Маска Лебедя

Как же ему не хотелось отпускать её. Но Грейнджер твёрдо заявила, что не намерена пропускать репетиции, поэтому у него не было выбора. Он разомкнул сцепленные у неё на животе пальцы, позволив Гермионе отстраниться и медленно подняться из воды. Вид её гладкого мокрого тела со стекающими вниз по коже каплями едва не побудил Драко снова заключить её в своих руках. Он переборол это желание, но не мог отказать себе в удовольствии наблюдать за ней, пока она не уйдёт. Положив локоть на бортик ванны и подперев подбородок рукой, он следил за тем, как аккуратно она поставила на пол сначала одну ногу, затем другую, и только после этого неторопливо выпрямилась и сняла с крючка полотенце. - Ты всегда так осторожничаешь, - вполголоса заметил он, тут же припоминая все моменты, когда он отмечал эту её особенность. - Осторожничаю? – переспросила она, быстро повязав полотенце на груди и даже не обернувшись. – Не совсем, - она протёрла запотевшее зеркало ладонью и быстро собрала мокрые волосы в тугой пучок. – Это скорее привычка, - полотенце начало соскальзывать, и она придержала его рукой. – Я не могу получать глупые травмы, мне нужно работать. Она двинулась к двери, так и не взглянув на него. Драко нахмурился, ощутив укол доселе незнакомого дискомфорта. Сам того не замечая, он сжал в кулак пальцы опущенной в воду руки, но Гермиона вдруг остановилась. Румянец на её щеках был таким ярким, когда она всё же оглянулась и посмотрела на него. - Но сейчас это связано ещё и с тем, что ты не особо со мной.. - она прикусила нижнюю губу, подбирая слово. – нежничал, - лёгкая вопросительная нотка добавила игривости её голосу, несмотря на очевидное смущение. Пряча улыбку, она выскользнула за дверь. Чтобы не подорваться за ней следом, Драко с головой погрузился под воду. Почему? Почему она была такой соблазнительной? Когда она стала такой? Когда он начал стремиться быть рядом с ней не только из-за чувства вины? Проклятье. И как он должен был сосредоточиться на каких-то иных делах, если все его мысли неизменно возвращались к ней? Заставляли его предвкушать и хотеть большего. Малфой вынырнул, с раздражением зачёсывая волосы назад и усилием воли отвлекаясь от вновь нахлынувшего возбуждения. Ему действительно стоило задуматься о чем-то помимо распростёртой перед ним Грейнджер. * - Гермиона, наконец-то! - с порога встретил её строгий голос Паскаля. Репетиция уже началась, Маршалл и Крейг отрабатывали прыжки в центре зала, а Паскаль и Лора наблюдали за ними с одинаково сосредоточенными лицами. Справа от Джона на невысоком стуле сидел незнакомый Гермионе юный скрипач, заметно освежавший своей игрой набившие оскомину фортепианные партии. - Разогревайся, - месье Дюбуа жестом указал ей в дальнюю часть зала, и Гермиона поспешила к станку. – Я хочу увидеть в вашем противостоянии больше мощи! – он темпераментно ринулся между своими танцовщиками, широко раскинув руки. – Больше силы! - он прищёлкнул пальцами, поравнявшись с Аланом. – Прыжок должен быть более резким, стремительным. Зрители до последней секунды не должны догадываться, кто кого сокрушит! - Боюсь, они всё же в курсе, - фыркнул Алан, украдкой подмигнув своему другу. - Все хотят посмотреть, как хороший парень надерёт задницу плохому, - ухмыляясь, поддержал его Дэйвид. – а иначе никто бы не стал это смотреть. - Разговоры! – отрезал Паскаль, отправляя обоих на исходную. - Гермиона, - она вздрогнула, не заметив, как подошла Лора. - начиная с этой репетиции, надевай пачку. – педагог протянула ей объёмную тюлевую юбку. – Ты должна чувствовать сопротивление воздуха при вращении. - Хорошо, - она натянула пачку прямо поверх шерстяных леггинсов и, поправив ленты пуантов на лодыжках, подошла к стоявшему на полу поддону с канифолью. Она чувствовала себя очень странно. Ей бы извиниться перед миссис Эллингтон за случившееся утром, но она не чувствовала себя виноватой. Ей бы быть уставшей и через силу переставлять ноги после.. после мистера Малфоя, но она наоборот чувствовала какой-то невероятный прилив энергии. Ей бы не находить себе места из-за потери маски, но она… Гермиона задумчиво растирала порошок пуантами, перекатываясь с пяток на носки и обратно, и всё более явно ощущала растущую внутри уверенность, что маска вот-вот найдётся. И всё, что ей было необходимо – отбросить грызущее беспокойство и просто дождаться этого момента. Обстукивая ступни от излишков канифоли, она как заворожённая раз за разом представляла себе, как вновь возьмёт в руки маску и наденет её, сольётся в объятиях с заключённым в ней Ангелом. И вновь окунётся в его невероятное тепло… - Достаточно, – миссис Эллингтон дотронулась до её плеча, и Гермиона с удивлением обнаружила, что уже отрабатывает вариации Рон де Жамба*. И когда она успела? – Меняемся, - стараясь скрыть изумление, Гермиона послушно повернулась в другую сторону и принялась работать второй ногой. – Ты