Маска Лебедя

- А теперь, Гермиона, - Малфой оттолкнулся от стола и подошёл ближе. – Мы идём в твою комнату, и ты расскажешь мне, что именно у тебя пропало. Кажется, на мгновение страх промелькнул на её лице. Но Грейнджер быстро совладала с собой. Учитывая то, как она выглядела и что творила всего десяток минут назад, это было поразительно. - Хорошо, если Вам так необходимо находиться там, чтобы выслушать меня. Её взгляд… Было в нём что-то новенькое. Дерзкое и довольно знакомое. И да, ему нужно было попасть в её комнату. Весь её внешний вид так и кричал о том, что Грейнджер была не в себе. И он бы не удивился, если бы после недолгих поисков или незаметно применённого «Акцио» пропажа внезапно обнаружилась бы. Ну серьёзно, кому и что понадобилось воровать у Гермионы из комнаты? Всё самое ценное и так было на ней: драгоценности и платье, что он купил. Кого волновали её книги? Да и стала бы она так из-за них убиваться? Доводить себя чуть ли не до срыва? За всё время, что он видел её здесь, он ни разу не замечал при ней каких-то дорогостоящих или особенных вещей. Разве что… - Но после обеда я всё-таки возобновлю репетиции, и Вы не заставите меня пропустить больше. Он с удивлением посмотрел на неё. Это было так в духе Грейнджер. Мерлин, он что, забыл, с кем имеет дело? Да, у неё отобрали воспоминания, но не саму же суть. Однако… Она словно изменилась за минувшую ночь. Стала больше походить на себя. А это значит, что у него осталось не так много времени, чтобы.. - Хорошо, Гермиона, - мягко согласился Малфой, не зная, о потере какой возможности будет жалеть больше всего, когда к ней всё-таки вернутся воспоминания. Наверное, о возможности просто быть рядом. * Кто, как не он, мог помочь ей найти маску? Он мог надавить на кого угодно, припугнуть, даже вышвырнуть из театра, если бы захотел. Но. Она цепенела от одной мысли о том, что он узнает. Что, если он увидит? И отберёт это у неё? Ведь он – чудовище, разве мог он допустить, чтобы она продолжала владеть чем-то настолько сильным? Чем-то настолько светлым? НЕТ, конечно, он бы не допустил этого. И сейчас, если она скажет, что именно ищет, он лишит её этого. Непременно! Господи… Гермиона начала торопливо соображать, припоминать, кто и когда мог видеть её с маской или знать, что та ей принадлежала. Сколько ртов ей придётся заткнуть. Только сегодня утром она самолично увеличила их число, неосторожно заявившись в свою бывшую спальню и накричав на Фелисити. Какова вероятность, что та не стала никому об этом рассказывать? Ха! Как же опрометчиво и глупо! Дверь комнаты захлопнулась с отчётливым щелчком. Девушка сжала кулаки. - Гермиона? – прозвучал голос мистера Малфоя прямо у неё за спиной. Что же ей делать? Что сказать? ЧТО? - Ты потеряла маску, не так ли? Она задохнулась. Натурально. Он знал. Разумеется, он ЗНАЛ! Как она могла забыть?! Малфой видел у неё маску после обращения. Что, если он как-то узнал, какой секрет она скрывает внутри? Узнал, кто скрывается за этими чарами? И уже уничтожил его? Гермиону пробила крупная дрожь, она прижала руки к груди и затравленно обернулась. Но. Выражение его лица было таким обеспокоенным. Неподдельно сосредоточенным на ней, понимающим. Словно. Да, она почувствовала, как призрачная надежда вдруг начала крепнуть у неё в груди. Потому что, возможно, вся та забота, что он проявлял к ней раньше, была настоящей? Потому что, возможно, он и правда был единственным, кто мог и, она видела это по его лицу, хотел ей помочь. Если только собственные глаза не обманывали её. Она должна была услышать больше, чтобы поверить. Боясь разорвать с ним зрительный контакт и пропустить хоть проблеск иных эмоций, девушка кивнула. И его лицо не изменилось. Ни тени дьявольской насмешки не отразилось в кристально чистых серых глазах. Только участие. Но ей нужно было услышать.. - Мы найдём её, - картинка смазалась перед глазами, но она продолжала смотреть. – Обязательно, - он протянул к ней руку. – Не волнуйся, - и вытер повисшие на ресницах слёзы. .. чтобы поверить. Поверить. - Почему Вы так добры