* * *
«...Полиция всё ещё разыскивает серийного убийцу, унёсшего три жизни. В то время как Загадочник молчит уже месяц, город остаётся в состоянии повышенной готовности...» Брюс, сидевший за столом для завтрака со стаканом апельсинового сока в руке, выключил выпуск новостей и сунул телефон обратно в карман. Он всё ещё периодически проверял сообщения. Телефон, конечно, зажужжал бы, если бы он что-нибудь получил, но желание физически проверить его всё ещё было сильным. Он, наверное, сейчас занят. Ему надо работать. Альфред приготовил омлет с грибами и мелко нарезанным болгарским перцем вперемешку. Он давно усвоил, что Брюс с большей вероятностью съест свежие овощи, если их нарезать и положить во что-нибудь другое, поэтому он часто добавлял их в омлеты и чили. На столе также стояла тарелка канадского бекона, для дополнительного белка. Брюс выдавил немного кетчупа на оранжево-жёлтую массу омлета и откусил ещё кусочек. Когда он только стал Бэтменом, два года назад, он посадил себя на строгую диету, состоящую из питательных коктейлей и несолёной рыбы, в основном лосося; это был способ очистить и его тело, и разум. Он подсчитывал калории и граммы белка с религиозным фанатизмом. Но он не продержался так долго, и — как постоянно напоминал ему Альфред — такая строгая диета на самом деле была не такой уж здоровой, поэтому через несколько месяцев он вернулся к своим старым привычкам в еде, которые тоже были нездоровыми, просто по-другому. В кармане у него зажужжал телефон, и его сердце ёкнуло. Он схватил его, чувствуя, как сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Сообщение от Люциуса. «Мероприятие по сбору средств для жилищного проекта в Готэме пройдёт 1 декабря. Вы были приглашены. Сможете прийти?» Насколько Брюс знал, на этот день у него ничего не было запланировано. Его первым порывом было отказаться — он терпеть не мог ходить на мероприятия, в которых чувствовал себя фальшивкой в своём дорогом костюме — но он остановился. Его большой палец застыл над экраном. Он погуглил «Жилищный проект Готэма» — относительно новую благотворительную организацию, которая предоставляла бесплатное жильё, временное или постоянное, любому, кто в нём нуждался. Страница сайта была заполнена статистикой. В Готэме был один из самых высоких показателей бездомных среди всех крупных городов — это он и так знал — и он рос с каждым годом. Уже существующие приюты для бездомных плохо финансировались (как и почти вся инфраструктура Готэма) и имели свойство быстро заполняться. Людям приходилось тесниться в комнатах, заставленных кроватями, кишащими вшами. Никакой приватности. Никакой защиты, если ты вдруг окажешься в постели рядом с кем-то, кто хочет причинить тебе боль. Эти ночлежки были настолько печально известны своей опасностью и так сильно кишели вредителями, что иногда люди предпочитали спать на улицах. Ещё одна проблема, которую должен был устранить Фонд. Ещё одно нарушенное обещание. «Я удивлён, что кто-то приглашает меня на что-либо после той речи», ответил он. «Честно говоря, я думаю, что та речь — причина, по которой вас пригласили именно на это мероприятие. Вы определённо заставили людей заговорить.» По большей части Брюс избегал смотреть любую реакцию на свой так называемый срыв. Он был в центре внимания общественности с ранних лет. Поиск в Google самого себя был кроличьей норой, ведущей прямиком к безумию. Конечно, полностью избежать этого было невозможно: пару раз ему уже попадались заголовки. Он предполагал, что стал посмешищем всего Готэма, но его это не волновало. Он сказал то, что должен был. Однако, по-видимому, не все думали, что он сходит с ума. «Я приду», послал он. «Где оно пройдёт?» «Как обычно, в Аркхем-центре. Будет еда, живая музыка и всё такое.» Имя «Аркхем» так тесно ассоциировалось с психиатрической лечебницей; Брюсу всегда казалось