«Когда судьба улыбается в таком жестоком и неприглядном деле, как месть, это как ничто другое доказывает не только то, что Бог существует, но и то, что ты исполняешь Его волю.»
Х/ф Квентина Тарантино «Убить Билла»
Если говорить прямо, то Ад уж очень похож на людской мир. По крайней мере некоторые черты средневекового государственного строя почти любой европейской страны того времени ему присущи. Местное собрание, в час дня проходящее на Девятом Круге, собрание «Заседающих», являющихся аналогом парламента, началось очень неспокойно. Все присутствующие графы, герцоги и бароны сидели вокруг Люцифера, возглавлявшего данное собрание. — Дорогие мои сподвижники, верные мои товарищи и слуги, почти равные мне по силе. У меня прискорбные известия, несомненно прискорбные для всех нас. Наш с вами дражайший коллега, незаменимый соратник всех Адских начинаний в борьбе с Небесами граф Кристиан Ф. Джонс был жестоко изувечен, а жена его в тот же день была безжалостно убита неизвестным преступником. — во время произнесения данной речи, Владыка всей Преисподней пытался изобразить в меру скорбное выражение лица, хоть это у него получалось прекрасно, но все присутствующие понимали — Лучиано вовсе нет дела до беды мальчишки Джонса, в его речи читалась немая ярость к нарушителю спокойствия в его обширных владениях, в его личном королевстве. — Ах, это действительно ужасно, потерять свою любовь и остаться калекой на пару столетий в день своей собственной свадьбы. Külön darabhoz méltó tragédia.— герцог Валер Хедервари не мог промолчать в сильном порыве блеснуть собственной скорбью, пускай и совершенно неискренней. — Ваше владычество, сдаётся мне нужно тщательно расследовать данную непростую ситуацию и в скором времени найти виновного. Если это кто-то из низших сословий, то моё предложение таково — следует устроить этому лицу публичную казнь, дабы укрепить авторитет вашей законной власти среди всех жителей Ада. Я готов буду лично исполнить данный приговор. — не остался без внимания и граф Миколас Лауринайтис, вновь напоминая многим о присущей ему жестокости и любви подслужиться. Речь мужчины была размеренной и холодной по началу, но чем больше Высший демон упоминал преступника, тем больше его тон буквально опалял всех присутствующих — кроме Варгаса, конечно же — ненавистью. Многие другие знатные лица, сидящие за нешуточно большим столом, активно поддерживали точку зрения Миколаса и с точно таким же ярко напускным трагизмом сожалели о судьбе графа Джонса, подобно Валеру. Лишь две персоны из всех присутствующих сохраняли безмолвие, изредка переглядываясь. Сонный князь Александр Брагин, командующий «Адским войском» и совершенно незаинтересованная в высказывании своей точки зрения графиня «Б» — чьё лицо всегда скрыто под маской и ходили слухи, что имел честь лицезреть его только сам Владыка когда-то в юности — откровенно игнорировали обсуждение, а Люцифер совершенно явственно это заметил, от того в его зловеще гениальную голову пришла идея «на миллион аним.» Жестом указывая, чтобы все собравшиеся умолкли, повелитель Ада молвил: — Я ценю ваше предложение, дорогой мой граф Лауринайтис. Однако прежде чем кого-то казнить, нужно этого самого «кого-то» поймать, не так ли? — елейно ласковый голос, дьявольская ухмылка и пристальный взгляд гранатовых очей не сулили ничего хорошего тем, на кого и был обращён пристальный взор Сатаны, а именно одному уж больно вольнодумному князю и слишком сладострастному герцогу. — Так вот, говоря об этом. Мною, как ответственным руководителем, только что было принято решение назначить следователями по данному делу и полностью ответственными за проведение данного расследования герцога Валера Хедервари и командующего нашей регулярной армией князя Александра Брагина. Это решение не подлежит обжалованию, на этой ноте объявляю собрание закрытым. Герцога и князя прошу задержаться, остальные — свободны. Высший демон Хедервари услужливо кивнул, подходя к Владыке почти сразу же, пока вся толпа из покидающих кабинет демонов высших сословий только начала рассасываться. За ним следом, невесело проворчав, юркнул и Брагин, перед этим получив в свой адрес довольно насмешливую фразу, хрипловато произнесённую уже поднявшейся со своего насиженного места графиней «Б»: — Ну-с, Саня, крепись, труба долга зовёт, ксе-се-се-се… И Александр кивнул со вздохом, невесело глядя на неё. В мыслях мужчина был полностью согласен со своей единственной подругой во всём этом блядском цирке, любящем играть в официоз. Князю совершенно не хотелось тратить рабочее и личное время на поиски виновного, которого он не выдал бы всё равно. Потому как только одному ему личность этого субъекта была известна. Лишь спустя битых два часа Высшие демоны — князь и граф — смогли покинуть зал собрания и кое-как отделаться от своего «босса», получив более точные инструкции к выполнению совей детективной работы. Буквально в дверях Александр столкнулся с Миколасом, пытавшимся старательно сделать совершенно беззаботный вид. "— Подслушивал значит, подлизистая паскуда." — Брагин даже ухмыльнулся своей внезапно всплывшей абсолютно правдивой мысли. Граф Лауринайтис спешно подбежал к князю, начиная тараторить свой очередной бред сумасшедшего с совершенно стальным выражением лица человека, полностью уверенного в своей правоте и не понимающего, когда бы следовало не лезть в чужие рабочие дела: — Князь, я хочу выразить вам благодарность заранее, за то, что собираетесь расследовать данный случай. Позвольте вас заверить в своём полном содействии и если вам вдруг что-то понадобится, в плане сведений, то вы можете положиться на… — Микола, ты в судьбу и её «бумеранги» веришь? — невозмутимо доставая из кармана пачку каких-то людских сигарет, а затем машинальными движениями прикуривая её, выпуская первый клуб дыма из своих уст, вопрошает Брагин, вводя собеседника в полнейшее исступление. — Ч-что простите? Князь, я вас не… — граф был вновь нагло перебит совершенно каменно спокойным Высшим демоном. — Ну вот смотри, «бумеранги судьбы» — это когда ты совершил уёбищный поступок по отношению к кому-то невиновному, находящемуся тогда в том же положении, что и ты сам, а после тебе в ответ возвращается всё более серьёзными, я бы даже сказал пиздецовыми, последствиями. Знакомо, верно? — Князь Александр, я совершенно не понимаю к чему вы клоните. Я не… — и вновь граф был безжалостно прерван на полуслове продолжающим гнуть свою линию Брагиным. — Не понимаешь? А ты пораскинь мозгами, может чего в памяти то всплывёт из всех совершённых тобою грешков даже против своих же «собратьев»… Ой, а что это у вас, граф, так глазки нервно забегали? Страшно, потому что вспомнили? Невыносимо ждать своей очереди, потому как вам предельно ясно, что вы следующий после Джонса? Это правильно, что тебе, Миколка, страшно, это хорошо. Так и должно быть. Потому что ты и ещё пара козлов заслужили участь значительно более страшную, чем участь Кристиана. Когда придут и за ними — лишь вопрос времени. А ты, Лауринайтис, послушай мой совет — помолись напоследок хоть Кому-то. Это, конечно, тебе не поможет, но хоть исчезать окончательно не так паршиво будет. Бывай. — во время всей этой речи голос Александра ни разу не дрогнул и ни чуть не смягчился, всё так же своей сталью вбиваясь растерянному стоящему напротив мужчине в голову, заставляя графа вспоминать жестокие сцены после того самого дня, дня Падения. Князь ушёл, оставив окончательно пришедшего в отчаяние осознанием своей спешно приближающейся кончины Миколаса Лауринайтиса в одиночестве. И ведь на душе у Александра, после такого морально тяжёлого разговора, заметно полегчало, отчего тот решил вновь наведаться на Землю, всего-то на пару часов, где мужчину, скорее всего уже ожидал его эфирный «самый честный ангел из всех ангелов» — это определение придумал сам Брагин в один из дней проведённых рядом с херувимом.~ ~ ~ ~ ~ ~
Тремя часами ранее, на Втором Круге Ада.
