Kissi Royal Maroon Helleborus

Се Юйчень расстёгивает ворот пижамы неспешно, с расстановкой, с тихим удовольствием отмечая, как Сяцзы подбирается ближе, как заметивший вкусную рыбку кот. Взгляд ко взгляду — надуманное непонимание против искренней заинтересованности. — Сяо Хуа, — весело говорит Сяцзы, наклоняясь ещё чуть-чуть. — Ты что, специально? Се Юйчень медленно моргает в ответ, поднимая бровь в удивлении. Пальцы замирают на четвёртой пуговице, полувытащив её из петли. Конечно, он специально. Зачем ещё ему надевать пижаму — выползшую прямо из стереотипных рассказов, нарочито атласную и иссиня-черную, — когда спать предпочитает в удобной и простой одежде. Зачем ещё ему переключать систему в доме на обогрев, поднимая температуру до жаркого лета, когда он предпочитает прохладу. Зачем ещё ему устраиваться не на диване, где любит валяться Сяцзы, а в кресле, стоящем ровно напротив и дающем прекрасный обзор, и расстёгивать дурацкую скользкую рубашку, смешно прилипающую из-за жары. Конечно, Се Юйчень специально. Конечно, Сяцзы это понимает. — О чём ты? Он знает: партнёр обожает смотреть, хоть никогда в этом и не признается, бравируя своим искажённым зрением. Сяцзы никогда не откажется от хорошего зрелища — и Се Юйчень, как заботливый партнёр, всегда готов его предоставить. Так же, как сам Сяцзы позволяет ему трогать. Се Юйчень в обычной жизни тактильные контакты ограничивает сознательно — статус, безопасность, репутация; Хэй Сяцзы его добровольные цепи сбивает своим теплом, как ломом, и притягивает, поощряет, разрешает. Это и есть партнёрство. Понимание, чтобы дополнять друг друга. И ещё множество вещей, о которых Се Юйчень умолчит даже в своей голове. Они слишком нежные, хрупкие, несущие уязвимость; они о выборе, они о цельности, они о том, сколь многое включает в себя безликое для других «партнёры». Они о том, как Се Юйчень и Хэй Сяцзы нужны друг другу. Сяцзы любит провоцировать и быть спровоцированным. Разбавляет скуку светлых дней, как он выражается. Се Юйчень любит тоже — и в этом они сплетаются, как и всегда, словно детальки пазла. А ещё Сяцзы обожает целоваться. Вот как сейчас: стоит неудобно, сгорбившись, вот-вот кресло опрокинет, а всё к губам льнёт и льнёт, как страждущий, как будто душу через рот вытянуть собирается. Сяцзы так может долго — до онемевшей челюсти, они проверяли. Для человека, известного своим цинизмом, поцелуи Сяцзы ужасающе мягки. Он и весь мягкий, даже когда Се Юйченя пытается сожрать; ласковый, что умиротворённый тигр. Се Юйченю это нравится: может, он не единственный, для кого Сяцзы был таким, но точно единственный, для кого Сяцзы таков сейчас. — Сяо Хуа, — вкрадчиво шепчет Сяцзы, отстранившись едва ли на миллиметр. — Ты опять используешь меня в своих коварных планах, Хуа Эр Е? Расскажи мне? А ещё Сяцзы безумно любит говорить. Заткнуть его в постели без кляпа почти невозможно — если только очень постараться и выбить все связные мысли. Что, на самом деле, довольно сложно, но Се Юйчень не устаёт пробовать снова и снова. Когда-то они попробовали кляп. Не слышать и не говорить оказалось неприятным — мучительным — для обоих. Сяцзы — комок нервных рефлексов и инстинктивных реакций, поэтому времени потеряться в своей голове у него предостаточно. И отследить момент ухода — по тем же причинам — трудно. Се Юйчень эту науку впитывает с дыханием больше половины жизни, и может отметить прогресс, но порой… Он злится, если Сяцзы уходит. Он знает свою жадность. Это не то, что можно отнести к положительным чертам. Тем не менее, вожделение Се Юйченя нравится Сяцзы — и Сяцзы делится контролем, опускает щиты, предлагая. Забывает на краткий миг о независимости, уверенный, что его Сяо Хуа способен удержать его в ладонях и не разбить. Так же, как Се Юйчень осознаёт, что Сяцзы не заставит его потерять контроль до падения, и доверяется хитростям партнёра, как наивный дурак. Сяцзы обожает говорить, а Се Юйчень питает слабость к Сяцзы. Поэтому он отвечает — исключительно монотонно и не по делу, притворяясь, что не понимает, чего от него хотят. Давая Сяцзы шанс развить тему самостоятельно. Он, на самом деле, не очень хорош в грязных разговорах. Слишком оно… Смешно звучит, если все это произносит он. Неловко. Не стыдно — стыд как функция у Се Юйченя практически отсутствует, выбор Сяцзы в качестве партнёра это наглядно демонстрирует, — просто глупо. Не его роль. Зато Сяцзы более чем хорош. Он, кажется, все фирменные интонации только для бесстыжей болтовни и оттачивал, заучивал подходящие словечки, как величайшее знание, придумывал нелепые конструкции, отчего-то звучащие органично, когда их произносит он. Сяцзы в неприличном монологе профи — мог бы школу основать. Се Юйчень никогда не скажет это вслух. И этот его голос. Кто дал Сяцзы этот голос? Личное проклятие Се Юйченя. Его память идеальна, но вместе с важными документами и незаменимыми сведениями о гробницах в ней существует особая папка, не подлежащая уничтожению ни при каких обстоятельствах — картография голоса Сяцзы. Се Юйчень знает его лучше, чем бухгалтерию своей семьи. Он хранит в голове до последней ноты, любые микроизменения, каждое задумчивое хмыканье и весёлый присвист, каждый новый стон и тихий вздох. Сяцзы с этой его неслышной походкой и привычкой возникать, как тень, между ними двумя громкий, словно пожарная сирена. И Се Юйчень гоняется за любым отзвуком его голоса, как обезумевший коллекционер, собирая вельветовые обертоны по полочкам памяти. Сяцзы мог бы уложить весь мир к ногам, если бы стал певцом. И он говорит, обворожительный и точный в нахальстве своих предположений, гипнотизируя Се Юйченя, будто заклинатель змей, понижает голос до ленного шороха, описывая то, что им и так известно, предсказывая то, что и так сбудется. Подкрепляет обещания похвалами, оглушительный в касаниях — пока не доведёт до точки кипения. Пока Се Юйчень не двинется, используя всю приобретённую гибкость для недостойного побега — приторно игривого, неправильного, включающего мимолётное скольжение по Сяцзы, чтобы вытечь из рук бескостной массой и пересобраться снова, усмехаясь. Даже если они потакают друг другу, так просто никто не сдаётся. Игры в догонялки и споры такая же часть их отношений, как невысказанная нежность и взаимные уступки. Конечно, Сяцзы его поймает. Се Юйчень знает, как это произойдёт: зубы над уязвимой струной артерии, жёсткая тяжесть колена, фиксирующая бедро, переплетённые в короткой схватке руки, за которые его вытягивают и удерживают, не позволяя опереться на пол. Это захват, из которого он может выкрутиться, если пожелает; он не захочет. Сяцзы отпустит его самостоятельно, когда убедится, что оставил достаточную метку на его шее — яркую, самодовольную, вызывающую. Сяцзы знает, что Се Юйчень любит метки — и на себе, и на нём. Они подтверждают материальность происходящего, признался однажды. Сяцзы понимающе кивнул — и вот они здесь, на шкале старательно невозмутимых подчинённых, активно не косящих глазами на его шею, и стабильно спотыкающихся коллег Сяцзы, подозревающих ночное нападение вампиров. Сяцзы отпустит его, только чтобы поймать снова: перехватить надёжно, отвлекая от невозможных мыслей о побеге, и переместить их в более подходящее место — как минимум ковёр, потому что он не хочет слушать ворчание Се Юйченя по поводу полов после. Сяцзы и вообще предпочитает выбирать исключительно удобные места, если на то есть возможность: он фанат поваляться вместе, плотно обернувшись вокруг Се Юйченя, как виноградная лоза, дожидаясь, пока они оба придут в себя достаточно, чтобы повторить. Да, Сяцзы всегда мало, как бы он ни изображал из себя немощного старика по прихоти — и это одна из причин, почему Се Юйчень следит за своим состоянием тщательнее в последние годы. Конечно, Сяцзы поймает его. Но пока — пока он улыбается хищно развернувшемуся партнёру, перепрыгивая через диван, и притворяется намеревающимся уйти спать. Ему нравится дразнить Сяцзы.