Зло, как и добро, имеет своих героев. Франсуа де Ларошфуко.
По возвращению в номер их ждал сытный обед в молчании. Изуми на разговорах не настаивала, а Даби и вовсе душой компании не был. Потому, когда солнце ушло с их части номера, они разложили футоны и Кодзи даже не поняла, как уснула. И то ли Баку приходил к ней, то ли просто чужое присутствие отрезало от кошмаров и проснулась Кодзи от звука грозы за окном. Раскат грома сначала пугает, но затем магическим образом успокаивает. Изуми слушает, как стихия бушует. Дождь стеной проходится по улицам, деревьям, крыше, стучит по балконам, подгоняемым холодным ветром и раскатами грома. А далее следует молния: яркая, быстрая, точная. Убийственная. Она на секунду озаряет комнату, напоминая Кодзи, где она. Не дома. Не в Токио. Не одна. На соседнем татами никого и Изуми тут же садится. Пропажа находится до смешного быстро. Открытые сёдзи впускают холодный ветер, только сейчас Изуми чувствует его, пробегающего бархатом по коже, и тонкий аромат табака. Трет лицо, снимая остатки сонливости, и плавно поднимается, не решаясь выходить на балкон. Там в гордом одиночестве, один на один с грозой стоит злодей. Курит медленно и, Кодзи удивляется, почти красиво. Если употребление яда вообще может быть красивым. Дождевые капли путаются в белых волосах, оседают на юкате, гладят чужое лицо, и когда молния озаряет их вновь, Изуми выходит, обжигая босые ноги о холодный пол. — Ложись спать, — летит скорее совет от Даби, он стряхивает пепел куда-то за пределы их номера. — Здесь нельзя курить, — в тон ему фыркает Изуми, разворачиваясь к грозе. — Правил слишком много, — патетично заявляет ее пациент и протягивает пачку. Пару секунд Изуми сомневается, пока не чувствует пристальный взгляд злодея. Проверка какая-то, она чувствует, почти идет на поводу. Когда Даби отводит от нее пачку, психотерапевт успевает ее перехватить. Умудряется даже не касаться его. Сигарета в ее губах выглядит чем-то иррациональным, Изуми взглядом ищет зажигалку, вспоминая, как курить. Зажигалку передают ей в руки, смотрят почти с любопытством, и Кодзи, распрямляя плечи, поджигает. И тут же давится плотным дымом, оседающем почти в душе. — Отдай, злодейка, — усмехается Даби, ловко выхватывая прямо из губ сигарету. Он-то курит слишком спокойно, с наслаждением, ему идет. — Давно ты куришь? — хмурится Кодзи, все еще ощущая горький вкус табака на языке. — Давно, — кивает, снова устремляя свое внимание на природу. А та беснуется, лижет холодом ноги и грудь Изуми, отчего та кутается плотнее в юкату и шмыгает носом. — В детстве она казалась чем-то страшным, — усмехается тихо своим мыслям Даби, и Изуми едва заметно оборачивается к нему. — Фуюми сбегала в нашу с Нацуо комнату, пряталась под одеяло. Мама… Голос пациента вдруг осекается, он и сам тяжело выдыхает, делая глубокую затяжку. Кодзи слушает внимательно, старается дышать через раз, чтобы не сбить настрой. Раз он первым заговорил о матери, о Рей, то… -… сидела с Шото, — продолжает ровную мысль, отводит от своего лица руку с сигаретой. — Потому Фуюми и не бежала к ней. А ко мне. К нам. Возможно. Этого Изуми не знает и не узнает никогда, ее взгляд проходится по чему-то черному за пределами их номера, чего-то скрытого за завесой ночного дождя. — Ты простынешь, зайди в номер, — устало выдыхает Даби, снова затягиваясь табачным дымом. — Прекрати меня отсылать, — в ответ летит почти злое, детское, с обидой. — Я не ребенок. — Твое упрямство говорит об обратном. — Кто бы мне говорил об упрямстве, Даби. Злодей усмехается, чуть поворачиваясь к ней. В темноте шрамов почти не видно, и Изуми ловит себя на мысли, что перед ней вовсе не Даби. Тойя. Мальчишка, повзрослевший, конечно, возмужавший, но все также защищающий, заботящийся. Она отводит взгляд быстрее, чем проваливается в несуществующий мир, где Тойя Тодороки жив. Потерянным