс кивает с едва заметной улыбкой. — И я даже понимаю, почему. Ты слишком сильно мне доверяешь. Антон напряженно сглатывает, потому что вдруг ощущает сухость в горле. Да и вообще, он не может отделаться от ощущения, что весь этот разговор выглядит как очень плохая завязка к какому-то порно. — И твое доверие я предать не могу, потому что тогда мы оба потеряем все, — отрешенно заключает Арсений, опуская голову и отходя от Шастуна на шаг назад. — Если я опять облажаюсь, то буду жить с этим осознанием… еще очень долго. Именно поэтому нам нельзя так рисковать. Ты тоже в каком-то смысле можешь меня убить. Услышав такое, Антон напрягается еще сильнее, чем до этого. Он продолжает стоять у стены, уже чувствуя в этом необходимость. — И зачем тогда тебе бессмертие, если ты не хочешь рисковать? — спрашивает Шаст, прикрывая глаза, лишь бы больше не видеть Арса в таком состоянии. — Дело не только во мне, — голос Попова уже звучит с каким-то надломом. — Раз так, то позволь и мне принимать участие в вынесении окончательного решения, — оживляется Антон, смотря на замершего Арсения. — После всего, что было, я отступать не собираюсь. — Ты должен понимать, что обратной дороги не будет. — Да она мне нахуй не сдалась, — устало вздыхает Антон. Арс запрокидывает голову и молча смотрит в потолок, что Шастун расценивает как знак принятия своей позиции. Он невольно переводит взгляд на торс Арсения, привычно рассматривая кубики пресса. — Ебать, — вдруг выдает Антон. — У тебя новый шрам появился. Ровно на том месте, где оказался этот загадочный нож, у Арсения теперь красуется рубец, по своим размерам ненамного меньше старого ранения. Антон подходит ближе и без задней мысли проводит пальцами по его шраму. — Да вы охуели оба, — голос Матвиенко со стороны двери словно отрезвляет Шаста. Он испуганно отпрыгивает от ехидно улыбающегося Арсения и торопится объяснить все Сереже, который молча вручает им новую одежду и опять уходит в коридор.***
В гримерке их уже поджидают Стас и Паша, тоже порядком уставшие от уборки и кучи внезапных проблем. Матвиенко никуда уходить не собирается, и Антон вполне его понимает, как и ведущий с продюсером, смирившиеся с тем фактом, что о существовании вампиров теперь знает еще и Сережа. Они рассаживаются по креслам, и Арсений сразу берет пересказ всех последних событий на себя, ловко обходя те моменты, которые являются их с Антоном личным делом. Он рассказывает про первый визит Любы и про свои старые предположения о том, что людей она трогать не будет. Затем Арс плавно переходит к сегодняшним событиям, честно описывая все произошедшее чуть ли не с точностью до секунды. — Она пыталась использовать внушение на Антоне, но это не сработало, — сообщает Попов. — Возможно, это связано с тем, что прямо перед этим он выпил мою кровь. Вам что-нибудь об этом известно? Воля и Шеминов молча качают головами с помрачневшим видом. Антон поворачивается к Сереже, застывшему в позе мыслителя, и решает ему не мешать. В конце концов, Шаст прекрасно помнит, что ему самому нужно было все тщательно переварить. — Надо спросить у Ляси, — делает вывод Паша, поворачиваясь к Стасу. — Может, она нам что-то объяснит. — Ты хочешь, чтобы Арса опять изолировали за нарушение кодекса? — спорит тот. — У нас нет выбора. Мы должны ей рассказать, — со стальными нотками в голосе отвечает Воля. Стас обреченно вздыхает, понимая, что дальше спорить смысла нет. Даже Антону уже очевидно, что без посторонней помощи с Любой они не справятся. — Нож этот еще, — напоминает Шаст, кивая на сверток из ткани, располагающийся на подлокотнике кресла Паши. — От него у Арса появился шрам. Паша осторожно разворачивает ткань и смотрит на отмытый от крови нож, который уже выглядит не так жутко. Однако менее древним от этого он не стал. Антон даже представить боится, чем на самом деле себя порезал, поэтому уже планирует свой следующий выходной, на котором поедет сдавать кровь на анализ. Ни Стас, ни Паша про нож тоже не могут ничего сказать, и Шастун даже начинает думать, что он уже осведомлен в вампиризме ни капли не хуже, чем они. Арсений вдруг начинает нервно трясти ногой, что для него совершенно нетипично, но Антон этому не очень удивлен. По сути, Арсу сейчас опять грозит изоляция, что, наверное, даже хуже человеческой тюрьмы. Шаст не может перестать поражаться жестокости вампирского кодекса, в котором предусмотрено наказание за такие мелкие проступки. — Ну, мы хотя бы поняли, почему Шаст так отреагировал на твое внушение, — резюмирует Шеминов. — Получается, Дарина с Катей были правы. Интересно только, что конкретно Люба внушила. — Наверное, в ее формулировке была неточность, — предполагает Арсений, смотря на Антона. — Возможно, ты должен был пойти к ней, а не ко мне. Шастун удивленно приподнимает брови, совершенно не помня, чтобы на нем кто-то использовал внушение, кроме Арса, который приказал ему выспаться. Теперь Антону становится страшно, что Люба внушила ему что-то еще, а он даже об этом не знает. В гримерке повисает тяжелое молчание на несколько минут, за которые Шаст почти засыпает. Тишину прерывает Стас, который вызывается подбросить абсолютного аморфного Сережу до дома. Тот не возражает, поэтому вскоре они вдвоем покидают комнату, оставляя Арса, Антона и Пашу. Воля смотрит на парней с сочувствием, хотя по нему видно, что прошедший день ему тоже успел надоесть. — Отвезу вас к нам. Поговорим с Лясей, и все на сегодня, — говорит Паша, вставая с кресла и прихватывая с собой нож, опять аккуратно завернутый в тряпочку.