Под Хищной Луной

      Закатное солнце склонилось над лесом. Темерские партизаны набились в пещеру и растянулись по её длинным ходам.       Переживающие сокрушительное падение Темерии, её преданные сыны вынуждены были искать себе место теперь под реданским небом. Упомянутое небо просвечивало прямо над макушками солдат (пещера была несплошная) и раз в двое суток обеспечивало своих обитателей принудительным душем — дожди в Редании славились своей регулярностью на погодном посту.       Натянув от каменных стен суконные навесы, темерцы кое-как спасались от влаги, а чтобы согреться, чаще необходимого принимали участие в силовых тренировках и муштре. Одни, совсем озябнув, грелись у костров. Другие, незаметно для начальства, прикладывались к чекушкам с вишнёвой настойкой. Не находясь на посту и не занятые делом, они кутались во всё, что было потеплее, ибо ход в скале был сплошь продуваем. Была ли пещера такой уж худой? Каждый из солдат ответил бы: «Конечно нет!». Ведь сейчас она была частью Темерии.       Капитан разведки, глава темерских партизан, Вернон Роше глядел в огонь. Несмотря на очевидную зябкость, мужчина сидел от костра чуть поодаль. Было ли причиной тому его закалённое тело, или же темерец планомерно наказывал себя, по какой-то причине отлучая от тепла — было неизвестно.       Капитан пребывал в своих думах и глядел мрачно из-под прикрытого шапероном лба. Партизаны, забредающие по своим делам в эту часть пещеры и замечающие подобный взгляд, старались передвигаться бесшумно и на цыпочках, дабы не отвлечь начальника от важных мыслей.       Капитан был мужчиной высоким и, несмотря на худобу, крайне выносливым. Он словно создан был кем-то для того, чтобы тащить за собой телегу проблем и бедствий к цели, не отклоняясь от курса. Вообще превозмогание различных тягот с всенепременно лютым выражением лица, было для капитана делом повседневным. Один известный новиградский поэт сказал о нём так: «Вернон Роше был рождён под созвездием унылых вояк, в год чёрствой подошвы и стремительной кишечной рези».       В этот вечер капитан заседал у костра не в привычном одиночестве, а в компании своего старого приятеля, ведьмака Геральта из Ривии.       Геральт, преодолев лёгкое сопротивление у входа в пещеру, нашёл в её глубине старого знакомого. Ведьмак только что закончил свой рассказ относительно поисков Цири и принялся вызнавать у темерца новости.       — Не отвечай, если не хочешь, — после затянувшегося молчания произнёс ведьмак. — Сам вижу, — обвёл он пещеру взглядом.       Вопрос же был в том, как вообще капитан темерского спецотряда, правая рука короля Фольтеста, оказался здесь, в этой продуваемой всеми ветрами пещере без крыши, в положении, которое нельзя было назвать завидным.       Вернон Роше задавал себе этот же вопрос уже тысячу раз, а философские рассуждения, что тянулись вслед за ним, впору было записывать. Может быть однажды он возьмётся за составление мемуаров.       — Темерия ещё встанет с колен, помяни моё слово. — Пугать ведьмака было незачем, но тон капитана всё равно прозвучал угрожающе.       — Как? — поднял на него глаза Геральт. Не услышав сиюминутного ответа, он продолжил: — Вызима занята чёрными, Фольтест мёртв, Наталис, если верить слухам, тоже. Я провёл в Велене с месяц и видел... разные проявления темерского патриотизма.       — И что?       — И ни одно из них нильфгаардцы не оставляли безнаказанным.       Словами Геральта говорила истина. Малейшие проявления любви к отчизне среди темерских крестьян строго и незамедлительно карались на полях, теперь уже нильфгаардской, страны. Любителям Серебряных Лилий приходилось держать свой свободолюбивый язык за зубами, а особенно непокорным и несмирившимся — уходить в лес и искать схроны вроде высоких пещер с открытой крышей. Положение, как ни крути, было отвратное.       