размышляешь над рисунком роли, Гермиона? – Лора удовлетворилась небольшим кивком своей подопечной. – Паскаль считает, что нам с тобой вместе нужно поработать над этим после репетиции. - Хорошо, - просто согласилась Гермиона, понемногу переводя сбившееся от волнения дыхание. - Ты отлично справляешься, Гермиона, - через какое-то время вполголоса проговорила наблюдавшая за каждым её движением Лора. – Больше не позволяй никому доставать себя. Лёгкий смешок вырвался против воли. Что смешного? Гермиона кашлянула, но миссис Эллингтон, кажется, не обратила на это никакого внимания. Продолжая разминаться, Гермиона всё больше поглядывала на репетицию партнёров. Ей очень повезло оказаться с ними в одной труппе. И теперь она по-настоящему может разделить с ними сцену, целое представление. И долгожданный момент триумфа. Она прикрыла глаза и глубоко вдохнула. Момент триумфа… Какой он? Несмолкающие аплодисменты публики? Букеты в гримёрке от спонсоров? Восхищение мистера Малфоя? Одобрение Паскаля? Шанс получить новые большие роли? Уважение остальных солистов труппы? Или бешеное сердцебиение от осознания того, что она наконец-то с чем-то действительно справилась? От и до. Идеально. Именно так, как у неё получалось с Томом. Непринуждённо, раскованно, совершенно. Она открыла глаза и проследила взглядом за Дэйвидом. Он был одним из самых потрясающих танцовщиков, которых ей доводилось встречать. И танцевать с ним в паре было уже огромной честью. Однако.. Если бы Том мог получить эту роль! Стать её Принцем хотя бы на один вечер. От одной только мысли об этом Гермиона едва не сбилась с ритма. Пальцы крепче обхватили станок. Она понятия не имела, где он сейчас. В чьих руках. Она, чёрт побери, понятия не имела. Она, чёрт побери, разогревалась. Отрабатывала одно и то же подобно безмозглой кукле из музыкальной шкатулки. Её сердце горело не в пример сильнее мышц, когда она оттолкнулась от станка и, оставив позади растерянную Лору, уверенно двинулась к балетмейстеру. - И замерли в этой позиции! – месье Дюбуа коротко кивнул, когда Гермиона поравнялась с ним. – Держим! Хорошо.. Теперь выдохнули и оба ко мне, – музыка прервалась и зал наполнился громким дыханием солистов. – Мисс Грейнджер наконец присоединится к нам. Гермиона нервно почесала шею. Скользнула взглядом по зеркальной стене, по собственной фигуре, замершей в очевидно напряжённой позе. Переступив с ноги на ногу, она остановилась в визуально более расслабленном положении. - Итак, - заговорил Паскаль, стоило Дэйвиду и Алану оказаться рядом. – Вы и сами прекрасно это знаете, «Лебединое озеро» - один из наиболее часто ставящихся балетов в мире. И это вовсе не упрощает нам задачу, наоборот.. Что-то было не так. Она не могла сказать точно, но.. Такое ощущение, будто кто-то за ней наблюдал. Она украдкой огляделась по сторонам и снова взглянула на своё отражение. Которое так дерзко улыбалось ей в ответ. Но разве она улыбалась? В словах Паскаля не было ничего забавного, и улыбка была крайне неуместна. Женский смех раздался так отчётливо, что она дёрнулась. Она не смеялась! Но смеялось её отражение. Такого торжествующего выражения на собственном лице Гермионе ещё не доводилось видеть. Она быстро прикрыла рот рукой, но та, другая Гермиона только покачала головой, словно отказывалась ей подчиняться, и её усмешка стала ещё более широкой. Хищной. - Постановка подобного уровня требует огромной отдачи, - продолжал говорить Паскаль. – Наша работа ни в коем случае не бездумное повторение того, что с таким успехом воплощали многие наши предшественники. Не заучивание элементов, и без того знакомых каждому мало-мальски искушённому зрителю. Алан, Дэйвид, Лора. Гермиона обвела взглядом окружающих. Даже Джон за фортепиано и его юный коллега со скрипкой выглядели сосредоточенными. Все они. Кроме неё. Гермиона кашлянула, стараясь вернуть всё своё внимание балетмейстеру. Но отражение настойчиво притягивало к себе её взгляд. Гермиона ещё какое-то время сопротивлялась, но очередной бесстыжий смешок едва не заставил её закричать. - О, ну ради всего святого! – раздражённо прикрикнул месье Дюбуа, а сердце Гермионы ушло в пятки. – Не толпитесь, войдите уже внутрь! Кому там неймётся? Гермиона в изумлении обернулась. Дверь репетиционной распахнулась, и на пороге показались первые смущённые солистки. Из коридора за их спинами, впрочем, не смолкало сдавленное хихиканье. - Простите. Извините, - лепетали девушки, трусцой устремляясь по разным углам зала. - Если хотите посмотреть на репетицию, - Паскаль строго взирал на неиссякающий поток танцовщиц. – это не возбраняется. Но не нужно стоять за дверью и вести себя как нашкодившие школьники. Несколько усевшихся вдоль стен девушек вновь рассмеялись, и Гермиону дёрнуло в осознании, что смех, который ей слышался ранее, действительно был реален. Она уставилась на особо смешливых солисток со смесью облегчения и осуждения