ко мне? – ладонь Драко опустилась ей на плечо. Заставляя кожу так сильно покрываться мурашками, что, кажется, поверни она голову, то могла бы увидеть крупные пупырышки, узором расползающиеся во все стороны от его руки. Однако ей не было больно, прикосновение было деликатным, можно даже сказать, невинным. Но распространяющееся по всему телу ощущение, напротив, поглощало, сбивало с толку, путало её мысли. И пока она окончательно не потеряла самоконтроль, нужно было успеть спросить его обо всём. Вопросы, сдерживаемые всё это время, полились из неё. - Почему Вы помогаете мне? – он проследил взглядом путь от её глаз к губам. – Кто Вы на самом деле? – к родинке на подбородке. – Вы знаете меня? – ладонью крепче к нежному плечу. – Почему Вы выбрали именно меня для всего этого? – большим пальцем второй руки прямо на родинку, чуть вниз, чтобы губы не сомкнулись. Он не мог ответить на эти вопросы. На последний – даже самому себе. Не прямо сейчас, когда у него появилась настоящая возможность. Потерять себя. Рядом. С Гермионой Грейнджер. Он наклонился, успев уловить ещё одно «почему», и смял его губами. Так мягко и так плотно. Мерлин, её губы были созданы для этого вопроса. И для того, чтобы её целовали вместо ответа. И она продолжала его задавать. Снова и снова, и снова. Пока он не перехватил упирающиеся ему в грудь, отталкивающие руки и не сцепил их у неё за спиной, прижимая её всем телом к себе и ощущая, как бешено заколотилось его сердце от этого контакта. Разумеется, она хотела знать. Грейнджер просто не могла спокойно жить в неведении. Наслаждаться настоящим, не препарируя его. Вот только он никак не мог дать ей желаемое. Это было не в его власти и, если быть честным, не в его интересах. Она должна была вспомнить сама или при содействии стирателей из Министерства. А раз они до сих пор не явились, значит, срок ещё не пришёл. И она могла рассчитывать лишь на себя. - Что Вы со мной сделаете? – она неотрывно смотрела на него всё это время. Неожиданно к нему пришла мысль, что она могла бояться его. Но почему? Разве он сделал ей что-нибудь плохое? Драко будто со стороны взглянул на их соприкасающиеся тела, заново ощутил у себя в руке её сдавленные запястья. Он делает ей плохо сейчас? Что бы сказала Астория, увидев их в это самое мгновение? Состоялась бы свадьба после этого? Он чуть отстранился, отпуская руки Гермионы, выдыхая. Она отступила на шаг и тут же вздрогнула. Хоть он и стоял перед ней, в ту секунду совершенно безучастный, но ощущение его рук никуда не делось. Оно только множилось. Он был с ней. На плечах, скользя вниз по рукам, на шее, обхватывая её пальцами, на ступнях, растирая их и поднимаясь всё выше, по лодыжкам, под колени, на бёдра. И выше, на живот, по рёбрам назад, на спину, по лопаткам, на шею, вперёд и вниз, на ключицы, и в стороны - на плечи, оглаживая их, и снова на шею, слегка надавливая. Он был у неё в мыслях. Как тогда, в примерочной, одним взглядом утверждая неизбежное. - Я теперь Ваша? Вопрос ударил похлеще той пощечины, которую она влепила ему на третьем курсе. По нервам, уничтожая последние сомнения. Моя. - Моя, - её ресницы дрогнули, когда его голос повторил то, что уже и так звучало у неё в голове. – И это будет единственный ответ сегодня. Тьма объяла её вместе с его приближением. Накрыла Гермиону его бархатными крыльями. Стиснула её его руками. Вытеснила все прочие мысли из головы трепетными касаниями губ на щеках, с одной стороны, с другой, будто он покрывал поцелуями каждую родинку на её лице. И неожиданно вместе с этим Гермиона почувствовала то, что совершенно не ожидала почувствовать: удивительную лёгкость, словно своими прикосновениями он избавлял её от какого-то страшного груза. От тревоги, бившейся в её сознании при мысли об утраченной маске. А эта мысль, как оказалось, давила на неё с немыслимой силой. Она же этого даже не осознавала, поступая с момента потери так импульсивно и агрессивно, что абсолютно не соответствовало её обычному поведению. Она давно не чувствовала себя такой свободной и лёгкой, как сейчас, ослеплённая