Юльхен просыпается. Вернее сказать, восстаёт из мёртвых, ерзая на постели под довольно тёплым и увесистым пледом от утреннего холодка, волной пробежавшегося по всему телу демоницы. Да, озноб — один из признаков похмелья, ровно, как и гудящая головная боль в паре с лёгкой (не во всех случаях лёгкой, смею заметить) тошнотой. А ещё «сушняк» душит горло дьяволице, чьи мысли сейчас были только об одном — вот бы кто-то помог ей унять эту боль, размозжив голову Байльшмидт каким-нибудь небесным орудием, тем самым быстро и эффективно лишив девушку мучений, а заодно и жизни. Чуть погодя, уже относительно придя в себя, девушка замечает, что в спальне она сейчас совершенно одна. Хотя сквозь пелену пьяной дремоты вчера прекрасно помнила, как засыпала вместе с Брагинской, собственно хозяйкой этого жилища. Какое-то странное и несколько неприятное чувство кольнуло беловласую деву куда-то под рёбра. Кое-как поднявшись с насиженного и отлёжанного места, Байльшмидт решила спуститься на первый этаж, так как потребность принять ванну ощущалась уж очень остро, да и Анну тоже хотелось бы найти, дабы прояснить некоторые детали их вчерашнего совместного вечера. Быстро юркнув в ванную комнату, дьяволица соизволила выйти лишь спустя полчаса. Первым делом ей почуялся какой-то сладковатый запах свежей выпечки, доносился он несомненно со стороны кухни. Неспешно и еле слышно пройдясь до дверного косяка нужного Юльхен помещения, девушка застала такую милую и умиротворительную по своей сути картину, напрочь прогнавшую и развеявшую все негативные мысли Байльшмидт. Падшая ангелица стояла у плиты в милом розовом фартуке с подсолнухами, наскоро надетом поверх её короткой ночной сорочки, ловко переворачивая блинчики на сковородке, насвистывая при этом какую-то незамысловатую мелодию. Демонице показалось, что она сейчас сгорит в божьем пламени от смущения и тепла, обильно разливавшегося по всему её телу при взгляде на такую домашнюю Брагинскую. Юльхен необычайно сильно захотелось подойти ближе к Анне, прикоснуться к ней, крепко-крепко сжать в объятьях и ни за что больше не отпускать от себя ни на шаг. Что, дьяволица, собственно и сделала, неслышно подойдя к девушке со спины и заключая Падшую в объятья, первой нарушая тишину: — Утречко, Ань. — Ага, доброе утро, алкашка. — слегка смущаясь отвечает девушка, при этом, стараясь спрятать это самое смущение за маской притворного недовольства. — Ксе, ты сегодня необычайно ласкова, дорогая. Не выспалась? — трепетно тянет каждое слово, каждое предложение своим хрипловатым голосом дева с алыми очами, осторожно и будто бы вовсе невесомо касаясь губами плавного изгиба шеи Брагинской, вызывая такими действиями у Анны целую волну мурашек, всё никак не желающую униматься. — Да как тут выспишься, когда тебе на ухо всю ночь кто-то сопит и ещё жмётся так, что дышать невозможно. — всё ещё стараясь скрыть своё волнение, Падшая неожиданно разворачивается, выпутываясь из несомненно приятных, но очень мешающих процессу готовки объятий Байльшмидт. Юльхен лишь тяжело вздыхает, опираясь руками на столешницу и тщательно следя за каждым действием своей любимой — которой пока лучше не знать, что она ею является, всё же дьяволице ещё хотелось бы немного пожить, а в открытую называть Анну «СВОЕЙ любимой» сродни самоубийству, по крайней мере на нынешнем уровне их взаимоотношений. — Однако ты меня отпихивать не стала, хотя могла. А значит тебе нравится, когда я вот такая «липучая», ксе-се-се-се. — зевая, отшучивается демоница, которая прекрасно смогла уловить смущение в привычно колких речах Брагинской. — Да тебя отпихивай не отпихивай, всё равно в исходное положение вернёшься, пф… Садись лучше за стол, поешь, а то вы с Колькой вчера на пару три ящика вина выжрали, а закусывать никто из вас двоих не догадался, как я понимаю. — пускай девушка и язвит, однако тарелку с двумя пышными блинчиками и небольшую баночку с клубничным вареньем перед присевшей за стол Юльхен ставит, вновь отходя к плите, ведь ей нужно сделать порцию и для Николая, который обязательно должен проснуться. — Ммм, как мило, Аннет, ты сегодня жутко заботливая… А кстати, где твой дражайший братец? Не помер ли часом? Его смерть в мои планы не входила, а вот спаивание — вполне себе. — ухмыляясь в привычной себе манере, Байльшмидт принимается трапезничать. Всё же кто бы что не говорил, а у Анечки блинчики (да и любые другие блюда) получались действительно божественно. — Не дождёшься ты моей кончины, белобрысая ведьма. — неожиданно подал голос Николай, показавшийся в дверном проёме. Он неспешно доковылял до сестры, также неспешно и аккуратно приобнял её, за что был нежно поцелован в висок. Всё же Анна очень волновалась за то, как её братец будет отходить от вчерашнего, потому планировала сегодня быть к нему поласковее. (Хотя нельзя сказать, что обычно она с Арловским груба. Просто именно в этот день Брагинская будет даже слишком добра к Николаю, очевидно смущая своей излишней заботливостью парня.) — О, вспомнишь солнце, вот и лучик. Выполз из своей конуры, да ещё и живой. Хотя по виду, я бы сказала, похож на только-только остывший труп. — картинно скривившись видя все эти братско-сестринские нежности, Юльхен самой своей ядовитой интонацией прокомментировала всё то семейное действо, развернувшееся у неё перед глазами. Возможно она слегка ревновала. (Хотя почему «возможно», совершенно точно ревновала, но самой себе признаться в этом не могла, ведь это было бы равно проигрышу.) — Коленька, родной, ты тоже садись, давай. Сейчас я тебе рассольчика налью, будешь как новенький, да поесть нормально сможешь! — суетно проходясь по кухне, пролепетала Анна, доставая откуда-то с полки банку с огурцами (в которой естественно был и рассол.), а после аккуратно отливая из неё немного живительной жидкости от похмелья прямо в стакан, ставит этот самый стакан (больше похожий на «стаканище») на стол рядом с местом, на которое Арловский собирался присесть, а после вновь отходит к плите, дабы снять со сковородки уже готовую партию блинов. — Спасибо Анечка, ты прям святая… — устало и как-то вымученно улыбается Низший демон своей названой сестре, собираясь сесть за стол — А ты, ведьма красноглазая, двинься, а то место всё заняла и сесть негде… Ох, черти, моя голова… — зажмуриваясь от резкой ноющей боли и хватаясь за правый висок, Николай наконец-то усаживается. — Это я-то много места занимаю? Да я тебя сейчас!..Анна, свет моих очей, ты свидетельница, твой братец меня уже с раннего утра оскорбляет! — Байльшмидт вновь пытается разбавить обстановку своим показушным возмущением, хотя Брагинской кажется, что девушка злится относительно серьёзно, но и в этом ни за что не захочет сознаваться. И, в общем-то, Анна права в своих догадках. — Да умеешь же ты тише говорить, проклятая ведьма? — залпом осушив кружку полную домашнего рассола, огрызается в ответ чуть оживший парень. — Умею, Колясик, но не хочу. Страдай, во имя моего Величия, ксе-се-се. — дьяволица продолжает язвить, но сменяет свой гнев на привычное ей весёлое ехидство. Словесную перепалку двух демонов прерывает одна уже порядком уставшая слушать всю эту ругань Падшая ангелица. Да так прервала, что обоим оккультным существам стало страшно даже пискнуть. И всё же Юльхен даже в такой момент находила что-то прекрасное в том, как возмущённая Анна машинально, вернее даже сказать рефлекторно выпустила свои серые, точно печной дым, крылья. Брагинская сурово зыркнула на обоих демонов, ласково улыбаясь, а после произнесла обманчиво приветливо: — Прекратите оба, а то голодными пахать заставлю! Сами будете в баре прибираться после своего вчерашнего кутежа. Одним словом — марш завтракать. — Есть, Frau Braginskaja. — нервно усмехаясь отзывается Юльхен, тогда как Николай, совершенно недовольный перспективой голодать весь сегодняшний рабочий день, решил промолчать, послушно кивая словам сестры. Завтракали все молча, а если двое демонов вновь начинали ссориться, то одним только своим взглядом Анна умело разрешала зарождающийся конфликт. Позже, Байльшмидт довольно спешно откланялась, сославшись на работу и «всякие там важные утренние делишки», да и Брагинская долго не стала засиживаться дома, ведь ей тоже нужно было отлучиться по «каким-то делам». Потому обязанность убраться в баре легла на крепкие плечи молодого Николая, до сих пор ещё слегка пошатывающегося, от не до конца прошедших симптомов такой страшной болячки как похмелье.~ ~ ~ ~ ~ ~
В то же утреннее время, где-то на Земле.
