То, что для тебя ничего не значит, для кого-то — всё. М. Петросян. Дом, в котором...
Изуми редко чувствует злость, направленную на себя. Тем более от Шото. Это не становится откровением, плохое самочувствие и головная боль ударяют с новой силой, стоит покинуть кабинет доктора Лиде. Доктор вопросов лишних не задает, вежливо кивает на прощание и желает удачи. Будто она играет роль. Тодороки, к чести сказать, молчит. Молчит и сверлит настолько тяжелым взглядом, что будь Кодзи в себе, непременно почувствовала себя виноватой. Ну или пристыженной. Или извинилась бы… Но она лишь медленно идет следом за героем, тот хоть и не разгоняется, но вышагивает все равно быстрее и не оборачивается, когда они выходят на улицу и Кодзи тормозит. — Шото… — Изуми хочет коснуться его, но понимает, что причуда может сработать грубее, чем хотелось бы. — Сложно идти? — Нет, просто… Изуми выдыхает. Придется выслушивать, придется, это ее работа. Чтобы пациенты не копили негативную информацию, не накручивали себя, ее терапия заточена на словах, на выплеске, на эмоциях. И не нужно вообще быть профессионалом, чтобы видеть состояние Тодороки. — … скажи, что ты думаешь, — все же выговаривает Кодзи, предчувствуя бурю. Интуиция ее не обманывает. Тодороки чуть оборачивается, огненная сторона вот-вот запылает. — Идем домой, Кодзи, — скорее приказывает Шото. — Ты злишься, я понимаю. — Понимаешь? — Шото, так было нужно. Даби готов сотрудничать, это же хорошо… — Хорошо для кого? Для моего брата? — Шото оборачивается полностью. Изуми возвышается над ним, все еще не спустившись окончательно с крыльца. Скользкие ступеньки примораживают психотерапевта к себе, не сдвинуться. — Для всех нас, терапия дает плоды. — О, ну да, плоды, — каким-то путанным эхом отражает информацию Шото, сжимая пальцы в кулак. — Ты имеешь право злиться… — Ага. — … я поступила эгоистично, я знаю, что ты волнуешься. Но лучше ты выскажешься уже по факту события, чем если бы мы поссорились перед дверьми доктора Лиде и никто бы не получил того, чего хочет. Изуми даже вздрагивает. В волосах Шото мелькают алые огоньки. Он очень зол. Но взгляд все еще направлен куда-то в сторону, чтобы не глядеть прямо на объект. — Шото… — снова пытается достучаться Изуми и даже делает шаг вперед. Но герой двигается быстрее. Становится на ступень выше, близко, и жар от него согревает в холодную ночь. Скорее даже обжигает, хочется отшатнуться, но психотерапевт терпит. — Ты до сих пор воспринимаешь меня, как мальчишку? — Чего? — не понимает вопрос Кодзи и невольно отшатывается. — Нет? — Нет? — издевательски повторяет чужой тон герой. — Шото, я прекрасно понимаю… — Нет, не понимаешь, Изуми, — ровно выдыхает Тодороки, и плечи его как-то странно опускаются. — Ты видишь во мне кого угодно, но не того человека, кто готов тебя спасти. Всегда. В любое время. — Я знаю, что ты… — пытается улыбнуться Изуми, но улыбка получается болезненной. — Не знаешь, — прерывает ровным голосом Шото, скрывая руки в карманах штанов. — Не видишь, и не хочешь этого. Ты бежишь даже к моему брату, к злодею, который не вредит тебе только потому, что ждет момента ударить больнее. Ты не видишь этого, не видишь опасности и суешься снова и снова к тем, кто потенциально причинит тебе боль. — А моя терапия тебя многому научила, — пытается перевести в шутку слова героя Кодзи, старательно отодвигая головную боль на задний план. Шото делает шаг назад, почему-то этот простой жест задевает Изуми куда больше, чем слова. — Так было нужно, — выдыхает Кодзи. — Так было нужно тебе, — поправляет все тем же холодным тоном Шото и отворачивается. Делает один шаг, затем второй, и Изуми все же идет за ним. Всматривается