странным, что существует банкетный зал с таким же названием. Но с другой стороны, Аркхемы были одной из семей-основателей Готэма. Такие же древние и богатые, как Уэйны. Неудивительно, что в их честь было названо несколько зданий. «Я сделаю пожертвование», прислал он. «Сколько от меня захотят. Но если я пойду, то, скорее всего, большую часть времени буду просто стоять в углу. Не особенно хочу повторять предыдущее выступление.» «От вас этого и не ждут. Они были бы признательны, если бы вы просто появились. Это может помочь привлечь внимание.» «Тогда я буду там.» «Отлично». Ещё спустя пару секунд он прислал: «Вы можете привести с собой кого-нибудь». «Гостя?» «Если хотите.» Из соседней комнаты появился Альфред, неся тарелку с тостами, намазанными джемом, которые просил Брюс, и поставил их на стол. — Как спалось прошлой ночью? — спросил Альфред. — Вообще-то, намного лучше, чем за последнее время. — Он вернулся домой поздно — или, скорее, рано — но заснул крепким, глубоким сном, как только его голова коснулась подушки. — Рад это слышать. Брюс взял кусочек тоста и надкусил его. — Могу я поинтересоваться, где вы вчера были? Брюс замер, не донеся тост до рта. — Просто... проводил разведку. — Ясно. — Альфред снова наполнил стакан апельсиновым соком из кувшина. — А как поживает Эдвард? Он так небрежно спросил об этом. Ну разумеется, он догадался, что Брюс был именно у него. Этот человек был чёртовым телепатом. Голос Эдварда эхом прозвучал в его голове: «Ты не такой хитрый, как думаешь». Неужели Альфред подслушал, как Брюс просматривал запись? Как правило, Альфред обычно стучал, прежде чем войти в «пещеру» Брюса, но Брюс легко мог представить, как тот подходит к двери, чтобы проверить его, а затем тихо ретируется, как только становится ясно, что Брюс, по сути, смотрит порно. Узнал ли он голос Эдварда? Знал ли он..? Что ж, теперь «как» не имело значения. — Ну, я... — Он откашлялся, чувствуя, как пылают его щёки. — Я проверил его. Эдвард вернулся к своей обычной жизни. Более или менее. Он ходит на работу, возвращается домой. Он кажется... стабильным. Альфред выжидающе посмотрел на него. Блядь. Брюс откусил кусочек тоста, медленно жуя его, оттягивая время. — Меня пригласили на мероприятие по сбору средств, — сказал он с наполовину набитым ртом. — Люциус только что прислал мне сообщение. — Вот как. Выжидающий взгляд Альфреда по-прежнему продолжал висеть над Брюсом почти осязаемым грузом. Неужели было настолько очевидно, что он был влюблён? Что у него только что был секс впервые за... боже, сколько уже прошло, девять лет? Брюс не думал, что он вёл себя по-другому, но он чувствовал себя настолько по-другому, что, казалось, внутренние изменения должны были проявиться каким-то физическим образом, как феромон, просачивающийся из его пор, или сияние в ауре. Ему казалось, что он разгуливает с неоновой вывеской, на которой написано: «Я ТОЛЬКО ЧТО ТРАХНУЛ ЭДВАРДА НЭШТОНА». И технически они даже не трахались. Или это считалось?.. Лишил ли он Эдварда девственности прошлой ночью, или... — Он заметил ваше присутствие, пока вы за ним следили? Брюс сглотнул и отложил тост. — Да. — К чёрту всё это. Если он собирался продолжать встречаться с Эдвардом, Альфред рано или поздно узнал бы. — Я поговорил с ним напрямую. Я... приходил в его квартиру. Я знаю, что сказал, что не буду контактировать с ним, но я волновался. Мы... Он не должен был так нервничать. Он был тридцатипятилетним мужчиной, а не подростком, и Альфред был не его отцом, а дворецким. Брюсу не нужно было его одобрение, чтобы с кем-то встречаться. И Брюс, и Эдвард оба были взрослыми людьми. Так в чём же заключалась проблема? На самом деле, проблем было много. Даже если Эдвард решил больше не убивать, он всё равно общался с потенциальными террористами, которые видели в Загадочнике символ правосудия — и Эдвард всё