Александр сладко так зевает, вальяжно потягиваясь на кровати. Стоит ли говорить, что его чёрные как смоль крылья тоже будто расслабленно тянутся вслед за хозяином. Князь, вероятно, никогда в своей жизни Небесной и уж тем более Адской так хорошо не высыпался. И это заслуга не столько удобной и мягкой постели, сколько сидящего на её краю ангела, чьи белоснежные крылья сейчас были единственной вещью, на которую Брагин смотрел не желая отводить взгляд. Хозяин этой белоснежной копны перьев и сам был довольно бледен, подобно им. Единственное, что ещё частенько являлось объектом пристального взора Саши, так это небесно-голубые очи ангела и бледный шрам поперёк правого глаза. И звали это небесное создание Гюнтером Крауцем — довольно нетипичное имя для херувима, но лично самого мужчину всё устраивало, впрочем, как и его «личного демона». Если бы у Александра спросили, верит ли он, ну хоть слегка, в святость на Небесах или же полностью убеждён в лицемерности многих «божьих пернатых тварей», то Высший демон, князь Ада, ответил бы что-то вроде: «Я знаю только одного действительно святого и верного своему делу ангела, а остальных можно было бы смело и, надо сказать, очень скоропостижно турнуть из Рая. Авось людишки действительно уверуют в Его пользу.» Даже после начала их определённо неправильных по всеобщему мнению (если бы хоть кто-то узнал) отношений, Брагин боялся лишний раз прикоснуться к Крауцу. Мужчина просто не хотел, чтобы тот пал, потому как воспоминания о собственном падении время от времени всплывали в довольно красочных ночных кошмарах, иной раз откровенно мешая Александру высыпаться, звонкой болью в висках преследуя его весь рабочий день. Однако все его обоснованные волнения одними своими словами и довольно фривольными действиями сам же Гюнтер и развеял. В их первую совместно проведённую ночь именно херувим проявил подобие инициативы, а в подтверждение серьёзности своих намерений, дабы успокоить и себя и взволнованного Александра произнес следующие слова, на долгие столетия застрявшие в голове Брагина: "— Саша, я тебе полностью доверяю, как вообще может доверять кому-то любящий ангел… А уж если я и буду падать, то могу точно сказать, что ты меня поймаешь. Не дашь просто так разбиться об землю." После таких слов у Александра не осталось и тени сомнения в правильности своих действий. Они стали видеться чаще, гораздо чаще, чем им позволяла их работа, потому как что оккультный, что эфирный мастерски находили какие-то совершенно бредовые отмазки для начальства за то, что слишком уж часто мелькают среди смертных, на Земле. И чем чаще они проводили время вместе, тем больше оба сильнее убеждались в своих чувствах друг к другу. В это утро, в славном человеческом городе Берлине, херувим и Высший демон вновь проводили время весте, расположившись в одном из старинных замков. И князю совершенно не хотелось хоть куда-то отпускать своего ангела сегодня. Однако у Гюнтера было одно очень важное дело, не требовавшее отлагательств, потому сейчас слегка взволнованный тем, что есть вероятность опоздать на эту вне всяких сомнений важную встречу, ангел спешно одевался, мельтеша по комнате из стороны в сторону, в поиске своих вещей, которые Крауц сам же спешно с себя снимал прошлой ночью (Не без содействия демона, конечно же.). Нет, ну а что, никто не говорил, что Божьим созданиям страсть неведома. А вчера Саша чувствовал себя даже более невинным, в сравнении со своим личным ангелом. Однако не надумывайте себе лишнего — Гюнтер такой раскованный не от распутности, а от излишней любви к этому в меру циничному и ворчливому, но от того не менее притягательному демону, да и позволяет он себе так себя вести только рядом с «Шурой"(Так херувим время от времени называл Брагина, на что последний совершенно не свойственно для демона его статуса смущался, бурча себе что-то под нос.) Всё же любовь штука странная, но нужная всем без исключений. Начиная эфирными существами, заканчивая оккультными. Только Гюнтер нашёл свою рубашку, пуговицы на которой уцелели после вчерашнего (что удивительно!), как неожиданно ощутил прикосновение холодных рук, а после осознал, что ещё несколько сонный Саша, по-домашнему укутавшийся в плед, приобнимает его со спины, уткнувшись Крауцу куда-то в копну белоснежных перьев. Губы херувима складываются в искренней полуулыбке, полной умиления. Всё же сонный Шура был действительно очень мил. — Mein lieber, мне действительно нужно идти. — смущаясь, ласково произносит Крауц, осторожно касаясь руки демона своей. — А я не хочу тебя отпускать. — сонно произносит Александр, чуть крепче прижимая к себе свою личную причину существовать в этом мире, чистого в своей святости и вере херувима. — Ну Сашенька, я всего-то на полтора часа отлучусь, а после вернусь к тебе, обязательно. Ни на минуту не опоздаю. — неожиданно развернувшись к своему личному (в данном случае можно употребить, как синоним слова «ручной») демону, осторожно дотрагиваясь своими худыми, но на удивление тёплыми ладонями до его лица. — Почему я не могу пойти с тобой? — пристально взирая своими сонными янтарно-алыми очами в голубые глаза Гюнтера спрашивает князь, не собираясь отводить взгляд, пока не получит ответ на свой вопрос. — Потому что я не хочу мучить сонного тебя и таскать по своим рабочим делам. А ещё потому, что хочу, чтобы ты ещё немного поспал. Всё же мы с тобой вчера… — всё так же ласково и несколько взволнованно смотря на Александра, мягко произносит это оправдание Крауц. А смущённо произнести полностью последнее предложение херувим не успевает, ведь демон дополняет его сам. — Переборщили? — какая-то игривая нотка угадывается в тоне голоса оккультного. — Верно, именно переборщили. — смущаясь и на секунду отводя свой взор, отвечает ангел. — Ммм, а мне казалось, что мы раньше и больше пяти раз за ночь с тобой… — продолжает умышленно смущать своего личного небожителя Брагин, прекрасно зная, что если действовать раскованно его ангел действительно способен (особенно в постели), то вот говорить о чём-то настолько смущающем было выше его сил. — Саша! — казалось, что Александр хотел удостовериться, насколько сильно Гюнтер вообще способен покраснеть, а мужчине оставалось только возмущённо и не менее смущённо пытаться воззвать к совести своего «демона-мучителя.» Неожиданно всё ещё сонный князь Ада отстраняется, заставляя херувима удивлённо взглянуть ему в глаза, а после умышленно напустив какой-то излишний трагизм к своей речи, отвечает: — Хах, ладно, иди уж. Ты не собака, а я тебе не хозяин, но знай, что я буду тут сидеть холодный и одинокий, если ты забудешь про меня и сильно опоздаешь. А потом, того и гляди, помру в одиночестве. Ангел вздыхает, сам пододвигается к Брагину, заставляя того чуть приподняться на встречу, а после очень требовательно и инициативно целует, вызывая у Саши какой-то удивлённый глухой стон. И только тогда, когда предательский кислород кончается, (а вздохнуть нужно им обоим, вообще-то) Крауц отстраняется, говоря: — Шур, не преувеличивай. Ну как же я про тебя забуду-то? Ich habe dir damals versprochen, dass ich immer da sein werde. Erinnerst du dich? — Помню. — теперь уж пришла очередь Высшего демона пытаться подавить собственное смущение. — Вот и хорошо, почаще думай об этом. — ласково смотря на Александра, Гюнтер наконец-то поднимается с насиженного места — Так, дорогой, я скоро вернусь, ты даже заметить не успеешь, что я отлучался. Как там люди говорят…"одна нога…другая…» — «Одна здесь, а другая там.» Иди уже, знаток людских словечек, а то правда опоздаешь. — беззлобно усмехаясь словам своего…просто своего ангела, отвечает князь, укутываясь в плед чуть ли не с головой, ощущая, что сон вот-вот вновь нагрянет по его гнилую душонку, ну или то, что от неё осталось. — Ха-ха, да… Das ist richtig… Ich liebe dich, Sascha, langweile dich nicht!— напоследок поцеловав своего «Шуру» в висок и нежно ему улыбаясь, херувим покидает помещение, ведь сейчас его ждёт действительно важный гость.~ ~ ~ ~ ~ ~