во взгляде. Но то, как они смотрели на неё в ответ… - Как я и сказал, - в довольно быстро установившейся тишине заговорил месье Дюбуа. – цель нашей работы в конкретном случае не вдохнуть жизнь в классическое произведение, оно и так прекрасно «дышит» и без нашей с вами помощи, а показать, что мы сами «живы» настолько, что с уверенностью взялись за него. Со всем уважением. И я хочу, чтобы помимо захватывающего действия, зритель насладился и этим тоже. Поверьте, он почувствует это, - Паскаль проникновенно понизил голос. – Он всегда чувствует это. … они все откровенно ненавидели её. Гермиона всей кожей осязала исходящее от них негодование. Они презирали её. И в то же время неистово желали оказаться на её месте. В её шкуре. Гермиона приосанилась, когда Паскаль хлопнул в ладоши, давая сигнал к возобновлению репетиции. - Гермиона? – окликнула её Лора, прежде чем последовать за французом к складным стульям сбоку от музыкантов. – Помни, о чём я сказала тебе. Гермиона кивнула. Значит, педагог тоже это понимала. Видела по лицам солисток или, возможно, слышала их разговоры. Что ж это было так же очевидно, как и тот факт, что Гермиона ни за что не отдаст своё без борьбы. Она решительно упёрла носок пуанта в пол и глубоко вздохнула. - Pas de deux с самого начала! – скомандовал Паскаль. – Алан, начинай, как будешь готов. Через мгновение Крейг подал знак музыкантам и на первых же тактах пересёк почти всё помещение широкими шагами. Дэйвид взял Гермиону за руку, и она позволила вывести себя в центр зала, когда Ротбарт представил их разместившейся по всему периметру публике. Казалось, все взгляды были направлены исключительно на неё. Они с Принцем симметрично замерли. И, на выдохе.. Шаг, второй, Гермиона попятилась от него и легко поднялась на носки. А затем снова двинулась навстречу, игриво глядя ему в глаза, и ловко обошла стороной, оставив его ни с чем и наслаждаясь собственным превосходством. Несколько оборотов, воздушный Гранд Жете**, восхищённый взгляд Принца, мягкий вход в поддержку. Это ничего не стоило ей. И все окружающие жаждали её силу. Да. Так это, должно быть, выглядело со стороны. Но от недостатка совместных репетиций руки Маршалла довольно сильно сдавливали её рёбра при вращениях и грубо корректировали движения, стоило Гермионе чуть отклониться в сторону. В те моменты, когда они оказывались лицами друг к другу, всё его выражение словно говорило: «Только попробуй запороть этот фрагмент. Я слишком великолепен, чтобы повторять его заново». А она вынуждена была улыбаться ему. Когда он наконец отпустил её, Гермиона вздохнула чуть свободнее, делая несколько шагов прочь. Но только для того, чтобы вновь резко вдохнуть и на долгом выдохе заскользить вращениями вдоль зеркальной стены. Вдоль ряда тихо переговаривающихся солисток. Психованная стерва. Подстилка Малфоя. Шлюха. Грязь. Каждая из них молилась сейчас, чтобы она оступилась и получила травму. Каждая жадно следила за ней. Проклинала, анализировала, делала пометки, представляла, как бы танцевала сама. Каждая мысленно восклицала: «Я могла быть на твоём месте!» А Гермиона смотрела в зеркало поверх их голов и видела в отражении лишь свою ослепительную улыбку. И она знала, что та настоящая, ведь у неё уже болело всё лицо. Неужели Жаклин тоже проходила через это? Да, разумеется. Гермиона не раз слышала, как Моро обсуждали в общей гримёрке и какими словами её обзывали. Наверняка и она это слышала, и всё равно позволяла девушкам приходить на свои репетиции, даже на индивидуальные. Интересно, что испытывала Жаклин, когда Гермионе официально отдали её роль? Не потому ли она так и не явилась на эту репетицию, хотя и должна была, как дублёрша Гермионы? Настолько она оскорблена и зла? Ведь если бы Паскаль в это самое мгновение остановил Гермиону и велел любой из присутствующих в зале солисток занять её место.. Гермиона не знала, как бы отреагировала. И что бы сделала. Ей вдруг стало очень жаль Жаклин. Это было невыносимо. Жаклин. Шёпот на грани сознания. Гермиона остановилась между Ротбартом и Принцем, готовясь к новой серии сложнейших элементов и поддержек. Как вдруг Паскаль, всё это время вполголоса обсуждавший с Лорой происходящее, чтобы позже проработать, достал из кармана звонивший телефон и почти мгновенно вскочил со стула с громким вскриком: - Жаклин? – он плотно прижал к уху мобильник, музыка прервалась. – Кто Вы? О чём Вы говорите? – он запустил руку в волосы и побежал прочь из зала. – Qu'est-ce qui ne va pas?