* * *
Когда Брюс — теперь снова в полном костюме — плаще и маске, — открыл дверь в камеру Эдварда, его пленник всё ещё был прикован к кровати, точно так же, как Брюс оставил его. Пластиковый писсуар теперь был заполнен. Эдвард улыбнулся. Его эмоции непредсказуемо колебались от ярости к веселью и безучастному спокойствию. Было сложно что-то по ним прочесть. — Привет, Бэтмен, — сказал он. — Не ожидал, что ты вернёшься так скоро. Как рука? — Жить буду. — Это больно? — Терпимо. — Брюс медленно подошёл и поставил тарелку с лососем на кровать, ближе к свободной руке Эдварда. Рядом с едой лежала вилка. — Подумал, что ты, возможно, проголодался. — Кто-то уже съел несколько кусочков, — подметил Эдвард. — Это был ты? — Да. — Это та вилка, которой ты пользовался? — Нет. — О. — Его голос прозвучал почти разочарованно. Эдвард заглянул в тарелку и добавил: — У тебя довольно много денег на счету, так ведь? Думаю, я должен был догадаться. Столько игрушек и гаджетов и такой... изящный костюм. Очень профессиональный. — Спасибо, — сухо ответил Брюс, хотя и не думал, что это был комплимент. — Ты нанял кого-нибудь, чтобы сделать костюм за тебя? Заплатил за молчание? Потому что мне приходилось импровизировать. Благотворительные магазины, магазины фиксированных цен. Я позаботился о том, чтобы не брать всё из одного и того же места. Это могло вызвать подозрения. Но тебе не нужно было об этом беспокоиться. — Он пристально уставился на Брюса. Его ноздри раздувались и сужались, как у пса. — Эта еда. Тарелка. Кровать. — Его голос понизился до рычания Загадочника. — От всего этого несёт деньгами. — Ешь. Пока не остыло. — Честно говоря, я удивлён, что ты доверил мне вилку. — Он взял её с тарелки, аккуратно зажав между большим и указательным пальцами. — Её можно использовать как оружие, знаешь? О, я не говорю, что мог бы одолеть Бэтмена вилкой. Я не настолько глуп. Но я мог бы убить ей себя. Воткнуть её себе в шею. Или проткнуть глаз. Брюс напрягся. Эдвард рассмеялся. Он сжал ручку вилки в кулаке и медленно поднёс её к лицу. Брюс схватил его за запястье. Облачённые в кожу пальцы крепко сжали его руку. — Ты не умрёшь, — сказал Брюс, — не в мою смену. У Эдварда перехватило дыхание. Он замер и опустил взгляд. Ресницы затрепетали, на бледных щёках расцвели красные пятна, похожие на кровь, просачивающуюся сквозь белую ткань. Из его горла вырвался тихий смешок. — Ты слишком серьёзный, — ответил Эдвард. — Расслабься. Я не собираюсь этого делать. Было бы глупо умереть таким способом. Я просто говорю: возможно, тебе стоит быть более осторожным. — Его лицо всё ещё было красным. После паузы он произнёс: — Ты дашь мне поесть? Или хочешь меня покормить? Брюс отпустил его запястье. Эдвард подцепил на вилку кусочек рыбы, отправил его в рот и прожевал. Он сделал паузу, закрыл глаза, подержал лосося во рту несколько секунд, затем проглотил. — Восхитительно. — Он съел ещё кусочек лимонного орзо. — Я обычно не ем такую еду. Лосось слишком дорогой. Когда я иду в закусочную, то всегда заказываю сэндвич с сыром на гриле. Томатный суп — на гарнир. — Я знаю. Он поднял глаза, слегка улыбнулся и сказал: — Ну да. Ты наблюдал за мной, не так ли? — Закончи есть. Потом поговорим. — Ты был там. Каждую ночь. Я почти чувствовал твоё присутствие в темноте. Я ждал. Брюс не собирался клевать на эту приманку. Лучшая тактика с Загадочником, решил он, заключалась в том, чтобы отвечать как можно меньше: позволить ему болтать и дальше, скрывая свои собственные секреты. Эдвард открыл рот, словно собираясь сказать что-то ещё, затем закрыл его и опустил голову. Он закончил есть. Брюс убрал тарелку и