Оказавшись в подобной западне, некоторые начинают закапываться в ил, другие же — искать возможности. Роше был из вторых. Кроме того, если бы Вернону предложили путь к восстановлению темерской государственности, то он пошёл бы по нему, пусть даже такой путь был бы выстлан битым стеклом, а из-за деревьев в идущего прилетали бы наточенные топоры.       — Что теперь, Роше? — продолжил ведьмак. — Какой у тебя план? Редания? Ты теперь работаешь на Радовида?       Роше посмотрел на Геральта. Ведьмак по всему видимо решил, что темерец окопался с отрядом в лесу и ведёт партизанскую войну против чёрных, постреливая по ним из кустов, а в свободное время ищет союзников, чтобы отвоевать своё королевство. Что ж, видит Мелитэле, поначалу так и было. Однако очень скоро такая тактика показала себя бесполезной. Воевать с Нильфгаардом, имея в распоряжении лишь сорок человек (пусть и храбрецов), оказалось невозможно.       Нильфгаардцы стремительно заняли Темерию и часть веленских земель. Радовид Реданский, он же Пятый, он же Свирепый, объединил весь свободный Север под флагом сопротивления чёрным. В этот самый момент Роше осознал очевидное: если он не хочет исчезнуть в грёбаных реданских лесах в безвестии и голоде насовсем, ему придётся примкнуть либо к чёрным, либо к реданцам.       Радости в таком выборе было мало. По итогу объединения Темерия, возможно, и вернулась бы на карту мира, но только как вассальное государство. Статус «несамостоятельной» страны был унизителен, и два месяца назад Роше ни за что бы на такое не согласился. Но ситуация кругом менялась быстрее, чем гербы в веленских тавернах, и капитан таки сделал выбор в пользу бытия, чем небытия.       Вернон Роше не был народным мстителем. Он долго работал в разведке и осознавал, что одинокие группы лазутчиков нанесут нильфгаардской империи примерно столько же урона, сколько пчёлы — ожившему голему.       Ведьмак, узнав о его связях с реданцами, очевидно решил, что Роше выбрал их сторону. Но здесь старый друг заблуждался. Для всех, кто имел удовольствие общаться с королём Редании дольше десяти минут, было ясно, что Радовид ныне едва ли подходил на роль лидера и идейного вдохновителя народов. Да, для могучего самодержца всё было при нём: жестокость, расчётливость, умение добиваться успеха и точность во всём, даже чрезмерная. Однако по мнению Роше существовало внушительное препятствие, мешающее ведению дел с королём. Радовид, как сейчас сказали бы знахари, был болен душевно. Давно и безнадёжно. Реданскому правителю были свойственны сложнопрогнозируемые перепады настроения и приступы шокирующей жестокости. Гонка за мятежными магами по всему королевству непрерывно способствовала развитию его и без того безудержной паранойи. А детские травмы и потрясения то и дело вылезали наружу, при том в самых извращённых формах. И чаще всего встреча с королём Радовидом обещала смерть на жарком костре любому, кто пришёлся бы государю не по нраву. Всё это вкупе не позволяло Роше доверить своё будущее Радовиду Свирепому. Поэтому ставка была сделана, хоть и со страшным скрипом, на нильфгаардского императора Эмгыра вар Эмрейса.       Ведьмаку об этом, впрочем, знать пока не полагалось. Как и большинству темерских партизан. Не сейчас.       — Ты меня знаешь, Геральт, — посмотрел на ведьмака Роше. — Я не доверяю никому. Уже поздний час для долгих признаний, поэтому скажу кратко: жизнь меня поучила. Я работаю один. А то, что мне приходится с кем-то объединяться — мера временная.       — А что Радовид? — задумался ведьмак. — Просит от вас чего-то особенного взамен?       «Чего-то особенного». Перепелов в кляре? Не будь вечер таким хмурым, вопрос Геральта вызвал бы у Роше улыбку. Ведьмак видимо представлял себе их «союз» с реданцами каким-то официальным договором с печатью и подписями, где обязательно фигурировал некий взаимовыгодный обмен. Вроде такого: я тебе — крынку молока, а ты мне — две спелые смоквы.       В реальности же соблюдение каких-либо договорённостей обуславливалось лишь благосклонным настроением более сильного из участников. «Поученный жизнью» Роше знал это, как никто другой.       — Просить ничего не просит. Пока, — ответил Роше. — Но это же Радовид. Он просто ждёт удобного момента и большей выгоды. С него станется нас всех за гузно на руку насадить да прямо до локтя, чтоб мы, как те тряпичные петрушки были, чтоб их... И на сцене вовремя и в канаву не опоздали. Даром, что рук у него на нас на всех не хватит.       Ведьмак кивнул. Личность Радовида не была для него загадкой. Он наверняка помнил, как меньше года назад король «посетил» древний город Лок-Муинне, и как оставил после себя на его месте смердящий и полыхающий некрополь. Видимо решив отвлечься от подобных воспоминаний, ведьмак сменил тему:       — По дороге сюда я встретил скоя’таэлей. Несколько раз.       — Иорвета? — тут же уточнил темерец.       — Нет, — признался ведьмак.       Оба помолчали.       — Что значит «встретил скоя’таэлей»? — недовольно подал голос Роше. — Они что, недалеко от пещеры? Что ты хотел этим сказать? Они следят за нами?       О борьбе темерцев с эльфами, гремевшей по всему материку, не слышал только глухой. Ибо подавление и угнетение нелюдей было едва ли не официальной политикой короля Фольтеста. И хотя эльфы немногочисленно всё же населяли города, история показала, что человек редко отличался терпимостью к другим расам. Подогреваемая государственной политикой толпа нередко устраивала погромы нелюдей и регулярно оказывалась не прочь поднять на вилы своих остроухих соседей.        Безобидные и вечно угнетаемые городские эльфы однако же, как лёд от огня, отличались от своих лесных и диких сородичей. Потомки и представители древнейшей и одной из самых развитых рас, они не забыли ни кто они, ни где они жили, ни поступков людей, ни своего падения. Озлобленные на человеческий род, они быстро собирались в банды. Строжайшая иерархия, жестокость, голод и уязвлённая гордость — делали из них смертоносных врагов, лишённых всякой жалости к людям. Некоторые банды были невелики. Иные же настолько многочисленны, что представляли угрозу даже для укреплённых фортов.       Расовая ненависть в те времена была беспрецедентной. Крестьяне, что раньше из самых страшных бед видали лишь залётного утопца, теперь боялись даже выйти в лес. Эльфы жестоко расправлялись как с простыми мужиками, так и с солдатами. В приграничные посты и сторожевые вышки было больше не набрать людей на службу, даже за солидное жалование. Никто не хотел получить стрелу из темноты или быть разделанным, как коровья туша, в назидание другим dh'oine. Стражники, во время патрулирования стен, стали бояться даже шелеста листьев. Треск веток же считался достаточным поводом для того, чтобы забить тревогу и броситься будить весь гарнизон.       Трепет перед жестокостью скоя'таэлей, заставлял людей пуще прежнего отыгрываться на ничего не подозревающих мирных нелюдях. Погромы в городах, в свою очередь, провоцировали «белок» на ещё более частые налёты и карательные рейды.       