тьмой в его объятиях. Она всё больше расслаблялась в его руках, теряя силы и желание сопротивляться. Гермиона совсем растворилась в ощущениях, уже не понимая в этой темноте, действительно ли он продолжал касаться её или то всё были фантомы былых прикосновений, обрывки её собственных воспоминаний. Она закрутилась по сторонам, пытаясь распознать, не играют ли с ней злую шутку, но вдруг однозначно ощутила одно – среди рассеянных по телу ласковых касаний – где именно были его губы. Ощущение было таким новым и пронзительным, когда он провёл влажными губами по её шее, что она потянулась к нему, как к единственному ориентиру, чему-то настоящему в мире иллюзий. Она обвела руками контур его лица и, отчётливо ощутив его в своих ладонях, сама припала к его рту. Тьма развеялась, словно под порывом ветра. Крылья раскрылись, теряя вокруг бархатные перья, растворились серой дымкой, оставив Гермионе только реальные ощущения. Его лицо в её ладонях, его руки, обвившиеся вокруг её талии и, оказывается, державшие её в воздухе. Такое громкое дыхание и губы. Мягкие, совсем не страшные, не проклинающие, а живые и требовательные. Она смотрела на него, и то, как он целовал её с плотно закрытыми глазами, делало его настолько похожим на человека. Но.. Он приоткрыл глаза, будто почувствовал её взгляд. Или так подействовало то, что она больше не отвечала на поцелуи. - Гермиона?.. - прошептал он, в сантиметрах от её лица, так и не выпустив её из объятий. Это был вопрос? Или просьба? Или продолжение ласки? Его шёпот разошёлся у неё в груди волнующей дрожью. Он смотрел на неё. Неотрывно, в ожидании. Он выглядел совсем как человек. Нет, не так. Она перестала ощущать давление его магии. Будто в этом больше не было необходимости, раз она добровольно позволила ему настолько приблизиться к себе. Её пальцы скользнули по его вискам, забираясь в уложенные светлые пряди. Хоть он и заявил, что она теперь принадлежит ему, отчего-то она чувствовала прямо противоположное. Именно он принадлежал ей в этот момент. Вся его власть и могущество вдруг замерли перед ней в смирении. И она поняла, что он сделает ради неё всё, стоит только попросить. - Драко, пожалуйста, найди мою маску, - прошептала она, чувствуя, как волны тревоги вновь начинают захлёстывать её, и проследив за его слегка заторможенным кивком, обняла Малфоя за шею и притянула к себе. Гермиона была лёгкой как ребёнок, но, когда вдруг вновь прильнула к нему, Драко неожиданно почувствовал, как тяжело ему просто стоять, удерживая её на весу. Правая рука скользнула вниз по её спине и погрузилась в мягкий шифон юбки, стараясь удобнее перехватить её и плотнее прижать к себе. Будто отвечая на его движение, Гермиона развела ноги и обхватила мужчину бёдрами, растянув до предела воздушную ткань юбки. Драко шумно выдохнул ей в губы, ощутив, как крепко она стиснула его ногами. Он всё время забывал, что какой бы изящной она ни выглядела, Гермиона была словно стальной жгут. Поджарая, выносливая, гибкая и невероятно сильная. Она могла запросто оттолкнуть его мгновением назад, но почему-то не сделала этого. Вместо этого она обнимала его, позволяя шаг за шагом продвигаться вглубь по её комнате, спускать с плеч невесомые бретели платья. Могла проклинать его, но вместо этого вновь позвала его по имени, когда он не слишком аккуратно опустил её на кровать и придавил своим телом, ведь собственные ноги больше не держали его. Могла зажмуриться и в отвращении отвернуться, но её глаза, направленные на него, сверкали не меньше сапфиров, до сих пор стискивающих её шею плотным кольцом. Он словно во сне накрыл украшение пальцами и, обхватив крупные камни, потянул ожерелье к себе, заставляя Гермиону запрокинуть голову и резко вздохнуть, когда его губы прижались к её шее. Заскользили выше по углу челюсти, на подбородок. Он замер прямо над её губами и снова посмотрел ей в глаза. Он сам не знал, чего ищет, что хочет в них увидеть. Испуг? Или хоть каплю сомнения, чтобы остановиться? Но это уже было невозможно, он бы не смог этого сделать, даже если бы