*** В этой ситуации не нужно было знать французский, чтобы понять, что произошло нечто очень нехорошее. Гермиона опрометью бросилась за балетмейстером. Если Жаклин попала в неприятности, потому что была не в себе от расстройства или ярости, Гермиона чувствовала в том свою вину. Паскаль бежал прямо к кабинету мистера Малфоя и, судя по нарастающему в коридоре топоту и гвалту голосов, Гермиона была не единственной, кто последовал за ним. Месье Дюбуа без стука толкнул нужную дверь. Малфой обнаружился за рабочим столом, а на диване перед ним – Софи со своим неизменным планшетом. - Поэтому мистер Хофманн просил заменить панели в малом зале, - она быстро завершила фразу, обернувшись к громко дышавшему Паскалю. - В чём дело? – резко спросил Малфой, завидев позади француза сильно встревоженную Гермиону. По тому, как она забежала внутрь и, закрыв дверь кабинета, прижалась к ней спиной, он ощутил прилив безотчётного гнева в адрес Дюбуа, хотя пока даже понятия не имел, что произошло. - Жаклин в больнице. Гермиона задержала дыхание. Она знала. - В какой именно? С ней есть сопровождение? – Софи поднялась, доставая телефон из кармана жакета и открывая список контактов. - Что с ней случилось? – Гермиона прикрыла глаза, услышав из уст мистера Малфоя самый страшный для себя вопрос. - Передозировка, - Паскаль поморщился и опустил глаза в пол. Для него это не стало такой уж неожиданностью, но она никогда прежде не пересекала черту. – Я говорил с медсестрой, потому что сама она говорить пока не в состоянии. - Паскаль! – рявкнула администратор, отшвырнув планшет на диван и делая такое стремительное движение к мужчине, что едва не врезалась в него. – Где она? Она одна? - Да, Софи, она.. - Да какая разница? – грубо перебил его Драко, скрестив руки на груди. – Сама виновата, пусть несёт ответственность. - Ответственность понесём все мы, мистер Малфой, - ощетинилась мисс Уилсон и ткнула в его сторону пальцем. – И, в первую очередь, Вы. Вы не понимаете, что Ваша репутация рухнет в одночасье, когда об этом напишут в СМИ? И вся наша работа вылетит в трубу, потому что никто не захочет марать руки о контракты с нами? Жаклин, чёрт побери, не какая-то танцовщица-однодневка, она ПРИМА, - Софи метнула быстрый взгляд на Гермиону. – Наша основная прима. И мы должны приложить все усилия, чтобы она таковой и осталась, пока заявленный сезон не подойдёт к концу, или пока кто-нибудь из нас не сожжёт эту оперу дотла. Желваки заходили на его скулах, но Драко молчал. - А теперь, - Софи вновь развернулась к Паскалю. – Где она? * - Считаешь, Софи не права? – подала голос Гермиона, когда тишина стала слишком давить на неё. Они стояли в полумраке её комнаты напротив окна. Он смотрел на оживлённую улицу, а она – на его лицо в блеклом отражении. Драко пришёл, когда она уже ложилась спать, и не стал включать свет. Скинул пиджак в кресло у окна и замер там, ссутулившись и глубоко засунув руки в карманы брюк. Он ничего не говорил, и она наверное могла бы заснуть, глаза так и закрывались от усталости и перенесённого стресса. Но она всё же откинула одеяло, поднялась и подошла к нему. - Почему не запираешь дверь? - Мне больше нечего бояться. Самое дорогое у неё уже забрали. Он коротко взглянул на неё и, обхватив за руку повыше локтя, притянул к себе, прижал спиной к груди, сцепил пальцы на её животе. - А тебе? – робко спросила она, укладывая свои руки поверх его и слыша, как он вдыхает запах её волос. - Что? - Есть, чего бояться? В связи с произошедшим? - Нет, мисс Уилсон устроила всё в лучшем виде, - он чуть сильнее стиснул руки, погружаясь ими в мягкий материал её пижамы. – Жаклин перевели в отдельную палату, представитель власти, медперсонал и несколько пациентов умаслены подношениями разного номинала, в присутствии адвоката изъяты кое-какие материалы. Удивительная хватка, - подытожил он и вновь уставился в окно. Он вовсе не казался довольным достигнутым результатом. И усилившееся биение его сердца, отдающееся по всей её спине, говорило скорее об обратном. Несмотря на внешнее спокойствие, он был очень взволнован. Или взбешён. Она припомнила его резкие слова: «Да какая разница? Сама виновата, пусть несёт ответственность». Она скользнула взглядом по отражению его лица в оконном стекле. Почему-то вот так, при тусклом освещении ей было комфортнее это делать. Смотреть на него. Воспринимать его. Словно, когда он представал перед ней при ярком свете, близко и отчётливо, что-то, какая-то смутная тревога, необъяснимое ожидание чего-то грубого, жестокого, порой просто накрывали её с головой. Заставляли подрагивать от напряжения. Но теперь, когда он стоял с ней вот так, в темноте, различимый лишь в общих чертах, он будто лучше маскировал свою истинную сущность, и её подсознательный трепет перед ним отступал. Она могла представить, что действительно находится в объятиях обыкновенного мужчины. Ну.. возможно, не совсем обыкновенного. Гермиона припомнила его внешний вид, когда они с Паскалем ворвались в его кабинет. Отличный костюм по фигуре, аккуратно уложенные волосы, идеально свежее, гладковыбритое лицо. И, конечно же, парфюм, весь кабинет был наполнен его запахом. И если бы она не знала, что он не так давно покинул её комнату, решила бы, что Уилсон только что выдернула его на работу, чтобы решить несколько срочных