Маска Лебедя

«Пожалуйста, Драко!» Такой он не видел Асторию, пожалуй, никогда. Лицо и шея сплошь в красных пятнах, нос заметно распух. Она даже не стеснялась шмыгать им с тех пор, как они остались наедине. «В конце ужина папа.. Мой папа! Счёл уместным в открытую подшутить надо мной. Перед всеми. Перед слугами! Он усомнился, в курсе ли ты, что это был, возможно, последний семейный ужин до церемонии, когда ты мог выказать уважение и любовь к родителям будущей жены!» Видеть проступившие на её глазах слёзы и ничего при этом не делать оказалось не так-то просто. Но она бы не позволила. Драко устало облокотился о стол, глядя в пространство. Бармен обновил перед ним бокал со льдом и молча налил порцию янтарного виски. А её голос так и продолжал звучать в его голове, словно она говорила это прямо сейчас: «Это сегодня он улыбался и угощал тебя любимыми сигарами. А тогда мне пришлось солгать ему, Драко! Пришлось солгать, что я огорчила тебя тем, что попросила отсрочку, и именно из-за этого ты очевидно так и не смог прийти. Пришлось сказать маме, что её подвенечное платье, которое я мечтала надеть с самого детства, больше не устраивает меня! Пришлось сказать, что мне нужно больше времени, чтобы найти то самое, идеальное платье, без которого я не смогу чувствовать себя абсолютно счастливой в день нашей свадьбы. А ты знаешь, мой папа сделает всё ради моего счастья». Малфой поморщился, словно от боли. Он также помнил, что ответил ей, и очень жалел теперь об этом. «Почему именно платье? Ты могла придумать что-нибудь другое». Астория громко всхлипнула, прижав руки к груди: «Ах, Драко! Тебя только это интересует? Почему именно платье? Да потому что буквально всё уже готово и это – единственный веский повод для той отсрочки, которую смогу контролировать одна лишь я. А моя семья будет прощать тебе подобные проступки со всей снисходительностью и даже благодарностью». «Сейчас же всё хорошо. Я пришёл. Просто скажи, что перенервничала, и теперь снова согласна на платье своей матери. К чему эта задержка?» Она замерла ненадолго, а затем покачала головой. Её голос перестал соответствовать внешнему виду, она заговорила твёрдо и спокойно: «Потому что я не узнаю тебя». Горький смех сдавил грудь. Не одна она не узнавала его. Спавшая прошлой ночью в его объятиях Грейнджер тоже понятия не имела, с кем делит постель. «Ты ведёшь себя как незнакомец, Драко. Что с тобой происходит? Чем ты занимаешься? Где ты пропадаешь? Я больше ничего не знаю о тебе». Она вложила ему в ладонь маленькую бархатную коробочку, содержимым которой он пытался задобрить её в начале этого разговора. И на которую она даже не взглянула. «И даю тебе время исправить это». Астория не осталась с ним больше ни минуты. Вытерла слёзы и гордо покинула гостиную. Она не оставила ему выбора, ему нужно было поскорее убираться из фамильного поместья Гринграсс, если он хотел ещё когда-то иметь возможность переступить этот порог. Драко мрачно усмехнулся, смакуя на языке послевкусие виски. Всё летело к чертям, а он до сих пор не понимал, желает ли этому сопротивляться. Решение было элементарным: попросить Асторию о встрече, покаяться, провести у её ног несколько дней, и даже не пришлось бы ничего рассказывать родителям. Так следовало поступить. Но.. Мерлин. Он просидел со стаканом больше часа, но так и не смог заставить себя сделать это. Он не хотел. Встал, бросил на стол купюры и, не заботясь о всполошившемся персонале бара, вышел в вечно-освещённый, людный и раздражающе шумный город. Затеряться в котором было проще простого, потому что всем было безразлично, кто он такой. В точности, как Гермионе. Хотя. Пожалуй, он и сам едва ли знал её. Настоящую Гермиону Грейнджер. Если отбросить ярлыки и предрассудки, было всего несколько фактов, составлявших для него понятную картину, и когда-то он довольствовался ими. Но, как он мог судить теперь, все они были довольно однобокими, хоть и правдивыми. Она действительно была дотошна, неуступчива, самоотверженна. Но он никогда не знал её с другой стороны. Была ли она в обычной жизни, когда не нужно было отстаивать свою точку зрения или право на существование, робкой, нежной