что-то заметил. А когда она прикрыла глаза и сама чуть подалась навстречу, чтобы встретиться с ним губами.. Это решило всё. Больше не имело значения, знала она его или нет. Потому что они раздевали друг друга с одинаковым нетерпением. Крючки, молнии, пуговицы, он даже не обратил внимания на бельё, просто хотел как можно скорее коснуться её. С одинаковой жадностью дотрагивались друг до друга, вели пальцами, ладонями, губами, будто впитывая, упиваясь ощущениями. Больше не имело значения, помнила она его или нет. Ведь стоило ему потянуть её на себя, и она сразу же откликнулась, нависнув сверху и накрыв его лицо спутанными кудрями, целуя беззастенчиво и сталкиваясь зубами от желания быть ближе, глубже, внутри. Он прижал её к себе обеими руками, одной ухватив у основания шеи, а второй быстро спускаясь между лопатками, вниз по спине, сжав упругую ягодицу и ниже, между ними, ощутив, наконец, влагу на пальцах. Её мягкий стон, разорвавший на мгновение поцелуй, отозвался болезненной истомой во всём его теле. Больше не имело значения, испытывала ли она к нему что-то или это было простое влечение. Он сел в постели вместе с ней и больше не в силах сдерживаться, крепко обхватив за талию, двумя напористыми движениями насадил её на член. Глубоко, сильно и жарко. Она вскрикнула и упёрлась руками ему в плечи, чуть привставая, но он не дал ей передышки, вновь входя до предела. Направляя её руками, и спрятав лицо в изгибе её шеи, он прижимал её к себе раз за разом и задыхался от захватывающего чувства подступающей эйфории. Она же реагировала с затяжкой, как будто задерживала дыхание. Напряжённая, почти жёсткая. В ещё более жёстком кольце его рук. Да, она могла быть сильной и выносливой, как танцовщица, но она всё ещё была хрупкой девушкой. Драко замедлился, когда почувствовал влагу у себя на бёдрах. Он ослабил хватку, как будто очнувшись от дурмана, и взглянул вниз, между их всё ещё соединёнными телами. Кровь. Её живот мелко подрагивал, грудь вздымалась от неровного дыхания. Губы искусаны, и он не мог точно сказать, сделал это он или она сама, только что. Он с опаской посмотрел ей в глаза, однако, в них не было расстройства или обиды. Он нежно накрыл её горящую щёку ладонью и тихо спросил: - Почему ты не сказала мне? Она могла его не знать. А он знал её. И если Гермиона Грейнджер решала что-то сделать, то уже ничто не было способно остановить её. Даже если она была не совсем прежней. Он со вздохом приподнял её и мягко уложил перед собой на спину, отмечая, впрочем, что она совершенно не собиралась закрываться от него. Наоборот, протянула к нему руки, и он с облегчением лёг на неё сверху, оперевшись на локти с двух сторон от её головы и продолжая смотреть в раскрасневшееся от поцелуев лицо. - В этом нет ничего особенного, - она пыталась восстановить дыхание, и голос всё ещё дрожал. – Знаешь, вышло не больнее, чем растяжка, когда я возобновила занятия балетом после перерыва, - она провела пальцами по его бокам, поднимаясь выше, задевая разгорячённую кожу прохладными камнями браслета, начиная очерчивать круги на его плечах, спускаясь на напряжённые бицепсы. – Это просто новый тип боли. И не такой уж сильной. Пустяковой по сравнению с тем, что мне уже пришлось перенести. - Прости, - он не совсем понимал, за что просит прощения. То ли за то, что сделал ей больно, то ли за то, что не собирался останавливаться. Ни сейчас, ни до тех пор, пока она… Она могла его не помнить. А он помнил её. И припадая вновь к её истерзанным губам и ощущая языком их металлический привкус, он чётко понимал, что украл у Гермионы Грейнджер нечто важное, особенное. То, что она ни за что бы не отдала ему, будь она прежней. Но это не мешало ему эгоистично задыхаться от восторга, когда она вновь туго приняла его в себя и всхлипнула ему в губы. Когда перестала отвечать на поцелуй, захваченная новыми воспламеняющими низ живота ощущениями и сбивчиво дыша открытым ртом, когда позволила обхватить свою шею поверх впечатавшихся в кожу драгоценных камней и накрыла его руку своей, словно разрешая, словно