вопросов. Значит, она и в самом деле всё решила. На сердце немного полегчало. Если бы Жаклин лишилась профессии из-за такого импульсивного и безрассудного поступка, пострадала бы не только она одна. Но и вся труппа, месье Дюбуа и репутация самого мистера Малфоя, как справедливо заметила Софи. - Считаешь, Софи не права? Драко сфокусировал на Гермионе взгляд. Она казалась крохотной в его руках даже в своей несуразно объёмной пижаме. Жаклин сама любезно предоставила шанс избавиться от себя. Но. - Софи поступила очень профессионально. Но он не смог воспользоваться этим шансом. Был ли тому причиной названный профессионализм мисс Уилсон или верещание Паскаля, что ему делать с репертуаром, который на Моро только и держался, и что никакие замены не спасут его в глазах спонсоров. Или всё же совершенно разбитый вид Гермионы, которая, казалось, была потрясена свалившейся новостью больше всех остальных и искренне переживала за эту эгоистичную дрянь. - Я хочу завтра навестить Жаклин в больнице. Возможно, стоило рассказать ей правду о том, что случилось в клубе. Драко вспомнил её синяки и кровоподтёки и крепко зажмурил глаза. Нет. Он бы и сам хотел забыть об этом. - Знаешь, тебе не стоит с ней общаться. Не после случившегося, - он открыл глаза и пристально посмотрел в её лицо в отражении. – Всё это время, что я здесь, она показывала себя крайне неуравновешенной особой, и ты не можешь так рисковать.. – удерживая Гермиону в своих руках, он осторожно подбирал слова, чтобы не настроить её против себя. – Не можешь потерять то, чего добилась таким трудом. Не можешь позволить кому-либо скомпрометировать себя, - он расцепил пальцы и, сдвинув ткань пижамы вверх, дотронулся до обнажённой кожи и почувствовал, как она вздрогнула. – Мы заткнули с десяток человек, выдали нелепое объяснение ещё сотне, усыпили бдительность всех остальных. Но правда от этого не изменится, Гермиона. - Я всё понимаю. Но хотя бы пять минут, - она вздохнула глубже, когда он плотнее прижался к её спине. – Для меня это очень важно, - она приложила усилие, чтобы повернуться, и он позволил, нехотя ослабив руки, заглянул прямо в её блестящие глаза. – Пожалуйста, Драко. - Хорошо, если это так важно. Он поймал себя на мысли, что хотел бы потакать её настоящим капризам, а не этой странной просьбе. Но она вела себя так, будто ей ничего не нужно. Ни от него, ни в целом. Лишь работа и кратковременный сон. Он провёл пальцами по её спине под мягкой тканью и заметил, как расслабленно она прикрыла глаза. Значит, кое-что ей всё-таки было нужно, просто она сама могла этого не осознавать. - Иди сюда, - он потянул её к кровати, и она послушно двинулась. Села рядом со всколоченным одеялом и внимательно смотрела, как он расстёгивает пуговицы на манжетах рубашки и закатывает рукава. Как снимает с пальца фамильный перстень и оставляет на тумбочке у изголовья. Как усаживается перед ней на колени и ставит её замерзшие ступни себе на бёдра. Как начинает разогревать их руками, от пальцев до пяток. Она смотрела на него во все глаза, и он сам не мог поверить, что делает это. Что берёт её штаны за пояс и, медленно спустив их вниз, целует по очереди сначала одно её колено, а затем другое. Не мог поверить, что не развёл её ноги сразу же, не притянул к себе на край кровати, а что продолжил задуманное. Помассировав ещё немного её лодыжки, поднялся на ноги и мягко потянул вверх кофту её пижамы. И стараясь не смотреть на её наготу, уложил её на живот и накрыл до поясницы одеялом. Сбросил ботинки и, перекинув бедро через её ноги, склонился над её спиной. Бережно убрал в сторону густые волнистые волосы и освободил аккуратное ушко. - Тебе нужно отдохнуть, Гермиона, - прошептал он, касаясь губами мочки, покрывая своим тёплым дыханием её шею и заставляя прикрыть распахнутые до этого глаза. Он накрыл руками её шею, лопатки, массировал плечи, согревал и расслаблял её напряжённые мышцы, пока они не стали мягче, проследил пальцами каждый позвонок, спускаясь всё ниже и ниже, пока не добрался до установленной им самим границы. Посмотрел в её умиротворённое лицо. И просто не мог поступить иначе, кроме как наклониться ближе и поцеловать её в основание шеи. Поднять её руки и положить на подушки с обеих сторон от головы, провести ладонями вдоль её тела, задеть пальцами прижатую к кровати грудь, услышать приглушённый вздох и обхватить тонкую талию руками. Увидеть, как она открывает глаза, осоловевшая, сонная, будто опьяневшая от его прикосновений. И как снова прикрывает, когда он запускает одну руку вниз между её ног, а вторую вверх, накрывая грудь и жадно прижимая к себе. Он не мог сдержаться, когда она дёрнулась от его прикосновений, стиснула наволочку руками и сама прижалась к нему. Когда прикусила губу и попыталась сдержать стон, когда он ввёл в неё палец и замер в ожидании. Чувствуя, как пульсируют вокруг него её мышцы. - Моя девочка, - шепнул он