Иногда нужно всё разрушить, спалить всё дотла, чтобы потом начать всё сначала. Клей. И. Уэлш.
— Изуми. Этот голос. Этот такой давно забытый голос. Изуми тянет одеяло на голову, слышит, как шторы в ее комнате распахивают, пропускают весеннее солнце в обитель сна. Хочется еще полежать, досмотреть красочный, но кошмарный сон. До носа долетает вкусный запах испеченных оладий. Изуми тянет носом воздух и выныривает из-под одеяла, чтобы наткнуться на взгляд матери. — Просыпайся, давай позавтракаем с папой. — Папа дома? — округляются глаза у маленькой Изуми, она тут же отбрасывает одеяло и ступает босыми ногами на прохладный пол. Тихий смех матери позади приободряет маленькую девочку. Она спешит спуститься вниз, а когда вбегает в кухню, радостно окликая отца, то там никого нет. И занавески, такие светлые, прозрачные и тонкие едва заметно качаются от весеннего ветра. — Папа? — еще раз с большой надеждой зовет Изуми. — Папа… У нее невольно вырывается всхлип. На столе абсолютно пусто, а те самые занавески истлели под гнетом лет. И тихий шелест ветра почему-то стал напоминать приглушенные шаги по гравию. В сером мареве, которое только что было кухней старого дома Кодзи невозможно было ничего разглядеть. Боль в голове становится резкой и невыносимой. Кажется, Изуми в реальности кричит, пока маленькая Изуми забивается в пустой угол пустого пространства. — Скоро это пройдет. Изуми тяжело открывает глаза. Перед ней снова прозрачные занавески и светлая кухонька. Снова пахнет оладьями, весной и домом. Резко вскакивая на ноги, девочка спешит вперед в теплые объятия отца. Тот сидит за широким светлым столом, перед ним разложена бумажная газета, на кончике прямого носа очки, а темные, почти черные волосы, такие же, как и у Изуми в детстве, вихрятся в разные стороны. У отца не было морщин или дочь их просто не замечает, но зато видит, что улыбается отец также мечтательно и расслаблено, как и она сама во взрослой, тяжелой жизни. Отец заключает дочь в объятия теплые и родные, сажает себе на колени, пока Изуми утыкается носом в мужскую шею и крепко-крепко обнимает. — Кошмар приснился? — Да, такой страшный-страшный, — быстро всхлипывает девочка. — Что ты видела? — Ну-у, — она задумывается, болтает босыми ногами, касаясь ноги родителя, — я была совсем взрослой. И несчастной. Все взрослые люди несчастные? — Только те, кто поступают не по совести, — назидательно отзывается папа. — А что такое совести? — тянет гласные Изуми, уютно укладываясь в чужих руках. — Совесть, — смеется отец, отчего его грудь слегка вибрирует, — это такое чувство, когда ты поступаешь правильно и тебе хорошо. А когда неправильно — плохо. — А как понять, когда хорошо, а когда плохо? — Не грузи дочь философией с утра, любимый, — смеется госпожа Кодзи, целуя сначала девочку, а потом мужа в щеки. — Это хорошие вопросы, — улыбается мужчина. — Смотри, Изуми: если ты раздавишь жука, как ты будешь себя чувствовать? Его дочь сдувает темную прядку волос со лба, сталкиваясь взглядами с отцом. Она усердно думает, но интуиция, о которой еще ребенок не знает, подсказывает, что плохо. — А если этот жук опасен? Что, если этот жук, допустим, нападет на твою маму, но ты можешь это предотвратить? — Тогда его лучше раздавить, — с умным видом кивает Изуми и замирает. — Но разве это не плохо? — Вот именно, — грустно улыбается господин Кодзи, — однажды ты поймешь, моя маленькая бабочка, что хорошее и плохое у каждого свое. И тебе только определять, что есть что. — Но… я не хочу, — хмурится Изуми. — Я хочу поступать, как ты. Ты ведь герой, пап, а значит, ты творишь добро. Господин Кодзи ставит малышку на холодный пол. Его дочь смотрит пытливо, требовательно, ждет ответа. Его дочь разглядывает сквозь года глазами другими, цветом