взглядом глядит на тяжелое непроглядное небо, утопающее под градом воды. Пару капель приземляются Кодзи на лицо, она не стирает, чувствует, как они стекают, холодят и без того холодные щеки. — Идем, — Даби двигается рядом, сигарета магическим образом исчезает из его пальцев. Изуми тут же ныряет под одеяло, отворачивается спиной к злодею и смотрит на стену, на которой тени рисуют забавные узоры. Звук ветра и дождя успокаивающий, заставляющий обратно погрузиться в сон. Этого не происходит. Она ворочается, укрывается и раскрывается раз пять, изучает все углы и тени в этой комнате и слушает грозу, чужое дыхание, собственные дурацкие мысли. Природные позывы настигают ее сами. Она старается не шуметь, аккуратно открывает дверь и оборачивается, но за ее спиной никто не просыпается. Или делает вид. Туалетные дела завершаются быстро и Кодзи, с усталостью перебирая ногами, замечает юную девушку у стойки, смотрящую телевизор. По ту сторону монитора ночные новости, а звук убавлен настолько, что Изуми даже не дышит. — … найдем и свяжем всех пропавших преступников, — говорит Бест Джинс. — Так это правда, — щебечет журналистка, — что герои объединились с организацией Рассвет для поимки особо опасных преступников? — Без комментариев. Изуми вцепляется в перила обломанными ногтями, жадно проглатывая информацию. Делает еще шаг, ближе к источнику, но ступень под ней предательски скрипит, и девчушка тут же выключает телевизор и оборачивается. — Доброй ночи, — кланяется Изуми, быстро натягивая улыбку на лицо. — Доброй ночи, госпожа, — копирует Кодзи девушка. — Вы что-то хотели? — Нет, спасибо, я услышала новости и… — Бабушка сказала, вы из Токио, — девчушка нервно крутит в руке пульт. — Нам очень жаль, что вы застали подобный теракт. Герои смогли защитить город, но жертв снова много. Изуми молча соглашается. Смотрит куда-то сквозь девушку, на потухший телевизор. — А можно… — А, да, конечно, — тут же включают телевизор, и Кодзи внимательно следит за новостями. О Токио больше не говорят. Какие-то выставки, прогноз погоды, далее реклама. Оказывается, зубную пасту до сих пор рекламирует герой. — Далеко собираетесь? — Не особо, — пожимает плечами психотерапевт, устало трет лицо. — Спасибо и… — Старатель сегодня сделал заявление, — каким-то другим, более глубоким тоном обращается к ней помощница. — Возвращается в строй после Все-за-Одного, теперь должно стать поспокойнее. Учитывая, что сын его… — Что? — Кодзи напрягается. Вцепляется пальцами в столешницу, но выражение лица оставляет спокойным, даже доброжелательным. Пока сердце предательски щемит. — … организовывает порядок в городе. Говорят, он тесно сотрудничает с Рассветом, не такими уж и плохими они оказались. Дорогу до номера Изуми не помнит. Входит также тихо, ложится, немигающим взглядом смотрит в темный-темный потолок. — Уже думал тебя возвращать, — раздается тихое, достаточно бодрое со стороны злодея. — Я не сбегу, не об этом стоит волноваться. — А о чем? — Даби также ложится на спину, закидывая руки за голову. — О завтрашнем дне, — съезжает с темы Изуми, отворачиваясь. Чувствует внимательный взгляд злодея на своей спине, но упорно делает вид, что засыпает. Рассвет, значит, все-таки начал зарекомендовывать себя в качестве благодетелей. Неужели Шото и Старатель повелись на эти пустые уловки? Мысли бьются, одна из них стреляет о том, что все это сплошная ловушка, но для кого? Кто вообще сейчас способен организовать такой массовый теракт? Рассвет? Насколько же они тогда сильны? Вопросов слишком много. Они погребают под собой измученный разум Изуми с первыми лучами солнца. Как ни странно, Кодзи снится рассвет. Красивый, яркий, алый, неживой.***