ей в затылок и, скользнув второй рукой от груди к шее, обхватил, заставил обернуться. И прижался к её раскрытым губам, захватил их, пробуя на вкус, чувствуя над нею полную власть. Поглощая её стоны, когда вновь начал двигать рукой. – Моя. Он не собирался этого делать, но она сломала его. Заставила забыть, кто он и где его настоящий дом. Заставила ощущать слишком многое: стыд, вину, безнравственное желание, ярость, нежность, столько всего. Он физически не мог этого выдержать. Он никогда не думал, что разрушиться будет так приятно. Если она его не отталкивает. Если он чувствует себя желанным, какими бы иррациональными ни были эти отношения. С её губами, руками и натянутым точно струна телом. Он лишь хотел немного расслабить её, усыпить, дать передышку. Но она уничтожала его своей податливостью, топтала своей чистотой. И всё, что ему оставалось, - брать это. Он оторвался от её губ, чувствуя, что задыхается. Он был в плену её тела, не способный ничего контролировать, простой раб. И та кроха власти, что она вверила ему, пьянила не хуже огневиски. Разжигала не слабее адского пламени. Он был слаб. Абсолютно беспомощен. Когда вытащил из-под неё руки, чтобы отбросить прочь одеяло, расстегнуть и спустить вниз брюки. Когда подхватил её под живот и, подтянув к себе, подтолкнул бёдра в стороны. Когда снова дотронулся до неё, видя, как подогнулись её руки, едва нашедшие опору. Когда провел членом по влажному бедру и, встретив её взгляд через плечо, он понял, что сделал бы всё то же самое, представься ему возможность повернуть время вспять. Он бы нашёл Гермиону Грейнджер. И сделал её своей. Рубашка пропиталась его потом насквозь, волосы прилипли к вискам, но он смотрел на неё и думал только о ней. Только о том, как он чертовски хочет обладать ею. Она резко отвернулась, когда он ввёл головку, её руки окончательно подогнулись, и он успокаивающе провёл ладонью вверх по её спине, накрыл основание шеи, нежно, но крепко захватив пальцами. И когда почувствовал, как Гермиона под ним немного расслабилась, второй рукой удержал за талию, чтобы войти до конца. - Тише, - он наклонился к её повёрнутому набок лицу, и сцеловал выступившие слёзы. Он действительно не особо нежничал с ней утром и, должно быть, ей было на самом деле больно. Он чувствовал себя настоящим чудовищем, когда чуть отодвинулся, чтобы снова войти в неё до конца, удариться бёдрами с непристойным шлепком. Но как же это было хорошо. Продолжая придерживать за шею, он поцеловал её в плечо, между лопаток, в висок, давая время привыкнуть, и только тогда понял, что остался практически одетым. И это, особенно промокшая рубашка, доставляло ему реальный дискомфорт. Он никогда не думал, что может быть таким нетерпеливым. Никогда не думал, что будет разрывать на себе по-настоящему дорогую вещь и оставлять её висеть лохмотьями на предплечьях, потому что не захочет тратить время на то, чтобы нормально раздеться. Никогда не думал, что будет относиться к себе с таким пренебрежением, потому что не захочет отрывать от неё рук, потому что захочет коснуться её всем телом. Он согнулся над ней, накрыв тыльную сторону её руки своей, переплёлся с ней пальцами. Пропустил вторую руку под её тело, приподнимая, прижимая к себе, заставляя обернуться, покачивая бёдрами, не в силах больше ждать. И когда она встретила его язык своим, это не было поцелуем, они лизали друг друга, сталкивались зубами, и он так крепко стиснул её плечо, начиная вновь насаживать на себя, что она попыталась отвернуться, но он с рыком вернул руку ей на шею, разворачивая её обратно, и она покорно открыла рот, надсадно дыша и позволяя его языку проникать в неё так же, как и члену. Полностью прижатая к его груди и животу сильной рукой, она совсем перестала опираться на руки, и поэтому, когда он отпустил её, неловко упала лицом в подушку. Но он тут же перевернул её на спину и, оттолкнув в стороны её дрожащие от напряжения ноги, снова вошёл. Без преград, сразу глубоко, задохнувшись от ощущений. Не давая ей больше передышек, двигаясь быстро, размашисто, сжал её грудь рукой, придавив сосок между пальцами, лизнул в шею, чувствуя, как от её запаха кружится голова. Но этого было недостаточно. Он замедлился ровно настолько, чтобы просунуть свободную руку на внутреннюю поверхность её бедра. Она вскрикнула и запрокинула голову, когда он отвёл её ногу вверх и чуть в сторону на сгибе своего локтя и вошёл до предела. Она открыла глаза и обхватила его плечи руками, царапая и притягивая к себе. Практически заставляя упасть на себя сверху. В её руках было столько неожиданной силы, что он действительно едва не потерял равновесие, в последнее мгновение оперевшись на локоть рядом с её головой и припадая к её губам ртом. Она целовала его неистово, кусая губы, беспорядочно, потому что иначе было невозможно, так, будто она просто соединилась с его ртом, чтобы дышать, и это было ей необходимо. Её