А есть такие люди Они прекрасно слышат, Как звезда со звездой говорит Юлий Ким — Песня о звездах: Стих из к/ф «Про Красную Шапочку»
В одни из далеких, школьных каникул, Изуми и Тойя сидят в небольшом, светлом и чистом кафе с мангой в руках. Пьют горячий шоколад, почти не разговаривают, вчитываясь и всматриваясь в страницы. Тойя первым тыкает Изуми в бок, приземляет поверх ее страниц свою мангу и гордо указывает на поворотный поворот. — Злодей в итоге совсем не злодей, — почти в ухо выдыхает мальчишка, гордо улыбается. — Я знал. Злодей — это друг главного героя, а его девушка всю жизнь любила этого захудалого героя. Хах, банальщина. — Какой неожиданный поворот, — тянет юная Кодзи, бегло сканирует взглядом страницу. По ту сторону протагонист тянет руку к своему когда-то другу, но тот лишь отворачивается. Пропечатанными черными буквами «ты забрал у меня все, что было дорого». Действительно, предсказуемо. — А у меня император все-таки выбрал любовь, а не власть, — вздыхает Изуми, переворачивает страницу. Тойя кривит лицо, глядит на изображение нарисованного поцелуя. — Бэ, — вот и вся реакция от парнишки. Изуми фыркает, закрывает томик, гордо отворачивается. Тойя никогда не разделял ее порывов в романтические произведения, отплевывался только. Считал это слишком девчачьим, слишком розовым и приторным. — Если бы мне кто-то написал стих, — мечтательно тянет девчонка, и взгляд ее снова находит романтичного императора, подарившего свои невостребованные стихи и любовь лишь одной. — То что бы было? — вырывает насмешливо Тойя, отпивает шоколад и морщится. Больно горячо и сладко. — То я бы в него влюбилась, — Изуми успевает показать язык и захлопнуть мангу до того, как Тойя подглядит хоть строчку. — Хах, маловато тебе для любви нужно. Тойя гордо отворачивается. Мангу свою он откладывает подальше, да и взгляд от Изуми прячет где-то на потолке. — Тойя? — Что? — делает одолжение мелкий Тодороки, нехотя задает вопрос. — У тебя усы шоколадные, — фыркает Изуми. Сконфуженный донельзя Тойя тут же пытается вытереть их под заливистый смех Кодзи. Делает только хуже. Теперь полоска превращается в пятно над верхней губой, Тойя растирает его почти по всему лицу. — Держи, — протягивает салфетки все еще смеющаяся Изуми, утирает уголки глаз от слез. — Да нет, здесь. Тойя, честно, пытается. Особенно пытается скрыть румянец, когда девчонка чистой салфеткой тыкает в уголок его губы, улыбается так мягко-мягко, отчего мальчишка прячет взгляд. С чего бы такие улыбки? С чего бы ему вдруг дыхание перехватывает? — Дело ведь не только в стихах, — позже признается Изуми, когда они идут обратно домой. — Дело в том, что для тебя открывают душу. — Может, некоторым и не стоит знать, что у другого на душе? — философствует Тойя, прячет руки в карманы. — Но если ты любишь человека? — И что? — Тогда и поделись с ним частью своей души, — как идиоту, объясняет Изуми и не понимает, почему Тойя ее будто не слышит. — А если ты оттолкнешь этим? — Чем? — Душой своей, — кривится Тойя, и под ноги ему как раз попадает маленький камушек, который можно спокойно пинать. И заодно не смотреть на озадаченную Изуми. — Если любишь, то не оттолкнешь. И тебя не оттолкнут. Изуми внимательно следит за камушком, а затем, подгадав момент, ловко отбивает его чуть дальше. Слышит, как Тойя рядом фыркает, и они оба несутся к нему наперегонки, играя в импровизированный футбол почти до самого дома. Дома Тойя будет тренироваться. Ожог он скроет под огромной кофтой, но тот будет дотошливо ныть до завтрашнего дня, пока Изуми не протянет с нечитаемым выражением лица крем. Взамен она получит небольшую книжицу. — Ма сказала, что там известные хайку, — пожимает плечами Тойя. — Но я могу гораздо лучше. — Ага, конечно, — недоверчиво фыркает Изуми, листает страницу за страницей. — Поспорим? — тут же зажигается идеей Тодороки под пристальным взглядом Изуми. — Я тебя рыдать от строк заставлю, — протягивает руку Изуми и они скрепляют спор. Меньше, чем через полгода Тойя Тодороки сгорит заживо. Так и не представив ни одного хайку на этот свет. Изуми сожжет все свои тетради в тот же день. В честь своего друга.***