Из цветастого сна ее вырывают звуки. Кто-то рядом ходит и психотерапевт не сразу понимает, что лежит отнюдь не на мягкой постели, а на футоне, что пряный запах мокрого леса окутывает ее с ног до головы, что рядом человек. И он что-то пытается сделать. Кодзи недовольно трет глаза, пока садится, щурится от точного яркого луча солнца и с трудом, но фокусирует зрение на Даби. Тот за столиком что-то читает, Изуми особо не вглядывается, желает доброго утречка и неспешно, под неразборчивое приветствие, удаляется в сторону душа. С удивлением она понимает, что вещи их постирали и просушили, оставляя их под дверью в комнату. Уже после душа, втискиваясь в свои штаны и водолазку, Изуми понимает, что верхней одежды у нее так и нет. Что и сообщает Даби. Тот неспешно читает газету (настоящую, бумажную, заставляющую Изуми с любопытством заглядывать через плечо злодея) и поедает оставленный им завтрак, к которому психотерапевт пока не прикасается. Странная тошнота стоит поперек горла. — Возьми мою, на шопинг свозить не смогу, — почти издевательски тянет злодей, — сестренка. Кодзи хмурится, затем только понимает, что не сказала вчера Даби, под какими именами она их записала. — Раскололся? — Нет, — фыркает Даби и почти усмехается, — теперь ее внучка считает, что у нас инцест. — Ну, дело семейное, — отпивая почти остывший бульон, тянет уголки губ Изуми и тут же осекается под строгим взглядом злодея. Проходит еще час, Изуми успевает изучить газету, все еще слабо представляя, что кто-то ее выпускает, но та оказывается свежей и новости в ней спокойствие не внушают. Даби куда-то уходит, возвращается через полчаса, стягивает маску и водружает на стол целый ящик с инструментами. Кодзи молчит. Вопрос вертится на языке, да не один. Она внимательно наблюдает, как ее пациент стягивает с себя куртку, затем перчатки. Достает молоток, крестообразную отвертку, пассатижи, топор. — Очумелые ручки? Или ты плотником решил заделаться? — прорывает дамбу, когда злодей методично достает предметы. — А это что? — Положи, — следует команда, острогубцы тут же покоятся на месте, а Изуми отходит подальше, раздвигает сёдзи, но и это не нравится Даби, потому она задвигает обратно и приземляется в противоположном углу. Газета снова в руках, объявления по сдаче комнаток увлекает ее ровно до того момента, пока треск не раздается со стороны стола. Очень-очень быстро. — Ты что делаешь? — хмурится психотерапевт, но не спешит приближаться. — Иззи, ты же славилась наблюдательностью, — хмыкает Даби и еще раз кусачками старается перебить крепление браслета. Выходит скверно. Он морщится, берет отвертку в руки, снова начиная что-то пытаться выкрутить. Кодзи старается, изо всех сил старается, делать вид, что ей все равно. Краем глаза она наблюдает внимательно и цепко, и когда Даби все-таки царапает себе руку до крови, психотерапевт не выдерживает и закатывает глаза. — Не поможет, — звучит от нее приговором. — Я сниму его, чего бы это ни стоило. Он пытается даже напильником пройтись по поверхности, но все тщетно. Где-то внутри какая-то садисткая частичка Изуми получает удовольствие. В конце концов, этот браслет — ее шанс на безболезненный выход из ситуации. И помогать она не хочет. Не будет. Не станет. — Иди сюда, — приказом холодным и жестким звучит от Даби. — Я тебе не собака, — с гордостью напоминает Изуми, демонстративно переворачивая страницу газеты. — Я могу и по-плохому, Иззи, — его голос дребезжит на тихом, угрожающем уровне. — Куриц сожжешь? — И весь, к хуям, отель, — теперь почти шепот, не терпящий возражений. Кодзи отчетливо чувствует вибрацию злости и раздражения. Она неспешно подходит к нему, но держится на приличном расстоянии. Даби все еще ковыряет отверткой, маленькие алые капли стекают прямо на столик. — Тут ты помощника не найдешь, Даби, — таким же холодном, отстраненным тоном сообщает Изуми, засовывая пальцы поглубже в карманы брюк. — Ты мой заложник, а заложники делают все, что им прикажут, — почти с долей веселья сообщает ей злодей, поднимая мутный взгляд. — Ошибаешься, — игра