В приятном и довольно живописном берлинском парке с красивым и звучным названием «Виктория» этим летом было действительно прелестно. По крайней мере Анне так казалось, ведь Падшей ангелице нечасто удавалось тайком выбраться в человеческий мир, а адские пейзажи давно уже опостылели деве. Пускай на Земле она по очень кровавому личному делу, это не мешало Брагинской любоваться красотами здешней природы, сидя в тени размашистого дерева, вдали от посторонних, в ожидании своего бывшего коллеги и просто хорошего знакомого. Этот самый «бывший коллега» явился с небольшим опозданием в десять минут, весь слегка взъерошенный, (Видимо, Саша всё же не смог так просто отпустить своего благоверного, не зацеловав при этом «до смерти».) но очень счастливый. Светловолосый мужчина в коричневом пальто и белой рубашке, поверх которой красовался довольно уютный синий свитер крупной вязки, в бежевых штанах из вельвета плавно, точно летя по небу, прошёлся к своей давней знакомой, мягко и слегка виновато улыбнувшись, он начал разговор первым: — Здравствуй, Аннушка, прости, что задержался. Сама понимаешь, дела всякие благодатные и прочее. — и мужчина улыбается так лучезарно и искренне, хотя очевидным был тот факт, что Крауц лжёт, ну или времяпровождение с князем Ада теперь является «благодатным делом.» — Ты до сих пор не научился приемлемо врать, Гюнтер. Умилительно. — Падшая улыбается в ответ, не скрывая всю свою странную весёлость, даже зная, что сам предмет их разговора и этой встречи не очень…позитивный — Однако я обращалась к тебе с просьбой недавно не для того, чтобы просто встретиться и мирно провести время вместе как в старые добрые, понимаешь же? — Конечно понимаю, niedliche. Потому и принёс то, что ты просила. — серьёзным тоном отвечает херувим, но какая-то понимающая и даже грустная улыбка не спадает с его лица. Гюнтер шарится в довольно вместительном кармане своего пальто, больше походящего на плащ, а после достаёт термос, на первый взгляд заполненный до краёв холодной совершенно обычной водой. Не раздумывая ни секунды, Крауц протягивает его светловолосой деве. Она принимает этот «дар», с некоторым удивлением на лице вопрошая: — И всё настолько просто… Ты не будешь читать мне мораль, что месть это недостойно, даже для Падшей ангелицы вроде меня? — Знаешь, Annet, я размышлял об этом недавно. — внезапно миролюбивый взгляд мужчины сменился на какой-то излишне серьёзный, а сталь так неожиданно стала проявляться в его голосе, что Брагинская невольно отказалась от мысли закончить этот разговор, сменяя тему — Однако, вспоминая, какой я тебя нашёл и решил всё же «выходить» по старой то дружбе, рискуя собственными перьями, знаешь ли, я ещё больше убедился, что месть присуща всем. Ангелам особенно, как ни странно. Потому как… —к внешней серьёзности и твёрдости добавилась ещё и нотками смущения — У меня теперь тоже есть кто-то, за кого я бы смог мстить в случае чего, не приведи Господь, конечно же… Да и, надеюсь такая вот моя посильная помощь хоть как-то способствует тому, чтобы ублюдки поступившие с тобой таким мерзким образом смогли ещё долгие века немощно валяться, осознавая всю степень своего жалкого положения. — а под конец речи, как вишенка на торте, добродушная улыбка расцветает на лице ангела, на это Анна только и может, что усмехнуться. — Какой ты добрый херувимчик, а, Крауц, ха-ха… — она поднимается с травы, отряхая подол своего вечернего, совершенно неподходящего под данную встречу, грязно-сиреневого платья — Ну-с, спасибо тебе на добром слове, как говорится и помощь я твою очень ценю… А ещё, рада, что ты остепенился, хе-хе. Представь мне его потом, не забудь! — Ха-ха, ладно-ладно, обязательно познакомлю вас. Чуть позже, как разберусь с…"делами.» — смущение Гюнтера выдаёт пунцовый румянец играющий на его щеках — Кстати о любви, как твои дела продвигаются на этом фронте? Ты что-то недавно рассказывала про назойливую клиентку в твоём… — как назло Крауц часто забывает это простецкое слово, обозначающее место, объединяющее в себе следующие важные составляющие: наличие дорогого и не очень спиртного, совершенно разношёрстный состав посетителей и много, очень-очень много, похоти во всех её проявлениях. — Баре. — усмехаясь своей мысли о том, что ангел слишком свят даже для простых слов, дополняет его Анна. — Да, гм, верно. Так вот, ты говорила, что она… — вновь немного неловко улыбаясь, старается правильно подобрать слова херувим, не переходя к чему-то излишне пошлому, что тоже знатно веселит Брагинскую — очень тобой заинтересована. А что насчёт тебя самой? — Я…не уверена, но хотелось бы попробовать дать ей шанс. Просто сейчас все мои мысли только об одном, в моей голове пока нет лишнего места для долгих дум о чувствах и… — девушка слегка замялась, ведь обнажать свою душу всегда тяжелее всего именно перед важными для тебя людьми. И неважно кто ты: человек, ангел, падший или демон. — Ты боишься сильно привязаться к ней, потому что боишься, что она не серьёзна и вероятно бросит тебя, когда надоешь? Ты боишься одиночества, но не хочешь никого подпускать к себе слишком близко. — несколько задумчивым тоном произносит мужчина, буквально раскрывая все переживания девушки, точно следователь на допросе политического преступника. — Ахг, чёрт, Гюнтер, опять ты…анализируешь меня. Я всё-таки не демон, не нужно на мне использовать такие методы. Будто на допросе побывала, Боже… — совершенно несерьёзно возмущается Брагинская, потому что мысленно она уже давно не здесь, а на Седьмом Кругу, на его Первом поясе, выслеживает одного урода, дабы «вернуть ему должок». — Анечка, я просто предположил, ни в коем случае тебя с бесами не ровняю. Успокойся. — мужчина уж было собрался уходить, как решил дополнить свою речь — И вот что, попробуй ей открыться. Да, знаю, ты сейчас начнёшь возмущаться и ворчать, ведь я только что угадал, что у тебя проблемы с доверием, и тут я же, «напыщенный пернатый» говорю тебе такое. Однако подумай об этом, пожалуйста, это действительно может помочь в твоём случае. —… Я бы никогда не назвала тебя «напыщенным пернатым». Хотя… Ладно, Бог с ним, я подумаю над твоими словами позже, спасибо. А теперь мне действительно пора, не хотелось бы опоздать. — возможно Падшая ангелица действительно задумается над словами своего друга херувима чуть позже, обязательно. — Верно, мне тоже не следует опаздывать, ха-ха… Удачи, будь осторожна. — напоследок улыбнувшись Анне, ангел исчезает так же неожиданно, как и появился, а следом за ним ретируется и Брагинская. В парке шелестит приятный прохладный ветерок, покачивая ветки деревьев, а где-то вдалеке журчит ручей. Решительно ничто не напоминает в этом месте о том, что здесь некогда беседовали два божьих создания, совершенно незаметных для людского невооружённого глаза.~ ~ ~ ~ ~ ~
Миколас Лауринайтис, сидя в тронном зале своего поместья, буквально чувствовал, как холодный пот градом льётся по его спине, а мелкая дрожь волнами мурашек расходится по всему телу. Недавний разговор с князем Брагиным навёл министра финансов на определённые размышления, мужчине пришлось хорошенько порыться в своих воспоминаниях, дабы припомнить, кому было бы выгодно искалечить уже его, подобно графу Джонсу. И как назло, молодому графу ничего толкового в голову не приходило. За всю свою жизнь в Преисподней, начиная с дня Падения и заканчивая нынешним днём, Высший демон искалечил судьбы многим своими жестокими действиями. И морально и физически. Потому сейчас Миколас терялся в догадках, кому он смог насолить так сильно, да и ещё, видимо, не в одиночку, а на пару с теперь уже калекой Джонсом и ещё двумя неизвестными личностями, о которых вскользь упомянул Александр. Падение. Да, в тот день граф, во главе с Владыкой Ада и совместно с графом Кристианом, а также герцогом Хедервари карали тех Падших, отказавшихся присягнуть на верность господину. Многих они уничтожили, устрашая тем самым всех прочих нерешительных, морально давя и заставляя тем самым чётко выбирать сторону. Падших… Да, Падших ангелов уничтожали, как мух, а после и вовсе сделали самым низшим и бесправным сословием в иерархической лестнице Преисподней. Неприкаянные, отвергнутые и Небесами и Адом, они не имели возможности жить вольно слишком долго и никого не трогала их судьба, ни тогда ни сейчас. Графа точно молнией ударило осознание. Он