Kissi Royal Maroon Helleborus

— …у него чешуя такая чёрная, что как в бездну смотришь! Сяцзы уже даже не смеëтся, хотя это всё ещё забавно. В первый раз он хохотал до колик, скрывшись в палатке; в десятый — позабавленно хмыкал; сейчас — только глаза закрывает, переняв дурную привычку у одной личности. Да, от него пахнет драконом. Да, Сяцзы по окраске угольный, только… Лис. Шестихвостый, между прочим, это вам не мелочь какая-нибудь! А что драконья ци кругом… Так это партнёра! На самом деле Сяцзы совершенно не удивлён. Во-первых, его и в лучшие времена с другими путали: что поделать, люди ориентируются в среде иных отвратительно, а иные друг дружку тоже путают зачастую. Во-вторых, он не слишком похож на типичного лиса: ни любви к интригам, ни страсти к тофу, ни постоянно искрящейся вокруг магии. В-третьих… В-третьих — Сяо Хуа. Вот кого из них обычно называют хули-цзин. Справедливости ради, Сяцзы тоже когда-то им обманулся. При первой встрече не обратил особого внимания: слишком был занят загадкой утонувших в огне тел и выбешиванием Хо Сянгу — бабуля Хо так живо скрипит зубами про себя, просто прелесть, целый пир для трикстерской сути. Так, заметил мельком — ребёнок, из Се, как представили, смотрит внимательно — и прямо на скрытые среди теней хвосты. Странное дело: среди Се хули-цзин никогда не бывало, не иначе, подкидыш, как сам Сяцзы. Ну он мелкому лисëнку и подмигнул: распушил под магией все шесть хвостов в гигантскую щётку, помахал грациозно, показывая, к чему стремиться. Поймал в ответ заинтересованный — в самой глубине, под толщей непроницаемого стекла невозмутимости, будь проклято воспитание, — взгляд и остался доволен. Хэй Сяцзы к молодёжи относился более благосклонно: умные детки были куда веселее замшелых в своём авторитете стариков. Кто ж знал, что Се Юйчень совершенно не лис?! И ведь как маскировался, хитроумный вьюнок: ни слова не сказал. Вскидывал бровь насмешливо на все фокусы Сяцзы, переделывал на ходу под свой стиль продемонстрированные приëмчики и никогда, никогда не поднимал вопрос собственной хвостатости. Зато сам… Помнится, как-то они застряли в руинах храма посреди зарослей: Сяцзы, негромко ругаясь себе под нос, осматривал измазанный в собранной со всего леса грязи хвост: тут слизь последней преследовавшей твари намертво склеила, там колючки ядовитые набились — проще налысо обриться, чем это великолепие исправить. И ведь нельзя было не пачкаться: драпали они бодро, Сяцзы, плюнув на маскировку, отстреливался попеременно от нападающих мерзких слизняков и конкурентов с помощью ци, и, собственно, для того и хвост вытащил — без него попробуй помагичь по-крупному! Лысая лиса, пфе, стоит только представить, как дрожь берёт. Как будто в урода вроде цинъянских хули обернулся. Зато они в ближайшую пару суток в безопасности: барьеры тут крепкие. Разумеется, в безопасности от всего, что лезет снаружи, а изнутри может водиться куда большая пакость, поэтому расслабляться не стоит, но пока — пока это передышка, и Сяцзы морщится, с громким треском вытаскивая из шерсти цепкий шип. Стук по плечу отвлекает; он поворачивает голову, подавляя инстинктивное желание оскалиться — никакая лиса не скажет вам спасибо, если отвлечёте, пока ухаживает за собой. Не то чтобы Сяо Хуа мог привлечь его внимание иначе… Успешно словивший проклятие немоты Се Юйчень столь же мрачен, как Сяцзы, но куда более чист, что очень несправедливо. Смотрит решительно и протягивает руку — с неизвестно откуда взявшейся расчёской. Только вот не отдаёт: цыкает беззвучно, закатив глаза, и требовательно машет — сюда, мол, сюда. Сяцзы изображает соответствующее случаю весёлое недоверие на лице, но послушно подсаживается поближе, с тихим предвкушением укладывая грязнющий хвост на светлые штаны Хуа Эр Е — о, что сейчас будет, что будет! Сяо Хуа фыркает, и только. Сяцзы чувствует