Kissi Royal Maroon Helleborus

Темнота вокруг была ожидаемым исходом. Неприятным, но ожидаемым. Он успел подготовиться: жить, как ни в чём не бывало, ориентироваться в слишком полном ничто, улыбаться, будто всё в норме. Он всё продумал — этого должно было хватить. Ему ведь не нужно проводить всю жизнь в темноте. Только остаток. Он не готовился к тому, что в конце его будут держать за руку. У Сяо Хуа ладонь прохладная. Ухоженная, но твёрдая — рука бойца, притворяющегося изнеженным господином. Острые костяшки, длинные пальцы, парочка мелких царапин, оставленных долгой дорогой. Сяо Хуа не цепляется за него, словно пытается удержать призрачную тень. Не держит расслабленно, как человек, знающий, что добыче некуда деться. Не хватает, как неразумного ребёнка. Сяо Хуа смыкает их ладони в замок и терпеливо ждёт, пока Сяцзы ответит на прикосновение. Он всего лишь не отпускает: тонкая, эфемерная линия тепла рядом, уверенное, но не навязанное касание. Сяцзы принимает это. Он не уверен, чего Хуа-эр-е хочет. Он не планировал выбраться живым — в плане, вы знаете, все эти шутки, что самое долгосрочное планирование — это апокалипсис, но вот он прошёл, а что делать дальше. Они двигаются. Сяо Хуа не пытается вести его, как слепого. Направляет изредка, мягко ограждает от людей, но и только. Оставляет за Сяцзы решение, куда им идти. То есть, действует, как всегда, когда они заняты бесцельной прогулкой, простым блужданием по окрестностям, где самое интересное — компания, а не путь. И вот в чём дело — это не кажется фальшью, попыткой притвориться, что всё в порядке, усыплением бдительности перед будущей клеткой. Хэй Сяцзы знает Се Юйченя. Се Юйчень знает пределы и границы — и свои, и его. Это не акт милости для побеждённого, но минута, чтобы проветрить голову. Маленький, беззвучный диалог, в котором никому из них не нужно ничего объяснять. Сяцзы знает: Хуа-эр просто подождёт, пока ему не надоест бродить в темноте. Не станет принуждать, как никогда не пытался по-настоящему упаковать в кандалы и зашвырнуть на лечение — и, о, он мог бы, Сяцзы более чем уверен, он успел повидать, на что способны Се, когда пытаются защитить. Более чем достаточно примеров: Се Цзюе, Се Ляньхуань, даже У Эрбай, в котором кровь матери оказалась сильнее предсказанного. Готовность сломать, чтобы спасти. Се Юйчень умнее этого. Его Сяо Хуа — мудрый человек. Сяо Хуа не станет его принуждать. Вместо этого он просто останется рядом, терпеливо ожидая, как всегда, когда Сяцзы увлечён занятием, что ему не по нраву. Может быть, он будет слегка ворчать при этом. Может быть, нет. Единственное, чего Сяо Хуа не станет делать — это уходить. Нет, он останется, даже если они успеют насмерть разругаться — останется кружить на горизонте восприятия, напоминая о себе взглядом из тени, как ночной кошмар; только кошмары своих жертв не охраняют. Поэтому Сяо Хуа позволяет ему вытащить из элегантной замшевой куртки телефон — чёрный, с голографической эмблемой компании-производителя, Сяцзы помнит, как она переливалась розовым серебром, когда Сяо Хуа крутил смартфон в мгновения задумчивости. Сяцзы даже не удивляется, когда его собственный отпечаток работает в качестве пароля — что-то из очень Хуа-эр-е-штук, можно даже не сомневаться, что он это предусмотрел. Любопытно, в самом деле, сколько вещей имеют в графе «владелец» двойное именование. Та машина Сяо Хуа наверняка в списке? Сяцзы сбился со счёта, сколько раз ему разрешали её брать. Хорошо, что он заранее привык использовать функцию голосового помощника. Не самая удобная вещь на свете, ещё и слышит отвратительно, но какая иллюзия самостоятельности! Сяо Хуа никак не комментирует его желание вернуться в Пекин на обычном поезде, а не использовать идеально подстроенный под их нужды шаттл. Только щёлкает пару раз, подправляя что-то в выборе билетов на свой вкус и оплачивая. Точно выкупил всё купе, может, даже и вагон; Се Юйчень не любит делиться. И плевать ему, что по правилам оно так не работает: у Сяо Хуа на подобные случаи тысяча и одна лазейка найдётся. Может, им было бы лучше смешаться с толпой. Спрятаться на видном месте, чтобы никто не догадался, насколько они изранены. Сяцзы устал прятаться. Хуа-эр-е, он знает, тоже. Единожды можно — и они будут осторожны, чтобы не попасться глупо в руки людям, ускользнув из жадных божественных лап. Единожды можно, бьётся в его голове мысль, заставляя облизнуть в несвойственной тревоге пересохшие губы и попросить: — Домой? Хуа-эр, конечно, понимает. Для них есть разница между местом Сяо Хуа и убежищем Сяцзы, в котором он остаётся в последние годы всё реже. «Домой» — это вместе. Это в один из мистических особняков Се Юйченя, заботливо свитое безопасным гнездо, а не наспех созданное логово «на переждать». Маленький, столь желанный ответ на старый вопрос. Не в привычках Сяцзы отвечать через годы после — это присуще Сяо Хуа. Наверно, они уж слишком переплелись за это время, раз он позволяет себе такое. Сяцзы не нужно смотреть, чтобы знать: Сяо Хуа замирает на мгновение, обрабатывая предложение, вдыхает коротко, резко, невпопад, как человек, забывший, какого это, дышать; он щурится, раскидывая в своей умной голове, сколь многое может получить от этого предложения, надолго ли, проводит инвентаризацию планов и последствий; а потом улыбается, мелко и криво, как всегда, когда в нём сражаются воспитание, реалистичный взгляд на жизнь и тщательно сохраняемая вера в существование будущего. Эта улыбка из тех, что Сяо Хуа не любит, считая некрасивой — быстрая, резкая, как судорога, совершенно отличная от выверенных и отточенных реакций. Одна из самых живых. Эта улыбка из тех, что Сяцзы считает прекрасной. Пекин дремлет в тумане, когда они возвращаются.