вспомнил. Всё вспомнил. Тот взгляд аметистовых глаз устремлённый снизу в верх, взгляд полный ненависти и презрения к своим мучителям. Сомнения в том, кто же именно придёт в скором времени по душу Лауринайтиса, отпали у мужчины сами собой. Миколасу осталось только терпеливо ожидать свой конец, потому как бежать было уже некуда, да и он, как честный дворянин, не смог бы так поступить — треклятая гордость душит своей властью не только людей, знаете ли. И всё же, откуда Александр мог всё это знать? Неужто князь навёл эту Падшую на нужную дорогу, предоставляя детальную информацию о графах и герцогах, учинивших над ней суд в тот злополучный день? Нет, тут определённо дело в другом, но граф не мог вспомнить, как бы он не старался. Всё, что ему оставалось в данный момент — отпивать вино из бокала, сидя в своём основном поместье, располагающемся на Седьмом Кругу ада, на Первом его Поясе, да размышлять, как бы предупредить оставшихся будущих жертв этой поехавшей девки. А Миколас был абсолютно уверен в своей правоте и не здоровости мстительной девы. Ему казалось, что стоило упросить тогда у Владыки возможность добить эту пернатую ангельскую падаль. Однако в прошлое вернуться не могут даже адские оккультные создания, ко всеобщему счастью и к их отдельному злобному сожалению. Мужчине нужно было думать, как защитить свою собственную шкуру именно сейчас, в настоящее время. И как назло, предательская дремота нагрянула, самовольно утягивая Лауринайтиса с собой в царство снов. Очень не вовремя, надо бы сказать, ведь именно состояние, характеризуемое многими врачами, как «фаза глубокого сна» не позволило молодому графу, сильно прикипевшему к литовскому языку, почувствовать надвигающуюся опасность. А опасность эта, в крепких бледных руках своих сжимала острую как тысячи ножей косу, окроплённую святой водой, добытой при содействии одного в меру принципиального ангела. Плавной походкой незнакомка приблизилась к уснувшему прямо в богато расписанном кресле Адскому графу. Дева не проронив ни слова, ударила Высшего демона тыльной стороной своего божественного орудия прямо по голове, а после, убедившись, что граф Лауринайтис упал, отключившись теперь уже надолго, решила осмотреть всю спальню детальнее. Внимание Анны привлёк поистине огромных размеров перевёрнутый крест, прибитый над господской двухспальной кроватью. В голове Падшей ангелицы возникла приинтереснейшая мысль, отразившаяся на её лице улыбкой, которая, казалось, была способна сжигать чужие демонические души на месте «без суда и следствия». Признаться честно, Брагинской пришлось изрядно повозиться, таща дряблую худощавую, а от того не в меру костлявую тушку ещё живого Миколаса, прибывающего сейчас в «отрубе», до кровати. Однако оно того стоило, определённо. Следующими, довольно не хилыми действиями, дева пригвоздила несчастного вниз головой к этому самому перевёрнутому распятию неожиданно удачно нашедшимися в её арсенале гвоздями, а для большей надёжности и верности, Анна оторвала верёвки от штор, с помощью которых обычно эти самые шторы и задвигались, да привязала уже прибитые к деревянной поверхности конечности Лауринайтиса. Удивительно, но Высший демон никак не реагировал на боль от совершённых девой манипуляций с его телом. В какой-то момент, Брагинскую захлестнула горькая ярость, граничащая с несколько безумным весельем. Девушка неспешно вышагивая, подошла к столу с винными бутылками, а найдя открытую, взяла её в свои мертвенно холодные от излишнего выброса адреналина в организме руки. Теперь же, она всё так же неспешно, будто наслаждаясь самим процессом, подошла к кровати, забралась на неё, держа сосуд с виноградным высокоградусным напитком в руках, после Анна отпила немного вина, и не глотая его, выплюнула всё, что набрала в рот на сонную рожу своего бывшего мучителя, заливаясь громким смехом от его реакции. Миколас поморщился, а после прокричал во весь голос, болезненно кривясь и шипя — видимо ноющая боль от проткнутых ладоней дала о себе знать. Лишь только тогда, когда Высший демон смог обуздать свои чувства и свои собственные мучения, он осознал, что, склонившись над ним, ухмыляясь, стоит та, от чьих рук ему суждено сгинуть сегодня. Лауринайтис теперь уже точно узнал её. По одним только глазам, полным ненависти и яростного удовлетворения его терзаниями, распознал, а большего ему и не нужно. Некогда безмолвная Падшая первая окончательно нарушила тишину: — Добрый денёк, не правда ли, а, Миколка? — улыбка Анны больше походила не на что-то добродушное и светлое, — такое дева берегла только для близких — она больше смахивала на несколько безумный оскал. — Ты… Как так вышло, что ты выжила? Ты должна была сдохнуть от ран в полном одиночестве ещё в тот день! — по спине Лауринайтиса пробежался холодок, нет, целая снежная лавина прокатилась по ней, когда мужчина почувствовал ледяной край лезвия косы, который падшая держала опасно близко к его правой руке. — Знаешь, мир не без добрых существ. — ехидная и одновременно горькая усмешка мелькает на губах Брагинской, но в омутах её аметистовых глаз нет даже намёка на веселье, одна злость, боль и ненависть поселились там на долгие века. Однако дева неожиданно ободряется, продолжая свою речь — А вообще, какой же милый и трепетный вопрос от некогда близкого мне существа. Или ты уже не помнишь, как клинья ко мне подбивал на Небесах, до Падения? Какие слова мне говорил? Как клялся в вечных чувствах и преданности? — Анечка, Анна, я… Я действительно любил тебя! Просто… — каким-то жалким тоном, очевидно пытаясь спасти собственную шкуру тем способом, которым он умеет, лебезит перед девушкой граф. На его слова она лишь смеётся, как-то рвано, даже несколько странно. Каждое сказанное Падшей слово, казалось, пробиралось под самую кожу графа, в вены, расходясь подобно яду по кровотоку, где циркулировала демоническая порочная кровь: — Ага, конечно, милок, любил. Ровно до того момента, пока не получил в свои руки власть, дарованную тебе вашим Владыкой. Право карать своих бывших собратьев, свою бывшую семью, за то, что они до последнего боролись и пытались хоть как-то вымолить прощение у Него. А после и я тебе под руку подвернулась… Зато ты мне преподал хороший урок — ни за что не доверять козлам, которые только толкуют о чувствах, а на деле, ради собственной выгоды готовы продать свою же «любовь». — параллельно своему монологу, Анна плавно водила косой опасно близко к конечностям Высшего демона и под конец, замахнувшись со всей силы, отрубила Лауринайтису правую руку. Отлетевшая конечность разложилась и обратилась в пепел на ходу гораздо быстрее, чем если бы божественное орудие девы не было окроплено святой водой. Демон издал истошный вопль, который, при хорошем для него стечении обстоятельств услышали бы слуги, да поспешили графу на выручку. Однако именно этих самых слуг Миколас отослал из резиденции ещё утром, когда только решил засесть в этом убежище в полном одиночестве. Вот что значит — «сам вырыл себе могилу.» Сквозь боль, Адский граф безуспешно пытался давить на прежние чувства девушки. Сплёвывая густую бесовскую кровь, он отвечает сорвавшимся голосом: — Я не мог поступить иначе в тот момент, ты точно должна это понимать. Я бы… Обязательно вернулся за тобой. Анна действительно в ярости. Злость и не свойственная божественным созданиям ненависть заполонили её мысли, потому граф очень быстро лишился и левой руки, которую в итоге постигла та же участь скоростного разложения, что и правую. Цедя не менее ядовитый ответ, чем прошлый, Брагинская произносит: — Какой же ты ублюдок и лжец, Миколас. Мне даже смотреть на тебя омерзительно. — дева показательно отводит взгляд, а после вновь устремляет свой полный неприязни взор на это подобие некогда вселявшего всем ужас, теперь же самолично дрожащего от страха — Ведь ты сейчас, в сущности, просто больной и жестокий извращенец, предатель и мучитель многих невиновных, совершенно жалкий в своей незащищённости. — Падшая ангелица ухмыляется, осторожно ведя косой уже к нижней части тела своего мучителя из прошлого, вдруг останавливаясь остриём у ног, Анна продолжает свою речь, вслушиваясь в болезненные хрипы Миколаса — По