Трафарет

— Давай сбежим! Не надо сражаться! — Надо. Я так долго убегал, но теперь у меня есть кого защищать. Это ты. Hauru no ugoku shiro.

Перед глазами цветные огонечки вспыхивают. Нет, не цветные, серые и голубые, красные и белые. Лицо Шото становится первым, что видит Изуми, его взгляд тревожной иголкой колит сердце, смешиваясь с каким-то химозным, отвратным ароматом. — Госпожа Кодзи, — звучит голос молодой медсестры, пропитанный беспокойством. — Изуми, — Тодороки почти касается чужой щеки, но вовремя себя одергивает. Кодзи усмехается и едва вскидывает большой палец верх. — Вы можете свернуть свою причуду? — а вот доктор Лиде очень даже по-деловому, строго задает свои вопросы, приближаясь. — Со мной все в порядке, просто небольшое…, — Изуми успевает погасить причуду прежде, чем Лиде касается запястья и начинает отмерять пульс, — потрясение. — Вы нас напугали, — почти доверительно сообщает доктор и отходит обратно к столу. Изуми сонно моргает и оглядывается. Кабинет доктора Лиде вполне себе неплохой, классицизм во всей его красе с удобным диваном, на котором и покоится психотерапевт, большим столом у окна и высокими креслами. Книжные шкафы, зеленые переплеты с черными и красными создают союз удивительной гармоничности и дороговизны. — Ты как? — Шото присаживается на корточки рядом, ждет. Вопрос повисает в воздухе и три пары глаз фокусируются на ней одной. Изуми чуть приподнимается, Тодороки рядом неодобрительно хмыкает, помогая сесть. — Прошу прощение, что заставила вас волноваться, — больше к Шото, нежели к медперсоналу, обращается Кодзи и пытается даже подняться на ноги. Но ей не дают. — Минами, иди на пост, — звучит приказ от психиатра, и Минами, кивая быстро-быстро, тут же покидает комнату. — А вы, госпожа Кодзи, сидите, пока сидится. У нас с вами долгий разговор намечается, не считаете? — Думаю, с этим можно повременить, — тут же отбивает атаку Шото, перемещаясь на диван. — Разве? Я думаю, госпожа Кодзи имела неоспоримое доказательство, раз в таком плачевном состоянии поспешила ко мне. — Я думала, что имела, доктор Лиде, — Изуми морщится, горло дерет жаждой и будто застывшими рыданиями. Потому доктор, тяжело вздыхая, заваривает чай и просит рассказать. Изуми пересказывает ночь почти детально, умалчивая о Ястребе. Странно, но она вообще ничего не почувствовала в связях. Возможно, Лиде просто позволил, как разовую акцию, побывать у Даби? За разговорами протекает еще час, за который Изуми чувствует себя лучше и даже перемещается на кресло, утопая в мягкости и комфорте. Чай в чашках почти заканчивается, когда доктор пожимает плечами и сам сообщает, что к ним приходил Ястреб. — Давно? — теперь уже и Шото заинтересован новым руслом разговора, за которым следил цепко и молча. И Лиде рассказывает, выбивая остатки недоверия из Изуми. Он не слышал, о чем говорили злодей и герой, но в целом знает картину мира. В его мире никто Рассвет не встречал, но про организацию слышал косвенно. Что-то вроде слухов, оставшихся после Шигараки о том, что мирные жители создали небольшой союз в помощь друг другу, правда, сжигали злодеев в своих владениях. — Почему не сообщили нам? — Тодороки встает у окна, наблюдает за игрой ветра. — Меня не спрашивали, — резонно отмечает психиатр, рассматривая чаинки на дне своей безупречно белой кружки. — Хотите сказать, никто из заключенных здесь злодеев не сталкивался с ними, но все про них слышали до их объявления? — Не все, — поправляет Лиде, — я услышал это от вашего брата. Потому и позволил Ястребу поговорить, скажем так, тет-а-тет. А вот откуда узнал об этом Таками мне неизвестно. Изуми проваливается в свои мысли, крутящиеся не хуже смерча. Не слушает доктора и героя, которые начинают пикировку, потому что глупая мысль снова стреляет отчаянной пулей. Она называет себя самоубийцей, глядя на собственные подрагивающие пальцы. — Шото, я прошу тебя подождать в коридоре пару минут, — Изуми смотрит прямо, замечая удивление на дне черных зрачков. — Пожалуйста. Тодороки мнется пару секунд, но все же