ещё сочувствовал им, по крайней мере, отчасти. Он и Брюс не совсем были в противоборствующих командах, но и их ценности не совсем совпадали. Но его беспокоило даже не это. — Я так понимаю, вы планируете встретиться с ним снова, — заметил Альфред. — Почему ты так уверен? — Вы проверяете свой телефон каждые десять секунд. Очевидно, вы ждёте от кого-то сообщения. Кто же ещё это может быть? Брюс вздохнул. — Я сказал ему, что он может связываться со мной, если ему захочется. — Вилкой он отрезал ещё кусочек омлета, но есть его не стал. — Продолжение общения с ним сопряжено с определёнными рисками. Даже если вы просто разговариваете. — Мы сделали больше, чем просто поговорили, — пробормотал Брюс, встретившись с взглядом с Альфредом. — Это ты хотел от меня услышать? Несколько секунд они просто смотрели друг на друга. — Простите меня, мастер Брюс. Это довольно неловкий вопрос, но я должен знать, — сказал он на удивление мягким голосом. — Это началось, когда он был вашим пленником? Пульс Брюса участился. Значит, он понял. Он открыл рот, потом закрыл его. — Не совсем. Но... вроде того. Да. — Прошло ещё несколько ударов сердца, и он сказал: — Мы поцеловались. Это было единственное, что произошло, пока Эдвард был прикован к кровати. Но тот поцелуй изменил всё. Вот почему я отпустил его. То, что я чувствовал, я... я просто не мог и дальше продолжать... — Он замолчал, переводя дыхание. Всё тем же странно мягким тоном Альфред сказал: — Вероятно, мне не нужно напоминать вам, что вы ходите по очень тонкой моральной грани. Во многих смыслах. Брюс потёр лоб. — Я знаю, что это полный пиздец. Поверь мне. Даже если сейчас Эдвард был свободен, это не меняло того факта, что они начали свои отношения — если это можно было так назвать — в то время как тот находился в совершенно беспомощном состоянии. Эдвард был глубоко одиноким, глубоко травмированным человеком. Ни семьи. Ни друзей, по крайней мере, не в нормальном смысле этого слова. До его поимки его единственной эмоциональной поддержкой была группа онлайн-радикалов, имён которых он не знал, чьих настоящих лиц он никогда не видел. А Брюс отнял у него даже это, заставил его усомниться в своих моральных устоях, расшатать его и без того хрупкое состояние. Действительно ли Эдвард привязался к Бэтмену — к Брюсу — потому что искренне этого хотел? Или потому, что у него больше ничего не осталось? Неужели Брюс всё это время просто пользовался его отчаянием? Фрагменты воспоминаний нитями сплелись воедино в его голове. Фонд обновления, запятнанное наследие его родителей... Эдвард, ребёнок-призрак, живущий в гниющем здании... Маленький мальчик, потерявший отца из-за жестокого правосудия Загадочника... Слово «Бэтмену» на конверте и Эдвард, обнимающий эту игрушку, цепляющийся за неё, потому что это было единственное, что у него осталось... Его голос, умоляющий... «Просто трахни меня уже.» Треск. — Брюс! Он резко вернулся обратно в реальность и понял, что его стакан с апельсиновым соком разбился на несколько крупных осколков, разлив содержимое по всему столу. Его рука кровоточила. Он ошеломлённо заморгал, глядя на неё. Порез на ладони был глубоким — должно быть, он сжимал стекло до тех пор, пока оно не треснуло, но даже не почувствовал боли. — Я... мне жаль, — пробормотал он. — Я не думал, что... Альфред подошёл, схватил Брюса за запястье и осмотрел рану. — Сидите здесь, — тихо сказал он. — Я принесу антисептик и бинты. — Стакан... — Не беспокойтесь о стакане. Он неподвижно сидел, наблюдая, как кровь стекает по его запястью и капает в лужицу апельсинового сока на столе. Альфред вернулся с аптечкой первой помощи. Он поставил её на стол, открутил крышку коричневого флакона с антисептиком и начал обрабатывать рану с непринуждённой точностью человека, который за свою жизнь обработал сотни ран. — Брюс... — Я люблю его, — хрипло