Последняя надежда

До Яо Мэй доходили слухи, что её свадьба со Вторым Нефритом для последнего сродни наказанию. Многие не стеснялись едва ли не в глаза ей высказать, что благородный Ханьгуан-цзюнь потерял лицо, когда погиб его бывший соученик, проклятый всеми Вэй Усянь, Старейшина Илина. Яо Мэй, конечно, слышала эту историю — все эти истории. В одних слухах рассказывалось, что тёмный заклинатель в Безночном городе совсем помешался и сам бросился со скалы. В других говорилось, что он был разорван лютыми мертвецами, в третьих — что его и вовсе поглотила тьма. Кроме того, люди шептались, что его поразил прямо в сердце собственный сводный брат, суровый глава клана Юньмэн Цзян. Как бы там ни было, заклинатели сожгли всё, что напоминало о нём на Луаньцзан. Не осталось ни людей клана Вэнь, что Вэй Усянь увёл с собой с тропы Цюнци, ни печати — рассыпалась пылью в тот страшный день. Будто и не было никогда Старейшины Илина, будто и не рождался такой на свет. Не откликалась на «Расспрос» его душа, он никому не отзывался и нигде не появлялся. В самом деле, можно ли играть безнаказанно с тёмными техниками и думать, что тьма не настигнет? Конечно, нет. Вот и Вэй Усянь погубил себя сам — только в этом и сходились заклинатели. Но минуло шестнадцать лет с того момента. Три года из них Лань Ванцзи провёл в затворе. Не прошло мимо Яо Мэй и то, что люди открыто высказывались — брак клану Лань нужен лишь для того, чтобы урезонить Ханьгуан-цзюня, слишком открыто показывающего, что всё ещё скорбит по тому, к кому и приближаться не должен был. Когда он вновь появился в миру, так и не снял траура, и одежды его были белы как снег, сшиты из грубой ткани, хоть все знали, что клан Гусу Лань совсем не бедствует. Яо Мэй пропускала всё это мимо ушей. Когда случилась Аннигиляция солнца, она была лишь малышкой трёх лет от роду. Ханьгуан-цзюнь, едва получивший в то время титул, был тем самым прекрасным заклинателем, что пришёл в деревню, где ютился её клан — бедный осколок клана Яо, и освободил их от Цишань Вэнь. Её саму, замирающую от ужаса, он поднял на руки, вытащив из-под перевёрнутой бочки для омовений, где она пряталась несколько дней, дрожа от страха, изнывая от голода и холода. И с той поры он снился ей едва ли не каждую ночь. Он был для неё всё равно что ожившей сказкой, и мало кто из клана принял её увлечение всерьёз. Но она становилась взрослее, и вместе с ней изменялись и её чувства. Искренняя влюблённость — или даже одержимость? — разросшаяся в сердце ещё совсем ребёнка, не прошла со временем, как полагали окружающие. И когда оказалось, что в клане Лань подыскивают жену для Лань Ванцзи, она на коленях встала перед дядей, знаменитым — большей частью за длинный язык — главой клана Яо. Поначалу тот и не собирался слушать её. Клан Лань — и чтобы породнился с кланом Яо? Это не выглядело дальновидным шагом, а Лани продумывали такие моменты основательно. Но всё же глава Яо направил письмо с предложением главе Гусу Лань. Не прошло и луны, как Лань Сичэнь собственной персоной явился в деревню, где проживала Яо Мэй. Сперва он долго говорил с её родителями, с главой Яо, а после призвал её к себе. Тогда Яо Мэй волновалась так сильно, что не могла даже посмотреть на него прямо. Замерла перед ним на коленях, потому что встать было слишком уж страшно. — В клане Гусу Лань не приветствуют лжи, — начал он, и голос его был спокоен и тих. — Ответь мне честно, что тобою движет?.. Яо Мэй и верно нарушила заведённые порядки — никогда такого не бывало, чтобы юные девы сами просились в жёны. Одно дело, когда родители или родственники подыскивали им пару и хлопотали об этом, но совсем другое — её просьба. Должно быть, главе клана Лань она показалась выскочкой, или даже он заподозрил, что она движима мелочными стремлениями, недостойными клана Гусу Лань. Яо Мэй покраснела, осознав, какой может показаться со стороны. Но отвечала она твёрдо, не став скрывать, что у неё на сердце: — Пусть я юна и мало понимаю в жизни, — начала она, — но с детства образ Ханьгуан-цзюня живёт в моей душе. Я не знаю никого благороднее