Ведьма

— Сжечь ее! Сжечь ее! Оглядываюсь по сторонам, как только перед глазами появляется картинка. Толпа людей, одетых в одежду пилигримов, окружили девушку, осыпая ее проклятиями. Глаза слезятся от дыма, исходящего от факелов. В носу неприятный запах горелого вперемешку с свежим сеном. Сзади деревянная постройка, из которой слышен плач и мольбы о помощи. Замечаю небольшую щель между досками, подхожу ближе, заглядывая вовнутрь. Люди, по численности чуть ли не целое поселение, сидят в середине. Кто-то дергает цепи, пытаясь их разорвать, кто-то сложил руки и поднял голову, читая молитвы. Они не могут выбраться. Какому умнику пришло в голову устраивать сожжение? С шоком и ужасом отхожу назад на шаг, вновь обращая взгляд на толпу. Люди будто пытаются задавить девушку, наступая на нее и швыряя из стороны в сторону. Я видела ее раньше. В первом совместном видении Уэнсдей. — Луна! Тихий и знакомый голос заставляет обернуться. За двумя большими бочками на корточках сидит Уэнсдей, испуганно оглядывая толпу позади меня. — Уэнсдей! — оказываюсь рядом, опускаясь на колени перед девушкой и обхватываю ладонями ее бледное лицо, — С тобой все нормально? Нигде не ушиблась? Уже давно стемнело, а тебя все нет. Я переживаю. — Я в порядке, — накрывает мои руки своими, поглаживая большими пальцами, — Решила осмотреть первоначальную молельню пилигримов. — Ничего мне не говорить уже входит в привычку, — убираю руки, садясь рядом, — В очень плохую привычку, Аддамс. Возвращаю свой взгляд обратно на толпу, пытаясь разглядеть каждого. Чертовы повернутые фанатики, не имеющие своего собственного мнения. И чем вам помешали эти люди? — Что здесь вообще происходит? — спрашиваю, на что получаю отрицательное покачивание головой и пожимание плечами. Решаю прислушаться к своим чувствам и замечаю, что все происходящее — не простое видение, скорее насланное кем-то. Так делают, чтобы помочь связанному кровными узами человеку наставить на верный путь и дать ответы. Но энергия исходит не от девушки в середине толпы, а от кого-то другого. — Отойдите! Знакомый силуэт прерывает крики и расталкивает людей по разные стороны, открывая вид на лежащую на земле копию Уэнсдей. — Гуди Аддамс! — восклицает он, подходя ближе, опираясь на свой посох, — Ты была судима перед Богом и признана виновной. Ты — ведьма, колдунья, любовница Люцифера собственной персоной. За твои грехи ты будешь сожжена этой ночью, и будешь вечно страдать в языках адского пламени. — Я не виновна, — говорит она, — Судить надо тебя, Джозеф Крэкстоун. Вы убили невиновных! Вы забрали все, что имели мы! Настоящий монстр — это вы. Все вы! Нож проходит по щеке, оставляя после себя кровавую дорожку. Так тебе и надо, урод. — С меня хватит! — сквозь толпу прорывается высокая девушка, закрывая собой Гуди, — Не смей ее трогать, Джозеф. Кудрявые, темно-рыжие, чуть ли не красные волосы спускаются ниже плеч. Черная блуза и такого же цвета расшитая золотыми нитями юбка были потрепаны и местами порваны. Холодный и наполненный злостью взгляд устремлен на мужчину, а темные губы сжаты в полоску. — Мавра, — шепчу я, заметив знакомые черты. В нашем доме висели портреты каждого члена семьи с начала рода. Им находилось места везде, но один лежал на чердаке и покрывался пылью. Будучи ребенком, мне нравилось лазить по таким Богом забытым местам и рыться в различном хламе. Там можно было найти многое. От старой заколочки с рубиновыми камнями, до чего то стоящего. Мавра была изображена на своем портрете еще совсем молодой. По крайней мере, мне так сказали, когда я нашла его. Ее отличительной чертой всегда были темные от природы губы и родинка на правой скуле в форме звезды. — Отойди, Мавра, — говорит Крэкстоун, — Я и так благосклонен к тебе. — Я не просила этой благосклонности! — вскрикивает она, делая шаг вперед, — Кто тут грехи совершил — так это я! — бьет себя кулаком в грудь, — Слышишь? Я! Дитя ни в чем не виновато! — Не думал я, Маврушка, что ты против меня встанешь. — Я на твою сторону и не вставала, чтобы быть против, — парирует девушка, — Это наша земля, Джозеф. Мы