невидящим взглядом перед собой, не видит даже широкую спину. Слишком много всего. Слишком быстро. Слишком неправильно. Изуми впервые хочется расплакаться. Именно расплакаться, как маленькой девочке, и чтобы ее пожалели и сказали, какая она молодец. Выдержала. Смогла. Победила. Но все это так эгоистично по-детски, что психотерапевт невольно удивляется самой себе. Усталость накладывает свой отпечаток, она не может больше пытаться говорить, убеждать, слушать. Ей хочется домой. Ей хочется к маме. Но мамы давно нет. И дом ее теперь под наблюдением, потому было решено временно переселиться в поместье Тодороки. Изуми застегивает ремень безопасности и тянется к печке. Внутренний голосок уверяет, что рядом с Шото будет очень уж жарко, но она по привычке тыкает кнопочки, невольно задевая указательный палец героя. Чужие эмоции заставляют ее вздрогнуть и тут же дернуться. Примененная причуда жужжит под венами, накатывает дурнота, Изуми не слышит, что Тодороки что-то ей говорит, открывает дверь и выблевывает желчь, перевешиваясь через порог. — Черт, — ремни норовят пришпилить ее обратно. — Мы едем в больницу, — не терпящем возражения тоном сообщает Шото. — Нет, пожалуйста… — Кодзи, — он шипит ее фамилию, протягивая воду и перчатки. Изуми послушно их натягивает, приваливается лбом к прохладному окну и закрывает глаза.***
Кодзи приходит в себя уже ближе к позднему утру следующего дня. Не помнит абсолютно, как они добираются до больницы, как ее затаскивают обратно в палату и ставят капельницу. Врач уверяет, что ей нужно еще денька три полежать и отдохнуть. Ушибы и легкое сотрясение — диагнозы не смертельные, но неприятные. Изуми соглашается, лишь бы отсрочить появление в чужом доме на подольше. В первый день ее навещает Фуюми с корзинкой сладких фруктов и некоторыми личными вещами. Ничего не спрашивает, рассказывает о чем-то хорошем, Изуми почему-то разговор не запоминает. Эмоциональные качели выкачали из нее большую часть сил, потому даже вежливо улыбаться получается не всегда. На второй день появляется Нацуо с шоколадом. — Выглядишь херово, — объявляет Тодороки, усаживаясь на кресло. — Понятно, почему у тебя до сих пор нет девушки, — фыркает Изуми, отламывая плитку шоколада. — Вообще-то есть, — летит в отместку, и Кодзи слушает рассказ о новой подружке Нацуо. Третий день выписки ее навещают сразу двое. Первым, едва Изуми просыпается, она видит Ястреба. Кейго умещается в том же кресле, что и Нацуо вчера. Предусмотрительно Тодороки поставил его близко к койке, потому и Таками пользуется благами и закидывает больную ногу на чужую кровать. — Расскажешь? — чуть поворачивает голову Ястреб, врезаясь испытующим взглядом в собеседника. — Я все еще могу бегать, в отличие от тебя, — хмурится в сторону двери Кодзи и прикидывает, как быстро сможет выбежать из палаты. — Не поможет, я проворнее, — напоминает герой и усмехается. Рассказ получается недолгим. Таками интересует только Рассвет, он предоставляет и свою информацию, но очень неохотно. — Мы не знаем, кто за ними стоит, — потирает устало глаза Ястреб, наблюдая за манипуляциями медсестры. Продолжает он говорить только после того, как дверь за ней наглухо закрывается. — Абсолютно анонимные ребятки, которые еще и базу ко всем городским камерам получили. — Что? — Да, их частенько подчищают после каждого найденного граффити. — Местных стражей не проверяли? — Проверяли, — просто кивает герой. — И хакеров, и даже иностранных героев привлекли. Никто не может найти источник. Его будто нет. То же самое с роликом, сервера нет ни в одной базе мира. — Это невозможно. — Либо это мощная причуда, только непонятно, как она устроена. В общем, больше