Kissi Royal Maroon Helleborus

Се Юйчень был хорошим актёром. Он умел играть, умел лгать, умел делать это красиво, профессионально, так, чтобы хотелось верить. Это было его жизнью, его работой, въевшейся в плоть привычкой, верным оружием, отточенным навыком. Се Юйчень никогда не врал себе. Это было бесполезно. Контрпродуктивно. Глупо. Проще было держать разум под контролем и не заниматься самообманом. Поэтому он не лжёт себе, когда смотрит на Сяцзы. Сяцзы объективно красив, привлекательный, харизматичный, опасный. Се Юйчень совершенно субъективно цепляется взглядом за его рот и не позволяет себе лгать. Если бы он был другим, он мог бы сказать: это из-за того, что у Хэй Сяцзы половина лица скрыта. Ничего удивительного — за солнечными очками выражение поди разбери. Все люди, смотрящие на Сяцзы, ориентируются на его губы, потому что глаз не видно. Это инстинкт. Человеческим существам нужно видеть, что собеседник реагирует. Се Юйчень знает Хэй Сяцзы достаточно, чтобы не нуждаться в столь примитивном… способе коммуникации. Он знает, как читать настроение Сяцзы. Знает, что отражается в его глазах. Се Юйчень не может считать необходимость оправданием. Он смотрит, потому что ему нравится. У Сяцзы губы тонкие, бледные, грубые, обветренные вечно; в усмешке кривятся, в ядовитой ухмылке дрожат, насмехаются. Сяцзы шутит, Сяцзы поёт, Сяцзы дразнится, как ребёнок, высовывая язык. Сяцзы злится, скалится бешеным зверем, сжимает челюсти до боли. Сяцзы пьёт аккуратно, слизывает приставшие к губам крошки и молочную пену, кусает травинку в задумчивости, перекатывает тонкую палочку сигареты. Се Юйчень мысленно отвешивает себе пощёчину. У Сяцзы губы алые: снова добрался до его гримёрки и увёл краску, чтобы довести персонал и подчинённых до сердечного приступа. Сяцзы маркирует его следами помады, словно печатью, растрёпывает причёску и ослабляет ворот рубашки. У Сяцзы губы багровые: кровавые, битые, треснувшие. Сяцзы позволяет ему стереть кровь, сцеловать боль, залечить мазью. У Сяцзы губы упрямо сжатые, но Се Юйчень отступать не намерен: они играют в гляделки яростно, как притянутые магнитом, пока кто-то не сдастся. У Сяцзы губы податливые, тёплые, но цепкие: ловит подушечки пальцев, прихватывает мягко, разрешает гладить. Сяцзы улыбается — и Се Юйчень прикрывает глаза, щурится из-под ресниц, как будто это от гипноза чужой улыбки спасёт. Сяцзы, думает он, преступником быть должен не за деяния свои, а за это. Вот это обжигающее, лучезарное, эфемерное, не поймать, не коснуться, не удержать — противозаконное. И если Сяцзы начнёт чаще улыбаться так всему миру, Се Юйчень не уверен, не придётся ли браться ему за клинок. Сяцзы улыбается ему с полным осознанием своего влияния. Лениво жуёт трубочку, с неприличным сёрбаньем допивая молочный коктейль. Уводит из рюкзака гигиеническую помаду, потому что знает, как Се Юйчень ненавидит заскорузлые кровавые корки, и имеет наглость ворчать, если она оказывается без его любимой виноградной отдушки. Меняет калейдоскопом фирменные ухмылочки с лёгким смехом, наклоняется ближе доверительно, играет тональностью, заставляя прислушиваться и приглядываться, правильно ли понял. Уставившись взгляд ко взгляду, подмигивает бесстыдно, приспустив на секунду очки — отпивает из бутылки, напоказ плотно обхватив губами горлышко, смотрит пристально, гипнотизирует. Повторяет: много позже, наедине и без всяких напитков, опустившись на колени, заставляя подавиться собственным именем. Выпрашивает поцелуи, словно любвеобильный щенок. Зовёт: Сяо Хуа, Хуа-эр, Се-лаобань, Хуа-эр-е, Юйчень, душа моя, выговаривает мягко, почти приторно, до содрогания просто. Пробует на зуб силу воли, подтачивает выдержку, как жуки древесину, выискивает способы смутить и поддразнить жадно, голодный до внимания. Се Юйчень не смущается. Се Юйчень вдыхает глубоко, концентрируясь, открывает глаза с внутренним «к чёрту» и притягивает к себе. Да, ему нравится Хэй Сяцзы. И особенно — его рот. И особенно — занятый наконец делом.