одобряя. Он приподнялся на колени и подтянул её за талию ближе к себе, выше, заставляя шире развести ноги, упереться лопатками в кровать. Начал двигаться с оттяжкой, медленнее, глубже. Всё её тело начало неконтролируемо дрожать, из груди вырвался протяжный удивлённый стон. Она резко открыла глаза и посмотрела на него. Драко довольно улыбнулся, с трудом выдерживая заданный темп и чувствуя, как пот заструился по его спине. Она могла испытывать к нему что-то. А могла и не испытывать, это было неважно. Важным было другое. А что испытывал он сам? Помимо глубочайшего чувства вины из-за того, что Гермиона Грейнджер не понимала, кому дарила себя, и того, что их отношения изначально были лишены всякого смысла? Он смотрел на неё и хотел, чтобы она почувствовала это. Не только похоть и жажду удовлетвориться. Но и его заботу, искренность, желание разделить с ней нечто настолько интимное, личное. То, что он никогда не осмелился бы показать ей, будь она прежней. Когда бороться с её дрожью стало невозможно, Драко просто накрыл её тело своим, сливаясь с Гермионой в долгом плотном поцелуе и в несколько сильных толчков достигая разрядки. Стискивая её в руках, слыша, как затих её голос за его загнанным дыханием, глотая её запах пересохшим горлом, чувствуя, как за освобождением быстро пришла приятная расслабленность. - Мерлин, это было… - она едва ли услышала его бормотание, но он всё равно внимательно посмотрел на неё, прежде чем подняться и, устроившись рядом, притянуть в объятия. Если бы на её месте была Астория, всё было бы иначе. Спокойнее, более выдержанно, в каком-то смысле, предопределённее. Но это была Грейнджер. И с ней, как бы парадоксально это ни было, отпадала необходимость притворяться, и он просто хотел быть самим собой. Ощутив новый прилив сил, он крепче прижал её к себе и поднялся с кровати. Подхватил её ноги под коленями и двинулся в сторону ванной. А она так доверчиво устроилась в его руках, что он невольно залюбовался ею. Глаза прикрыты, влажные кудри прилипли к шее и плечам, узкие ладони покоятся у него на груди. Драко легонько поцеловал её в макушку и, присев на бортик ванной, включил воду. Ему одновременно хотелось, чтобы она поскорее пришла в себя, чтобы вновь осыпать её поцелуями, и чтобы пробыла в таком ослабленном состоянии как можно дольше, чтобы мгновения этой близости длились и длились. Будто не существовало ничего другого. Никакой другой жизни, никаких проблем и обязательств. Она обернулась и одарила его долгим взглядом, когда он опустил её в воду и, чуть помедлив, занял место позади неё. И вновь закрыла глаза, когда он подтянул её ближе, устроил между своими бёдрами, уложил спиной себе на грудь. Она ласково потёрлась щекой о его ключицу, укладывая руки на его разведённые колени. - Гермиона? – он собрал потяжелевшие от воды кудри и, перекинув их ей на плечо, расстегнул застёжку сапфирового колье. - Да, Драко, - её голос прозвучал ровно, умиротворённо, когда она подняла руку и позволила ему аккуратно снять с запястья тяжёлый браслет. - Почему именно балет? – он повернул её голову сначала в одну, а затем в другую сторону, поочерёдно вынимая из мочек ушей серьги и отправляя их вслед за браслетом и колье прямо на кафельный пол. - Потому что я любила его с детства, - просто ответила она. - С самой первой встречи, это было моим самым ярким впечатлением в жизни. Он положил руки ей на плечи, но она вдруг напряглась. И он выпустил её, отмечая, как выступили позвонки сквозь бледную кожу, когда она выпрямилась, а затем чуть согнулась, подтянув колени к груди. - С первой сцены «Лебединого Озера», - её передёрнуло, как от холода, и она обхватила себя руками. – Я помню это так чётко, как будто это случилось только вчера, - голос был полон печали и необъяснимой тоски. – Это был пролог. Когда насылает чары Ротбарт. - И теперь ты сама стала частью всего этого, разве не удивительно? – постарался подбодрить её Драко, ласково коснувшись выпирающих лопаток. – Кто знает, возможно твоё появление так же станет для кого-то одним из самых неизгладимых