или страстной? Нынче он видел её только в перерывах между репетициями или после, и она была настолько поглощена ими или истощена, что не проявляла практически никаких эмоций. И это однозначно была не та девушка, которую он когда-то знал. Он чувствовал, что она где-то там, в глубине. И ему очень хотелось вытащить её на поверхность. Он аппарировал в её комнату при первой же возможности. И застал спящей прямо в трико и толстовке. Наверное, она заснула, как только вернулась с репетиции. В душной комнате отчетливо ощущался запах пота. Драко остановился. Он врывался в её личное пространство без спроса, без предупреждения. Она была вольна вести себя как угодно наедине с собой. Быть какой угодно. И делать, что посчитает нужным. Однако.. Малфой приоткрыл окно, включил настольную лампу и склонился над Гермионой. Только тогда он заметил, что она прижимает к груди свою потерянную маску. Значит, всё-таки нашла. - Гермиона, - он коснулся её плеча. Пришлось позвать несколько раз, прежде чем она открыла глаза. - Прости, что разбудил, - Драко снова ощутил своё присутствие до абсурдности неуместным. У него было слишком много причин, чтобы держаться от неё подальше. И всё же его рука по-прежнему лежала на её плече. – Ты заснула в этой одежде.. – он окинул её взглядом и невольно задержался на маске. – Нашла её? - Она всегда была здесь, - Грейнджер крепче прижала к себе маску. - Хорошо, - Драко поёжился, как от холода, и обернулся к окну. Занавески трепетали от ветра. Гермиона пошевелилась, и он заметил, как поспешно она сунула маску под подушку. Если не считать этого действия, кажется, ей было всё равно, что он рядом. Её веки снова сомкнулись. - Тебе нужно переодеться. - Не хочу. - Гермиона. - Оставь меня, - она дёрнула плечом, чтобы скинуть его руку, но движение вышло до того слабым, что не вспугнуло бы даже муху. Он сам убрал руку. Почему. Малфой попятился. Он. Снял пиджак, бросил его на спинку кресла, закатал рукава рубашки. Делал. Прошёл в ванну и включил тёплую воду. Всё. Вернулся в комнату и без сопротивления взял её на руки. Это. Усадил на бортик, стянул с неё грязные вещи и погрузил в ещё не успевшую согреться ванну. Она вздрогнула всем телом, и он стал омывать её покрывшуюся мурашками кожу. Сделал воду погорячее, взбил в руках мочалку с ароматной пеной. Раз или два она открывала глаза, когда он мыл её, но тут же жмурилась и закрывала их – свет в ванной, должно быть, был слишком ярким. Пар наполнил комнату, и через какое-то время Драко почувствовал, как у него закружилась голова. Он согрелся, взмок, и выпитый виски напомнил о себе. Он прислонился лбом к прохладному влажному кафелю. Это, чёрт побери, не помогло. Головокружение только усилилось, стоило ему замереть на пару секунд. Контролируя каждое движение, он поднял Гермиону из ванны, обернул полотенцем и осторожно отнёс в постель. В комнате стало по-настоящему свежо, и Драко глубоко вдохнул. Гермиона безмятежно лежала перед ним. Щёки и губы раскраснелись, мокрые волосы облепили лицо. Он начал убирать их, запустил пальцы чуть глубже и сразу же застрял. Ему вдруг пришло в голову, что если не расчесать Грейнджер сейчас, то потом придётся просто постричь её. Он нашёл на ночном столике расчёску и начал понемногу распутывать её волосы. Глаза закрывались от усталости, и он то и дело дёргал её, но Гермиона не обращала на это внимания. Словно вообще ничего не происходило, словно его, Драко, и не существовало. Никогда. Кто. Он продрал пальцами то, что не смог пройти расчёской. Она. Обхватил её лицо ладонями. Такая. И сказал громко, повелительно: - Грейнджер. Открой глаза. Она не отреагировала. - Я невзлюбил твой внешний вид с первой встречи в том числе из-за этих неряшливых волос. Ты выглядела смешной, неухоженной, таких как ты в принципе не должно было существовать в моём мире, - он накрутил прядь на палец и коснулся костяшками её скулы. – Ты была слишком смуглой, очевидно после жаркого лета, вся в веснушках. Нелепо, некрасиво, - он пристально вгляделся в её лицо. Румянец испарялся, и её нынешнюю бледность можно было легко принять за болезненную. - Невзлюбил твой взгляд, манеру