кивает. Изуми уверена, при первом же странном звуке он ворвется обратно. Что-то отпечатывается на его лице, всего секунду, Кодзи вовремя отводит взгляд и тяжело вздыхает, когда дверь за спиной с тихим щелчком закрывается. — Я догадываюсь, что вы хотите, — складывает руки на груди Лиде. — Это опасно. — Я знаю, — не своим, совсем тихим голосом отражает Изуми. — Помогите мне, пожалуйста, займите Шото на полчаса. — Изуми, — доктор Лиде смотрит на нее с неконтролируемой жалостью. — У тебя начинается что-то, похожее на эффект Найтингейла, и у него он разыграется тоже. Это плохо. Очень плохо. О, она знает. Очень хорошо знает. Давит эту привязанность, которую скрывать уже настолько глупо, что Изуми вдруг улыбается. Спасибо Аки, конечно, его почти козырь будет разыгран в ее пользу. — Я…, — просто выдыхает психотерапевт, — знала Тойю, когда мы были детьми. Лиде чуть приподнимает брови. Удивлен. — Я думаю, он может стать, если и не здоровым психически, то хотя бы не больным, понимаете? Он может. Может не быть злодеем. — Он может, — кивает Лиде и выдыхает. — Но он опасен. Ваша терапия вкупе с моей сделала его более стабильным, он перестал проявлять неконтролируемую агрессию, но до результата далеко. Он все еще хочет убивать. — Да, все еще хочет, — кивает снова Изуми. — Мы могли бы направить его желание в мирное русло. Лиде фыркает. Чуть склоняет голову, будто обдумывает предложение. Неверие отражается на его лице до того четко, что Кодзи не скрывает своей эмоции. Эмоции отчаяния. Почти физическое желание увидеть Даби странное, больное и понятное доктору. Он бы захотел увидеть свою умершую жену живой, пусть и злодейкой, пусть и безумной, пусть и не такой, какой была. Но живой. Доктор Лиде кивает отяжелевшей от знаний головой и просит господина Тодороки вернуться в кабинет, втягивая в живой диалог о дихотомии добра и зла. Изуми, пользуясь случаем, отлучается в дамскую комнату через пять минут после разгоревшегося спора, где ее уже ждет Минами, поджимая пухлые губы в неодобрении. Медсестра снова ведет ее по коридорам и оборачивается каждые десять секунд, будто Кодзи собирается сбежать. Изуми же идет медленнее обычного, с интересом разглядывая апартаменты больных, тех, кто не закован здесь, тех, кто просто проходит лечение и, наверно, даже не ведают они, кто дышит с ними по соседству. Лечебница выглядит очень даже презентабельно. Кодзи нравятся высокие потолки и барельефы, светлость даже в темных коридорах и нежно-зеленые, а не желтые стены. Всё выглядит чисто, ухоженно и отлаженно, никаких криков, смехов, визгов, тишина плотная, лишь тихие шепотки от, на первый взгляд, обычных палат. Пока они не входят в блок А. По Минами сразу становится понятно, как сильно не любят находиться в блоке А мирные граждане. Даже пара охранников, тут же поднимающихся со своих жестких кресел, стараются идти быстрее, ровнее, тише. Особо опасные. Запечатанные в дальнем здании, почти под землей, почти скрытые. Стражники кривятся, когда Минами замирает у массивной двери, прикладывает свой пропуск к электронному сканеру. Атмосфера здесь тяжелее в разы. Давит на плечи серостью, запахом химикатов и странным гулом. Изуми удивленно понимает, что шумоизоляции тут нет. Заключенные могут переговариваться. — Проходите, — кивает Минами в приглашающем жесте. — Доктор Лиде попросил не более десяти минут. Изуми с удивлением смотрит на едва заметный барьер. Плохо понимает, зачем он тут, идущий от пола до потолка, вибрирующий от чистой энергии или от чьей-то причуды, но все же делает шаг. Ничего не чувствует. Дверь захлопывается. Такого яркого света здесь нет, обычный, теплый, льющийся из лампочки под потолком. Палата четыре на четыре, кроме койки влезает тумбочка, остальное — туалетные дела. Все чистое, новое, и чувства страха и безысходности вызывают, разве что, массивные решетки на маленьком окне наверху. В него вряд ли что можно увидеть, разве что небо. И то нужно поднапрячься с ракурсом. Кодзи без труда находит пациента на койке. На нее не реагируют, кажется, даже