прошептал он. Альфред замолчал. — О, Брюс, — сказал он наконец тихо, почти неслышно. — Это правда. Я знаю, ты, наверное, мне не веришь... — Я верю вам. Вот поэтому я так за вас беспокоюсь. И... Господь, помоги мне, за него тоже. Всё это абсолютное безумие. — Я знаю. — Я так и не... — Он замолчал. Белая ткань в его руке была окрашена в красный. — Я понимаю, что это глупый вопрос, — сказал Альфред, не отрывая взгляда от своей работы, — так что я не жду услышать ответ... Но из всех людей в Готэме, почему он? Брюс наблюдал, как морщинистые, умелые руки наматывают бинты на его ладонь. Он тяжело сглотнул. — Я чувствую, что связан с ним. Без понятия, как ещё это объяснить. Не знаю, верю ли я в судьбу, но... Не представляю, как ещё это назвать. — Ничто не контролирует ни его действия, ни ваши. Вы сами вольны выбирать. В глубине души вы знаете, что добром это не кончится. Вы можете перестать с ним встречаться, если сами того захотите. Он закончил накладывать повязку. Брюс медленно согнул руку. — Альфред, — позвал он. Альфред встретился с ним взглядом. — Ты когда-нибудь был влюблён? — спросил Брюс. На его лице промелькнуло нечитаемое выражение. Он медленно сел за стол напротив Брюса. — Прошло много времени, — сказал он. — Но да. — На что это для тебя было похоже? Пауза. — Это было словно изменение законов физики, — сказал он. — Она была... — Он оставил фразу незаконченной, что говорило больше, чем могли бы сказать любые слова. — Тогда ты понимаешь. Даже если я разорву с ним все контакты... Я в любом случае уже не тот человек, каким был до того, как встретил его. — Вы знаете его не так уж долго. — Достаточно долго. Альфред тихо вздохнул, и его плечи поникли. — Что... — Брюс остановился. Он собирался спросить «что с ней случилось?», но Альфред всегда был неразговорчив, когда дело касалось его прошлого. — Она..? — Это было в другой жизни, — сказал он. — Иногда лучше промолчать о прошлом, нежели солгать. — Он встал и начал собирать осколки стекла. — Я могу помочь, — сказал Брюс. — Я же его разбил, в конце концов. — Тогда вытрите апельсиновый сок. Он встал, взял салфетку и вытер разлитый сок с красными разводами. Боль понемногу подступала, и Брюс начинал чувствовать её. Его рука пульсировала. Он сжал пальцы в кулак. Иногда лучше промолчать о прошлом, нежели солгать. Что-то в этой фразе обеспокоило его. Это напомнило ему о первой загадке Загадочника, том шифре внутри открытки: «Что делает лжец, когда умирает? Он лжёт молча». Ложь прошлого сформировала жизнь Эдварда. Жизнь Брюса. Они были связаны друг с другом деяниями умерших, старыми, почти древними грехами. — Мой отец правда приказал убить человека? Альфред замер, поднимая осколок. Он медленно положил его на ладонь к остальным. — Одну минуту. — Он удалился в другую комнату, и Брюс услышал звон стекла, выбрасываемого в мусорное ведро. Альфред вернулся с отсутствующим выражением лица. Они смотрели друг на друга. — Я полагаю, время пришло, — сказал Альфред. — Загадочник — Эдвард — многое знает о людях. У него был компромат и на моих родителей в том числе. Я видел это на его жёстком диске. Кармайн Фальконе, и тот репортёр, и Фонд обновления, и... м-моя... моя мать... Альфред отвёл взгляд. — Я должен был сказать вам об этом раньше. — Так значит, это правда? Мой отец был убийцей? — Не совсем. Всё... сложно. Потребуется некоторое время, чтобы всё объяснить, но знайте вот что: ваши родители были хорошими людьми, Брюс. Лучшими из всех, кого я когда-либо знал. Ваш отец совершал ошибки, но он никогда не хотел, чтобы этот человек умер. — Он нерешительно взглянул на Брюса. — Вы уверены, что готовы ко всему этому сейчас? — Мне нужно знать. Он кивнул.* * *