и прекраснее его, потому хотела бы — если у меня есть хоть мизерный шанс — стать его супругой. Служить ему и заботиться о нём, как следует хорошей жене. Быть может… быть может, если позволят Небеса, стать матерью его детей. Вот и всё, о чём я мечтаю. Глава клана Гусу Лань молча смотрел на неё, будто умел читать души людей, как бамбуковые таблички. Наконец он медленно кивнул. — Что ж. Из всех дев ты оказалась самой достойной. И после того Яо Мэй начали готовить в невесты благороднейшего Ханьгуан-цзюня. Не сказать, что ей хоть кто-то завидовал. Девушки-подружки много раз заметили, что Лань Ванцзи никогда никого не одарял улыбкой, что он холоден и молчалив, как гранитная скала. И пусть он красив, силён и талантлив, а всё же никто не хотел бы, чтоб такая ледышка оказалась вдруг единственным супругом. Но и в этом Яо Мэй совершенно не слушала других. Её мечта сбывалась. Ей только-только должно было исполниться девятнадцать, и жизнь представлялась полной удивительных событий. Согревали её и слова главы клана Гусу Лань, и она тщетно пыталась не гордиться ими. Её нисколько не смущала разница в возрасте. Ну и пусть будущий супруг больше чем вполовину старше её! Зато он великий заклинатель, Золотое ядро которого сильно настолько, что на его чертах возраст вовсе не сказался. Даже напротив, Яо Мэй втайне трепетала от счастья, что ей достанется столь опытный муж. Жаркие сны приходили к ней по ночам, пусть непонятные ей до конца, но сулящие прекрасную жизнь в супружестве. О, ей отчаянно хотелось, чтобы поскорее уже они отдали поклоны Небесам и земле! Приготовления шли неспешно, но счастливый день всё же настал. Яо Мэй, одетая в красное, оказалась в Облачных глубинах. В шаге от того, чтобы стать младшей госпожой Лань. Всё в ней трепетало от восторга, но она напоминала себе о терпении, о смирении. Тысячу тысяч раз говорила себе, что каждый миг теперь драгоценен, его нужно смаковать и лелеять в сердце. Воображение её рисовало Ханьгуан-цзюня в алых одеждах, расшитых золотыми драконами. Наверняка выглядеть он будет, точно небожитель. Как бы только удержаться в сознании, взглянув на него из-за вуали! Она так размечаталась, что когда тот на самом деле появился, сердце её пропустило удар вовсе не из-за близости исполнения мечты. Её великолепный будущий супруг вышел к храму. Лань Ванцзи, никогда не нарушавший правил, чётко следовавший этикету, во всём, казалось бы, идеальный, на собственную свадьбу прибыл в белом, точно этот радостный день для него был днём траура. Ни золотых драконов, ни празднично-красного, только яркая белизна, схожая с первым снегом. И впервые в мысли Яо Мэй закралось сомнение. Сквозь густую вуаль она видела, как закаменел лик Лань Цижэня, учителя Лань, как помрачнел глава клана, Лань Сичэнь. И её отец, и её дядя синхронно переглянулись, неодобрительно сощурившись. Но Лань Ванцзи будто и не замечал ничего. Он прошёл к ней и подал ей руку, помогая выйти из паланкина, а затем повёл к ступеням храма. Он не сказал ей ни слова. Не ободрил, как мог бы будущий муж смущённую невесту. Не выразил радости. Не поприветствовал даже, лишь слегка кивнул, точно на самом деле в сердце его не было никакой радости. В храме они должны были преклонить колени, отдать поклоны Небесам и земле, перед лицом предков выпить единую чашу. Сердце Яо Мэй всё равно забилось радостно, едва она напомнила себе об этом. Поистине это ведь лучший день её жизни! Жаль, конечно, что Лань Ванцзи и взглядом её не удостоил. Но ведь у неё впереди долгий путь, вдруг сегодня он слишком скромен, чтобы вот так запросто рассматривать свою невесту? Яо Мэй придумала множество оправданий для него, но вскоре и ими не смогла отбиться от закравшихся странных ощущений. Казалось бы, каждое действие Лань Ванцзи выполняет бездумно, лишь потому, что так ему велели. Лишний раз он не поворачивал головы к невесте, золотые глаза смотрели далеко-далеко и были полны такого холода, что снова сомнение укололо Яо Мэй, пробившись сквозь радость и даже притушив её. Быть может, правы были подруги, когда говорили, что каким бы замечательным