После пожара Лишь я не изменился И дуб вековой.
Изуми еще раз перечитывает Басе, игнорируя всеми возможными способами злодеев на соседнем диване. Краем глаза она все же следит, как Бад и Даби лениво рубятся в приставку. Иногда Бад все-таки вскрикивает, отчего Кодзи делает вывод, что Даби пока выигрывает. — Скука, — тянет Бад после очередного проигрыша. — Слышь, Даби. — Я тебе уже сказал, что нет. — Ну, вечером, — проводит по лысой голове длинными пальцами Бад. — Зизи надо выгулять. — Я не собака, — тут же вставляет Изуми, отрывает взгляд от стихов. — Гав-гав, — передразнивает Бад. — Сходим, купим одежду, пожрем где-нибудь. — Ты с каких пор таким социально активным стал? — пока еще вежливо уточняет Даби, разминает плечи. — С тех самых, как вы у меня поселились месяц назад. Изуми прикрывает лицо книгой. Главное не засмеяться. Главное не показать, что план Бада работает. Главное не спалиться, что план они разработали вместе. Конечно, Кодзи выходит из дома, но не дальше, чем в магазин за углом, и то всегда совместно с Бадом. Хочется разнообразия, хочется хоть чего-нибудь. Это Даби хорошо: приходит раз в пару дней, дает понять, что жив и относительно здоров и уходит. Лягушка-путешественница. Бад настроя Изуми не разделял. Прожив вместе бок о бок почти месяц, он все же меняет немного свое отношение. Кодзи, как человек и как психотерапевт, применяет почти все известные техники и даже сдуру говорит, что ей нравится Даби. Так Бад, оказавшийся вполне адекватным и приятным (чему Изуми до конца еще не верит, но проникается теплыми чувствами) антигероем, считает своей миссией соединить два разбитых сердца. Отлично, думает Кодзи. Только романа с пациентом и злодеем в одном лице ей не хватало. Но говорить Баду об этом не спешит. Манипуляция под названием: «хочу залезть в обгоревшее сердце Даби» запускается сегодня. Очень удачно, потому что злодей остается дома, у него будто бы выходной, и они с Бадом отдыхают по мужски. С приставкой и пивом. Изуми все же готовит закуски, от которых Бада демонстративно тошнит. Может, он и стал лучше к ней относиться, но точно не к ее готовке. Да и пиздаболкой все еще считал, правда, пиздаболкой во благо. — Нам стоит выйти в свет, — кивает Бад и тут же оказывается на ногах. — Купить шмоток и выпить в баре. — Нет, — отрезает Даби, выпрямляется в спине. — Почему? — не сдерживается Изуми, и глаза ее чуть округляются в удивлении. Даби смотрит прямо на нее. Пару секунд разглядывает лицо, внимательно и как-то… придирчиво. Изуми понимает, что он хочет ей сказать. Ты попытаешься сбежать. Она пытается мысленно отбить: я просто хочу на волю. — Ладно, на пару часов, в магазин и обратно, никакого бара. И тут же остается в комнате один, потому что Бад и Изуми уносятся собираться. Изуми скорее чувствует, чем слышит, как Даби выдыхает что-то матерное сквозь зубы. Через пятнадцать минут они покидают квартиру Бада. Изуми нетерпеливо переминается с ноги на ногу, пока Бад закрывает свои хоромы на такие замки, что при всем желании невозможно будет попасть внутрь без него. Прекрасно. Даби рядом вгрызается в нее взглядом нечитаемым, но от этого не менее красноречивым. Когда они выходят и запихиваются в машину Бада, злодей всовывает Кодзи кепку. Та молча натягивает