вилку с кровати и поставил их на ближайший столик. Лучше держать посуду вне досягаемости: даже тарелка может стать оружием, если он разобьёт её о спинку кровати. Осколки в любой момент могут превратиться в кинжалы. Эдвард вытер рот тыльной стороной ладони. Его голос снова понизился, и он прохрипел: — Я живу в металле, воде и глазах. Я истина и ложь. Я опьяняю гордых и мучаю несчастных. Кто я? — Я же говорил тебе. Больше никаких загадок. — Тебе не нравятся мои загадки? — Эдвард наклонил голову. — Но ты решил каждую из них. Он мог бы ответить, что сделал это только потому, что должен был, потому что на карту были поставлены жизни. Но он не собирался играть в эту игру. — Ты сказал мне, что убил пятерых человек. Кем были оставшиеся двое? Эдвард вопросительно склонил голову набок, и Брюсу это напомнило ту собаку из старой рекламы, вглядывающуюся в граммофон — «Голос его хозяина». — Хочешь поговорить о моём прошлом? — Я хочу знать их имена. — Как насчёт такого? — он заёрзал на кровати; цепь звякнула, ошейник плотнее стиснул шею. — Мы заключим сделку. На каждую мою загадку, на которую ты сможешь ответить, я отвечу на один твой вопрос. Он наклонился, глядя Эдварду прямо в глаза, и понизил голос: — Ты мой пленник. Я могу делать с тобой всё, что захочу. Не ты здесь отдаёшь приказы. — Ты не любишь пытки. Ты сам так сказал. Это запятнало бы твоё представление о себе. Ты думаешь, что ты один из хороших парней. Ты думаешь, что ты чище, чем я. — Его лицо на мгновение напряглось, и в его чертах промелькнуло что-то холодное и мрачное. Но затем оно снова разгладилось, сменившись на обманчиво невинную маску. — Тебе понравится, ты же знаешь. Брюс отпрянул. — Что? — Пытать меня. Он уставился на Эдварда. — Не сомневаюсь, что у тебя бы хорошо получилось. В тебе так много гнева, так много тьмы... Ты можешь довести меня до края и заставить умолять о пощаде. Тебе это понравится. Даже несмотря на чувство вины. — Я не такой, как ты. — Его пульс глухо бился в ложбинке на шее, ровный, как барабанный бой. — Но ты вдохновил меня. Ты создал меня, Бэтмен. Разве ты этого не знаешь? — Ты сам выбрал сделать то, что сделал. — Но мне бы это никогда не пришло мне в голову, если бы не ты. Я был никем, пока не нашёл тебя. Если бы ты только видел меня до моего пробуждения — каким жалким я был, каким заурядным. Я просто ждал, пока кто-нибудь придёт и создаст меня. Вдохнёт в меня жизнь. Я ждал годами. А потом появился ты, со всеми своими вызовом и яростью. И я родился. — На его щеках всё ещё горел румянец, а в слишком широких, слишком больших глазах сиял лихорадочный блеск. — Ты не такой, как я ожидал. Но ты по-прежнему мой создатель. Брюс пристально всмотрелся в эти глаза. В тёмные, зияющие туннели его зрачков. — Я отгадываю одну загадку. И ты взамен отвечаешь на вопрос. — Да. — Если ты солжёшь, я узнаю. — Не сомневаюсь. — Отражение, — сказал он. — Это ответ. Эдвард ухмыльнулся. — Неплохо, — он слегка кивнул. — Итак, твоя очередь. — Ты сказал, что убил пять человек. Я знаю о мэре, комиссаре и Колсоне. Так кто же остальные двое? Его скованная рука сжалась и разжалась. — Первый... — Его голос слегка дрогнул. — Первый был очень давно, за много лет до моего пробуждения. — Его взгляд потерял фокус. — Смешно думать об этом сейчас, но на самом деле в то время это так сильно на меня повлияло. — Назови мне имя. — Я даже не знал его имени. — Эдвард уставился на стену. Его лицо расслабилось. — Я шёл домой от станции метро. Он последовал за мной. Вытащил пистолет. Он пытался ограбить меня. Меня грабили не в первый раз, и я знал, что делать: перевернись, подчинись, сделай то, что от