себя шокирующе разочарованным, ворчит под нос неразборчиво, жалуясь. Лисьи инстинкты и обострённое желание жрать заставляют творить всякое в надежде на вкусные, сладкие, пряные эмоции, созданные только для него. А потом Сяо Хуа осторожно берётся за хвост, начиная с самого кончика, так медленно, словно реставрирует особо ценную и хрупкую карту, и бурчание само замолкает к груди. Аккуратно. Сосредоточенно. Неспешно, как будто у них есть всё время мира. Обстоятельно, шерстинка к шерстинке, как будто это важно. Постепенно добавляется ци: жидкая, очищенная, нейтральная до последней капли, как диетический куриный бульон на грудке без соли и перца, но едва уловимо пахнущая чем-то более обнадёживающим, обещающим, горячим. Сяцзы проглотил бы её одним махом, но заданный Сяо Хуа ритм не позволяет — пей вдумчиво, Сяцзы, впитывай до последней искры, есть ещё. Вкупе с непривычной заботой ощущается странно: на грани между сонным расслаблением и желанием подпрыгнуть и уколоть, беспокойно вертясь от фантастичности момента. Они единогласно не говорят о том, что Сяо Хуа какое-то время просто гладит его, завершив свой нелёгкий труд; о том, что в культуре хули-цзин право ухаживать считается интимным; о том, что это повторяется. Просто Се Юйчень поднимает навороченный дорогущий гребень, похлопывает рукой по дивану рядом с собой — и Сяцзы проскальзывает ближе, с независимым видом окружая партнёра ворохом меха и лениво подрёмывая под уверенными касаниями. Просто в определённый момент Сяо Хуа осторожно дотрагивается до ушей — и Сяцзы позволяет чутким пальцам щекочуще прогладить основание, ощущая, как метафорическая шерсть на загривке встаёт дыбом. Сяо Хуа никогда не спрашивает разрешение вслух, будто опасается отказа; вместо этого предпочитает спрашивать языком тела и внимательным взглядом, чётко зная, что Сяцзы поймёт. В общем-то, Сяцзы стоило понять ещё тогда, в самый первый раз. Он предпочёл списать все странности на человеческое воспитание, как первый взгляд — на интерес к увиденному сородичу. В окружении Се Юйченя лис не было, Сяцзы был единственным, что более чем его устраивало; тут уж неудивительно, что младший тянулся к старшему, не так ли? Хотя кому он врал. Сяцзы всю непонятность ситуации осознавал более чем, идиотом он никогда не был. Просто ответственность брать не хотел. Да и ломать это тёплое, умиротворённое, тщательно сбалансированное нечто между ними не желал. Сяцзы всё устраивало. Сяо Хуа воспринимался сородичем, семьёй, партнёром. Сяо Хуа делился энергией, в стократ сладчайшей от добровольности, домом, вещами, мыслями. Стойко выносил шалости Сяцзы и пакостил в ответ с хитроумностью истинного хули-цзин. Владел очарованием ничуть не хуже и не стеснялся его применять. Красовался подаренным балисонгом и не чурался активно использовать его на людях — да так, что даже сместил образ «любимого оружия главы Се» с извечного посоха на нож. Сяо Хуа был Сяо Хуа, его Хуа Эр Е, константой последних лет. Сяцзы невольно потирает плечо, до сих пор помнящее хватку взбешённого дракона. Тогда это было… Откровенно некрасиво. Они оба облажались: сперва влетев в ловушку, потом в местных тварей, следом — прямиком в грязную ругань между собой, выясняя, кто должен свалить и выжить. Свернулись в безобразный дерущийся клубок, где каждый старался обезвредить, но не навредить. Он магию первым применил: оставалось запаса сил ровно на подленькое заклятие, иллюзию, убедить Сяо Хуа в своей смерти и отправить наверх. Его фирменный приём, между прочим! Кто ж знал, что хитрое плетение буквально сметёт потоком обжигающей ярости. Се Юйчень его заметил — и затем смело к стене уже Сяцзы, в последний момент с трудом сдержавшего смертельный удар от неожиданности. Снесло, зажало в тугих змеиных кольцах, стиснуло в знакомых руках до боли; Се Юйчень оскалился злобно, демонстрируя ряд бритвенных