ее, глядит с заднего сидения на эту вакханалию старого металла, который скрепит, жужжит и отказывается заводиться, но, в конце концов, после того как злодеи ее распинывают, едет. И Изуми Кодзи жадно глядит на открывающийся за грязными окнами город. И тот… прекрасен. Столько людей, жизни, звуков, цветов. Она скучала по обществу. В отличии от асоциального Бада и вечно пропадающего где-то Даби, Изуми тянулась к людям. За неимением лучшего она даже начала проводить мягкую терапию Баду, беседуя с ним долгими вечерами. Пришлось сделать вывод, что нет в нем диссоциативного расстройства личности, но других проблем… других психических проблем у Бада, мягко сказать, предостаточно. Он о них рассказывать стал дня три назад, когда они вместе выпивали. Упомянул, что оказался сиротой, что Даби, вроде как, спас его. И стал другом. Изуми стряхивает с себя чужие слова, оглядывает внимательно улицу, когда они паркуются на какой-то темной-темной, страшной-страшной парковке. — Мы где? — В лучшем месте для таких, как мы, — смеется Бад и уверенно шагает вперед. Изуми бросает быстрый взгляд на Даби, отстающего на один шаг по левую сторону от нее. Нашел, кого караулить. Кодзи даже слегка обидно, договор ведь был. И Даби его исполнял, таблетки пил. — Это… — Небольшая торговая площадь, — размахивает руками в стороны Бад. — Ночной базар для злодеев. — Уебское название, — фыркает рядом Даби, натягивает медицинскую маску на лицо и прячет руки в карманы. Бад здоровается с каждым вторым продавцом легким кивком головы. Тут как и обычные гражданские, торгующие вещами, сувенирами, даже техникой, так и злодеи. Изуми понимает это, когда один из прохожих, мужик с глазами тигра, чуть замедляет шаг, вглядывается в лицо Даби. — Идем к Мессалине, — лавирует меж людьми Бад, и остальные следуют за ним. — А если нас узнают? — одними губами задает вопрос Изуми Даби, который уже сократил расстояние и шел рука об руку с ней. — Как мило, что ты только до этого додумалась. Изуми фыркает, поправляет перчатку на руке, опускает чуть подбородок, чтобы ее сложнее было разглядеть. Мессалина оказывается женщиной средних лет с причудой, внешне связанной с волками. Нет, шерсти на ней не было, но желтые глаза с вертикальным зрачком и острый ряд зубов намекали на принадлежность. Она обнимает Бада за плечи, как мать могла бы приветствовать сына, скалится на его друзей дружелюбно и обещает хорошую скидку на товары. — Мои друзья хотят обновить гардероб, — с улыбкой отзывается душка-Бад. Таким Изуми его еще не видела. Бад действительно веселится, улыбается своим широким ртом с искренностью, казалось бы, утраченной. — Без проблем, Паучок, — улыбается Мессалина, взгляд ее волчьих глаз фокусирует на Даби. — Тебе и ребенку огня тут рады. Даби чуть приспускает маску и молча кивает. Его плечи расслабляются немного, Кодзи хорошо видит, как в этом закрытом со всех сторон контейнере ее пациент чувствует себя более спокойно. — А вот девушку я не встречала. — Изуми вздрагивает, когда речь заходит о ней. — Доброго вечера, госпожа, — вежливо склоняет она голову в поклоне. — Здесь такое не любят, — отмахивается Мессалина, но губы ее все еще сломаны в милой улыбке. — Идем со мной. Вижу, что ты нуждаешься в обновках больше, чем мальчики. Изуми не сдерживает улыбки. Перед ней мелькают яркие куски тканей, она не успевает уследить за руками волчицы, что вцепляются в нее мертвой хваткой и тянут к закрытым шторами раздевалкам. Туда, кажется, стекается половина одежды этого небольшого, завешенного всеми возможными цветами и оттенками тканями грузового контейнера, приветливо распахнувшего для них железные двери. На стенах, помимо шмоток, встречаются оружие: булава, арбалет, даже