Сорок девять. Пятьдесят. Пятьдесят один... Брюс снова сбился со счёта. Он начал сначала. С виска скатилась капелька пота и попала ему в глаз. Он сморгнул её. Он делал подтягивания, приседания и становую тягу в тренажёрном зале, пытаясь забыться в знакомом жжении мышц. Его режим тренировок был настолько запрограммирован в нём, что он мог выполнять упражнения на автопилоте. В большинстве дней он также проводил спарринги с Альфредом, но прямо сейчас вряд ли был в состоянии для спарринга. «Ваши родители были хорошими людьми.» Иногда люди совершали плохие поступки, но это не делало их неисправимыми. Он был влюблён в убийцу и должен был знать это лучше, чем кто-либо другой. Но какая-то часть Брюса всегда видела в своих родителях воплощение добра. Нет, не просто добра. Законности. В частности, в своём отце, который всегда был человеком, который играл по правилам. И всё же он обратился за помощью к Кармайну Фальконе. Даже если он сделал это, чтобы защитить свою жену... Брюс опустил гирю, тяжело дыша. Его рубашка была мокрой от пота, а мышцы дрожали. Ему нужно было остановиться. Он навредит себе, если продолжит в том же духе. Он прошёл в соседнюю ванную, принял душ, вытерся полотенцем и надел чистую одежду. Всё вокруг него стремительно менялось. Вещи, которые когда-то казались такими же постоянными, как восход и закат солнца, теперь оказались под вопросом. В фундаменте, на котором он построил свою жизнь, проступали трещины. Неужели он чувствовал то же самое, когда узнал правду? Он прошёл к краю комнаты, где на мягком сиденье тренажёра для жима ногами лежал его мобильный телефон, и снова проверил его. Ничего. Конечно, у него был номер Эдварда. Он был у Брюса ещё с тех пор, когда он забрал его мобильный телефон, поймав его. Но Эдвард не давал ему своего номера. Казалось, что он переступал черту, связываясь с ним таким образом, но Брюс больше не мог сопротивляться. Он написал: «Как дела?» Никакого ответа.* * *
Солнце давно закатилось за горизонт, но его лучи ещё продолжали освещать небо. Брюс думал подождать до полного наступления ночи, но решил, что больше не сможет терпеть. Он надел толстовку с капюшоном, повязал на лицо чёрный шарф, взял бинокль и выехал. Он знал, где работает Эдвард, знал с самого начала, ещё до поимки; когда он только начал следить за ним, то несколько раз наблюдал за ним на его рабочем месте. Сейчас он поехал туда и припарковался в нескольких кварталах от здания. Спрятавшись в тени переулка, он наблюдал за ярким квадратом окна офиса. Мимо проплывали неясные силуэты. Однажды он даже мельком увидел Эдварда — это же был он, правда? С такого ракурса трудно было сказать точно... — Привет, приятель. Какие-то проблемы? Он застыл. На улице стоял полицейский в форме и пристально смотрел на него. — И что же тебя так заинтересовало в этом здании? — Мне нравится наблюдать за голубями, — пробормотал он. — За голубями, значит? — Голубями на крыше. — Забавное у тебя хобби. У тебя есть при себе какое-нибудь удостоверение, приятель? — Он наклонился, прищурившись. — Ты выглядишь знакомо. Полицейский тоже выглядел знакомо; Брюс был почти уверен, что видел его в роли Бэтмена на том или ином месте преступления. — Я нарушил закон, офицер? Я арестован? — Просто покажи мне какое-нибудь удостоверение личности. Брюс раздумывал, не сбежать ли ему. Он взвесил все риски. Он посмотрел вниз и увидел, что рука мужчины лежит на рукоятке его пистолета, всё ещё в кобуре. Он вытащил из кармана паспорт и показал ему. Мужчина побледнел. — Итак, вы арестуете меня? За наблюдение за голубями? — П... простите за недоразумение. Сэр. Брюс ушёл.* * *