вести себя, - он заправил волосы ей за уши, разгладил большим пальцем складку между бровей. Наверное, ей снилось что-то тревожное, пока он говорил с ней. – Самоуверенность, чопорность и полное игнорирование статуса. Знаешь, так ведут себя дворняги, которым никогда не удастся познать иную жизнь, они почитают за луну её отражение в луже. Но ты… - он смолк, ведя пальцами по её лицу от переносицы к подбородку. Заставляя её губы приоткрыться. – Ты никогда не была дурой. И игнорировала меня намеренно. Не потому что моё происхождение ничего не значило. А потому что хотела всем доказать, что ты ничем не хуже. Хотела, чтобы тебя признали. Чтобы я признал тебя. Поэтому.. – он выдохнул, раскрыв на ней полотенце, и задержал ладони на выступающих тонких ключицах. – Поэтому я никогда не поверю, что ничего не значил для тебя. И я хочу знать, - он обхватил пальцами её шею и склонился к самому уху: - Я хочу знать, что ты думаешь обо мне. Ты нужна мне, понимаешь? – он не смог сдержаться и встряхнул её. Слабый стон сорвался с её губ, когда он сильнее надавил ей на шею. – Если ненавидишь, так и скажи, но не надо делать вид, что тебе всё равно. Мы годами переходили друг другу дорогу, дрались с Поттером, ты даже дала мне пощёчину. Не говори, что это ничего не значило. Потому что я.. для меня, - он не мог подобрать слов и сказать это ей в лицо. Особенно когда она наконец посмотрела на него. Вновь устало. Безэмоционально. Словно в ожидании, когда он успокоится и оставит её в покое. Должно быть, впервые в жизни ему захотелось кричать от бессилия. С трудом осознавая, что делает, он выхватил из кармана волшебную палочку и приставил к её виску. - Что мне сделать? Как вернуть тебя, Грейнджер? – он прижался лицом к её груди и зажмурился так сильно, что под веками вспыхнули круги. – Я хочу тебя. Тебя, - он ослабил хватку на её шее и почувствовал, как она сглотнула. – Где ты? Когда станешь собой? Открой глаза. * Череда вспышек одна ярче другой. Она видела лицо Драко перед собой. - Гермиона. Ледяное прикосновение к спине. Где? Что?.. И сразу же тепло, окутавшее всё тело. Свет такой ослепляющий, что она успела лишь угадать его облик. Что ты снова делаешь со мной? Он гладил, согревал, очищал её, словно подготавливая к чему-то. На смену приятным ощущениям постепенно приходили пугающие, напоминающие о прошлом. - Грейнджер. Открой глаза. Это больно, и она не сразу смогла подчиниться. Его руки в её волосах, на шее, плечах, везде. Давят, встряхивают, требуют. Это уже было, она знала. Как знала, что последует, если она не послушается. Открой глаза. - Прекрасно, - её встретил насмешливый взгляд совсем иных глаз. Чужих. Изуродованных воспалённой сеткой капилляров. Жаклин. – А теперь улыбнитесь друг другу, больше нежности! Вы обе примы нового сезона, обе сияющие звёздочки, - они сидели на обтянутой шёлком скамье, практически соприкасаясь друг с другом обнажёнными плечами. – и ножки ближе, ближе! Кэтрин, отражатель выше! - А теперь на меня, Гермиона! Вспышка. Гермиона вцепилась в ткань шопенки*, чувствуя, как от яркого света всё снова расплылось перед глазами. Корсет сдавливал грудную клетку. Или это всё ещё были его руки? Открой глаза! Откликаясь на зов, Гермиона дезориентировано оглянулась по сторонам. Высокие окна, забранные бледно-розовым тюлем, декоративные птичьи клетки, свисающие с потолка на увитых плющом позолоченных цепях, всюду корзины с цветами. И так много людей. Так много глаз. Взгляды быстрые, блестящие живостью, влажностью, но такие далёкие, невидящие. Точно огоньки на болотах. Мелькающие только для того, чтобы смутить рассудок. Ведь там, за ними, укрывшись в тени.. у дальней стены, несомненно находился он. И с улыбкой наблюдал за ней. С улыбкой сжимал её всё сильнее, и никто из этого множества суетящихся вокруг людей не замечал, что она едва ли дышит. - На меня, ангел! Она медленно повернулась и сфокусировала на фотографе взгляд. Давление никуда не делось, но оно ослабло, сместилось, оставшись опоясывающей лентой поверх сценического корсета, и Гермиона вновь смогла вдохнуть. Вспышка. Вспышка. Нестерпимо. Она зажмурилась. Лента подобно змее двинулась