В стражу отдалённых фортов всё чаще нанимались люди, которых коннетабль Ян Наталис охарактеризовал бы как «скверный контингент», а Роше назвал бы просто — сброд. Пьянь, голодраное мужичье, карточные должники, наёмники, нищие, что подписывались на любую работу за тарелку супа. Другие не хотели нести службу в опасных регионах. Они слишком дорожили своими семьями, ушами и языками. Надо ли говорить, что не будучи защищены должным образом, деревни и хутора подвергались смертоносным налётам. Белки пленных не брали, и чем дальше, тем больше происходящее походило на охоту.        Тридцать лет назад террор достиг своего пика. Нападения белок стали настолько серьёзной угрозой, что в темерской разведке повсеместно стали создаваться специальные отряды. Отряды были призваны противостоять белкам. И впервые за долгое время война начала вестись на равных.       Скоя'таэлей удалось отбросить назад. Однако очень скоро белки освоились с новым противником, и уже сами часто выбирали своей целью именно людей из спецотрядов. Из одежд убитых солдат эльфы делали трофейные платки. И подобные повязки оказывали на темерцев эффект примотанной к поясу связки черепов. Трофеи вселяли в солдат ужас и как бы говорили: ты следующий.       Предводителя одной из самых организованных банд скоя'таэлей звали Иорвет. Многолетний, как веленская пуща, неуловимый и бескомпромиссный, он был легендой уже тогда, когда Роше ещё помнил себя сопливым рекрутом. Темерские солдаты передавали из уст в уста страшные истории о беличьем атамане, приукрашивая подробностями и пугая новобранцев. Со временем солдаты переставали отличать правду от вымысла и, в конце концов, запугали население окончательно. Роше ещё помнил те времена, когда именем Иорвета пугали детей, и не только в глухих сёлах, но и в самой столице. И надо сказать, не только детей.       Возмужавший и окрепший Роше очень скоро занял пост капитана разведки. Произошло это гораздо более стремительно, чем кто-либо ожидал, спасибо королю Фольтесту. Капитанский дебют сразу же отметился несколькими победами над бандами скоя'таэлей на юге Темерии. Вера людей в солдат специального отряда Синих Полосок возросла, а после успешно подавленного краснолюдского бунта под Махакамом и вовсе окрепла.       К сожалению для Темерии проблемы с белками на этом не решились. К тому моменту, как Роше вернулся из Махакама, выяснилось, что скоя'таэли Иорвета уже расправились со всеми союзными спецотрядами, а их капитанов эльфский атаман перебил лично. Командирские гербовые нашивки эльф размещал на своём нагруднике. И в кровавой коллекции трофеев ему не хватало лишь одной.       Врагам удалось несколько раз встретиться в середине года у Флотзама. Однако из схватки никто не вышел победителем. Проигравших тоже не было. Ибо в тот период большая политика Темерии и союзных стран изменилась так драматически, что отразилась на интересах всех и каждого.        Эльф и человек разошлись своими дорогами. Скоя'таэли ушли на север, в Аэдирн. В то же самое время Темерию захватили чёрные.        Лишившись своего государства, специальный отряд оказался не у дел. Синие Полоски вынуждены были скрываться, отправлять за новостями лазутчиков, прозябать на голых камнях, искать себе пропитание, а когда лес не был добр к охотникам, заниматься и грабежом.       Их осталось мало, жизнь каждого солдата была на счету, и Роше теперь не разменивался на стычки с чёрными, он сделался осторожным, избегал любой опасности ибо знал: та повлечёт за собой поножовщину, и травмы, которые солдатам было некому лечить. Все руки в лагере были заняты и обязанности распределены. Потеря людей стоила нынче очень дорого. Нильфгаардцы, завидев сине-белую форму, сразу трубили в атаку, а темерские крестьяне не могли, рискуя жизнями, давать укрытие Синим Полоскам.        