тебя требуют, и, возможно, доберёшься домой живым. Я собирался отдать ему свой бумажник, как хороший мальчик, а он ударил меня пистолетом по лицу, даже несмотря на то, что я делал всё, что он хотел. — Его глаза стали пустыми таким странным образом — будто щёлкнул внутренний переключатель. Теперь он говорил медленно, немного невнятно, как под гипнозом. — Это было больно, но я привык к боли. Это была не боль, которая сломала меня. Я чувствовал скорее возмущение. Несправедливость ситуации. Я собирался дать ему то, что он хотел, и всё же как бы я ни пресмыкался, каким бы маленьким, слабым и безобидным ни казался, мир не переставал меня унижать. Мучение никогда не заканчивалось. В ту ночь я решил, что с меня хватит. Пора со всем покончить. Поэтому я сопротивлялся. Впервые я боролся, давал кому-то отпор. Я не собирался выживать, я был полностью уверен, что он убьёт меня. Но каким-то образом это я убил его. Я даже не помню, как сделал это. Я пришёл в себя, а он лежал на земле, и из его головы текла кровь. Он был не совсем мёртв. Я видел, как его веки дрогнули, глаза закатились назад, пока он дёргался туда-сюда. Поэтому я схватил его за волосы и бил об асфальт, пока он не перестал двигаться. Я оставил его там, а сам пошёл домой и смыл кровь с рук. — Он остановился. Сделал вдох. — Я помню, как меня вырвало. Но после этого я почувствовал себя... легче. Чище. Как будто все эти годы на мне лежало проклятие, и я его снял. Как будто я впервые мог по-настоящему контролировать своё тело. — Он уставился на собственные руки, одну свободную, другую в наручнике. — Я всё ждал, что полиция арестует меня, но этого так и не случилось. Я просто продолжал ходить на работу. Никто не замечал перемены во мне, но всё стало по-другому. Я ещё подумал: «должно быть, вот, каково это, — потерять девственность». Он девственник? Пульс Брюса почему-то участился. Он сохранял непроницаемое выражение лица под маской. — Я уже рассказывал эту историю последователям, — сказал Эдвард. — Своей группе. Но это первый раз, когда я говорю об этом с кем-то лицом к лицу. Это... ощущается по-другому. — Кончик его языка высунулся наружу, облизывая губы. — Расскажи мне об этой твоей группе. — Тц-тц. По одному вопросу за раз. — Ладно. Ты сказал, что расскажешь мне обо всех убийствах. Так кем же был тот, другой? — Это была всего лишь тренировка. — Тренировка? — Это произошло после моего пробуждения, но до того, как я убил мэра. Я должен был убедиться, что смогу сделать это снова, что первый раз не был случайностью, что я не встану как вкопанный, когда это произойдёт. Так что я бродил по ночам, пока кто-то не напал на меня, и я проломил ему череп молотком. И на этом всё. — Он согнул свои бледные, тонкие пальцы, крепко сжал их. — Это было всё равно что раздавить дыню. — Его взгляд встретился с взглядом Брюса. В нём была странная уязвимость, сродни беспомощности. На мгновение Брюсу показалось, что он увидел влажный блеск в его глазах — но затем он моргнул, и блеск тут же исчез. — Как-то так, — закончил Эдвард. — Я ответил на твой вопрос. Как насчёт моего? Ты так и не ответил на загадку, которую я дал вчера. — Деньги. Ответ — деньги. Эдвард улыбнулся. — Насчёт группы. Эти твои друзья... — Не друзья. Товарищи. Братья и сёстры по оружию. Я не знаю ни их настоящих имён, ни лиц. Я бы не узнал, как их найти, даже если бы захотел. Мы все согласились, что так будет безопаснее. Нам не нужно знать личности друг друга, чтобы осуществлять наши планы. Так вот чем он занимался за своим компьютером каждую ночь. — Какие планы? — Я ответил на твой вопрос. Если хочешь узнать больше — тогда отгадай другую