они пошли больно в материнские, но взглядами… — Однажды ты поймешь, Изуми, что мы не всегда творим добро. И не всегда — зло. У всех есть хорошая и плохая сторона. И твоя плохая сторона проснулась… Изуми непонимающе моргает, отступает от стремительно выцветающего, словно на фотографии, отца. Мать рассыпается прахом и Изуми снова остается одна. В запястьях стреляет болью, Изуми пытается пошевелиться, но не может. А голова горячая, сонная, больная. Она слышит чужие голоса, чувствует холод по спине и снова отключается, проваливается в весну. Потому и следующее пробуждение выходит жарким. С трудом разлепив глаза, Изуми изучает знакомый потолок. Приподнимаясь на локтях, оглядывается, понимает, что потолок этот ее спальни в Токио, что она настоящим чудом дома. Сквозь плотные занавески пробивается свет, Кодзи не спешит их раздвигать. Босая она оглядывается, бредет неспешно к двери, а когда открывает, зажмуривается. Свет заливает гостинную теплом, Изуми пару секунд смотрит на разноцветную макушку. На диване ее уже ждут. Он сидит спиной, не видит ее, еще не слышит. — Шото? Изуми сквозь марево и странную пустоту в голове ощущает слезы. Шото Тодороки оборачивается к ней, встает сразу, расслаблено выдыхает. — Я думал, ты будешь спать еще денька два, — усмехается герой, но распахивает руки для объятий. Изуми тут же спешит. От Шото знакомо пахнет и никак не гарью. Она обнимает героя, утыкается носом в шею как и маленькая Изуми в ее кошмаре. В чужих объятиях становится тепло и просто. Ее трясет, и Шото сжимает крепче, не дает отстраниться. — Как я тут оказалась? — Тебя захватил Рассвет, — спокойно выдает Шото, легко поглаживая по спине. — Ты с ними сотрудничаешь? Хотя плевать, знаешь, главное, что я дома и что все закончилось, — на выдохе выдает Изуми, прижимаясь крепче. Она сильно скучала по нему. Сильнее, чем думала. — Я рада, что я дома. Теплые пальцы Шото путаются в ее волосах, слегка оттягивают, заставляя Изуми посмотреть строго в глаза. Кодзи улыбается, слезы смаргивает, потому что дома, потому что все закончилось, потому что она с героем. Потому что кто-то ее защитит ото всех. Даже от самой себя. — Я убила человека, — прежде всего сухими губами шепчет Изуми, свои глаза закрывает. — Я знаю, — доносится знакомое. — Я тебя не осуждаю, Изуми. Она улыбается, вдыхает глубже. Глаза открывает, сталкиваясь с голубыми глазами Шото. Пару секунд смотрит в них, ощущает эти теплые руки, видит, как герой слегка наклоняется к ней, как в шаге от того, чтобы поцеловать ее, останавливается. — Но ведь ничего не закончилось, — выдыхает обреченно Изуми. Голубые глаза Шото озорно блестят. Оба глаза, как весеннее солнечное небо. Оба глаза — глаза его старшего брата. — Не для тебя, — грустно усмехается отражение Шото. — Не для нас. Изуми тяжело и судорожно выдыхает. Ей хочется коснуться, очень хочется, но она делает шаг назад. — Что ты такое? Шото прячет руки в карманы, глядит требовательно, спокойно. — Я — отражение твоей причуды. Ты считаешь Шото Тодороки олицетворением силы, добра и прочего, по твоему списку морали. — Тебе другое лицо подойдет, — выплевывает Изуми зло, обреченно. — Нам давно нужно было поговорить, моя маленькая бабочка, — усмехается Шото, делает шаг к ней. — Давно нужно было принять друг друга. — Ты ненасытное, злое… — Разве я похож на него? — натурально удивляется Сила. — Разве я воплощение зла в твоем понимании? Посмотри на меня, Изуми, посмотри… Изуми пытается отвернуться, пытается не смотреть в этот тускнеющий силуэт, рассыпающийся как и ее родители. Изуми остается один на один с самой собой. Один на один в замкнутой клетке собственного разума. — Тебе не спрятаться. Ты не можешь бегать вечно. — О, поспорим? — огрызается Кодзи, отходит на несколько