заклинателем Лань Ванцзи ни был, а мужа из него не выйдет? Хватит ли в ней одной тепла, чтобы отогреть его?.. Скромность это, или что-то иное проросло в нём и теперь показывает себя украдкой? А вдруг он окажется не только холоден, но и жесток? Кто и когда видел хоть одну госпожу Лань? Что там за правила рассказывают только девушкам?.. Но вот уже они сделали по глотку из одной чаши. Глава клана Лань пригласил всех на пир, и Яо Мэй уже готова была отдать должное блюдам… когда поняла, что её теперь уже супруг не ест и не пьёт. Лань Ванцзи пусть и поднимал чашу, едва раздавались поздравления, да так и не сделал ни глотка. Тарелка перед ним осталась пустой. И даже когда Яо Мэй решилась и принялась накладывать ему лучшие кусочки, он не удостоил её старания вниманием, так ни к чему и не притронувшись. Словно он и не нуждался ни в еде, ни в питье. Истинный небожитель, отказывающийся от земных яств. Вот только Яо Мэй сразу подумала, что, быть может, правы были и те, кто считал — брак для младшего господина Лань стал сродни ударам дисциплинарного кнута. Не радостью он встречал жену, а печалью и горечью — потому что она была для него наказанием, а не наградой. Но как ни печально было это понимать, всё же Яо Мэй славилась удивительным упрямством и не торопилась полностью расставаться с надеждой. Что ж, она покажет себя примерной супругой, и холодное сердце её Лань Ванцзи наконец-то оттает! Так оно и будет! Её муж поймёт, что за сокровище обрёл, потому что во всём она будет следовать его словам, поддерживать в каждом шаге, врачевать его раны. Верность её, кроткий характер, мягкость и покладистость непременно покажут ему, что о лучшей супруге он не мог и мечтать. Нужно только отбросить запавшие в уши чужие слова, верить лишь собственному сердцу, принимать за истину лишь собственные чувства. Утешив себя такими мыслями, Яо Мэй стала с нетерпением ждать вечера. О том, как нужно завершать брак, она слышала совсем немногое. Рассказы тётушек не слишком помогли в подготовке, уж очень те смущались и стеснялись, когда вспоминали, что её мужем будет сам Ханьгуан-цзюнь. В клане, превозносившем более всего аскезу, разве нужно, чтобы жена владела различными хитростями в постели? А ну как бедняжку сочтут развратницей?.. Чтобы не опозорить собственный клан, женщины только мялись, не в силах найти подходящих ответов на вопросы Яо Мэй. Кто-то говорил, что непременно будет больно, кто-то твердил, что это стыдно. Сама же Яо Мэй не могла представить ничего более желанного, чем миг, когда Лань Ванцзи отбросит с её лица вуаль, освободит её от лишних одежд и возляжет с ней на одну постель. Даже дыхание вдруг перехватывало, пускай она и понятия не имела, что там должно случиться дальше. Шёл пир, а Яо Мэй так замечталась, что едва заметила, когда наконец настал этот самый час. Глава клана Гусу Лань поднялся и объявил, что новобрачным пора покинуть пир. Лань Ванцзи рядом с ней встал первым, но на этот раз вовсе не подал ей руки. И уходили они из Главного зала как будто вместе и порознь одновременно. Яо Мэй почувствовала, как странно смотрят им вслед, и разволновалась. Утешающие мысли сбежали от неё, остался лишь невнятный страх. Вот-вот с ней случится что-то, чего она не понимала, разве тут можно не испугаться? Пусть даже сделает это мужчина, о котором она так долго мечтала. Путь их отмечали красные фонари, но когда Лань Ванцзи проходил мимо них, они гасли, и Яо Мэй шла следом в полумраке, взглядом цепляясь лишь за его ровную спину. Ей так хотелось позвать его, окликнуть, но горло сжало предчувствие близкой беды. Неужели он намеренно пугал её? Или на самом деле она всего лишь переволновалась, оттого и мерещатся ужасы? Дорожка повернула к выделенному молодожёнам домику, Лань Ванцзи вдруг так ускорил шаг, что Яо Мэй в длинном одеянии со шлейфом, напоминающим роскошный хвост феникса, не смогла за ним успеть. Сгущалась тьма — сегодня все Облачные глубины забыли о правиле засыпать в девять вечера. Фонари погасли, белое одеяние Лань Ванцзи едва маячило где-то впереди, а Яо Мэй не могла побежать. Нахлынула