хорошему счёту я должна убить тебя, изничтожить прямо здесь, на месте. Однако для тебя, мой дорогой, это будет слишком просто. Помнишь, что случилось с малышом Джонсом? Бедненький, тебе его было сильно-сильно жалко? Лучше бы ты приберёг жалость для себя любимого, потому как я проверну с тобой всё то же, что и с ним. Лауринайтис кое-как находит в себе силы для последней попытки спасти себя от чего-то настолько неминуемого, как «гибель», пускай и частичная, но всё же «гибель». — Чёкнутая сука… Ты всегда была с ебанцой… Не удивительно, что тебя тогда тоже турнули с Небес. Даже Создатель понял, что ошибся в процессе твоего сотворения. Ты ведь не могла никого благословить, ничего создать, да ты… Ты была неполноценным ангелом, странно, что у тебя было звание херувима… Даже если ты покалечишь меня, нет, нас всех, … У тебя же есть уже кто-то дорогой? Так вот, подумай, а легко ли этот кто-то будет к тебе относиться, захочет ли остаться рядом, если узнает обо всём? И о том, что ты потасканная шалава и конечно же о том, что ты с головой не дружишь? А в ответ тишина, молчание и глаза Анны полны непонимания. Слова этого черта её несколько зацепили, в основном последняя часть его пламенной речи. Она была согласна только с некоторыми аргументами, но какая-то странная дрожь подозрения и неуверенности прошлась волной по телу Брагинской. Падшая не спешила завершать начатое, лишая демона и ног, она лишь застыла в немом негодовании. А слегка отошедшему от боли Миколасу только это и требовалось. Он продолжает: — О, неужели я попал в точку? Значит ты и сама не уверена, зачем решаешь всё настолько жестоко и как твои близкие отнесутся к тому, если узнают, что ты из себя представляешь? А я тебе скажу кто ты — жалкая потрёпанная жизнью девка, которая никогда счастлива не будет, а очень скоро, когда тебя наконец-то поймают, ты будешь ещё и покойницей. Слышишь? По-кой-ни-цей. Ну, если конечно не остановишься прямо сейчас и не… Останешься со мной, станешь снова моей. Я даже, блядь, прощу тебе то, что мне теперь довольно долго придётся регенерировать собственные руки, знаешь ли. Да и тем более, ты всегда… — договорить он не смог, вновь его речь перешла на звонкий вопль существа, лишившегося обеих ног сразу же. Более того, Анна, в этот раз не церемонясь и совершенно ничего не отвечая, плеснула бесу в глаза святой воды, ровно столько, чтобы навредить только им, а не всему его и без того побитому облику. Звонкие крики отражались от стен, резонируя с другими посторонними шумами. Но длилось это не долго, потому что очень быстро граф лишился и языка, теряя сознание от болевого шока. Всё так же храня безмолвие, Падшая ангелица покинула резиденцию графа Лауринайтиса. Самое сложное уже было позади, Брагинской осталось только вернуться домой, на свой родной Второй Круг, в их с братцем Коленькой дом.~ ~ ~ ~ ~ ~
Всю дорогу Брагинскую трясло. Слова графа Миколаса, некоторые из них, врезались ей в голову, заставляя вновь заняться такой безжалостной и суровой вещью, как самоанализ. От неожиданно нахлынувшей ненависти к себе и даже какой-то жалости ноги подкашивались, а желание вообще хоть куда-то идти пропадало. Но Анна должна была вернуться. А ещё, параллельно со всей чернухой творившейся в её голове, девушке думалось, что было бы неплохо обыденно встретить в баре уже хмельную, а от того весёлую Юльхен, пожурить её слегка, как обычно, за излишнее пристрастие к алкоголю, а после, когда Брагинская и сама немного «хапнет» обнять эту буквально пылающую жизненной силой дьяволицу. Получить хоть немного любви и света от существа, совершенно ничего не знающего о прошлом Падшей ангелицы. Забыть о всей боли так долго терзающей её душу. Почувствовать себя нужной, любимой и желанной. И всё же…девушке вдруг ещё подумалось, — когда она оказалась уже на пороге собственного заведения — открыть Байльшмидт кое-что личное о себе. Рассказать всё, поделиться тем, что гложет её уже давно. Единственное, что пугало Аню — перспектива быть посланной на три весёлые, в дальнее пешее. Как там говорится у одного земного народца? «Ну, была не была, авось повезёт.» — в именно с этой мыслью, девушка отворила дверцы их с Арловским бара, планируя сегодня всё объяснить демонице, а уж дальше действовать по ситуации в зависимости от ответа обладательницы алых очей. В помещении Юльхен не оказалось, к довольно ощутимо большому сожалению Падшей. Зато сразу же вырисовывался силуэт откровенно скучающего Николая за барной стойкой, потому как парень уже потихоньку начинал клевать носом и если бы не его «врождённый профессионализм», то Низший демон позволил бы себе отключиться на рабочем месте. Однако в своей бренной жизни Арловский любил только три вещи — хороший алкоголь, свою названую сестру Анну и конечно же деньги. Потому молодой человек сейчас и не позволял себе уснуть, ведь допустить ограбление их с сестрицей бара, — следствием которого стали бы убытки — он ну никак не мог. Помимо брата, в заведении девушка заметила ещё парочку старых чертей, подобно Николаю сонно, — только в отличие от парня они были не в меру хмельны — клевавших своими невообразимо странными острыми носами, да ещё двух-трёх завсегдатаев — «чёрных» рабочих в Адских печах и котлах, являвшихся в бар Брагинско-Арловских строго каждый будний день в восемь часов вечера, когда заканчивалась их смена на такой трудоёмкой и требующей большого объёма физической и магической силы работе. Видно было, что больший наплыв посетителей рассосался сегодня быстрее, чем обычно, потому-то сейчас и было так предательски мало народу. — Анечка, ты вернулась! — очевидно стойко сумевший не утонуть в своей собственной дремоте Николай наконец-то заметил вошедшую свою совладелицу, а по совместительству родственницу, потому так добродушно, хоть и с заметной усталостью поприветствовал Брагинскую, выходя из-за барной стойки. — Да, Коленька, прости за задержку. Дела были очень… Очень масштабными. — подойдя к брату, дева обнимает его крепко-накрепко, будто они в разлуке с самого Грехопадения людей, и лишь чуть погодя она отстраняется, отвечая ласковым своим голосом, а заодно поднимая настроение всем присутствующим чертям. Воистину ангельские чары. — Масштабнее рассчитывания плана по выручке за рабочий вечер? — лукаво усмехаясь и чуть склонив голову на бок, спрашивает Николай. — Определённо масштабнее рассчитывания плана по выручке за рабочий вечер, братец. — с каким-то тяжким вздохом и не менее тяжким выдохом, интонацией существа, будто бы переосмыслившего всю свою суть жизненную вместе с естеством, отвечает Анна, добавляя ко всему, как вишенку на торте, славную сонную полуулыбку. Арловский вновь возвращается за барную стойку, а вслед за ним за неё плавно юркнула и Брагинская, потягиваясь, чтобы хоть чуть-чуть взбодриться. Низший демон берёт бутылку дорогого коньяка, которую он не успел убрать на должное место после того, как разливал заказ одному из посетителей, а вот сейчас появилась такая замечательная возможность поставить её на законную стоечку на полочке. Не отвлекаясь от своего кропотливого занятия, небрежно отвечает парень сестре: — Понял-принял, не допрашиваю. Просто надеюсь, что у тебя всё прошло хорошо и ты не сильно…умаялась. — Я заебалась, хороший мой. Как и ты, как я погляжу. Прости уж, что так кинула. — напускная небрежность в речи у девушки (вот как сейчас) проскальзывала только тогда, когда она была слишком морально истощённой, но брату этого ей совершенно точно не хотелось показывать, ведь Коленька-дурачок будет до того сильно переживать за свою сестру, что по собственному своему желанию заделается для неё в «личного психолога». А Брагинской совершенно точно не хотелось отнимать у дорогого ей человека ночь здорового сна, только ради вскрытия своих моральных гнойных болячек и вытравливания всех скелетов из её же шкафа. — Верно подметила, я скорее уёбся. Такие нынче выпивохи борзые пошли… — парень начал нарочито комично возмущаться из-за паршивых клиентов, потому что хотел немного развеселить Аню, ведь то, что она подавлена скрыть у девушки получилось плохо и Арловский это, естественно, заметил — А вообще, прекращай извиняться постоянно, а то уже я