щиты. Не для продажи, создают необычный антураж. Взгляд жадно впивается в прилавок. За стеклом уже оружие интереснее: пистолет, дробовик, автомат, костеты и ножи. — Это для охоты, — поясняет Мессалина, заталкивает Кодзи в раздевалку. Вещи прилетают откуда-то сверху. Мессалина в раздевалку не входит, набрасывает яркости прямо в руки Изуми, и той только удается сочетать алое и зеленое, бежевое и голубое. Она тут же откладывает спортивный черный костюм, пару ярких кофт с принтами, джинсы, брюки. По ту сторону Мессалина говорит с Бадом и Даби, но Изуми, крутясь перед зеркалом, почти их не слушает. Смотрит на яркое отражение в новых шмотках, снимает маску и с улыбкой выдыхает. Отличная терапия — шопинг. Изуми ей когда-то потакала, а сейчас, на первый взгляд, такое обычное действо стало для Кодзи праздником. Сумасшедшим и немного… печальным. Мессалина заглядывает за шторку, обдает Изуми скептичным взглядом. Красное ей надевать не хочется, и Кодзи быстро сдергивает с себя кофту и брюки. — Померь-ка это, — волчица вручает ей несколько комплектов откровенного белья. — Порадуешь своего. — Мы, — Изуми спотыкается на полуслове, глядя на все эти полосочки и атлас, — друзья. — Значит себя, — пожимает плечами женщина и гордо удаляется. Изуми фыркает, распутывает клубок из бюстгальтеров и стринг, натягивает на себя самый закрытый комплект и смотрит. Явно похудела. Изуми трогает грудь, чуть поворачивается, ажур мало что скрывает на пятой точке, но сидит как влитой. Да и удобно. Может, стоит действительно взять? Красивое нижнее белье ведь придает уверенности, а после каждого сеанса с Даби Кодзи этого не хватало. Злодей потихоньку начинает задавать все более и более наводящие вопросы о семье. Сам отвечает честно, но нехотя, с опаской. Так Изуми удается выяснить, что после пожара Даби попал куда-то, где его подлатали, но про само место говорить не спешит. Мягко выражаясь, лавируя меж словами и эмоциями, Изуми выясняет пробелы в собственной терапии. Не только на семейные проблемы стоит обращать внимание. После «ухода» из семьи Даби тоже пришлось пережить что-то, что сломало его окончательно. Но и пациент у нее больно уж не говорливый. И прозорливый. И… — Ты выбрала? — Даби резко отодвигает шторку. Изуми сталкивается с синевой чужих глаз, те бегло осматривают фигуру, замирают на груди и тут же поднимаются к ее лицу. Румянец вспыхивает на кончике носа, Кодзи не успевает что-либо сказать, как шторку задвигают, а на заднем фоне тут же начинает ругаться Бад. Интересно. Кодзи усмехается, поворачивается к отражению, глядит на свое довольное, торжествующее выражение лица. Редко удается вспомнить, что страшный злодей — мужчина. Даби ведь никогда не проявлял к ней открытого сексуального интереса. А Изуми… она чуть качает головой, буквально вытряхивает глупую мысль, что просто не допускает подобную мысль. Стоит увидеть в пациенте противоположный пол, который может привлечь ее, так ситуация с Ястребом может повториться. А Кодзи Изуми на своих ошибках учится. Когда она выходит, полностью одетая, и передает несколько вещей волчице, замечает напряженное молчание. Мессалина, кажется, что-то говорила Даби, а Бад рядом только кивал головой. — Я все, — мягко улыбается Изуми, — спасибо большое. — Бери-бери, — кивает волчица, будто отмахивается от клиента. — Бад расплатится. — Это что это? — вытягивается комично чужое лицо. — Ты мне и так должен за тот атласный халат, — фыркает Мессалина. — Не обеднеешь, богатенький Паучок. Бад что-то фырчит недовольно, пока Изуми краем глаза замечает, как Даби бросает на стойку наличные. — Эй, Мисси, — он вглядывается в прилавок, — продашь нож? — Тебе складной или охотничий? — зажигается озорным