по её талии, и Гермиона резко открыла глаза. Глаза в глаза с самой собой. Она почти не испугалась, обнаружив себя перед зеркалом в швейной мастерской. Размеренная убаюкивающая трескотня швейной машины моментально заполнила пространство помещения. Швея зафиксировала пальцем цифру на сантиметровой ленте и сняла её с Гермионы, вместе с тем полностью избавив её от неприятного ощущения на коже. - Вы похудели, – заметила женщина, близоруко глядя на ленту и делая пометки в блокноте. – Снимите своё болеро, пожалуйста. Гермиона спокойно подчинилась, осознавая, что сюда мистер Малфой точно не стал бы заходить. То была территория иного толка. Слишком простенькая для его класса. И в то же время.. Чистая, прозрачная. Лишь зеркала и ткани. Здесь было негде затаиться, свет ровно покрывал мастерскую. Здесь Гермиона могла остаться наедине сама с собой. Здесь, стоя между зеркалами, она видела лишь множество собственных отражений, удаляющихся стройным рядом друг от друга. И Гермиона с облегчением выдохнула, расправив плечи перед измерением. Вот только.. Она посмотрела себе в глаза. Сантиметровая лента легла на кожу и вниз по лопаткам поползло жуткое фантомное ощущение зуда. Он был с ней, в ней, она сама привела его с собой. - Очень хорошо, - швея вновь отстранилась, склонилась над блокнотом. Зуд нарастал чересчур быстро, но Гермиона терпела, не желая поддаваться безумию. За треском швейной машинки легко было не услышать посторонний шорох, но Гермиона услышала. Заметила по незначительному отклонению одного из отражений. Оно уже не боролось. Оно чесалось, запуская выступающие чёрные пёрышки под ногти. Задохнувшись от ужаса, Гермиона стремительно обернулась. Отражение лениво обернулось ей навстречу, только теперь опуская руку. Это было предрешено. Он обратит её, хочет она того или нет. И спасения не было нигде. Слёзы выступили у Гермионы на глазах. - Смотрите вперёд, мы почти закончили, - швея вернулась к ней с лентой и затянула её у Гермионы на груди. Крепче, чем требовалось. – Всё, - подытожила она, отдаляясь. – Хорошо, спасибо, - её голос терялся среди нарастающего шума. А Гермиона продолжала смотреть на себя в зеркало. Чувствуя, как касаются её его руки. Слыша его голос в своей голове: «Я невзлюбил твой внешний вид… твой взгляд, манеру вести себя». Его терпение подходило к концу. Она понимала. По тому, как сложно ей стало в последнее время говорить и сколько усилий отбирало осмысление действительности, она чувствовала, совсем скоро от неё больше не останется человека. Лишь Лебедь, которого он так сильно хотел. «Ты нужна мне». Она беспомощно лежала перед ним, видела над собой его искажённое эмоциями лицо. Он держал её за шею, приставил к виску волшебную палочку. Неужели сейчас? Грудь сдавило под весом его головы, кожа горела от соприкосновения. Сквозь чудовищный треск, вибрацией через всё тело она всё же услышала вопрос: - Когда станешь собой? Сейчас? Сердце зашлось в исступленном ритме. Она чувствовала, как он проникает в неё – рукой под самые рёбра. Тише. И шум внезапно прекратился. Звонкий голос физиотерапевта отдался эхом от стен кабинета: - Тише! – Джуди удержала её на кушетке. – Я понимаю, что это неприятно, но потерпите, – отработанным движением завела её руку за голову, заставила ухватиться за край тонкого матраса. - Расслабьтесь, – и вновь погрузила пальцы под рёбра. – Похоже Ваша диафрагма в этом месте чем-то немного сжата. Чувствуете? Гермиона кивнула, борясь с паникой и подкатившей тошнотой. Это больше не может продолжаться. - Вдохните, чувствуя мою руку. Чувствуете её? Вдыхайте, вдыхайте.. Полностью, – она послушалась, напряжённо прислушиваясь к иным ощущениям. – И выдыхайте. Его руки скользили вниз по её бокам, вниз по бёдрам, пальцами под колени, тянули к себе. Голос резонировал внутри неё, поскольку он всё ещё прижимался лицом к её груди: «Знаешь, из-за тебя я даже заинтересовался этой историей, «Лебединое Озеро»...» Она вздрогнула, когда Джуди отпустила её. Проследила взглядом, как та прошла к противоположной стороне кушетки, намереваясь поработать и с её ногами тоже. Физиотерапевт начала разминать голеностоп одной, а затем