загадку. Это загадка, на которую можешь ответить только ты. Кто такой Бэтмен? Он спрашивал о настоящей личности Брюса. Вряд ли это можно было посчитать за загадку. — Нет. — Только имя, я не прошу фамилию. — Нет. — Тогда, я полагаю, тебе просто придётся выбить из меня эту информацию. — Кончик его языка высунулся между зубами — крошечный, розовый, блестящий комочек. Брюс почувствовал, как у него на виске запульсировала вена. — Что с тобой не так? Ты хочешь, чтобы тебя пытали? — Я хочу избавиться от твоего притворства. Я хочу, чтобы ты показал своё настоящее лицо. Брюс встал, глядя на него сверху вниз. Он медленно протянул руку, и обтянутые чёрной кожей пальцы коснулись горла Эдварда. Под вызовом в его глазах мелькнул неподдельный страх. Его дыхание участилось, а тело начало трястись. Брюс расстегнул застёжку на его ошейнике. Она распахнулась, обнажив пятнистые синяки, образовавшиеся на бледном горле. Брюс осторожно дотронулся до них. Повреждение было поверхностным, но если бы он оставил ошейник на нём, то, скорее всего, сделал бы хуже. Эдвард несколько раз моргнул, но не пошевелился. Он рассмеялся нервным, пронзительным смехом. — Знаешь, это важнее, чем ты. Важнее, чем каждый из нас. Я не предам своё дело. Даже ради Бэтмена. Рука Брюса оставалась на его горле ещё несколько секунд, затем отдёрнулась. Он поднял писсуар, который всё ещё был слегка тёплым. — Я опорожню это. Эдвард заёрзал и отвёл взгляд. — Полагаю, я пробуду здесь какое-то время, не так ли? — Похоже на то. — Всё в порядке. Эта кровать довольно удобная. Гораздо лучше, чем моя. — Я могу быть очень терпеливым. Эдвард снова улыбнулся, лукаво, как озорной ребёнок. — Я тоже могу.* * *
Брюс знал, где живёт Эдвард. Проникнуть в его квартиру было пустяковым делом. Он стоял в дверном проёме, всё ещё в костюме Бэтмена, обозревая хаос внутри. Многочисленные крысы в клетке пищали, извивались и перелезали друг через друга. С потолка клетки свисала одинокая летучая мышь. Квартиру наполнял застоялый, сырой запах; запах животных смешивался с затхлой вонью испорченной еды навынос, плесени, консервированного супа, нестиранной одежды и пренебрежения к себе: запах человека, который слишком долго был один. Стены квартиры были увешаны шифрами, газетными вырезками и фотографиями. Среди них он приметил и себя — не только как Бэтмена, но и как Брюса Уэйна. По его телу пробежала дрожь. Брюс подошёл, изучая одну из своих фотографий: снимок, сделанный каким-то папарацци, где он выходил с мероприятия, опустив голову и ссутулившись. Неужели Эдвард знал? Нет. Он не мог. Брюс, по-видимому, был одним из его врагов — один из привилегированной элиты Готэма. Очередная цель в его списке. Компьютер стоял на столе. Брюс включил его. «Введите пароль». Ну конечно. Он решил, что возьмёт только жёсткий диск. Придётся найти какой-нибудь способ обойти пароль... Или узнать его у Эдварда. Голос Загадочника эхом отозвался в его голове: «Тебе понравится пытать меня». Он проигнорировал голос, достал из сумки маленькую отвёртку, открыл корпус компьютера и извлёк небольшой жёсткий диск. Крыс и летучую мышь он освободит. Отправление их в приют привлекло бы слишком много внимания, но он не мог оставить животных голодать. Помимо этого, он должен был оставить квартиру в таком виде, в каком она была до его прихода. Он в последний раз бегло осмотрел все комнаты. На кухне было пусто. Собравшись с духом, он проверил холодильник, но внутри не оказалось ни частей тела в контейнерах, ни человеческих голов, завёрнутых в пищевую плёнку. Только горчица, просроченное молоко, недоеденная упаковка яичного рулета и застывшая лужица