глаза то широко распахивались, и она смотрела на него, пытаясь удержать зрительный контакт, то снова закрывались, и она мотала головой из стороны в сторону. Обнимала его руками и тянула к себе за шею, хотя он и так был с ней щекой к щеке, выгибалась ему на встречу, и Драко понял, что ей не хватает всего какой-то малости. - Ох, Драко, пожалуйста, - она сама не знала, о чём просит, и слёзы выступили у неё на глазах. Он почувствовал их щекой и, преодолев сопротивление, поднял голову, чтобы заглянуть ей в лицо. - Тебе ещё больно? – он с трудом замедлился, это было мучительно. - Нееет, - на долгом выдохе ответила она, вдруг обхватив ладонями его лицо. – Просто прекрати это, пожалуйста, Драко, - она встретила его новый толчок, дёрнувшись всем телом. – Я больше не выдержу. Был ли предел этому безумию? Он уже не различал никаких границ. Различий. Где он и где она? Невинность, которую поглотила испорченность. Расчёт, который разбился об эмоции. Она была его Королевой, и он бы сделал для неё всё, а не только это. Парой толчков набрав прежний темп, он просунул руку между их соединёнными мокрыми телами. И нескольких движений пальцами хватило, чтобы она вдруг вдохнула и, вся сжавшись, не могла выдохнуть. Он закрыл её рот поцелуем, но вырвавшийся крик всё равно не смог заглушить полностью. Он отдался в его груди и стал отголоском его собственного, когда она стиснула его так сильно, что у него не осталось ни единой мысли в голове и ни капли физических сил. Он прислонился лбом к её лбу, пытаясь отдышаться, всё ещё сжимая её своими руками, чувствуя своё тело настолько далёким, будто потерял сознание и только что пришёл в себя. Он устало упал на кровать рядом с ней, по кусочкам восстанавливая в сознании привычный мир. Кто он и кто она. И где всё-таки находится его настоящий дом. * Когда она проснулась, он уже ушёл. Гермиона с облегчением выдохнула и проковыляла в ванну. Господи, как она собиралась сегодня танцевать, если едва стояла на ногах? Проклятый Малфой. Она почувствовала, как начинает гореть лицо при воспоминаниях о прошедших сутках. Несчастных сутках! Щурясь от яркого света в ванной, она как могла быстро приняла душ и, обернувшись полотенцем, вернулась в комнату. Часы показывали 6:15, подземку уже открыли. Так что она кое-как привела себя в порядок, и уже через двадцать минут вышла из здания оперы в промозглое лондонское утро. Размяв ноги лёгкой пробежкой до метро, она спустилась на станцию и дождалась поезда. Вагон был практически пуст, и она откинулась на спинку сиденья, надвинув на лицо капюшон тёплого худи. Дорога до больницы заняла бы гораздо меньше времени, если бы ей не пришлось стоять в ожидании, когда от её стука в круглосуточном цветочном магазине проснётся дежурившая ночью флорист. И если бы Гермиона не стояла битых полчаса перед входом в эту самую больницу с бессмысленной композицией в кашпо и в полном оцепенении, не зная, что ей делать и элементарно что сказать. Кто она такая и зачем сюда явилась? Однако преодолев страх, она зашла в больницу и, к своему, изумлению, не встретила на пути ни единого человека, который бы пожелал всё это знать. Она беспрепятственно нашла нужное отделение и, спокойно миновав пустовавший пост медсестёр, юркнула в палату Жаклин. То, что это была её палата, Гермиона не сомневалась. Её словно звали сюда. Ей не нужно было смотреть на больничную койку, чтобы знать: там лежит осунувшаяся и неестественно бледная Прима-балерина Жаклин Моро. Гермиона мельком всё же взглянула на неё, устанавливая кашпо с цветами на столе, и опять отвернулась. Ей вовсе не хотелось смотреть на Жаклин. Но ей очень хотелось заглянуть в сумку с её вещами, пока та спала. Гермиона боролась со своим странным желанием совсем недолго, оно было слишком сильным для неё, болезненно непреодолимым. И, быстро открыв молнию, она поняла, почему. Маска лежала прямо перед ней. * Вой сирен и кашель были первым, что он услышал, когда пришёл в себя. Отблески пожара плясали по стенам его крохотной комнаты, рисуя перед затуманенным разумом какие-то бредовые образы, тяжёлый запах гари заполнил всё пространство. Пол был прохладным и Том уткнулся носом в щели между шершавыми досками, чтобы восстановить дыхание. Руки тряслись и его сильно тошнило, но он слышал искажённые голоса воспитателей, зовущие уцелевших, и изо всех сил пытался доползти до двери, до коридора, показать им, что ещё жив, чтобы они забрали его в подвал вместе с другими детьми. Он поднял голову, чтобы крикнуть, но из его горла вырвался лишь хрип, головокружение ударило его так яростно, и он чуть не захлебнулся брызнувшей рвотой. Которая не принесла абсолютно никакого облегчения. Во рту было горько, слезы застилали глаза, он прополз ещё ближе к двери и в изнеможении уронил голову на усыпанный каким-то крошевом пол. В щёку впилось что-то маленькое и острое и Том невидяще смёл это рукой, запоздало ощущая на