в пинг-понг началась больно не вовремя и оба чувствуют, правда, останавливаться нет никакого желания. — Я не буду помогать тебе снять браслет. — Потому что думаешь, что трекер работает? — Даби откладывает отвертку, примеряется к молотку. — Его выключил Лиде. А этот браслет все еще блокирует часть моей причуды. Как же я смогу защитить тебя от страшных-престрашных злодеев? — Ты и есть страшный злодей, Даби, — ровно напоминает ему Кодзи. — А как же вера в исправление? — А ты веришь? — Я не собираюсь меняться, — хмыкают ей в ответ, глядя прямо и холодно. Изуми чуть напрягается. Выгибает бровь и пожимает плечами. — Остался только этот браслет, как ты думаешь, кто снял остальные? — почти невинно интересуется злодей, только голос его все еще остается тихим, ровным, безэмоциональным. — Доктор Лиде? — почти также невинно интересуется Изуми. — Доктор Лиде, — кивает покладисто Даби, поднимаясь в полный рост. — Пока горел заживо. Кодзи усмехается и делает два шага назад. Злодеям доверять опасно. — Хочешь размозжить себе руку — вперед, — усмехается Изуми, и какой-то азарт толкает дальше и дальше в пропасть. — Я тебе не помогу. — Ты ведь так рвалась мне помогать, пока я был закован весь в этих ошейниках и браслетах, — выдыхает тихо, но отчетливо злодей. — Что же изменилось? Энтузиазм пропал? Изуми на уловку не ведется. Наблюдает лишь, как он мягко ударяет молотком по браслету. Морщится, но продолжает. — Еще несколько раз и тебя ждет удача, — Кодзи даже кулачки поднимает в знак поддержки. — Или перелом руки. Ставлю на второе. — Тебе это нравится, верно? — слишком прямо смотрит Даби, и вопрос тоже задает слишком прямо. — Да, — не скрывается Изуми, улыбается, почти смеется. — Почему мне должно быть тебя жаль? С чего бы я должна помогать своему похитителю? — Так это банальная месть? — Здравый смысл, — делает шаг назад Кодзи. Даби, кажется, это надоедает. Изуми пытается отойти, несколько быстрых шагов и она врезается в стену. Перчатки при всем желании она снять не успеет, потому чужую хватку чуть выше локтя терпит достойно, запрокидывая голову и глядя строго в глаза. Там холодный огонек, равнодушие и черствость, злодей тащит ее обратно к столу. — Ладно, зайдем с другой стороны, — не без доли иронии сообщает ей пациент, крепче сжимая молоток. — Ты знаешь, как снять браслет? — Нет, — тут же выдает Изуми. — А доктор Лиде говорил об обратном и ему я склонен доверять больше, — почти мягко сообщает Даби, с силой укладывая ладонь психотерапевта на стол. — Ну, давай…, — тихо усмехается Изуми, — бей. Даби пожимает плечами. Страх поселяется в женской груди, Кодзи старательно стискивает зубы и обещает себе не кричать. Он не получит нихрена от нее. Рука заживет, ну сломает, в конце концов, Изуми станет умнее. Перестанет пытаться отыскать в Даби добро. Добро. Она улыбается, глядя строго в чужие глаза. Даби заносит молоток над головой. Глядит также упрямо, а затем опускает. Изуми выдыхает на этом моменте, прикусывает себе язык до крови, но упрямо не отводит взор. Нет звука. Стука или боли. Молоток зависает в паре сантиметрах от ее дрожащей руки. — Блядь, Иззи, — усмехается злодей, — ты стала смелее. Небрежно отпускает, наблюдая, как психотерапевт трет онемевшую в чужой хватке кисть. Почти оскорбленная, она отворачивается, выравнивая дыхание. Галочка поставлена. Калечить он ее не будет. — Тогда отрежу руку, пожалуй, — слышит Изуми позади себя и тут же поворачивается. Блядь. Злодей заносит топор и, не целясь, пытается опустить его чуть выше кисти. Совсем обезумел. Кодзи что-то кричит, что-то нецензурное, перехватывая чужую конечность. Дешевый фильм, честное слово. Она матерится, называя его идиотом, забирает топор и спустя секунду понимает, что Даби почти по-доброму смеется. Смеется, мать его. — Сними его, Иззи, — кивает себе на руку Даби, — иначе в следующий раз ты меня не остановишь