шагов, но продолжает стоять на месте. Перед ней ее же силуэт. Темный, безжизненный, сильный. Та, другая она точно такая же. — Я могу избавить тебя от боли. Навсегда. — Спасибо, я сама. Сила хохочет премерзко. Сгибается даже, хватаясь за живот. Утирает несуществующие слезы. — Ты знаешь, что произошло с папой… — Не зови его так! — … он не справился. Не было никакой аварии. Не было ошибки. Он сам сделал, не выдержал свою причуду, не смог принять себя. И Тодороки лишь скрывали факт… — Заткнись! — … что он покончил с собой, — Сила замолкает. — Он не принял дар. А ты можешь. Мы можем стать сильнее. Сила вдруг так близко. Ее причуда, энергия разливается в венах Изуми. Она выжигает ее мозг, разум, ее боль и ее желания. Изуми хрипит, булькает кровью в мешанине звуков и света. — Я покажу тебе, — обещает шепотом Сила. — Я покажу тебе, моя изумительная, каково это — быть сильнее всех. Изуми больше не кричит от боли, та резко разливается прохладой рек и спокойствием леса в теле. И исчезает. Как и сама Изуми Кодзи.***
Голова тяжелая. Конечности не слушаются, Изуми пытается пошевелить рукой, но не может. Не может выпрямиться, понимает краем измученного сознания, что прикована к какой-то трубе. Что мышцы затекли, что голова разрывается, что встать она не может, что вкус крови неприятно щекочет язык. — Очнулась? — звучит голос так близко, что если бы были силы, Кодзи обязательно вздрогнула. В горле пустыня, она кашляет сипло, прежде чем снова уронить голову на плечо. Перед глазами троится, но ощущение проходит постепенно и Изуми с трудом оглядывается. Она действительно закована посреди какого-то строящегося здания. Справа от нее котлован, над головой несколько недостроенных этажей и небо. Строительные инструменты не раскиданы, но много песка и голые бетонные стены. — Что… — Изуми морщится, пытается рукой пошевелить и понимает, что прикована не только она. Спиной к ней также прикован Даби, их руки заковали так, что ладони всегда соприкасаются. Благо, кто-то додумался одеть на Изуми перчатки. — Тише, — тут же слышится от злодея, тот, кажется, прикладывается головой о толстую металлическую трубу, вокруг которой их приковали. Изуми слушается. Проходит много, бесконечно много времени, как ей кажется, прежде чем мир перестает вертеться. Кодзи вдыхает воздух глубже, краем сознания понимает, что в нос и рот забилась кровь. Сплевывает, морщась от ощущений. — Где мы? Изуми скорее чувствует, чем слышит смешок Даби. Кажется, он пожимает затекшими плечами. — У Рассвета. С трудом, психотерапевт оглядывает их руки. А заковали-то их простыми наручниками. — Ты можешь сжечь их, — каким-то ровным, обреченным голосом вырывается из Кодзи. — Нет. Если Даби начнет жечь — Изуми лишится рук. Умно придумали эти рассветовцы, Изуми поаплодировала бы, будь такая возможность. — Надо бежать отсюда. — Спасибо, Капитан Очевидность, — почти рычит Даби, а затем тише выдыхает, — лучше бы опять в отключке братишку звала. Если бы могла, Изуми покраснела. Но ей сейчас не до собственных чувств. Она выдыхает, глазами шарит по помещению. Ничего. — Даби. — Что? — Они сказали, что хотят? — хмурится Изуми, пытается пошевелиться. В ответ тишина темная и густая. Изуми чуть двигает шеей, пытается увидеть злодея, но видит только краешек его плеча. — Старатель в городе, возможно он… — О, надеешься на спасение? — неприятный лающий смех вырывается из злодея. — Тебя жизнь ничему не учит, да, доктор А? — Что прикажешь делать? — ровно выдает Кодзи, быстро устав от распрей. — Заткнуться, — фыркает Даби, и оба слышат, как подъезжает автомобиль. Рев мотора заглушается. Даби напрягается, прислушиваясь, Изуми застывает. Может, если Рассвет сотрудничает с героями, они просто передадут ее и злодея обратно в мягкие