обида! За что он так с ней? Отчего так жесток? Это их первая брачная ночь, неужели он не понимает, как ей трудно? Она выпорхнула из-под родительского крыла, перед ней лежала неизвестность, о которой так много судачили, но ни капли не сделали яснее. Почему же он, столь благородный, не снизойдёт до неё, не подаст руки, не утешит?! Она никак не могла отдышаться, а Лань Ванцзи скрылся за дверью, даже не оглянувшись на неё. Яо Мэй с трудом удержала себя от слёз, опять успокоившись тем, что о её супруге не раз говорили — после трёхлетнего затвора он жил исключительно праведно. Должно быть, завершение брака для него непростая задача, столь же необыкновенная, как и для неё, девушки простой и неискушённой. Наверняка он смущён не меньше юной жены и теперь поспешил вперёд погасить свечи, чтобы таинство творилось во мраке! Зачем бы иначе ему так торопиться?! Найдя для себя оправдание его действиям, Яо Мэй наконец добралась по белой дорожке до дверей домика. Она толкнула их и замерла, приоткрыв рот. Свечи горели ярко, всё было хорошо освещено, даже большая кровать с алым пологом, на которой лежали лотосовые лепестки, и фрукты, и семена, как пожелания им брака яркого и плодотворного… Но смотрела Яо Мэй не на постель. Взгляд её намертво приковала ужасающая сцена, развернувшаяся прямо перед входом. Даже вуаль не уберегла её от увиденного. Из её горла сам собой вырвался жалобный вскрик, столь громкий, что содрогнулись, наверное, все Облачные глубины. Она сумела осмыслить увиденное и зашлась горестным плачем, едва не завыла, отбросив вуаль с лица, затыкая ладонью рот. Её прекрасный супруг бездыханным лежал на усыпанном лепестками цветов полу. Кровь его мешалась с ними, алым были безнадёжно испачканы белые одежды. Лань Ванцзи вспорол себе горло верным своим клинком, и Бичэнь, выпивший жизнь владельца, холодно поблёскивал, точно обвиняя кого-то в этой трагедии. Яо Мэй рухнула на колени, тоже пачкаясь в крови. Пальцы её дрожали, слёзы текли по щекам, но никуда не делось её упрямство. Яо Мэй не была просто безголовой девицей, девчушкой с окраин, замечтавшейся о заклинателе. Пусть её Золотое ядро было не таким уж сильным, пусть она никогда не ходила одна на Ночную охоту, но владела подходящими техниками. Не медля больше, не давая горю заковать себя в ледяные оковы, она собрала и заключила душу Лань Ванцзи в мешочек цянькунь, что всегда прятался у неё в рукаве, пока та не рассеялась. — Что здесь произошло? — появился за её спиной Лань Сичэнь. Голос его словно разбился, едва он наконец рассмотрел тело, и кровь, и Бичэнь на полу. Яо Мэй подняла голову и взглянула ему в лицо. Сквозь рыдания пробилось одно только слово: — Почему?.. Ответа она не ждала. Ей казалось, глава клана Гусу Лань никак не может знать, отчего его брат решился на подобное вместо брачной ночи. Но внезапно Цзэу-цзюнь отозвался: — Мы недооценили величину его скорби и силу его любви. Любви?.. Яо Мэй стала бледнее белых одежд своего супруга, кожа её заледенела, как будто холодное дыхание зимы сорвалось с гор и окутало её. Она не стала уточнять — и так было ясно. Самые страшные слухи не лгали — Лань Ванцзи, прославленный Ханьгуан-цзюнь, потерял собственное сердце в тот день, когда Старейшина Илина, проклятый Вэй Усянь, ничтожный тёмный заклинатель был убит, погиб или принял смерть от рук собственных лютых мертвецов. Яо Мэй сжала мешочек цянькунь в пальцах так, что побелели костяшки. В памяти её вдруг всплыли странные рассказы. Люди говорили, что есть некто — может быть, демон, возможно, тёмный дух — некто, владеющий тайными силами, бродящий странными путями. Некто, кто умел возвращать к жизни мёртвых. Пусть боль и горечь от произошедшего захлёстывали её, пусть она содрогалась в рыданиях, но всё же у неё ещё была надежда. Последняя надежда. — Глава, — сказала она решительно, — мне нужен талисман перемещения. Я верну его к жизни! Я верну его! Лань Сичэнь смотрел на неё с сомнением, будто не веря. Но потом всё же передал ей талисман, написав его собственной кровью, напитав собственной силой. — Иди, — только и добавил он напоследок.