Он пошёл домой. Слишком близко, подумал он. Ему нужно взять себя в руки. Когда летучая мышь — или любое другое ночное животное — выходит на улицу до наступления темноты, это обычно означает, что у неё бешенство. Вернувшись в свою комнату наблюдения, он просмотрел недавнюю запись офисного здания, увеличив момент с окном. Всё, чего он хотел, — получить подтверждение того, что он видел Эдварда, что он был на работе и занимался своими повседневными делами. Тем не менее, он не смог определить, был ли тот человек, которого он мельком увидел, им; это мог быть любой мужчина в очках. Угол обзора и яркий свет от окна не позволяли быть уверенным. Разумеется, ничто не мешало ему просто снова пойти в квартиру Эдварда. Почему он этого ещё не сделал? «Вы ходите по очень тонкой моральной грани.» Он решил подождать, позволить Эдварду самому связаться с ним. Странно, но это было похоже на игру, в которую они играли ещё как Бэтмен и Загадочник: ожидание, напряжение и предвкушение. Поиск подсказок. Но всё же ничто больше не было прежним. Телефон зажужжал. Сообщение от Эдварда. «Я протрезвел, как от вина Лилось что на меня ручьём, и чувство это Ютится теперь скромно, как луна. Боль и блаженство – так похожи. Ловлю в глазах мотивы, что расхожи – Юлят и ускользают от меня: черны, вдруг сини, как цветок, чей пахнущий бутон Трещит, раскрывшись, вводит разум в полусон. Если бы только понял ты Буран и вьюгу, что внутри Я чувствую, когда твоё я слышу имя.» Загадка? Какой-то шифр? А затем он понял. Первые буквы. В его глазах потемнело. Из горла вырвался тихий, хрипловатый смешок. Он прикрыл глаза и прижал телефон ко лбу. На мгновение всё его тело задрожало. Он написал: «Я беспокоился за тебя». «Прости. Мне нужно было время, чтобы во всём разобраться. Я хотел собраться с мыслями, прежде чем писать тебе.» «Что ты сейчас делаешь?» «Хочешь посмотреть?» Чуть ниже появилась ссылка. Сердце Брюса забилось быстрее. Он нажал на ссылку, открыл её. Видеопоток. Поначалу экран был тёмным. Но как только занавес век Эдварда приподнялся, появилось изображение. Брюс увидел потолок с паутиной в углу, медленно вращающийся потолочный вентилятор, полуоткрытое окно. Эдвард был в своей спальне, лежал на голом матрасе на полу. Его взгляд медленно переместился в сторону, и Брюс увидел плюшевого Бэтмена, прислонённого к стене рядом с ним. Единственным звуком было хриплое дыхание Эдварда. Затем последовал тихий голос: «Брюс? Ты меня слышишь?» — Да, — прошептал он. Эдвард снова опустил взгляд. Он смотрел на своё собственное тело. Он лежал на спине; на нём была свободная простая белая футболка, доходившая ему до бёдер. Под ней, видимо, ничего не было. Он пошевелился, и Брюс едва успел заметить кончик его члена, торчащий из-под футболки, хотя он и не был твёрдым. Брюс уставился на него с пересохшим ртом. Глаза Эдварда закрылись. Открылись снова. Он медленно потянулся вниз, чтобы задрать рубашку, полностью обнажая себя. Его живот поднимался и опускался, поднимался и опускался; слабая, почти невидимая полоска каштановых волос спускалась к его пупку. Брюс заметил ещё один серебристо-белый шрам рядом с ним. Я иногда чешусь, говорил он. — Я чувствую, как ты смотришь моими глазами, — сказал Эдвард. Его голос был мягким и отстранённым, немного невнятным. — Ты как будто у меня в голове. — Пауза. — Ты уже смотрел запись? — Да. — Он сглотнул. — Ты... ты получил ту, что я отправил тебе прошлой ночью? — Ту, что с моей линзы? Да, получил. На глазах у Брюса его мягкий член медленно набухал и поднимался. Эдвард обхватил его пальцами, и сердце Брюса ухнуло вниз — неужели Эдвард собирается дрочить здесь, сейчас, на его глазах? — но он просто держал себя в руках несколько секунд, а затем отпустил. Он снова услышал его мягкое дыхание. — Я тут подумал. — О чём? — Я бы не возражал, если бы ты как-нибудь снова заковал меня в наручники. Брюс на пару секунд прикрыл глаза, чувствуя головокружение. — Ты сказал, что тебе понравилось... иметь меня в своей власти. — Я... — Всё в порядке, Брюс. Ты же понимаешь, как я устроен, правда ведь? Мне нравится, когда меня приковывают. — Он до сих пор не притронулся к своему члену. Вместо этого он провёл пальцем по крошечному шраму на животе. — Ты фантазировал об этом? О