и я истеку на твоих руках кровью. Вот досада, да? — Тогда я буду свободна, — парирует психотерапевт, сжимая топор в руках сильнее. — Безусловно, — пожимает плечами злодей. — Все твои мечты сбудутся. Как просто я могу их осуществить, видишь? — Даби… Изуми проглатывает парочку комментариев. Глядит строго, когда он просто отнимает топор, вертит его пару раз, краем глаза наблюдает за ней. — Я не помню комбинацию, — врет нагло. — Наглая ложь, — просекает быстро и усмехается. — Давай, Изуми, сделай то, что ты умеешь лучше всего. Помоги мне. Манипуляция настолько жирная, что боками бы в дверь не пролезла. Но Кодзи, фыркая, смотрит на блядский браслет. Он ведь просит. Именно просит. Не пытается больше угрожать, не пытается вывести ее. Пошел совсем уж запрещенным путем. — Долго думаешь, — поддевает ее беззлобно злодей. — Код — дата рождения Фуюми. Кодзи отходит, отворачивается, чтобы не смотреть, как падает ее последняя надежда. Слабачка. Надо было настоять на своем. — Видишь, ты сделала доброе дело. — Относительно доброе, — тут же отмахивается психотерапевт. — Добро вообще вещь относительная. Браслет уже не на руке. Даби внимательно осматривает его, будто игрушку новую нашел. — Все в этом мире относительно, философ, — Кодзи грустно выдыхает. — Настолько я не углублялся, — потеряв к ней интерес, Даби распахивает седзе. — Что-то не так? — Кодзи краем глаза поглядывает на браслет в руках злодея. Тот рассматривает его на солнце пристально, цепко, а затем усмехается широко. Проходит обратно к столу и что-то подцепляет отверткой. Маленький, почти незаметный датчик размером с ноготок мизинца. — У тебя был шанс, доктор А, — показывает находку злодей, а затем сжимает ее в кулак и выкидывает куда-то за пределы помещения. — Чертов Лиде предусмотрел даже второй датчик для слежения, потому и оставил только один браслет. Кодзи чувствует, как кровь отхлынула от щек. Тяжело опустившись на стул, она взглядом цепляется за оставленный топор и молоток. Шальная мыслишка щекочет нёбо, но она быстро проглатывает все слова. Их должны были уже найти. Вычислить. Шото уже должен был быть здесь. — Не думай плохо, Иззи, — Даби садится напротив, начиная собирать инструменты. — Герои не всегда приходят на помощь обычным гражданским. — Защищаешь героев? — едва ли не шепотом выплевывает из себя Кодзи. — Ни в коем разе. Напоминаю тебе, что если хочешь что-то сделать, сделай сама. Ты могла сегодня спастись, разве нет? Изуми удивленно поднимает взгляд на злодея. Тот сидит ровно, руки сложены перед собой. Почти сцена из их сеансов, только психотерапевту кажется, что местами они поменялись. Она будто прикована к стулу. И ослеплена собственной глупостью. — Я не… — Ты знаешь код на устранение, — кивает ее догадкам Даби. — Возможно, потеря конечности не убила бы меня, но остановила точно. — Зачем? — Еще не поняла? Едва заметный кивок. Нет, не поняла. Не поняла, какого черта она вообще сидит здесь? Почему именно она? — Ты хотела стать героем, — снисходительно усмехаются ей в ответ. — После смерти отца все уши мне прожужжала, даже училась на героя. А что в итоге, Иззи? Даже себя спасти не можешь, уповаешь на братишку и ждешь чуда. Поверь старому злодею, чуда в нашем мире нет. Есть только цель и пути, по которым ты идешь, чтобы ее добиться. — Это неправильно, — хмурится Кодзи. — Идти по трупам даже ради благих целей. — Ты ведь знаешь, не все люди хорошие. — И не все плохие, — парирует психотерапевт, сжимая пальцы в кулак сильнее. — Я не оптимист, Даби, но и убивать не смогу. — Просто у тебя не было досточно высокой цели, — усмехается злодей и встает. Изуми тяжело выдыхает, когда Даби покидает с чемоданчиком их комнату, оставляя ее один на один с собственными мыслями. Трясущиеся руки не успокаиваются, она смотрит на свои пальцы, будто они чужие и едва заметно усмехается. Этот сеанс остался за злодеем.