О ненависти.

— Я не могу поверить, что мы решились на это. — Я тоже, любовь моя.  Центр суррогатного материнства встречал двух женщин белыми стенами и миллионами картин с изображениями новорожденных. Повсюду сновали врачи в белых халатах, а на ресепшене их встретила милейшая девушка, которая провела к нужному кабинету. Перед тем, как открыть дверь, черноволосая схватила за руку Энид и посмотрела ей в глаза: — Если ты не хочешь этого, то мы не будем. Мои желания остаются лишь моими, и ты не обязана рушить свои принципы ради них. Глаза волчицы заблестели от накативших слез. Уэнсдей хотела третьего ребенка. Им обеим уже было по сорок лет, их две чудесные дочери выросли и совсем скоро начнут заводить свои семьи, а ее собственное тело больше не может выносить дитя из-за проблем, которые возникли при беременности Офелией.  Блондинка ненавидела этот болезненный факт, а ещё больше то, что их третьего малыша будет носить под сердцем чужая женщина, которая может причинить ему боль. Она была против этого. Но желание подарить Уэнсдей ещё одну дочь, либо же сына, перевешивало всю ее ненависть. Потому что та этого заслуживала. В ее голове вдруг стали проноситься все те моменты молодости, когда ее любимая девушка боялась воспитания детей больше, чем чего-либо в своей жизни. Она вспомнила, как обижалась на ту из-за того, что Аддамс в самом начале отношений буквально кричала о своем нежелании заводить детей, и то, как она отреагировала на заявление оборотня, когда Энид заявила, что хочет ребенка. А сейчас, спустя двадцать с лишним лет совместной жизни, они стоят в частной клинике, о встрече, с главным врачом которой договорилась сама черноволосая. За ее плечами воспитание двух неугомонных волчат, которые поражали других людей своими выходками, а сейчас она хочет ещё одного. На заставке ее рабочего ноутбука красуется семейное фото, где голубоглазая обнимает маленькую Офелию и Гуди, а стол в кабинете их коттеджа усыпан рамками с портретами детей. И будь Энид проклята, если не позволит суррогатному материнству случиться, если это вновь даст им обеим почувствовать трепет от нахождения рядом с маленьким человечком. Ее мысли уносились куда-то вглубь сознания и наткнулись на воспоминание о том, как Гуди получила свой первый шрам. К тому времени, как это произошло, они с Уэнсдей были достаточно долго вместе, но такого выражения лица и испуга, она никогда не видела в чужих глазах. В сознании всплыл момент, как провидица, не стесняясь, плакала, когда несла их, тогда ещё, единственное чадо в больницу, как гладила по голове и шептала слова о том, что хочет, чтобы она поскорее проснулась. Тут же на нее обрушилось воспоминание, когда Аддамс рыдала на ее плече, отбросив всю свою маску стойкой девушки, когда их девочки в очередной раз подрались, и едва ли не умерли. Она навсегда запомнила тот взгляд, которым та одарила ее — разочарованность в себе и дикая ярость. Она шептала тогда что-то о том, что не знает, что сделать, лишь бы их детям стало лучше, чтобы они стали дружнее и наконец полюбили друг-друга. Энид научила эту черноволосую девчонку с косичками чувствовать, а дети — любить. Любить безвозмездно, до боли в груди, быть готовой отдать собственную жизнь, если бы это означало то, что они будут улыбаться так же счастливо, как ее жена.  На встрече с доктором и суррогатной матерью волчица дергает ногой от беспокойства, сбивчиво шепчет о том, что согласна, а после вылетает из кабинета так быстро, словно кто-то гонится за ней в попытке лишить жизни. Через девять месяцев у них будет ребенок. Маленький волчонок, который вновь заразит их дом радостным смехом, пока их две, совсем уже взрослые, девочки, проводят свое время в университете. Провидица садится рядом с ней в машине, кладя руку ей на колено и вопросительно заглядывая в глаза: — Что-то не так? — голубоглазая смахивает слезы со своих глаз от накативших воспоминаний и эмоций, а после утыкается той в шею, вдыхая такой любимый запах. — Я-я просто не могу поверить, что это происходит с нами, понимаешь? — ее голос дрожит, а руки схватились черноволосой, в попытке успокоиться. — Я все ещё не могу поверить, что ты полностью моя, что у нас, совсем скоро, будет трое детей, и мы все ещё вместе. Семнадцатилетняя версия меня и мечтать об этом не смела. Я просто слишком сентиментальная, не обращай внимания, Уэнс, — она отстраняется и фиксирует свой взгляд на девушке. — И никогда не сомневайся в этом, — черноволосая проводит рукой по бледной щеке и притягивает к себе для поцелуя. — Я лучше вновь переживу нападения Крэкстоуна, как тогда, в молодости, нежели оставлю тебя и наших детей, — шепчет прямо в губы, а после целует с силой, не давая той ответить ни слова, взмахом руки заставляя водителя опустить шторку, которая разделяет его и салон. И спустя восемь с половиной месяцев на свет появится маленькая Мара, с блондинистыми волосами, совсем как у ее матери.  — Я все ещё пытаюсь смириться с тобой, а они родили ещё одну, — зло шептала Гуди, рассматривая черную колыбель так, будто бы там лежал сам дьявол. — Господи, им что, нас не хватает? Они же уже старые для детей, разве нет? — Закрой свой рот, сестрица, и лучше помоги мне покормить ее, а то мама уснула, от бессилия видимо. — Давай ее сюда.