ладони жгучие порезы. Оказывается, окно лопнуло при взрыве, и всё вокруг устилали осколки стекла. В отдалении зазвучала сирена пожарной машины. Он поднял руку и дотянулся кончиками пальцев до двери. Стиснув зубы, подтолкнул своё тело ещё немного вперёд и начал стучать, бить, колотить в дверь. А возможно, это ему лишь казалось, и на самом деле он едва дотрагивался до неё. За треском и шумом с улицы его всё равно бы не услышали, а он был слишком слаб, чтобы подняться и самостоятельно открыть дверь. Кровь со лба затекла ему в глаза, когда он снова поднял голову, и их нестерпимо защипало. Кровь, слёзы, его полная беспомощность. Отчаяние и гнев заполонили его, когда он вспомнил, что где-то здесь, среди обломков, рядом с его бесполезным и практически обездвиженным телом, лежит его волшебная палочка. И даже если бы он смог её сейчас найти, то не мог ею воспользоваться, ведь ему не было ещё семнадцати. И всё, что ему оставалось, это прижаться лбом к двери и скулить: - Пожалуйста, - чуть громче шёпота. – Пожалуйста.. Из коридора не доносилось больше ни звука. Воспитатели собрали всех, кто откликнулся, и ушли в убежище. Никто не пришёл за ним. Не проверил, что с ним, его просто оставили погибать. Наверное, в душе они надеялись, что с ним и правда покончено. Чем старше он становился, тем сильнее его ненавидели, избегали, проклинали. Ни для кого это был не секрет, все воспитатели сторонились его. «Чёртов Реддл» - видел он в их мыслях, читал по глазам. Часто слышал их приглушённые разговоры: «Никто не хочет его забирать. Узнают чуть получше и сразу же дают задний ход. Такой как он никому не нужен. Изворотливый, лживый, жестокий. Да кто захочет пригреть такую змею на груди? Одна попыталась и то, вернула через две недели. Змею? Да он червь, скользкий, без прошлого и будущего. Что хорошего его может ждать за этими стенами с такой-то натурой? Нет, попомните мои слова…» Червь. Что ж, по крайней мере в данный момент это было справедливо. Он лежал в грязи и собственной рвоте и не мог пошевелиться. Не мог ничего сделать, чтобы помочь себе. Он бы очень хотел оказаться сейчас в Хогвартсе, чтобы посмотреть в глаза всем этим лживым маглолюбам и, в особенности, Дамблдору, который утверждал, что его ученики будут в безопасности в своих домах и им нет нужды нарушать запрет об использовании магии вне школы и находиться под угрозой исключения, ведь «наши бравые авроры» всегда придут на выручку и защитят от любой напасти. Возможно, других детей действительно оберегали. Авроры, охранные заклинания на домах или порт-ключи в какие-нибудь укрытия. Однако он не был одним из них. Том сжал руку, которой молотил в дверь, в кулак и снова занёс её над грубой поверхностью. Как вдруг… Что это? Разве это было? Его кулак в воздухе поймала нежная рука. Вторая такая же, прохладная, протиснулась между дверью и его горячим лбом, охлаждая, унимая боль. - Том… Он обернулся, но не смог сразу сфокусировать взгляд. Глаза закатывались, он что-то прохрипел вместо осмысленного вопроса. Руки обхватили его, развернули, уложили головой на что-то мягкое. Когда он снова медленно открыл глаза, эти же руки порхали над его телом, творили магию, исцеляли. Он засмотрелся на неяркие всполохи заклинаний, перед его глазами они превращались в фантастические картины. И среди всех них была она. Девушка с удивительными сострадательными глазами. Казалось, он знал её, всегда. Но. Напрягшись, он резко перехватил тонкую кисть с зажатой в ней волшебной палочкой. - Кто Вы? - Я пришла помочь тебе, - слезинка, скользнувшая из уголка её глаза, разбилась о его щёку. – А сейчас тебе нужно отдохнуть, Том. - Кто..? – он не смог закончить свой вопрос, почувствовав, как сознание утекает прочь. Как отступают боль и паника, как смиряется его сердце, перестав в отчаянии пробивать грудную клетку и подталкивать тошноту к горлу. Он чувствовал только её руки, накрывшие его лицо, и волны спокойствия, поглотившие рассудок. Он знал это воспоминание. Помнил ту августовскую ночь в мельчайших подробностях. Но отныне всё было иным. Отныне там была она. Гермиона Грейнджер, и он ни секунды не сомневался, что это была она, просто невозможно было так ошибиться. Как и тогда, она нашла его, вытащила из тьмы и прижала к себе, убаюкала на коленях его разбитую голову. Воссоединение с её магией было точно погружение в нежнейшее молоко, обволакивающее своей шелковистостью и теплом. - Том… Он не знал, что она с ним сделала, как умудрилась влезть в его голову. Но после того, как она почерпнула из него силы, ему не стоило так сильно этому удивляться. Око за око, зуб за зуб. Даже если она сделала это неосознанно. Больше он не позволит ей проделывать с собой подобное. Но и менять её на кого-то другого он совершенно точно тоже не собирался. Она была для него опасна настолько же, насколько и желанна. Это был новый вызов. И ему просто следовало пересмотреть свою стратегию.