никакой информации нет. Зима, которую они поймали, не дожила даже до ближайшего полицейского участка. Полицейский клянется, что она сама полезла на него, выхватила пушку и выстрелила себе в рот. — А близкие? — Изуми, ты уверена, что с тебя сыщик лучше меня? — Немного, — куксится на комментарий Кодзи. — У нее была семья, вся погибла при разборках ВЗО и Мидории, после она пропала с радаров. До этого ничего замечено не было, была хорошим травматологом, не ввязывалась в конфликты. — Врач, значит? — чуть хмурится Изуми. — Интересно. — Коллег тоже опросил. Гибель семьи нанесла непоправимый ущерб психике, вот и… — Кто-то воспользовался и направил ее ярость в нужное русло, — Кодзи чуть хмурится, приподнимаясь на подушках. Потревоженная рука с иглой от капельницы заныла вновь. — Найти таких людей не проблема в наше время. Но она была не безумной. — Разве? — Она не хотела убивать того парнишку, только напугать, — отмахивается психотерапевт, игнорируя иронию в чужом голосе. — Зачем было это представление? Ястреб пожимает плечами. — Они ведь объявились через пару дней с официальным представлением. Вы смотрели, никто точно не выложил никакие данные о помогающем персонале? — Нет, мы искали, — кивает утвердительно Ястреб. — Эй, Изуми. Кодзи отрывается от созерцания дерева сливы, что растет прямо напротив ее окна. Наверно, чуть позже оно зацветет прекрасными цветами и запах будет в этой палате просто сказочным. Но даже ради такого Изуми в больницу возвращаться не хочется. — Мы найдем их, тебе больше ничего не угрожает, — вкрадчивым, глубоким голосом заверяет ее Ястреб. — Да, — Изуми старается натянуть улыбку, но та быстро трескается под проницательным взглядом Кейго. — Я знаю. Старатель появляется в дверях за пятнадцать минут до выписки. Окидывает взглядом палату и одетую в ту же толстовку Шото Изуми нечитаемым взглядом. — Твои вещи перевезли, — сообщает Энджи и закидывает на плечо небольшую сумку с вещами. — Идти можешь? — Господин Тодороки, со мной все нормально, — дежурно повторяет Изуми, старательно держит улыбку на лице. — Ага, — как-то недоверчиво фыркает бывший герой и пропускает психотерапевта идти вперед. Изуми чувствует странную разочарованность. Почему-то она ждала Шото, пусть и понимала, что младший Тодороки сейчас выберет тактику избегания. Что же, вечно ему прятаться не получится. По дороге в дом Тодороки Изуми сообщает, что Даби пожелал встретиться с отцом. Энджи на это лишь хмурится сильнее. — Не знаешь, зачем? — Перемирия лучше не ждать, — сразу предупреждает Изуми. — Но, возможно, его склад мышления нам сейчас пригодится. — Что? — хмурится Энджи, глядя в упор на психотерапевта. — Даби — злодей, он понимает, как действуют другие злодеи. Я говорила с ним после нападения. — Чего?! — тонкая грань терпения стремительно тает. — Господин Тодороки, жарковато стало, прекратите прожигать сидение, — мягко просит Изуми. — Я, как бы вам сказать, в общем, прочитала доктора Лиде и мы с ним поговорили…***
Дом Тодороки встречает ее теплом и ароматом вкусной еды. Фуюми и Нацуо топчутся у входа, сразу утягивая в глубины дома. Изуми поначалу испытывает неловкость, помогая расставить тарелки и палочки на готовящийся праздничный ужин, но вскоре расслабляется и отмахивается от вопроса Нацуо, почему на ней вещь его брата. Фуюми показывает ей гостевую комнату, там уже стоит небольшой чемодан и заправлена кровать. — Если хочешь отдохнуть, я могу принести еду сюда и… — Все в порядке, Фуюми, — Кодзи проходит в комнату и начинает открывать чемодан. — Я переоденусь и вернусь. Хочу попробовать твои изыски. — Да там и не изыски, так, — отмахивается учительница и тактично закрывает за собой