стены? Мысль, что Изуми тоже убийца посещает неожиданно и ярко. Она вздрагивает всем телом, вспоминая легко ломающуюся волю под пальцами. Это было так просто и легко. Даже рта раскрывать не надо, только толчок своей мерзкой, сумасшедшей причуды и вот… человек себя уже убивает. Даби вдруг сжимает крепче ее ладонь. Будто говорит: не переживай. Будто просит успокоиться, не открывая рта. В их апартаменты входят пятеро. Изуми сразу видит Аки, тот вышагивает впереди бодрой пружинистой походкой, одетый во все черное, как и его друзья. Улыбается широко и приветливо, словно видит старых друзей на прогулке, даже широко руки расставляет. Его безмолвные последователи обступают их кольцом. — Доброй ночи, — весело приветствует Акихиро, — не поверите, как долго я вас искал, однокласснички. Изуми передергивает. Губы сами собой кривятся в неприязни, когда Сато подходит ближе именно к ней, на корточки садится. В руках его откуда-то оказывается бутылка воды. Во рту резко скручивает. Изуми взгляд с голубых веселых глаз не сводит, пока Сато упрямо разглядывает ее. — Паршиво выглядишь, — доверительно сообщает Аки, и рука его замирает в паре сантиметрах от лица Кодзи. — Вот что с людьми делают злодеи. Ломают. — Да что ты можешь знать? — Изуми игру принимает. Они глядят друг на друга испытующе. Акихиро больные точки видит, Кодзи чувствует это. Потому спокойно смотрит, как парнишка сначала отпивает воду, а затем она начинает литься на холодную землю. — Что вы тут делали? — задает он обыденный вопрос. — Готовили теракт все это время? Изуми хмурится. Неужели он так глуп? Не похоже. Даби рядом усмехается снисходительно, чем немного сбивает Аки. — О, тогда вы наверно искали придурка Акайо? — губы Сато раздвигаются в улыбке шире. — Поделиться секретом? Сато ждет хоть какую-то реакцию. Не получает. — Он мертв, — пожимает просто и весело плечами Аки, не снимает своей замечательной располагающей улыбки. — Как и ваш дружок Рой Якухуро. Вот незадача. Хватка на пальцах Изуми усиливается. Даби молчит и ей советует. — Вы — исчадия Ада, однокласснички, — весело объявляет Сато. — Вы убиваете людей, ломаете их, причиняете боль. — Но ты-то у нас ангелочек, да, Аки? — спокойный тон Изуми до того мягкий, что Аки садится по-турецки напротив нее, жадно вглядываясь в женское лицо. — Знаешь, Изуми, — его голос становится менее наигранным, спокойным и рассудительным, — я видел, как люди ломаются под гнетом обстоятельств. Как они приспосабливаются, адаптируются, пытаются выжить. Как они пытаются быть плохими. Или хорошими. Но вы… — Завязывай пиздеть, Сато, твою пламенную речь скучно слушать, — прерывает монолог Даби. — До тебя я дойду, Тойя, — осекает злодея Акихиро. — Пока я хочу ее. Кодзи сжимает чужие пальцы в ответ. Даби матерится, но смирнеет от простого действа. — Приручила все-таки? — чуть наклоняется Аки к Изуми, обдавая ее мятным дыханием. — Добилась, горжусь тобой, как коллегой. — Знаешь, Аки, — мягко улыбается Изуми, сталкиваясь взглядом с коллегой. — Ты просто зациклен на нем, как какая-то фанатка. Сато улыбку прячет. Глядит на Изуми пытливо и дерзко, чуть голову в сторону наклоняет. — Мамору был мальчишкой, когда его убили. Он нам как старший брат был, — тихо-тихо изрекает Аки, усмехаясь. — Его семья не выдержала смерти сына. Сломалась. Сначала отец запил так, что не увидел машины и его сбили. Затем мать полезла в петлю. Сестра осталась одна, такая красивая. — Ты чего несешь, придурок? Я его не убивал, — тут же щерится злодей. Изуми помнит этот разговор. Помнит, что Даби сказал, будто Мамору первая жертва. Будто он убил его. Но… Кодзи снова возвращается в тот день мысленно. Однажды я своего одноклассника сжег, потому что он мне не нравился. Но Даби не называл имен. Тогда была другая