том, как ты надо мной доминируешь? Его пальцы крепче сжали телефон. — Да, — прошептал он. — Ты думал о том, как бы чувствовал себя со своим членом внутри меня? — Да. — Прошлой ночью ты хотел сделать это, не так ли? — спросил он всё тем же отстранённым, нечётким голосом. Он рассеянно прижал палец к собственному пупку, образовав ямочку на мягкой плоти живота. — Эдвард, ты... ты в порядке? — Что ты имеешь в виду? — Ты кажешься... я не знаю. Твой голос... другой. — О. Я загипнотизировал себя ранее. — Ты можешь такое делать? — Да. Прямо сейчас я нахожусь в трансе. Очень лёгком. Временами мне нравится себя менять. Это всё равно что переодеваться. Иногда хочется сменить наряд. Одежда может оказывать сильное влияние на образ мыслей человека, не так ли? — Его член стоял торчком; рука оставалась на животе, указательный палец обводил круги вокруг пупка. — Когда ты становишься им, ты всё ещё Брюс. Но в то же время кто-то другой. — Эдвард, я... я хочу... — Скажи мне, о чём ты думаешь. — Прямо сейчас? — Ммм-хммм. Ты ведь хочешь что-то со мной сделать, правда? Какую-то конкретную вещь, которая у тебя на уме. Я чувствую это. — На самом деле, да. — Хорошо. Хорошо, Брюс. Ты можешь сказать мне. — Я не... не знаю, подходящее ли сейчас время... — Не стесняйся. Теперь мы выше этого. — Это может показаться странным. — Мне нравится странное. — Я хочу... Дыхание Эдварда участилось. Его рука сомкнулась вокруг члена. — Я хочу, чтобы ты сходил со мной на благотворительный сбор средств. Эдвард замер, пальцами всё ещё держа член. — Что? — Его голос прозвучал как писк. — Это нужно для жилищного проекта в Готэме. Люциус сказал мне, что я могу привести гостя. Он отпустил свой член. Его взгляд метнулся в сторону, бегая туда-сюда. — Брюс, ты... ты шутишь? — Нет. Он будет первого декабря. Тишина. — Я думал о том, что ты сказал мне прошлой ночью. О том, чтобы пойти на настоящее свидание, и... — Я не говорил, что хочу этого. — Так ты не хочешь? Я подумал... я не знаю. Взгляд Эдварда сместился, качнувшись; он встал и начал расхаживать по комнате. — Дело не в том, хочу я этого или нет. — Я знаю, это кажется рискованной затеей. Но никто там не будет знать, кто мы такие. Я имею в виду наши другие «я». Это даже не обязательно должно быть настоящим свиданием. Я мог бы просто привести тебя туда как друга. Я просто... я хочу сходить куда-нибудь с тобой. Я хочу отвезти тебя куда-нибудь... куда-нибудь в хорошее место. И раз уж я всё равно иду... Тишина. — Если ты не хочешь, я больше не буду поднимать эту тему. То есть... я имею в виду, это не обязательно должно происходить вот так. Мы можем пойти куда-нибудь ещё, в более уединённое место. В любой ресторан города, куда захочешь... — Брюс. — Чёрт, он вообще не обязательно должен быть дорогим. Мы можем просто пойти в ту закусочную, которая тебе нравится. Я могу угостить тебя пирогом и кофе. Или сводить в кино. — Брюс, куда бы мы ни пошли, люди узнают тебя. Если они увидят, что ты пришёл с кем-то, они начнут строить догадки. Они будут говорить об этом. — Ну и пускай говорят. И вновь тишина. Сердце Брюса замерло. Найдя в себе силы, он продолжил: — Я не просто хочу встречаться незаметно. Я хочу отношений с тобой. И я понимаю, что то, кто я такой, всё усложняет. Я знаю, что уже требую слишком многого – в конце концов, за тобой ведь постоянно будут следить папарацци и медиа, и у тебя есть масса причин быть осторожным. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы тебя защитить, но... если ты этого не хочешь, я пойму. Я могу просто продолжать приходить к тебе домой по ночам. Или я могу привести тебя ко мне. Я просто спрашиваю. Я спрашиваю, не хочешь ли ты пойти со мной. Изображение на экране стало размытым и поплыло. — Эдвард... — Ты такой дурак, — прошептал он. Изображение комнаты Эдварда погасло. Экран потемнел. Он разорвал связь.