были здесь до вас, живя в гармонии с природой и местными. Но вы заявились сюда, как к себе домой, и все нарушили. Нет прощения тебе за это. — Не забывайся! — делает шаг ближе к ней, — Я подарил тебе свободу. Оставил в живых! — Нет, — мотает головой, — Ты меня силой взял. Знал, что я сильнее, и взял. Как оберег и защиту. И за это я тебя всем сердцем ненавижу! — У Кровавой ведьмы его нет. — Еще как есть! — поднимает подбородок, — Не пытайся меня сломить — не получится! — Знал, что верить тебе нельзя, — ухмыляется, покачивая головой, — А все равно повелся на красоту дьявольскую. — Коли наш род уничтожить хочешь, то вот тебе мое слово, — закатывает рукава, открывая вид на руны и знаки, разводит руки в сторону, — Через несколько веков вернется та, в ком кровь моя течет. Та, в ком сила и знания всего рода нашего заключены. Прервет она возрождение твое и уничтожит, без возможности вернуться, — губы растягиваются в оскале, — Изнутри сгоришь и пеплом по ветру развеешься. Внезапно взявшийся порыв ветра поднимает ввысь пыль с земли. Каждая руна и надпись на руках ведьмы загорается, а вены чернеют. — Слово мое — закон! Будет так, как сказано! Ее смех разносится отовсюду. Люди жмутся друг к другу в страхе, а Крэкстоун нервно бегает глазами по ведьме. — Сжечь их! — вскрикивает он и отходит, пропуская вперед двух мужчин, что крепко подхватывают под руки девушек и тащат в сторону сарая. За пару секунд до того, как их кинут внутрь, я пересекаюсь взглядом с Маврой, на что она расширяет глаза. — Давай, — поднимаюсь с места, беря за руку Уэнс, — Скорее, пока не закрыли. Мы оказываемся внутри. Наблюдаем за тем, как Гуди пытается освободить какую-то женщину, но та просит Мавру забрать девушку и бежать оттуда. Отданный приказ и треск сухих досок слышится со всех сторон. В груди поселяется страх и чувство настоящего. Того, что все это происходит именно со мной. Сильнее сжимаю ладонь Аддамс, и, закашлявшись от дыма, размахиваю рукой перед лицом, пытаясь хоть как-то избавится от застила. Мое запястье обхватывают тонкие пальцы, и изначально я думаю, что это Уэнс, но когда меня тянут в сторону, понимаю, что ошиблась, и в панике отпускаю руку девушки. Туман рассеивается, открывая вид на лес. — Что ты здесь делаешь? — голос за спиной заставляет резко обернуться и выставить серп перед собой, — Ты мне им ничего не сделаешь. Передо мной стоит Мавра, сложив руки на груди. Озираюсь по сторонам в поиске Аддамс, но ее нигде нет, одни деревья. — С ней все в порядке, — замечает мою растерянность, — Гуди потом приведет ее. — Это ведь не простое видение? — спрашиваю, опуская серп. — Да, — кивает, — Гуди попросила показать тот день ее потомку, но тебя здесь быть не должно. — Мы связаны с Уэнс. Иначе не получается. — Тебе все-таки показали ту книгу? — Да, — отвечаю, заправляя прядь волос за ухо, — С ней что-то не так? — Все не так, малышка, — выдыхает она, — Книга — это не спасение, а проклятие. — Можно по порядку? — прошу ее, сдвигая брови к переносице, — Ничего не понимаю. — Расскажу, но когда придет твоя девочка, — отвечает, поманивая меня рукой за собой, — Лучше расскажи, что там про меня тебе наплели. Мы выходим на небольшую поляну. Здесь все отличалось от того, что было ранее. Светлые высокие деревья, полностью покрытые листвой, мягкая зеленая трава и разные цветы. Мавра садится у раскидистой ели, опираясь спиной о ствол. Я приземляюсь рядом. — Описывали тебя как монстра с металлическими когтями вместо ногтей, — начинаю говорить, — Ты убивала людей, сливая с них кровь, выполняя всякие черные обряды и все в этом роде. — Знатно они меня ненавидели, — опускает голову, срывая ромашку рядом с собой, — А я ведь и вовсе не такая. Жила в гармонии с природой, уважала ее силы, принимала их. Никого не осквернила за все свои сто шестьдесят лет. Я тяжело вздыхаю, всматриваясь в деревья. По тропинке из чащи идут две Аддамс. Выйдя на поляну, Гуди что-то говорит черновласке, и, указав рукой в нашу сторону, уходит туда, откуда пришла. Уэнсдей быстрым шагом подходит к нам и опускается рядом со мной, без лишних слов сжимая