ситуация, они играли в доверие. — Я знаю, что это не ты, — пожимает плечами Аки. — Я случайно его убил своей причудой. А потом сжег. Все знали, что он учится с сыном Старателя, значит, огненная причуда в классе у вас была. — Только старший и младший сын Тодороки обладают такой причудой, — ровно выдает Изуми и видит в глазах Аки понимание. — Я не хотел убивать его, — спокойно проговаривает Сато. — Он просто появился не в том месте и не в то время. И я долго, очень долго грыз себя за это. Ненавидел. Сильно… Аки поднимает рукав своей черной куртки. На бледной светлой коже розовый рубец вдоль предплечья. Глубокий, старый и заживший. — А потом я подумал, что раз я смог остановиться и не стать злодеем, то и остальные тоже могут. Это ведь право выбора. — Да кишка у тебя тонка, — усмехается Даби, дернувшись от резкого удара по лицу. — Я выбрал сторону добра, — терпеливо поясняет Аки. — Начал изучать таких, как ты. И мне стало так противно. Вы… жалкие, слабые и трусливые. Сбиваетесь в стайки и атакуете ночью. Показываете свои слабости, не понимая даже, насколько тошно простым людям от вас. — А ты у нас глас народа, — Изуми утверждает, за что получает одобрительную улыбку. — Не только я. Рассвет объединяет людей. Разных людей, не всегда хороших или плохих. Тех, кто устал от таких, как он. Еще один удар, на этот раз по ребрам. Даби кровь сплевывает. — Чем же Рассвет от Лиги Злодеев отличается, мудак? — хрипло смеется Даби, и ему опять прилетает. — Как ты смеешь сравнивать нас с таким отребьем, как вы? — недоумевает Аки, стряхивая несуществующие пылинки с рукавов. — Мы избавим мир от злодеев, — раздается женский голос откуда-то со спины Сато. — Просто не дадим им рождаться. — Утопия, — усмехается Изуми, но ее прекрасно слышат. Аки обходит Даби, замирая напротив нее. — Больше нет, Изуми. Это теперь правда. Несколько гениев, включая доктора Лиде, работали над программой много лет. Они смогли выявить ген, такой же, как с причудой. Ген злодеев. У Изуми по коже мурашки бегут. Она глядит на Сато, на его полную уверенность в том, что он говорит. — Это невозможно. — К сожалению, формула недоработана, — пожимает плечами Аки. — Есть неточности, но мы их исправим. В будущем нас ждет здоровое общество, без злодеев, без преступлений. А тот, кто будет покрывать злодеев — будет к ним приравниваться. И я предлагаю тебе присоединиться к будущему. Глупо хлопая ресницами, Кодзи переводит взгляд с одного на другого участника Рассвета. Каждый из них из-за пазухи вытаскивает маску, ту самую, с перечеркнутым рассветом, идеально-белую. Надевают все, кроме Аки. Он свое лицо не скрывает. — Ты всего лишь должна прекратить защищать злодея. Изуми трясет. Она не чувствует хватки Даби, его пальцев, потому сама цепляется. Сильно, кажется, до хруста, и злодей легко сжимает ее в ответ. — Только представь, что, если у тебя родится такой ребенок? Ты что, сдашь его? — Ребенок, который будет убивать ради удовольствия? — уточняет Аки. — Без сомнения, он не будет моим. — Но ты сам… — Я оступился, но исследования показали, что я не злодей, — мягко объясняет Сато, присаживаясь напротив Изуми снова. — Мы возьмем твою кровь и докажем, что и ты не злодейка. Просто оступилась. А теперь ты поняла, что защита таких, как он… преступление. Изуми открывает и закрывает рот. Ему так хорошо промыли мозг? Не похоже. Это будто слепая вера, абсолютная и бесконечная. — Пошел к черту, — выплевывает прямо в чужое лицо Изуми, и улыбка появляется на ее лице сама. — Можно и так. — встает резко Аки. Сато маску натягивает, приказывает снимать. Со всех сторон достаются телефоны. Кажется, начинается прямой эфир. — Мы с тобой не закончили сеанс, Да-би, — тянет гласные Акихиро, обходит Изуми. — Нашу электротерапию прервали