не слышат, что дверь открывалась. Кажется, Даби вообще спит. Без цепей, но все с теми же наручниками, ошейником, он лежит, не двигаясь и, создается впечатление, не дышит. — Даби, — ее голос срывается на легкий шепот. Злодей шевелится, отодвигает руку от лица. Кодзи краем глаза замечает, что чужие пальцы трясутся также сильно, когда она впервые узнала, что на нем применяют ЭКТ. Пару секунд, Даби не спешит открывать глаза и Изуми покорно ждет, когда он начнет отделять реальность от сна. Приятного ли? Изуми однажды узнает. На нее смотрят долго, ровно полный вдох, а затем с трудом садятся, опуская босые ноги на, Кодзи уверена, холодный пол. — Ты что тут забыла, доктор А? — вырывается вопрос, и, кажется, удивление мелькает на дне светлой радужке. Изуми не всматривается. Делает тяжелый шаг, подставляя лицо свету. Глаза Даби становятся холоднее, он встает в полный рост, но не спешит подходить. Придирчиво осматривает чужое лицо, скользит взглядом от разбитых губ до растрепанных волос. Прячет ладони глубоко в карманы больничных серых штанов, немного наклоняя голову в сторону, — Кто это сделал? — Рассвет, — тихо выдает Изуми, поглядывая на койку. Хочется сесть, очень, Даби понимает и отходит к умывальнику, в самый дальний угол. Дает больше вообразимой свободы и дистанции. — Полезного не знаю, — начинает медленно говорить злодей, отстукивая по металлу нервный такт. — Да, мне уже рассказали, — кивает смущенно Изуми, усаживаясь на самый край. — Я говорила недавно с Ястребом. — Вот как, — тянет Даби, хмыкая. — Он знает больше. Моя информация основана на слухах, а им верить нельзя. — Складывается впечатление, что никто о них ничего не знает, — отмахивается Кодзи, устало расслабляя плечи. Утыкается лицом в ладони, на секунду закрывая глаза. Довольно опасный жест доверия, Изуми по крайней мере чувствует, что вредить ей никто не будет. И поучать. И… — Скажи Старателю, что я хочу с ним поговорить, — разносится приговором голос Даби. — Ты не готов, — куда-то в собственные ладони выдыхает Кодзи. — Это уже мне решать, — напоминает злодей, и Изуми чувствует в его голосе улыбку. Поднимает уставший взгляд на злодея и не ожидает, что он сделает шаг к ней. Легкий, плавный, теперь пациент возвышается над ней на непозволительном расстоянии. — Шото тут, — останавливает она Даби, запрокидывая голову, чтобы встретиться с ним взглядами. — Хорошо, — кивает злодей, удерживаясь от дальнейших движений. — Тебя надо защищать. Изуми уже открывает рот, чтобы рассказать о собственном наболевшем. Чтобы выкрикнуть о том, что он свою, мать его, ответственность перекладывает на плечи младших. Что это он не справился. Что он, он, он… ушел. Последнее слово вырывается. Изуми захлопывает рот сильнее, сжимает челюсти, чувствуя непрошенные эмоции на лице. Ее бьет дрожь похлеще Даби. — Ага, я не один люблю убегать, — как-то отстраненно произносит злодей, заставляя Изуми опустить голову. Она не хочет думать сейчас о прошлом. В настоящем творится черт-те что. Потому сворачивает тему, и, смахивая две блядские слезинки, шмыгает носом совсем по-детски, с легкой обидой. — Если бы ты состоял в подобной организации, что бы ты предпринял? И не говори, что ничего, это явно не так. — Хочешь из меня эксперта по злодеям сделать? — фыркает Даби и снова отходит. — Попробовал бы устроить переворот, конечно. — Бунт сейчас не создать. — Зря ты так, — фыркает злодей, получая в ответ только недовольное шипение. — Злодеи — это не парни, бегающие по улицам и убивающие всех подряд. Этим занимаются психи, а не злодеи. Ее подмывает напомнить, что вначале Лига делала почти то же самое. Но молчит. — Полагаю, переворот будет прямо перед выборами, — продолжает Даби тихо. — Чтобы ослабить нынешнюю власть и выдвинуть своего кандидата. Активным подрыванием статуса героев заниматься уже бесполезно… — Что мертво умереть не может? — фыркает скептично Кодзи. — Меньше сериалы смотри, доктор А, — ядовито летит в ответ, заставляя Изуми выгнуть бровь. — Я книгу вообще-то читала. — Мои поздравления, — пожимает