и второй ноги. Уверенно и в то же время мягко зафиксировала её ступню в руках. - Сейчас потяну. И стремительным движением дёрнула к себе, отвратительный хрустящий звук отчётливо прозвучал в тишине кабинета. - Оуф! - Гермиона еле перевела дыхание, как Джуди принялась за другую ступню. Подвигала, разогрела, сняла блоки. - Сейчас ещё раз потяну, хорошо? «И в итоге ты ни черта не Одетта. Ты – Чёрный лебедь, Грейнджер». Она кивнула. Она знала. Но услышать это от кого-то, кроме себя, было отчего-то больнее. Щелчок. Второй рывок она смогла стерпеть молча, прикусив губу. «Со всей спесью, презрительностью, высокомерием. Жестокостью. Ты очень жестока. Даже сейчас..» Он перевернул её на живот руками Джуди, и она почувствовала его губы у себя на шее. Прямо на выступающем позвонке. - Чувствуете боль в пальцах, когда делаете плие? Что? Она не могла сконцентрироваться, когда он спускался поцелуями на лопатки. Где вот-вот должны были проклюнуться новые птерилии. Да, нет, не знаю… И вслух, почти не слышно: - Иногда, не всегда. «Наверное, как и все, ты предпочитаешь думать о себе, как о каком-то чистом невинном создании, хочешь быть Королевой Лебедей». Она зажмурилась и вцепилась пальцами в подушку, когда почувствовала, как он запустил руку ей под живот, чтобы приподнять навстречу себе. «Ты говорила, это твоя мечта с детства. Но правда в том, что ты всегда была её противоположностью. Я знаю, о чём говорю». - Отдохните пару минут и можете идти. Нет-нет-нет-нет. Руки Джуди исчезли, дверь захлопнулась. Щелчок. Она не могла идти, чувствуя Малфоя каждым дюймом своего оцепеневшего тела. «Астория – Белый лебедь, который вынужден страдать и жертвовать собой, а ты поначалу талантливо притворяешься такой же невинной, уязвимой, а затем ненасытно пожираешь всё. Не могу дождаться твоего выхода на сцену, чтобы все увидели это так же ясно, как и я». Её пальцы случайно коснулись маски, спрятанной под подушкой, кажется, ещё в прошлой жизни. ЗАБЕРИ МЕНЯ ОТСЮДА! * Не пришлось. Её разум больше не имел ничего общего с телом. Тело было подмято под совершенно обезумевшим Малфоем, двигавшимся жёстко, размашисто, в полном самоупоении. Он не стеснялся стонать в голос, в очередной раз подстраивая её под себя жадными, торопящимися руками. Том в отвращении отвернулся. И посмотрел на неё, самовольно укрывшуюся в его объятиях. - Я заберу тебя отсюда. - Не выйдет, Том. Уже слишком поздно. - С чего ты взяла? С чего она взяла?.. Гермиона потёрлась лицом о его грудь. Он пах, словно, она не могла объяснить... миллионы частиц, собранные воедино: мысли, воспоминания, счастье, горести, всё, что она знала и чем дорожила, словно вся её проклятая жизнь. Он пах, как сама жизнь. И она просто не могла поступить иначе. Ведь было слишком поздно. Гермиона с ужасом взглянула на него, когда он дёрнулся и смог наконец оттолкнуть её от себя. На шее зияла кровоточащая рана, плечо и грудь расцвели алыми бутонами. Не торопясь подняв руку, он провёл ею по шее и в замешательстве уставился на перепачканные кровью пальцы. А ей было мало. Она собирала по щекам и шее растекающиеся остывающие брызги, облизывала, смотрела на него. Почти с яростью. Почти с ненавистью. С желанием. - Убирайся подальше от меня! - он перевёл на неё до смешного изумлённый взгляд. – Если не можешь убить. Он МОГ. Ещё какую-то минуту назад. Затем мог подобрать закатившуюся под кровать волшебную палочку и избавиться также и от Малфоя, нависшего прямо над её бездыханным телом. Но теперь… Она увидела нерешительность на его лице. - Не нужно жалеть меня. Я не беспомощное создание, - она испытывала противоестественную жажду, видя, как у его ног скапливается тёмная вязкая жидкость. Манящая, точно зелье, приготовленное из разума, обещаний, свободы. – Скоро я стану чудовищем. И мне больше некого попросить о помощи. Только тебя, мой Ангел. Том неотрывно смотрел на неё. Он не злился. Он признавал. И, наконец, смог заговорить: - Я не убью тебя, Гермиона, - он с восторгом ощутил отразившееся во всём её существе мгновенное отчаяние. – Я тебя уничтожу. Когда придёт время, положись на меня, ничего не бойся. Помни, Я – тот, кто победил Смерть.