Влачение такого существования изменило Роше. Сейчас он оказался на месте своего заклятого врага, Иорвета. Капитан глядел на мир из норы и, отвергаемый всеми, боролся за то, чтобы кости, отлетающие в его сторону, были пожирнее. Произошедшее несколько приблизило его к пониманию того, чем жили скоя'таэли.        — Следят? Нет. Не сказал бы, — ответил ведьмак. — Нападают на реданские повозки с оружием. Запасаются.        — Ну это ясное дело, — кивнул Роше. — Вот же черти лесные. Недобитки.        — Не слыхал про них ничего?       — А что про них не знать? Раскидало их по Велену, как кишки накеров после картечи.       — Признаюсь, подумал сперва, что вы тут белок выслеживаете.        — Хах! Кого они сейчас волнуют? — Роше немедленно принизил значимость заклятого врага. Этому приёму он научился у короля Фольтеста. Тот имел обыкновение храбриться перед лицом опасности, а самых страшных своих врагов во всеуслышание частенько сравнивал с червями и немощными полудохлыми чумными крысами.        — Они оживились, — жевал сушёные грибы ведьмак. — Говорят, к северу от Новиграда, что ни шелест листвы, то на Старшей Речи. И с каждым днём всё прибывают.        — Откуда знаешь? — сощурил глаза Роше.        — Из леса исчезли бандиты, — просто ответил ведьмак. — Идёт мужик, видит: у распутья костерок горит, постельники перевёрнуты, бутыли разбиты. А никого нет. Ни у огня. Ни у вышек. Ни у Журавлиного Мыса. Ни под деревней Янтра. Ни у Луковца. Только щелки в стволах деревьев, маленькие такие, будто кто из лука стрелял, а потом стрелы вынимал.        — Вот паскуда… — протянул Роше.        — Сдаётся мне, Иорвет после Вергена сюда подался, на запад. И что бы белки ни задумали, едва ли он в этом не участвует.        — Штурм Вергена он пережил, это верно, — подтвердил Роше, строго глядя на собеседника. — Ты, Волк, помог ему в этом. Не думай, что я забыл.       — Оправдываться я не собираюсь. Я поступал как должно, нравится тебе это или нет.        Оба замолчали. Ведьмак потянулся за новой порцией грибов.         — Что гад затевает? — протянул Роше.        — Думаю то же, что и в Вергене. Невозможное.       — В каком смысле?       Ведьмак опять замолчал, обдумывая слова.        — Ну ты не хуже меня знаешь, что прежние белки прогнали бы бандитов, а после принялись бы за деревни. Но местные крестьяне и помещики на пострадавших не похожи. Ходят в лес, охотятся, разъезжают по своим делам.        Роше сощурился: ведьмак явно знал больше, чем показал сначала. Геральт тем временем продолжил:       — Всей северной землёй владеет маркграф Тейтерон. Он должен был хоть что-то заметить, но и он всем доволен. Красота, тишина, фужеры, улыбки. Я знаю это потому, что был у него неделю назад по контракту на гнезда гулей. А гули, Роше, пришли туда доедать гниющие трупы бандитов. Но гули — падальщики, убивали разбойников не они.        Ведьмак отхлебнул воды из фляги и продолжил:       — По мне, так маркграф Тейтерон обзавёлся друзьями. Сильными и скрытными.        — Хм.       — Краснолюды Махакама копают там нефрит, в пещерах у реки. Эльфские бродячие труппы гастролируют с утра до вечера. Низушки-пасечники переселяются с юга. Говорят: «так безопасней». И все они — …       — ...нелюди, — закончил за него Роше.       — Нелюди, — кивнул ведьмак. — И все эти нелюди на его земле. Они работают там бок о бок с крестьянами.        Роше усмехнулся.       — Работают бок о бок, — повторил он за собеседником. — А как же клятвы отрезать задницу каждому проклятому dh'oine? Иорвет что, сменил политику?        — Иорвет сменил политику давным-давно. Ещё в Вергене. Я увидел там, Роше, что старшие расы и люди могут жить вместе. Хоть для этого и требуются горы усилий. Он тоже это понял.        