блеском желтые глаза. — Легкий и острый. Мессалина просит всех быть осторожными и тут же заливается смехом. — Я бы к вам не сунулась, ребятки, — взгляд желтых глаз фокусируется сначала на Даби, затем на Изуми, которой она протягивает пакеты. — С такими причудами можно и забыть себя. Бад рядом напрягается. Когда они покидают Мессалину, следуют опять за спиной хозяина их нового дома, и опять молча. — Кто она? — тихо спрашивает Кодзи, поправляет маску на лице. — Торговка, — нехотя выдыхает Даби. — А еще? Злодей ничего не отвечает. Но голос Бада вкрадчиво поясняет, что у Мессалины причуда видеть чужие способности. Некий радар, позволяющий ей определить, какая причуда может быть опасна. Даби резко двигается, Изуми даже вздрагивает, отшатывается к Баду, но тут же успокаивается, когда картина предстает целиком. Да, Бад что-то говорил о воришках вначале их пути. И вот одного хватает Даби, совсем пацана еще с ежиком светлых, нелепо уложенных волос. Мальчишка с пластырем на носу смотрит на злодея воинственно, пытается вырваться, да только Даби оказывается сильнее. — Отдай, — с ледяным спокойствием раздается его голос. Мальчишка обнажает ровный ряд зубов, фыркает гордо и кидает под ноги черный бумажник. — Да, пожалуйста, — раздается тонкий голосок. Изуми наблюдает, как Даби не спешит разжать пальцы. Вглядывается в пацана с высоты своего роста, и что-то неприятное шевелится в животе Кодзи. Она делает пару шагов к ним, поднимает бумажник, отряхивает его, заглядывая внутрь. У Даби явно появились деньги, вопрос, откуда Изуми оставляет на потом. — Отпусти его, — мягко просит Кодзи под ругань пацана. — Он следил за нами с парковки, — вежливо поясняет Бад. — Я не следил, — тут же щерится парнишка. — А что? — хмыкает Бад, складывая свои несуразно длинные руки на груди. — Пас? Мальчишка краснеет. Бросает быстрый взгляд на злодеев, фокусируется на Изуми, а затем явно идет в атаку. — Я тебя знаю, — обращается он к Даби, сталкивается с ним взглядами. — Очень сомневаюсь, — тянет тихо Даби, сжимая руку пацана сильнее. Тот шипит сквозь стиснутые зубы. — Ты Тойя, сын Старателя, — выдает он скороговоркой. Даби, кажется, усмехается. Изуми не видит его лица, но чувствует, что пацан ступает по тонкому льду. Мальчишка же еще, а сколько дерзости. — Отпусти, — шипит тот приказ, пытается вырваться, — тебе хорошо, ты вырос в богатой семье. Тоже мне, злодей. И злит Даби. Злит натурально, Кодзи видит, как взгляд Даби из насмешливого становится ледяным. Черт. — Отпусти его, — голос Изуми тихий, но уверенный. — Отпустить свидетеля? — обманчиво уточняет Даби, и взгляд его пригвожден к напуганному пацану. — Зачем же? Я поджарю ему задницу так, что он до конца своей жизни стакан с водой поднять не сможет, не говоря о воровстве. — Я тебя не боюсь, — фыркает в лицо Даби пацан. — Очень зря, — ровно выдает злодей. — Потому что мой огонь жесток. Он синий, прямо как твои глаза, и он выжжет их, ты не сможешь видеть, не сможешь бегать и уж точно не сможешь воровать. Сможешь только страдать… На глазах пацана слезы появляются. Он больше не пытается вырваться, а губы его предательски трясутся. — … а когда тебе снова захочется сделать хоть что-то, ты поймешь, что просто невозможно. Невозможно выжить после меня. Первая слеза падает с пухлых щек. Пацан упрямо смахивает предательницу, взгляд свой настырный, но испуганный от злодея не отрывает. — Подумай в следующий раз, кого ты грабишь и кому хамишь, — продолжает холодно Даби, а затем просто размыкает свои пальцы. — Если кто-то узнает о нас, я приду и выжгу твои глаза и глаза твоего друга, что стоит у меня за спиной. Изуми тут же переводит взгляд, и правда, в нескольких шагах от них застывает