в самый неподходящий момент. Как жаль. По рукам Аки струятся молнии. Разряд. Изуми тоже чувствует мерзкую, колющую боль и кричит. Пусть Сато и целится только в грудь злодея, железная труба делает свое дело. — Мы видим злодея А-класса, опасного, сильного и… защищаемого. Его защищал сначала отец, затем брат, потом и подружка. Сегодня он поджег невинных людей, убил больше семи человек. Он — зло. И те, кто его защищают, тоже. Изуми не понимает, что целятся в нее. Но боль такая резкая и огненная, она кричит не своим голосом, ударяется спиной и копчиком, больно и сильно. Все тело трясет, сознание вот-вот отрубится. — Мы не пытаем людей, — продолжает доносится уже другой голос, не Аки. — Это не люди, — противится Акихиро и посылает еще заряд в грудь Даби. Изуми, кажется, теряет сознание. Не слышит и не видит, просто плывет в волнах ярких, голубых. — Не теряй сознание, — хлопает ее по щекам кто-то. Перед глазами пелена, Изуми с трудом понимает, что действительно отключилась и, видимо, надолго. Пахнет бензином, на губах его вкус. — Наше главное представление, — разводит руками в стороны Сато. — Наказание. С трудом, но Кодзи фокусируется перед собой. Человек в маске хлопает ее по щекам сильнее, игнорируя струйку слюны. — Ты не можешь проспать свою казнь, — хохочат по ту сторону, Изуми с трудом распознает тихий стон злодея. Тот опять всех посылает. — Умница, — хвалят психотерапевта, и та глупо улыбается. Убей их всех. Она посылает сигнал. Но ни волю, ни причуду не чувствует. Слезы обжигают щеки. Изуми трясет, она цепляется только за единственного живого человека. Но этого мало. — Закрой глаза, — тихо говорит ей Даби, тяжело приваливаясь затылком об трубу. — Сожги руки, — почти умоляет его Изуми, максимально расслабляясь. — Дурочка, — злодей тяжело кашляет, Изуми чувствует, как все его тело трясет. — Я сожгу их. Глаза Кодзи все-таки закрывает. Отворачивается, когда слышит проповедь Акихиро Сато. — Помните, народ. Защита — преступление. Это женщина знала, что готовится теракт, она помогла ему. А он… злодей, которому злодейская смерть. Звук зажигалки. В эту секунду Кодзи скорее чувствует щелчок, кажется, Даби выбил себе из сустава кисть, чтобы развернуть точно на Рассвет. А затем огонь. Яркий, знакомый, синий огонь, выжигающий кислород и все живое. Изуми от боли старается не кричать, чудом их, политых бензином, не поджигает сразу. Сразу пахнет горящей плотью и волосами. Даби выжигает двоим ноги, огонь медленно и неумолимо нападает на все тело. Боль от синего огня отрезвляющая и яркая. Изуми чувствует ее в руках и плече, а затем Даби резко поднимается, тащит психотерапевта за собой прочь. Ему в спину посылают заряд и одноклассники падают чуть поодаль от поедающего трубу огня. — Снимайте, покажите их натуру, — сквозь крики своих грохочет голос Акихиро. — Смотрите! Смотрите, мать вашу! Вот что такое злодеи! Он сам выхватывает камеру, наводит на мишень. И новый, яркий заряд, как молния, бьет точно в спину злодея. Впервые Изуми слышит, как Даби кричит. Сквозь стиснутые зубы, которые, кажется, вот-вот разлетятся в мелкую крошку, он кричит все ругательства, которые может. — Уходи, — выдыхает сквозь крик, и Кодзи сталкивается с синевой чужого взгляда. — Ты тоже, сука, сегодня умрешь, — телефон в руках Аки трещит по швам, а затем, на его большое удивление, резко взрывается, ослепляя на пару секунд рассветовица. Другие тут же применяют свои причуды. Кто-то может управлять стеклом, и осколки стремительно летят в их сторону. Но огонь сносит все на своем пути. Абсолютно и бесповоротно. Даби успевает резко сесть, закрывая собой распластавшуюся Изуми, и синий заливает местность полностью. Один из них горит живьем, Акихиро успевает скрыться за широкой колонной вместе