плечами злодей. — Они не будут убивать гражданских так прямо, ты — промах, который они допустили. На их месте, я бы постарался дело завершить, чтобы СМИ не подорвали доверительную нить. — Чего они хотят? — Всего того же, чего и хочет большинство, — легкомысленно отмахивается Даби. — Власти. Все сводится к власти. — Твои поступки не сводились, — память услужливо выталкивает злодейства, которые совершала Лига. — Поступки, — смакует забавное слово пациент. — Месть первостепенна для меня, верно, но без власти, без силы, ты не сможешь отомстить. Не сможешь показать, насколько сильно твое влияние на твоего врага, насколько сильна твоя ненависть. — Ненавидеть можно и дома, выговаривая негатив в подушку или унитазу, — усмехается Изуми, впиваясь в Даби немигающим взглядом. — Тебе сильно помогло? — встречая задумчивое молчание, пациент фыркает. — Это все индивидуально, не забывай. Если бы я состоял в такой организации, как Рассвет, я бы ратовал за секретность, за скрытность, чтобы в удобный момент предстать перед народом спасителем. Затем, когда стадо следует за тобой, внимает твоему слову, ты можешь творить все, что захочешь. — Потому что это будет во благо, — соглашается Изуми и от этого ее пробивает настоящая, живая дрожь. — Кто тебя спас? — Сама себя спасла. Тут уже удивление плотным отпечатком ложится на Даби. Он просит повторить, на что получает только хмурую улыбку. — В общем, на их бы месте я бы еще напал на регулирующие органы, но аккуратно, показательно убил бы нескольких особо сильных злодеев и… Изуми даже вздрагивает, когда он замолкает. Встречает его взгляд слишком откровенно, слишком прямо. До неправильности мысли у них, кажется, скачут в одном направлении. — Теракт на тюрьмы, — кивает Изуми и усмехается. — Нужно сказать, чтобы увеличили защиту. — Где на тебя напали? — чуть склоняет голову Даби. — В подъезде. — Следили? — Нет, он знал, где я живу. Рисовал свои граффити. Сначала он и не хотел убивать, но потом я побежала и… Изуми не заканчивает. Просто неопределенно взмахивает руками. И началась драка. И она применила причуду. И вот она здесь, запутавшись еще сильнее. Блять. — Какие плохие словечки, доктор А, — усмехается Даби в углу, но Кодзи лишь выругивается хлеще. Опять тяжело зарывается пальцами в волосы, выкидывая чужие эмоции. Надо сосредоточиться на том, что говорит Даби. Но он молчит. Изуми чувствует, что Даби снова рядом, ближе, чем раньше, потому что тепло укутывает ее плотным коконом наравне с тревогой. Его ноги появляются в поле зрения, затем он присаживается на корточки. — Ты знаешь, что будет, если коснешься меня, — ровно и тихо выдает Кодзи. Убирает руки с лица, встречаясь с пронизывающим взглядом злодея. Тяжелый и очень, очень темный. — Только если еще не научилась контролировать свою дурацкую причуду, — фыркает Даби, но все же тянет руку. Первое желание — отпрянуть. Изуми удается побороть его, наблюдая, как злодей бережно касается спутанных кончиков ее волос. — Ты всегда можешь сбежать, — не своим, другим голосом, почти старого друга, почти с забытой теплотой произносит Даби. У Изуми мурашки по спине. Ей жарко, по-настоящему, и даже руки перестают отчаянно трястись, пока она смотрит, как локон ее волос мягко покоится в чужих пальцах. — Уже не могу. — Почему? — Ты знаешь. — Нет, — усмехается Даби и смотрит прямо в ее глаза. — Тойя Тодороки мертв, доктор А. На его месте теперь я. А за меня бороться не стоит. Дверь распахивается и Минами просит пройти с ней. Даби поднимается прежде, чем Изуми успевает ответить. Время окончено. — Уезжай, это самое правильное решение в твоей ситуации, — в спину летит голос пациента. Изуми замирает. Тяжело встает, кутаясь в чужую толстовку и старательно отворачиваясь, чтобы никто и никогда не заметил смятение на лице. Уже по ту сторону, перешагнув барьер, она решается. Оборачивается, удивляясь, как близко злодей стоит к барьеру. — Я давно смирилась с тем, что Тойя Тодороки мертв, — Изуми не отводит взгляда от чужих-знакомых глаз. — И я хочу за тебя побороться, Даби.