Роше ещё какое-то время внимательно смотрел на ведьмака. После чего взорвался.       — Я не могу поверить, Геральт! Этот ублюдок занял владения размером с Цидарис, собирает армию из всякой нечисти на севере, его сучьи белки потрошат реданское снабжение на юге, а сам он тихой сапой попытается захватить Новиград, пока его покрывает целый маркграф!!! — вскочил Роше.       — Люди и нелюди имеют право выбрать сторону по своей воле, — тоже поднялся ведьмак.       — По своей воле?! — громыхнул Роше так, что стены проводили его крик эхом по всей пещере, пока он не вышел через крышу. — По своей воле? Да ты хоть знаешь, что представляет из себя Иорвет?        — Я был в Вергене и знаю его. У меня есть причины доверять ему, — чем яростней орал Роше, тем тише и спокойней делался ведьмак. Он словно бы контролировал температуру в пещере.       — Да я могу рассказать тебе о Иорвете такое, что твои седые космы встанут дыбом!        — Что, думаешь, на твоих руках меньше крови, чем на его?       — Я говорю не об этом!        — О чем тогда?       Роше огляделся и встал на шаг ближе к ведьмаку.       — Будь уверен в одном, — зло зашипел капитан, — не все, кто идёт за ним на смерть, понимают, что творят.        Геральт усмехнулся.       — Я видел, как он зажигает сердца. Нравится тебе это или нет. Он не тащит их за собой насильно на верёвке.        Роше на это потемнел лицом. Страшная злость и чёрная обида на эльфского атамана вновь всколыхнулась в его сердце, а буря гнева потянула за собой воспоминания из далёкой юности. Воспоминания о событиях, которые он более всего мечтал забыть, а лучше никогда о них не знать вовсе.        — Он может влиять на разум, — раздельно и вкрадчиво сказал Роше.       Возможно выглядел он при этом, как безумный, потому что Геральт приоткрыл рот и нахмурился.        — Влиять на разум? Он что, содденская медовуха?        — По-твоему я вру?! — вновь разъярился Роше.       — Ты мне пытаешься сказать, что он — колдун?        Помедлив, Роше кивнул, плотно сжав зубы. Ведьмак в растерянности сделал несколько аккуратных шагов по кругу пещеры. Затем вновь развернулся к темерцу.       — Хорошо, Роше, — спокойней прежнего ответил он. — Что, если я скажу тебе, что это неправда?       — Ты не видел того, что видел я.       — Расскажи мне.       — Нет.       Белый Волк снова сделал круг по пещере.       — Нет, он не знает ворожбы, — подумав, уверенно произнёс он. — Эльфских магов я видел. Да и медальон почувствовал бы силу. Хм... Знаю, что не захочешь слушать это, — развернулся ведьмак к Роше, — но в Вергене, да, в Вергене бывало, что ещё чуть-чуть, ещё немного, бывало, что вот на таком волоске мы оказывались от смерти. И тот, кто обучен магии хоть немного, использовал бы её тут же. Не думая.        — Я говорю с тобой о том, что пережил на своей шкуре! Я предостерегаю тебя, ведьмак. А впрочем, — внезапно остановился Роше, — что тебе до того? Тебе и твоим ведьмачьим гипно-штучкам.       — «Гипно-штучкам»? Ты про Аксий? — соображал Геральт.       Роше кивнул.        — Хорошо. Скажи хоть так. Что это было? Гипноз?       — Чертова проклятая древняя эльфская магия.       — Боги, Роше! Что случилось? — Ведьмак более не ходил, замер встревоженно.       Роше развернулся к огню. Геральт видел теперь лишь спину капитана.       — Может, однажды и скажу, — проговорил темерец. Совсем неожиданно стемнело. Звёзды заглядывали в пещеру через крышу. — Может, однажды умирать мне на рассвете придётся. Тогда вечером накануне тебе всё и расскажу. Думаю, Геральт, хватит на сегодня бесед. Рад был тебя видеть, Белый Волк. Бывай.