мальчишка, ровесник воришки, с кудрявой копной рыжих волос. Он, кажется, готовился применить причуду: маленький бейсбольный мяч зависает прямо над головой. — Не надо, Арман, — трет кожу воришка, делает пару шагов назад. — Идем. Даби только кивает, провожает мальчишек взглядом. Изуми пару секунд глядит им в быстро удаляющиеся спины, и неприятное колючее чувство посылает мурашки по спине. Они возвращаются к машине в абсолютном молчании. Кодзи скидывает пакеты в багажник, а когда он закрывается с третьего раза под ругань психотерапевта, застывает. Напротив нее мужчина, парень даже, с нелепой кудрявой прической и полицейской дубинкой. Изуми внимательно сканирует местность, около десяти человек окружают их машину, у каждого в руках какое-то холодное оружие. У всех, кроме одного. И он выходит вперед. — Я видел, как ты парнишку обидел, — хрипит странным, почти механическим голосом мужчина лет под тридцать. Если сильно вглядеться, можно понять, что зубы у него из золота. И левый кулак тоже. — А мы своих в обиду не даем, — продолжает вожак, указывает своим кулаком точно на Даби. — Шли бы вы по добру по здорову, — усмехается Бад, закрывает водительское сидение. Кодзи стягивает перчатку, разминает руку. В ушах кровь стучит, она четко слышит, как пульс умоляет ее прикоснуться хоть к кому-то, сломать волю, переломать, как зубочистку. Отбросы, выставляющие себя героями. Они ничего не знают. Они заслуживают… Изуми чуть отходит, перчатку обратно все же натягивает, плавно двигается к Баду, тот стоит ближе. Краем глаза она замечает, что у него в руках телескопичка. Точно, Даби ведь дал нож, а тот остался в одном из пакетов. Кодзи ругается на себя, старается заглушить вой собственной причуды. Не время для нее. Тем более Даби делает ленивый шаг вперед, — А ты вообще кто? — Герой нового общества, — хмыкает златозубый мужик. — Мое имя — Мидас. Изуми даже усмехается. Говорящее имечко, ничего не скажешь. — Ясненько, — кивает Даби, не снимает ни маску, ни кепку. Безумная мысль, что Даби сейчас сожжет их всех, проносится в разуме Кодзи. Нужно как-то разрулить ситуацию мирно, попытаться обговорить все, уверить, что они не злодеи и не хотят навредить… Сразу шестеро человек устремляются к ним. Изуми вскрикивает от неожиданности, те несутся с оружием наперевес, благо нет огнестрельного. Бад быстро хватает ее за капюшон и тянет на себя, прикрывает, когда первый мужик добегает до них и замахивается дубинкой. Бад ловко уворачивается, удерживая одной рукой Кодзи, та чуть не валится на задницу, но успевает устоять, а вот их соперник получает прямой удар в нос. Хруст кости перебивают крики. Изуми тут ж обдает жаром, красное пламя вспыхивает в ладонях Даби, тот целится в ноги, и четверо героев тут же оседают. Еще один тормозит прямо рядом с ним, пытается ударить, злодей уходит от прямой атаки и, разворачиваясь, пинком заставляет мужика осесть на колени. И тогда пламя вновь в его руках, Даби хмыкает. — Я настоятельно советую, — раздается ровный, почти мягкий голос Даби, — уебывать отсюда. Мидас тяжело дышит. Страх и неожиданность смешиваются на рябом лице, он смотрит на пламя, а затем уже на злодея. — Чего встали? Убейте уебка, — хрипит он, но оставшиеся люди не спешат выполнять приказ. — Босс… — Я что сказал? — переходит на фальцет герой. Двое все-таки делают пару неуверенных шагов. Явно боятся, но идут, как на смерть. Изуми видит, как Даби тяжело вздыхает. Бад рядом отпускает ее воротник, наказывает ждать здесь. И двигается на помощь другу. Этим новым героям явно не выстоять. Кем бы они ни были, смерти они не заслуживают, не такой страшной, которую может подарить им злодей. Двое, что приближаются, замирают. Помогают своим, но к Даби