начинаю чувствовать себя виноватым. Короче, проехали. — Ах-ха, ладно, забыли. Слушай, Коль, спросить хотела, а Юля сегодня не заходила ещё? — стараясь не выказывать перед братом излишнюю заинтересованность в дьяволице, спрашивает Анна. — Белобрысая ведьма-то? Не-а, как утром ушла, так больше и не приходила. — в своей привычной манере, то бишь именно в той самой манере, в которой он говорил только про Юльхен, отвечает Николай, позднее спешно добавляя — А что, уже скучаешь без её вечных подъёбов? — Заметь, ведь она подъёбывает чаще всего именно тебя… — стараясь скрыть усмешку от Низшего демона, констатирует факт Брагинская, позже дополняя свою речь — Да нет, мне просто нужно с ней поговорить серьёзно. — Что, Анют, наконец-то примеришь на себя должность коллектора и выбьешь из неё задолженность за приобретённую ею спиртягу в нашем баре? — усмехается несколько легкомысленнее, чем следовало бы, Коля, протирая тряпкой очередную пивную кружку. — Вообще, и об этом тоже. По ситуации посмотрю. — ответно смеётся девушка, а после погружается в чарующий мир финансов — Так, как тут у тебя с выручкой дела? После брат с сестрой довольно мирно и непринуждённо, в своей, только и известной манер, обсуждали валютные вопросы. Оставшиеся гости-бесы уходить не планировали вплоть до закрытия, которое, к слову, должно было произойти через полчаса. Совершенно никто не мог ожидать того, что произошло прямо сейчас. Дверца заведения вновь неприятно скрипнула, а в помещение вошёл мужчина, очевидно не какой-то там рядовой бес, в чёрном плаще, скрывавшем такой же тёмный мундир. Внешне Высший демон — которые обычно не появляются на слишком бедных Адских Кругах — был ладный, тёмно-русые волосы, короткие, хоть и слегка вьющиеся, янтарно-алые глаза его вальяжно осматривали внутреннее наполнение данного заведения, посетителей и хозяев за стойкой. Стоит ещё упомянуть, что данная определённо не последняя в Преисподней особа произвела неизгладимое впечатление на всех присутствующих. От него будто исходила какая-то грузная аура, явно намекающая, что с этим парнем любые шутки плохи. Больше всех впечатлилась и…удивилась Анна. Она вспомнила его. Ведь это был тот самый князь, с которым она столкнулась на свадьбе графа Джонса до и после своего «дела». Александр неспешно прошёлся до барной стойки под сопровождением пристальных взглядов оставшихся посетителей бара. Брагин присел напротив слегка взволнованно стоящей Брагинской. После Падшая очень быстро смекнула, что если продолжит молчать, то будет вызывать слишком много подозрения у этого Высшего беса. Потому девушка вежливо улыбаясь, спросила: — Здравствуйте, барин. Чего изволите? — И тебе не хворать, хозяйка. Плесни-ка мне коньяку, грамм двести, горло промочить. — довольно расслабленным тоном ответил определённо знатный гость заведения Брагинско-Арловских. — Вот-с, пожалуй-те, сударь. — Падшая ангелица поставила перед князем Брагиным стопку коньяка, а сама попыталась свести всю неловкость на нет и правильно задать тему разговора. Николай, к слову, старался молчать, а потом и вовсе скрылся в кладовой, после легкого жеста со стороны старшей сестры, естественно. Более того, другие гости стали активнее расходиться по своим халупам, перед этим обязательно выплатив всё то количество анимов, на которое они уже успели «насинячиться». — И какими судьбами к нам занесло главу Адского войска, да и полиции, по совместительству? В какой-то момент заведение Брагино-Арловских полностью опустело, в баре осталась лишь Анна и новоприбывший князь. Атмосфера была несколько натянутой, будто на допросе. Хотя, косвенно этот разговор и был допросом, из-под тишка, так сказать. Однако ни Анну, ни уж тем более Александра всё это не напрягало, ведь они уже сталкивались лицом к лицу, пускай и мимолётно. Потому оба существа чувствовали — прямого разговора определённо не избежать, рано или поздно по инициативе одного из них он бы состоялся. В этот раз, этим самым инициатором выступил Брагин. Послышался щелчок, видимо включилось старое радио с таким себе звуком, которое имело привычку включаться самостоятельно. (Товарищи, мы же в Аду, тут всё может быть, от летающих пингвинов, до самостоятельно включающегося старого человеческого радио — не удивляйтесь.) Зазвучала приятная и мелодичная песня (удивительно, но тоже «человеческая») годов так восьмидесятых, если не начала девяностых. — Да, так, совершенно случайно забрёл сюда. Не по работе, будь спокойна. — залпом выпивая стопку отвечает гость, а Падшая подливает ему ещё одну, усмехаясь тому, что её последний «дорогой» посетитель не поморщился от спиртного, хотя она достала довольно старый коньяк из запасов своего бара, который и сама не могла спокойно выпить не скривившись слегка. Видимо князь потребляет этот напиток часто, а то и вовсе вместо воды, иначе такое Аня объяснить не могла. — У меня работа такая, в любой ситуации быть спокойной. Иначе такой бизнес, как у нас с братцем, вести нельзя. — быстро соскальзывает с темы Брагинская, совершенно невинно улыбаясь. А Александр в ответ только усмехается, невольно щурясь от красноватой неоновой подсветки в помещении: — Спокойной,… Расчётливой даже, верно? Хладнокровной в какой-то степени. — Естественно, князь. А без расчёта никак, ведь… — Анна хотела вновь сменить тему, углубившись в свои размышления, только вот князь Брагин совершенно бесстыдно её перебил. — Да, никак, без плана и расчёта вообще ничего не свершается, даже преступление выходит неполным из-за отсутствия такой ключевой составляющей, как мотив, порождающий план. А вы как считаете, сударыня Брагинская? — делая больший акцент интонацией именно на последнем предложении, молвит Александр. Брагинская тщательно натирает уже вторую мытую пивную кружку, стараясь справиться с нарастающим волнением. Она определённо слишком стара для всего этого дерьма. Слишком много потрясений и волнения за этот день. И всё же девушка нашла выход в очередной попытке соскочить с острой, хоть и отстранённой темы: — Про мотив вы верно упомянули, но что-то, ваше благородие, вы к своей профессии даже во время отдыха возвращаетесь невольно. Не желаете о чём-то более приземлённом потолковать? — А от чего же нет, можно и о приземлённом. У нас ещё…двадцать минут есть как минимум. — и князь улыбается, не сильно, а только уголками губ, но уже и этой полуулыбки достаточно, чтобы любого заставить чувствовать себя неуютно. Анна стойко держалась, даже после последней фразы, произнесённой высшим демоном — Только, хозяйка, может со мной за компанию пару стопочек опрокинете? А то как-то неловко выходит, не считаете? — А от чего ж не опрокинуть? Извольте, хотя заметьте, я обычно на работе не употребляю. Только ради такой хорошей компании, как ваша, соглашаюсь. — ангельски добрая улыбка, как чистейшая защитная реакция на стрессовую ситуацию и не думала пропадать с лица девушки. Брагинская плавно, даже несколько уверенно, прошлась к соседнему от гостя месту и присела, устроившись поудобнее. Следующие слова князя Александра не на шутку удивили девушку. Удивили и несколько напугали, — скорее всего, из-за Сашиной специфической подачи — однако невозмутимая весёлость никуда не делась с черт Анны. Опрокинув в себя ещё одну стопку действительно Адского пойла, мужчина произнёс: — Я всё о тебе знаю, более того, совершенно точно не собираюсь тебя арестовывать. Даже поражаюсь твоей оперативности, если говорить про Кристиана. О Лауринайтисе, я так понимаю, ты уже позаботиться успела? Анечке что-то вздумалось начать отпираться, потому дева «включила дурочку» и совершенно точно не собиралась сразу же откровенничать с Брагиным. Ей хотелось проверить искренность его намерений и узнать, почему же такая «особа из высшего сословия» на её, мещанской стороне: — Я вас совершенно не понимаю, князь. О чём вы? Александр смеётся. Недолго, но довольно искренне для человека, каждый день работающего с такими отпетыми лгунами и чётко видящего любое, даже самое качественно маскирующееся под истину, враньё. После, мужчина отвечает всё таким же безмятежным тоном: — О том, о чём нужно. Не пытайся меня дурить, я чай не Люцик со всей его оставшейся шайкой — идиотом круглым не являюсь. Я изначально пришёл сюда передать тебе только то, что под следствие тебя подводить не стану, хоть мне всё и известно. Брагинская уже не видела смысла что-то утаивать, потому спросила прямо сильно интересующий её вопрос: — И откуда же пришла, такая «благосклонность закона», а, князь? — Оттуда, откуда нужно, не сомневайся. Быть может сама скоро всё узнаешь, а возможно так и останешься в неведении. Тут всё от тебя лично и зависит, Анна. На этом всё, мне более не о чем с тобой говорить. Прощай. — проговорив свою финальную речь, осушив последнюю стопку коньяку и оставив довольно щедрую плату на стойке, князь Александр покинул помещение, оставив при этом ещё более удивлённую Анну в раздумьях о произошедшем.~ ~ ~ ~ ~ ~