дверь. Изуми пару секунд оглядывает комнату, прежде чем тяжело опуститься на кровать. С Энджи они договорились уже завтра поехать в клинику строгого режима, и психотерапевту нужно придумать план действий. А тот, как назло, не хочет складываться, шепчет пустить все на самотек и банальную импровизацию. Когда Кодзи спускается, за столом уже сидит почти все семейство Тодороки. Изуми вежливо кланяется Рей, приземляется рядом с Нацуо и улыбается, косо поглядывая на задумавшегося главу семейства. Фуюми просит прощения за младшего брата, тот снова задержится на работе, и Изуми лишь неслышно хмыкает. Ужин протекает слишком спокойно и тихо. Поднимаются светские темы о погоде, зимнем саду и десерте, но больше преобладает молчание. Кодзи знает, почему, но предпочитает не лезть на рожон со своей терапией. В семейных дебрях ей делать нечего, пусть и первоначальное желание помочь никуда не уходило. Семейство Тодороки только-только оправляется после всех злоключений, отец и мать почти не смотрят друг на друга, и пусть все дружно стараются сделать вид, что все нормально, понятия нормально в этой семье вряд ли будет когда-либо уместным. Изуми остается помочь с посудой Нацуо, и тот старается рассмешить обеих старших сестер какими-то глупыми рассказами и отвлечь от проблем насущных. Даже предлагает прогуляться, но психотерапевт отказывается наотрез. После душа, расслабленная и почти довольная, Изуми ложится на свежую кровать и отчетливо понимает, что не уснет. Сначала очень хочется, глаза слипаются, но потом приходит это. Оно подсовывает чужие эмоции прямо под подушку и Кодзи в них тонет. Белая маска рябит перед глазами, появляется лицо Лиде, растерянное и удивленное. Она ведь считала его злодеем этой истории. Противный голосок говорит, что ей всего лишь жалко. Изуми отметает его. Жалость — не про нее. Надо зарубить себе это на носу. Часы показывают около двух, когда психотерапевт, окончательно разуверившись во сне, босыми ногами идет в сторону кухни. Память расстилает перед ней карту дома, и Кодзи неуверенно притормаживает возле комнаты, которая когда-то принадлежала Тойе. Теперь ее занимает Нацуо. Изуми видит свет на кухне при повороте и застывает, гадая, кого сегодня в семействе Тодороки посетила бессонница. Рей. Они встречаются взглядами, Изуми пару секунд мнется у двери прежде, чем набраться смелости и сделать первый шаг. Не хотелось бы ей лезть в душу этой женщине. Кодзи почти бесшумно доходит до полок, берет кружку, заваривает чай и садится напротив, замечая, что набор полуночника у всех один. — Кошмары? — мягко спрашивает Рей, не отрывая взгляд от своей кружки. — Наяву, — нервно усмехается Изуми, встречая цепкий взгляд серых взгляд. Рей ее понимает. Воцаряется молчание, которое никто прерывать не хочет. Кодзи отпивает ароматный зеленый чай и чуть прикрывает глаза. Усталость, к сожалению, никуда не уходит. Пару секунд Кодзи еще катает вопросы на языке, прежде чем запить их горячим чаем. Разглядывая кратко Рей, она сопоставляет эту усталую женщину с той, кого помнит с детства. Схожесть плавучим кораблем проходится по чертам, Рей все так же красива, так же ровно держит осанку и даже пьет чай грациозными, выверенными движениями. — Госпожа Тодороки, — выдыхает Изуми, старательно напоминая себе, что в кухне две взрослые женщины и Кодзи более не ребенок. — Я могу вам задать вопрос о Даби? — Конечно, Изуми, — кивает едва заметно Рей, отставляя кружку с недопитым чаем чуть в сторону. — Почему вы дали ему такое имя? Рей чуть приподнимает бровь, выражая крайнюю степень озадаченности. Кодзи мысленно дает себе тумака, неправильно построенное предложение сейчас звучит откровенно