и Баду соваться не спешат. Умные парни, инстинкт самосохранения работает. — Трусы, — выплевывает их лидер и идет сам. Изуми не понимает, что происходит, почему вдруг становится до слепоты ярко. Она успевает отпрыгнуть от машины, когда в нее врезается что-то тяжелое и тащит назад. Железо скрепит, слышатся крики, кажется, это больше возгласы радости. С трудом Кодзи удается подняться с земли, но кто-то больно придавливает ей руку, а затем резко поднимает на ноги за волосы. Боль стреляет неожиданно, заставляет задохнуться. Ей кажется, что сейчас с нее снимут скальп, когда кулак врезается в живот, заставляет ее согнуться. Соберись. Перчатка скользит по руке, Кодзи размыто видит, как один из людей Мидаса, у которого дымится куртка, пытается ударить ее еще разок, но не успевает. Ногтями Кодзи впечатывается в кожу его лица, пытается выцарапать лицо. А заодно ее кидает в эмоции. Один из мальчишек, тот, что рыжий — родной брат. И он убьет за брата, но не умрет. И так умирало слишком много из-за этого маленького бедствия. Он и так передал того парнишку, Фурукаву, отдал в руки... и теперь раскаяние... Изуми косит, она выплескивает свою причуду кипятком, но не успевает и рта раскрыть, как слышится удар, а затем резкое облегчение. Парень валится в ее ноги, не успевая заблокировать причуду, она тут же чувствует чужую волю и чужие руки. Маленький мальчик в идеально-белой операционной. А над ним доктор склонился, страшный такой, в огромных стеклянных очках. — Не бойся, Рой, — говорит он мальчику, — тебе не будет больно. Но Рою было больно. Адски больно, когда его буквально распиливают на части, отрывают по кусочку кожи, а затем… Изуми борется с причудой. Выдергивает себя из чужих эмоций-воспоминаний, из чужой воли, которая билась сердцем в ее руках. Не говорить. Не вспоминать. Не чувствовать. Причуда воет в крови, просит сломать такую идеальную волю. Отличающуюся ото всех. Как вызов, давай, его тоже можно, он не настолько силен, не настолько слаб. Он — сложная загадка, и причуда жаждет ее разрешить. — Зи! Перед глазами плывет лицо Бада. Изуми отмахивается от него, тот упорно сжимает ее ладонь, пытается в чувства привести, а делает только хуже. Спиной она чувствует жар, он скользит по плечам и облизывает лицо. Бад отпускает ее, в его почти черных глазах горит алое-алое пламя. Кодзи не хочет оборачиваться. Не хочет слышать крик кого-то, вопль пожирающего огня. — Отойди от нее, — звучит голос сверху, голос властный, холодный, никак не сочетающийся с причудой. Бад моргает, Изуми впитывает его выражение лица, на миг становящееся почти виноватым. Новое лицо, никакое оно не новое, возникает перед глазами. В нее вглядываются придирчиво, а затем протягивают перчатку. — Надо валить отсюда, — снова голос Бада, но уже за спиной. — Иззи, — тихо зовет Даби, не отводит взгляда, — надо идти. Кивает мелко, натягивает перчатку, путается в ней, оставляет висеть куском ткани, которая просто обтягивает ее ладонь. Ноги не держат, Изуми пытается подняться резко, не получается, она чуть не валится вперед, прижимает запястье к груди бережно-бережно, только чтобы никому не навредить. Ее подхватывают на руки, в нос врезается запах горелых плоти и волос, а еще пепла. Изуми прячет лицо в чужой куртке, та тоже пахнет костром, но не так навязчиво. Огни города ее уже не привлекают. Кодзи готова вот-вот отключиться, только чтобы эмоции того мальчика перестали зудеть под кожей. Но как назло, они въедаются глубже, оседают в памяти хлопьями с пылью. В очках доктора отражался цвет глаз мальчишки. Такой прекрасный, граничащий с черным фиолетовый. Почти как беззвездное небо. Изуми ловит этот же взгляд в зеркале заднего вида и ей хочется плакать.