клыков, как намёк, что сейчас Сяцзы ожидает. И вгрызся со всей дури в плечо, до алой вспышки перед глазами, показывая всё, что он об этой ситуации думает. Отстранился — с окровавленными губами, злющий, как чёрт, выплюнул едкое, горькое, кислящее — я думал, мы партнёры. А в глазах читалось то самое, затаённое, что Сяцзы всегда видел в зеркалах: не хотел думать, что ты уйдёшь тоже. Сяцзы укусил его в ответ. Сперва в горло, коварно оставленное незащищённым — затем в губы, выжирая чужую тоску, выпивая гнев и страх, сцеловывая и мешая кровь с крохами сил. Сяо Хуа, обычно тёплый и густой на вкус, как варенье из османтуса с имбирём, горчил, как передержанный на огне перец; Сяцзы не нравилось — Сяцзы был более чем постоянен в своих вкусовых привычках, что не раз доказывал на примере жареного риса, и вкус довольства Се Юйченя ценил больше, чем боль, как оказалось. Они выползли из этой проклятой могилы, и Сяцзы впервые увидел Сяо Хуа в дневном свете и при чешуе. Он был ярким — сияющий полупрозрачный янтарь на полуденном солнце, с тонкими линиями золотых узоров на скулах и острой короной шипов на голове. Как прикрытый крышкой горшок риса с закипающей водой, что вот-вот рванёт; Сяо Хуа было много, так много, словно Сяцзы по глупости решил хмельным залезть в водопад. Сяо Хуа пышет жаром и энергией, и Сяцзы подкатывается под бок, ловя его руку, и смотрит-смотрит-смотрит, впитывает, шалея с каждым вздохом. С ними не в порядке всё, от полученного в глубинах отравления до искажённого сосуществования. Сяцзы с интересом обводит расползающуюся вокруг его укуса чешую и забивает на это, предпочитая вопреки всем учениям тратить время на то, что есть, а не на то, что будет. — С точки зрения ритуалов, ты ухаживаешь за мной уже больше десяти лет. — замечает он нарочито ленивым, привычным тоном, наблюдая, как медленно притихает Сяо Хуа, успокоенно обворачивая кончик хвоста вокруг его щиколотки. Плотность и гибкость драконьей конечности ощущаются гораздо правильнее, чем пуховость похожего на собственный хвоста, которую он представлял. — С точки зрения ритуалов, ты дал мне на это право ещё в первые встречи. — парирует Се Юйчень, мягко закатывая глаза в ответ. Невозможное чудовище, совершенное и великолепное — он ведь в подземельях всё просчитал, от мгновения до вздоха. Когда был искренним и прикрывал этой искренностью свой замысловатый план: прочистить обоим мозги адреналином и скоростным обменом ци, заодно и отметить — тем единственным способом, который не заставит натуру хули-цзин опьянеть от количества энергии. Ну вот что бы он стал делать, если бы Сяцзы понимал его хуже, а? Валялся бы с распоротым животом и давился лёгкими, вот что. А если бы это был не Сяцзы — Се Юйчень бы и не пошевелился. Невозможный человек, невозможный дракон, невозможное создание. Невозможное создание подкрадывается сбоку, встаёт близко-близко монолитом, без малейших колебаний окутывая аурой и позволяя закинуть руку на плечи в дружеском полуобъятии. Шёпот со стороны нарастает, только чтобы заткнуться на высшей ноте под осуждающим взглядом Сяо Хуа. Сяцзы смотрит тоже, расплывшись в ленивой ухмылке. Рисует из чистой прихоти знакомой ци иллюзию — тёмные драконьи рожки себе, мелькнувший кончик пушистого уха Сяо Хуа — и с вялым интересом наблюдает за побледневшими людьми. Сяо Хуа долго победой насладиться не даёт, подталкивает локтём в бок, убеждая шевелиться, и направляется к их палатке. Сяцзы улыбается, следуя. Веселее и надоедливее слухов о том, кто из них дракон, а кто лис, только слухи, кто сверху, а кто снизу. Первые они уже подогрели. Вторые? Кто знает. Одинокий новичок в команде спотыкается в ужасе, замечая, как за озорно насвистывающим Хэй Сяцзы следует тень с шестью хвостами. Это же получается, что… О нет, ему надо срочно остановить дагэ, пока тот не проиграл все свои деньги в этом споре!