хреново. — Тойя, — сквозь зубы произносит имя злодея Изуми, — почему вы назвали его так? Легкая улыбка едва сверкает на чужих губах. Рей чуть вздрагивает при упоминании имени старшего сына, но быстро берет себя в руки. — Имя выбрал Энджи, — кратко изрекает из себя женщина. — Если мне не изменяет память, оно несет в себе значимость первенца. — Хорошо, простите, — почти шепотом выдает Изуми, утыкаясь взглядом в кружку. Рей пару секунд думает, разглядывает почти откровенно Кодзи, в ее глазах предстает малышка Изуми, пухлощекая, большеглазая, смотрящая на ее сына с таким блеском в глазах… Малышка Изуми выросла, пухлость стерлась под гнетом времени и обстоятельств, а блеск, что же, кажется, блеск перерос во что-то другое. Рей не осуждает, нет, не вправе. Ей лишь жаль, что все так сложилось, что именно она, госпожа Тодороки, невзначай когда-то предложившая госпоже Кодзи поженить их детей в будущем, сейчас здесь. Мать Изуми была хорошим человеком, мать Изуми, после того, как Рей попала в больницу, присматривала за ее детьми, мать Изуми первая сообщила, что Тойи больше нет и плакала, когда как Рей, глядя на чужие слезы, не совсем понимала, о ком идет речь. — Еще имя носит значение надежности, — почти неслышно выталкивает из себя госпожа Тодороки. — На такого человека можно положиться, он не предаст. Изуми кривит губы в странной усмешке. Проверять ей совсем не хочется. То, что Даби не вредит ей, уже достижение, дифирамбы прошлому. Потому Кодзи и знать не хочет, что будет, останься она один на один в этом мире со злодеем. Скинет ли он со счетов их детство в угоду себе? Скинула бы сама Изуми? Если бы выбор стоял между ее жизнью и его? Изуми бы выбрала себя. Предполагалось, в том случае, если и Даби выберет свою жизнь. — Твоя причуда сохранилась? — после долгого перерыва и новой кружки с чаем интересуется Рей. — Я — эмпат, да, — кивает Изуми. — А у вас? — Я давно не использовала причуду, — пожимает едва заметно плечами женщина. — Почему? Рей чуть улыбается. Ты это и так понимаешь, девочка. В ее взгляде прекрасно читается мысль. — В нынешнее время каждый должен уметь защищать себя, — отпивает еще глоток Изуми, закрывая глаза. — Пусть и защитники всегда рядом. — Лучший защитник — ты сам, — кивает Рей. — Ты справилась. — Как посмотреть, — криво усмехается Кодзи, чуть качнув головой так, чтобы волосы скрыли большую часть лица. — Кошмары будут преследовать, Изуми, это нормально. Они скоро пройдут. Звучит, будто обещание. Психотерапевт поднимает взгляд на госпожу Тодороки и тускло улыбается. Пожалуй, она права. — Передайте мне письмо для него, — едва слышно выдыхает Изуми. — Думаю, время пришло. — Не навредит? — Хуже не сделает точно, — мягко улыбается Изуми. — Он делает первые шаги к перемирию. Надеюсь, к нему. Рей чуть хмурится, и Кодзи, нарушая обещание, данное Энджи, рассказывает о предстоящем разговоре между Старателем и его старшим сыном. Рей слушает внимательно, а затем кивает. — Передам завтра, — решает точно женщина, удивляя немного психотерапевта. Входная дверь тихо хлопает, Изуми чуть поворачивает голову, встречая в проходе уставшего Шото. — Доброй ночи, — тянет герой. — Почему не спите? — Будешь ужинать? — игнорирует вопрос сына Рей и легко скользит к холодильнику. — Нет, уже поздно. — За фигурой следишь? — с усмешкой поддевает Изуми, но Шото, быстро переняв манеру матери игнорировать неудобные вопросы, желает спокойной ночи, уходит. Даже не посмотрел. Изуми выдыхает, сжимая кружку сильнее. С каких пор стало так непросто? — Все образуется, — еще раз мягко говорит Рей, почему-то понимающе улыбаясь. Изуми кивает, моет кружку за собой и ложится спать. Кошмара на утро она не помнит.