воспоминаний в жизни? * - Разве не удивительно? - прикосновение к лопаткам вызвало знакомое зудящее чувство, но оно больше не приносило дискомфорта и не спутывало сознание. Только запустило вниз по рукам волну стремительных мурашек. Нет, не удивительно, она много работала ради этого. Нет, не удивительно, он выбрал её, потому что на самом деле она всегда была этого достойна. Ответы на все её вопросы были сейчас прямо перед ней. Он: мистер Малфой, Ротбарт, Драко, совершенно неважно, какое имя он предпочитал слышать, он не был человеком. И теперь она тоже. А в действительности, хотела ли она быть обычным человеком? Быть подверженной постоянным слабостям и примитивным потребностям? Быть уязвимой и беспомощной, когда появилась возможность измениться и стать сильнее? Выше этого. Недостижимой. В душе её всегда тянуло к чему-то таинственному. Выдающемуся. И, очевидно, он ощутил в ней это. Сделал себе равной, признал. И теперь не скрываясь проявлял заботу, заинтересованность, она не видела от него угроз или жестокости с момента обращения. Да, он причинил ей тогда боль, она отчётливо помнила это. Но также она помнила и то, как трепетно он исцелял её, как нежно касался. И как теперь смотрел. Это не было похоже на фальшь. Он покровительствовал ей, сопровождал и делал всё, чтобы они соответствовали друг другу. Так, словно она – его пара. В одежде, украшениях и, наконец, в положении. Гений и Королева. Он не прятал рядом с собой никакую Одиллию. Ведь в этом королевстве уже давным-давно не существовало никакого Принца. - Кто знает, возможно твоё появление так же станет для кого-то одним из самых неизгладимых воспоминаний в жизни? Она не ответила, но через несколько мгновений вздохнула и, положив руки на бортики ванной, плавно откинулась обратно ему на грудь, обдавая тёплой водой и заново опаляя прикосновением гладкой обнажённой кожи. Его ладонь властно сомкнулась у неё на груди, вторая накрыла живот. Ощущая настойчивые прикосновения его губ на шее, Гермиона с наслаждением смотрела, как из зарождающихся на её руках птерилий* проклёвываются на поверхность новые прекрасные чёрные пёрышки. Она никогда не была невинной Одеттой. И когда отыщет свою маску, укравший её сурово за это поплатится. * Том почти физически ощущал её нежелание расставаться. Пальцы, стиснувшие маску, крупно подрагивали. Гермиона будто впала в транс после того, как поняла, что не может вместить маску в клатч. И Том замер вместе с ней. Он держал её руки и так же не мог выпустить их, как и она его. И это было странно. Он не испытывал такого прежде. Они словно разделяли затянувшееся объятие, не желая разлучаться, и сидели абсолютно неподвижно. Том чувствовал себя скованным, парализованным в ожидании её ухода. Ему лишь хотелось отдать ей как можно больше своего тепла, чтобы разлука не казалась такой долгой. Чтобы она постоянно помнила его, ощущала его присутствие, даже если это не так. И она… Тома сотрясло от боли. Она действительно начала впитывать, насыщалась, забирала в себя его тепло. Его магию. Она выпивала его, сжимая пальцы на поверхности маски, пока вдруг не пришла в себя. Отложила маску на постель и, прошелестев жемчужной юбкой вечернего платья, вышла прочь. Оставила его в темноте опустошённым и обездвиженным. Контуженным. Как в ту памятную ночь на исходе лета 1940 года, когда ему лично пришлось столкнуться с ужасами магловской войны, хоть и с ничтожной их частью. Очевидно, он совсем не знал Гермиону Грейнджер. Её тяга к магии была настолько монументальной.. что, возможно, могла посоперничать с его собственной. Изощрённый ум делал её расчётливой и опасной соперницей. Она могла быть жестокой, безжалостной, он видел в её воспоминаниях, с какой яростью она накинулась на Беллатрису. А ныне, запертая внутри себя, без возможности пользоваться магией, она представляла собой ещё большую угрозу с тех пор, как он пробудил её. С тех пор, как опоил собой. Она рисковала отравиться. Однако не сильнее, чем он сам, уносимый из её комнаты чужими руками и неспособный никак этому воспротивиться. Пока что.