Юльхен спешила. Пиздецки торопилась, можно сказать. Байльшмид собиралась прийти на пару часов раньше, перед закрытием бара, хозяйкой которого была её Traumfrau, которой пока ещё рановато знать, что она именно её — пожалейте здоровье дьяволицы. Так вот, демоница торопилась. Сегодня ей вдруг свалились на голову все дурацкие бюрократические делишки с излишним количеством бумажной волокиты, которые ещё к тому же не требовали отлагательств и за отказ от скорейшего выполнения оных девушку по головке бы уж точно не погладили. Грустно, печально, но трудовой долг — это тоже долг и забывать про него нельзя. Особенно при условии, что со своей РАБоты ты не можешь уволиться. Байльшмидт весь день обдумывала, как бы мягко и совершенно ненавязчиво подвести свою Падшую ангелицу к серьёзному разговору об их отношениях. Потому что Юльхен немного…надоело быть для Анны только «подружкой для секса», которая, между прочим, всегда рядом и, — как бы каламбурно это не звучало — под рукой. Дьяволице хотелось чего-то гораздо более личного, быть ближе к Падшей именно душой — ну или тем, что от неё осталось. Быть всегда рядом, иметь возможность получать в ответ тепло и… Любовь. Да, именно её-то и не хватает всем демонам, независимо от их ранга и положения в обществе Преисподней. А почему не хватает? Да потому, что демоническое естество не способно на проявления любви, привязанности и прочих тёплых чувств — в этом были убеждены небожители, люди и даже сами демоны. Однако Байльшмидт совершенно точно отрицала это убеждение, потому как на собственном примере убедилась в его ложности. И не только на собственном, надо сказать. Был у неё один «товарищ по несчастью.» Кстати говоря о нём. Подходя к небольшому двухэтажному зданию ночного заведения Анны и Николая, Юльхен в который раз нервно усмехнулась и удивилась. Из бара вышел князь Александр, не сразу заметивший дьяволицу, видимо. Но достаточно было и того, что Байльшмидт сама его заметила. Девушке было известно, по какому такому делу её коллега рыскал по всем девяти Кругам Преисподней, потому сам факт его нахождения на Втором Круге не был для дьяволицы чем-то удивительным. Её ввело в некий ступор только то, что мужчина зачем-то заходил к Брагинской в позднее нерабочее время. Юльхен спешно идёт князю навстречу, окликая: — Какие люди и без охраны! Здравствуй, Сань. А ты чего тут после работы рыскаешь? — Здравствуй, я тут просто решил…проверить одну версию. Удивительно больше то, что ТЫ тут делаешь. Сдаётся мне, Восьмой Круг гораздо дальше от этого. — тон голоса у мужчины был слегка сонным, а сам он, очевидно, был слегка нетрезв. — А у меня рабочее время закончилось тогда же, когда и у тебя. Так что имею право бродить то тут, то там. — беззлобно ухмыляясь отвечает Байльшмидт, уводя тему разговора в другую степь, совершенно противоположную. — Верно, твоя воля куда и к кому таскаться. И к людям и к всяким Падшим ангелам… — открыто провоцируя демоницу на хоть какие-то активные действия и речи, произносит князь. Юльхен вспылила, честно и откровенно, не удержала свои эмоции из-за накопившегося стресса и выпалила, подойдя к Брагину непозволительно близко: — Я не знаю, что ты уже успел нарыть на неё, но тебе, лучше бы ответить мне сразу же. Зачем ты приходил к Анне? Мужчина совершенно не удивился такой ожидаемой реакции. Вообще, за время диалога с Брагинской он успел оценить её уровень скрытности, и умение контролировать своё эмоциональное состояние в довольно нервозной ситуации. И прямо сейчас, уже во время общения с демоницей, Саша мысленно сравнил эти качества с точно такими же, но у Байльшмидт, отмечая, что дьяволица в этом плане более несдержанная. Усмехаясь слегка своим же рассуждениям, князь отвечает: — А она тебе не говорила, что в свободное от работы время графов и герцогов Адских крошит довольно умело? Или вы ещё не настолько близки? — Ч-что? — хрипловатый и удивлённый голос девушки дрогнул. — А то, что она это делает не просто так, у данной дамочки мотив есть. Определённо. Так что за свою шкуру можешь не волноваться. Да и за её тоже, больно мне надо важные «кадры» репрессировать прямо перед предстоящей сменой верхушки… — вновь ушёл в свою вереницу рассуждений Александр, совершенно не заметив и без того бледную Юльхен, которая пыталась сложить в своей голове «два+два» и получить при этом пять. Спасительное «пять», дававшее надежу на то, что её друг просто ошибается. Безупречный по части криминальных дел в Аду князь Александр Брагин ошибается. Конечно, определённо, по другому и быть не может. Раз на раз же не приходится, верно?.. — Я тебе не верю. — строго отчеканила свой собственный вывод девушка, в коем она, признаться честно, не была уверена до конца. — Тогда спроси у неё сама. А мне пора уже — свои дела ещё имеются. — со вздохом напоследок отвечает мужчина. Александр ушёл, а Юльхен осталась в полном одиночестве стоять перед баром. Рой самых разнообразных вопросов вертелся в голове дьяволицы и чтобы получить ответы на них, девушке следовало пересилить себя и зайти уже наконец в это чёртово заведение.~ ~ ~ ~ ~ ~
— Брагинская, нам нужно серьёзно поговорить! —буквально врываясь в помещение, своим громким гласом обращается к хозяйке заведения дьяволица. Спешными шагами она проходит к барной стойке. Стоящая за прилавком Анна молчит, по началу удивлённо смотря на вошедшую. А после, Падшая ангелица кличет Николая и просит его самого закрыть бар сегодня. Девушка выходит из-за стойки и очень близко подходит к демонице, крепко беря Байльшмидт за руку. Аметистовые огоньки распаляются в глазах Брагинской, особенно ярко при ответном взоре рубиновых очей Юльхен. — Да, верно, давно уже следовало… Пойдём, здесь не самое удобное место для такого разговора… — произнеся это, девушка ведёт свою «подругу» за собой в сторону дверцы с надписью «Служебное помещение», крепко-крепко держа дьяволицу за руку, будто боясь, что та куда-то исчезнет. Только сейчас Юльхен заметила то, в каком состоянии была Падшая. Её губы невольно подрагивали еле заметно, однако от глаз демоницы это не скрылось. Да и в общих чертах все движения девушки были резкими, Анна выглядела точно так же, как выглядят люди, совсем недавно перенёсшие истерику или нервный срыв. Все эти факты беспокоили Байльшмидт, да так сильно, что с уточнением Сашиного предположения лично у самой Брагинской демоница решила повременить. Наконец, зайдя в дом, Юльхен спросила: — Аня, что с тобой происходит? Дальнейших действий Падшей дьяволица совершенно точно не могла ожидать. Анна подошла к девушке почти вплотную, невольно прижимая её к стене, а после впилась в губы демоницы довольно требовательным поцелуем, совершенно точно не желая отдавать Юльхен инициативу. Байльшмидт от удивления и немого восторга ничего не оставалось, кроме как ответить на такой неожиданный порыв со стороны ангелицы. Когда воздуха стало не хватать, Брагинская отстранилась и, попутно пытаясь привести дыхание в норму, чувствуя, как бешено колотится её сердце, произнесла: — Юльхен, я… Хочу тебе довериться… Ты мне нра… Нет, не так! Я тебя люблю и.! — девушка явно нервничала, пытаясь подобрать нужные слова, а у дьяволицы её некогда чёрствое и сухое сердце замерло, до краёв наполняясь любовью и нежностью к определённой эфирной деве. Потому Юльхен наконец услышав эти три заветных слова, совершенно бессовестно прервала Анну, накрывая её губы своими, страстно и уже с собственной инициативой целуя.