кетчупа. Боже милостивый. А Брюс ещё считал, что он плохо питается. Этот человек вообще когда-нибудь прикасался к овощам? Он закрыл холодильник, проверил ванную — ржавый душ, тараканы в раковине, ничего примечательного, — и затем прошёл в тесную спальню в конце коридора. Ни плакатов на стенах, ни безделушек, ни даже нормальной кровати. Только узкий, голый, грязно-серый матрас и одна подушка. Рядом с подушкой лежала мягкая игрушка. Он медленно наклонился и поднял её. Он уже видел продукцию с Бэтменом раньше. Разумеется, ничто из этого не было официальным — крупные компании, которые защищали свою репутацию, не решались извлечь выгоду из деятельности линчевателя. Но по всему Готэму втайне продавались футболки и игрушки, сделанные фанатами. Эта явно была сделана вручную: сшита немного неуклюже, голова неестественно большая, но это был он, маленькая вышитая хмурая гримаса и всё такое. Загадочник — этот безжалостный, нераскаявшийся убийца, который обмотал голову человека изолентой и отрубил ему большой палец, который привязал клетку с голодными крысами к лицу другого человека и взорвал голову третьему, — спал с плюшевым Бэтменом.* * *
Позже той же ночью — или утром, трудно сказать — Брюс сидел, наблюдая за Эдвардом со множества мониторов, на каждом из которых было одно и то же зернистое изображение. Кажется, Загадочник спал, хотя сложно было сказать точно. Брюс провёл рукой по лицу. Его глаза зудели и горели. Он знал, что ему самому не помешал бы отдых, но поймал себя на том, что не может оторвать глаз от своего пленника ни на секунду. Это страх? Или что-то другое? Эдвард находился в запертой комнате, безоружный, закованный в цепи. Он ничего не сможет сделать. Так ведь? Эдвард перевернулся на кровати, свернувшись калачиком, как эмбрион. На нём всё ещё была одежда, в которой Брюс похитил его. В какой-то момент Брюсу придётся снять с него оставшийся наручник, отпустить его с кровати и дать ему возможность хотя бы принять душ и переодеться. Должен ли он принести ему одеяло? Наверное, ему было холодно. С другой стороны, может быть, небольшой дискомфорт поможет развязать ему язык. Из динамика донёсся тонкий, пронзительный стон. Брюс выпрямился. Звук раздался снова: болезненный всхлип, как у ребёнка или маленького животного. Эдвард? Его глаза были закрыты, лицо расслаблено. Время от времени он судорожно дёргался в постели. Должно быть, кошмар. Брюс отвернулся от экрана и щёлкнул выключателем, отключив звук. Рядом с ним раздался писк, и он оглянулся, чтобы проверить клетку, стоящую на столе. Большинство крыс и летучую мышь он выпустил на улицу. Не идеальное решение, но всё же лучше, чем оставлять их взаперти. Одна крыса — маленькая, серо-белая в крапинку — не хотела выходить из клетки. Может быть, она просто привыкла к своему жилью. Она обнюхивала край, должно быть, гадая, куда подевались её друзья. Брюс не был уверен в том, что с ней стоит делать. Сидя в темноте и размышляя, он вдруг почувствовал желание снова включить экран... Или пойти и самостоятельно проверить Эдварда, разбудив того ото сна. Он сопротивлялся этой мысли. Он будет играть в игры Загадочника в той мере, в какой это даст ему ответы, которые он хочет знать. Он не должен упускать из виду, с кем имеет дело. Это был не какой-то потерянный, раненый маленький мальчик. Эдвард был жестоким гением, который использует все имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы обезоружить Брюса и манипулировать его эмоциями. Сегодня Брюс пришёл к нему неподготовленным. Он потерял контроль над ситуацией, позволил своему пленнику одержать над ним верх. Впредь он должен быть более осторожным.