мою руку и кивая в знак приветствия Мавре. — Раз уж все в сборе, я расскажу то, что должны знать вы обе, — говорит ведьма, подтягивая к себе ноги, — Начнем с того, что Эльвира произнесла заклятие, допустив в нем ошибку, и из-за этого книга стала не нашим спасением, а самым настоящим проклятьем. Вместо того, чтобы сделать нас защитницами, она обрекла нас на вечное скитание из-за не упокоенной души. Человек, показанный на страницах магического чтива, станет спутником ведьмы на всю свою жизнь. — То есть, мы создаем с ним семью? — спрашиваю, внимательно рассматривая Мавру. — Да, но не все так радужно. Тому примером моя история, — откладывает ромашку, а я понимаю, что сейчас рассказ будет про нее, — Я была нежеланным ребенком, и на мне решили отыграться, дав это имя. Мне же пришлось ему соответствовать, а плохого я ничего не делала. Покровители мои — те же Боги, только низшие, вот и все, — обхватывает ноги руками, упираясь подбородком в колени, — Думала, в книге спасение и признание найду, но ошиблась. Овидий был самым замечательным мужчиной, и я опекала его, спасала, любила, но он нет. Видел во мне лишь стену, за которой можно укрыться, и все. — Но по рассказам бабушки вы в любви жили, только он слеп был. — Когда он узнал о подводном камне пророчества, он выколол себе глаза, сказав, что это из-за моей ослепительной красоты. Но я знала, почему он так поступил. Видеть меня не мог, не переносил, противна я ему была. Стали вместе жить, нарожали детишек, у нас пять девочек было, да вот только в живых одна Софья и осталась. Она старшей была, я ее на рынок с собой и забрала, а Овидий остальных убил, лишил жизни моих красавиц, — по ее щеке катится слеза, я кладу на ее плечо руку в поддерживающем жесте, — Возвращаюсь, а они в кроватках в своих лежат, бледные и холодные. В горе день провела, а потом сосед пришел, сказал, что Овидия из реки выловили. Утоп. Я всегда боялась даже упоминать ее имя. Боялась всего, что связывало меня с Маврой, но никогда и представить не могла, через что она прошла. — А потом через год в деревню нагрянул Крэкстоун, — утирает ладонью слезы, — Я успела Софью на коня посадить и наказала, чтоб книга эта больше в руки рода ведьминского не попадала. Теперь вижу — ослушалась она меня, — переводит взгляд на меня, — В тебе кровь моя есть, и силы ты подавлять долго не сможешь, прими их. Ты единственная, кто может нас всех спасти. — Но что я могу сделать? — Ты уже делаешь, — улыбается, — Ты стала единственной, кто полюбил по настоящему и стал любимым. Сколько я за тобой наблюдаю — ты всегда отличалась от других, и здесь отличилась, полюбив девушку. Не передавай книгу потомкам и силы оставь при себе. Только так ты освободишь нас. А ты, — переводит взгляд на Уэнсдей, — Люби ее и показывай это, как можешь, иначе случится то, что произошло со мной. Мавра встает и просит Аддамс поговорить наедине. Девушки отдаляются так, что я не могу уловить ни единого слова. Остается только фильтровать всю полученную информацию. Осознавать то, что меня обманывали всю жизнь — очень неприятно. И все ведь знали, но не говорили. Теперь мне понятны слова Норы о том, что я их последняя надежда. Обещаю — чего бы мне не стоило, я прекращу все это. Мавра и Уэнсдей возвращаются быстро. Ведьма еще раз говорит нам напутствие, и то, что возможно мы встретимся с ней вновь, а затем указывает в сторону широкой тропинки. Кивнув на прощание, мы уходим. *** — Очнулась наконец! — вскрикивает Энид, как только я сажусь на кровати, — Ты так внезапно упала, я подумала, что ты умерла! — Ну же, чего ты? — обнимаю девушку, увидев слезы на ее глазах, — Не плачь, волчонок, все хорошо. — Что случилось? — спрашивает, утыкаясь носом в мое плечо. — Видение, в котором я встретилась с Кровавой ведьмой. — С той самой? — разрывает объятия. — Да, — киваю, — Она оказалась совсем не такой, какой мне ее преподносили. И знаешь, теперь я не боюсь, что ее силы могут проснуться. Теперь бояться стоит другого. Крэкстоун вернется совсем скоро, и мне стоит подготовиться к нашей с ним встрече. Я должна всех защитить. Любой ценой.