с девушкой. Подрагивая всем телом, Даби пытается встать и у него не выходит с первого раза. Кровь течет из носа и ушей, но боль сейчас не так важна. Кодзи подставляет худое плечо, помогая опереться, злодей лишь смиряет ее невыразительным взглядом. — Выходи, — зовет почти ровным голосом Даби, и вспышки гуляют по его пальцам. — Выходи, выблядок. Ты же этого хотел. Скорее рефлексы срабатывают, Даби посылает залп в небо, и девушка с кожаными, как у летучей мыши крыльями, падает навзничь. — Выходи, иначе убью ее, — Даби уже стоит на своих двоих, не крепко, но терпимо. Вглядывается в огонь, но там никого нет. — Надо уходить, — пытается предупредить его Изуми, но Даби ее будто не слышит. — Тогда убиваю, сволочь, — и синий огонь оставляет от кричащей девчонки горстку пепла и костей. Огонь беснуется сильнее, начинает жадно сжирать стены и пол. Изуми едва может дышать, тянет за собой смеющегося хрипло Даби все дальше и дальше. Огонь быстрее, они едва успевают выбежать, глядят на пылающий факел недостроенного торгового центра, держась за руки, как в дешевых мелодрамах. Адреналин все еще больно клокочет в груди, психотерапевт не чувствует ни боли от ожогов, ни последствия пыток, но понимает, что они вот-вот придут. — Мне нужно выпить, — выдыхает Изуми, устало перебирая ногами. — И обработать наши ранения. — Поддерживаю, Иззи, — кивает едва заметно Даби, и отходит в сторону автомобиля первым нетвердой походкой. Изуми пару секунд смотрит на горящее здание. Сколь много крови и пламени в эту ночь. Кодзи готова на колени упасть и расплакаться от облегчения, но понимает, что еще рано. Что для начала она будет оплакивать Бада. А затем заставит Даби уехать как можно дальше из Японии. Она оборачивается в сторону автомобиля, фары того горят на дальний свет, освещая уставшую фигуру злодея. Ему сильно досталось, Кодзи сегодня тоже. Кажется, этот день завершится ее беспамятством и его долгим вождением. Но он хотя бы завершится для них двоих. Боль прошибает резко. Неестественно крутит конечности, заставляя Изуми в немом ужасе замереть от нее. Боль проходится по всему телу. И застревает в голове. — Я УБЬЮ ТЕБЯ! — Акихиро трусливо хватает Кодзи со спины, прижимает к себе близко, в заложники берет. — Убью, жалкий ты кусок дерьма! Даби оборачивается, ему отлично видно обгоревшего Акихиро и бьющуюся в конвульсиях от чужой причуды Кодзи. Сердце может остановиться в любой момент. — Ты что, влюблен в меня? — сквозь спутанные мысли Изуми слышит, как хохочет злодей. — Ты — символ Лиги. Последний из близких Шигараки. Убью! Докажу, что я… Изуми видит лишь силуэт Даби. Видит в метрах пяти-десяти, тот стоит, не двигаясь. Она чувствует это решение на кончиках собственных пальцев, которые уже свело от чужой причуды. Либо ее убьет сумасшедший Акихиро Сато, либо злодей Даби. Она знает, кого выбрать, знает точно и мысленно просит у него прощение. — Сдохните все вы! — визжит Акихиро, Изуми чувствует, как он посылает причуду в Даби. Заряд бьет мимо в землю, а следом… Следом на Изуми летит алое-алое марево, обжигает левую сторону лавой живой и смертельной, отчего Аки отпускает ее, орущую и бессознательную. Изуми сквозь собственный огонь видит, как следом летит синее, спасительное, и ее крик глушит нескончаемую агонию Акихиро. Огонь пожирает ее руку, Изуми чувствует это, чувствует, как жизнь выжигается из нее просто и легко. Ей не страшно и уже не больно. Ее волосы так же, как и у всех, пахнут паленым. И плоть источает знакомый аромат. Рядом, кажется, появляется Даби, пытается сбить огонь. Но Изуми больше ничего не чувствует. Ей кажется, что смерть в лице отца и матери раскрывает свои объятия. И Кодзи в них проваливается, с досадой безразличия отмечая, что все закончилось. Для одного из них.