Вечное сияние чистого разума.
Ответ приходит быстро и Чимин довольно улыбается. Точно.Твой художник оказался конченным?
Следом прилетает следующее сообщение. Чимин усмехается. В Тэхёне его удивляют и восхищают две вещи: во-первых, он всегда поднимает настроение, а во-вторых, он ужасно проницателен. От него невозможно ничего скрыть. Пак не отвечает, гипнотизируя открытый диалог и получает ещё одно сообщение, которое заставляет улыбку исчезнуть с его лица.Не знаю на сколько вы близки, но ты точно знаешь о нём всё и доверяешь ему? Я поискал информацию в интернете. Он правда талантливый художник, им восхищаются, но… Чимин, тут пишут, что он лежит в психушке.
И моментально ещё одно.Может, это я перепутал. Извини.
Пак не отвечает. В голове столько вопросов и он не знает, кто может на них ответить. Чонгук сейчас в состоянии невменяемости и говорить с ним будет трудно. Намджун зол и может наговорить что угодно. Медленно встает, оглядывая комнату вокруг себя. Больше дом ему не кажется уютным со всеми разбросанными по полу вещами и брызгами крови на полу. Замечает телефон Чонгука рядом и поднимает его. Он не собирается копаться в нём, но вдруг там есть что-то, что Пак должен увидеть. Снимает блокировку и сразу же открывает галерею с фото. В груди вновь расползается нереальное, тёплое и приятное чувство. Все последние фото, сделанные Чонгуком — это Чимин. Он не сообщал о том, что собирается его фотографировать, делал это незаметно и Пак получался на них такой живой, естественный и настоящий. Фотографии, где он спит. Фотографии в кафе, когда он отвлекался на что-то и отводил взгляд. Ему удалось подлавливать самые милые и счастливые моменты, передавая красоту своей Розочки не только красками. И это трогательно. Это действительно заставляет Чимина на мгновение забыть обо всём произошедшем и, словно плёнку, отмотать воспоминания назад. Погрузиться в самое счастливое время в его жизни. Листает выше, фото меняются на пейзажи, мотоцикл, страницы книг, чужие картины, комиксы. Находит одно единственное селфи и долго его рассматривает. Чонгук на нём стоит на фоне оживленной улицы. На нем черная панама и маска, спущенная на подбородок. Он показывает знак «мир» и смешно жмурит один глаз, немного надув губы. Пак любуется. Нажимает на кнопку «поделиться» и находит свой номер в контактах. Мило поджимает губы, видя «Самая красивая Розочка в моём саду» и отправляет фото себе. Он не сможет уйти, если это всё-таки конец, и просто забыть его. Хочет оставить себе хотя бы одну фотографию и любоваться ею, когда будет особенно тяжело. Как напоминание о чём-то добром и светлом, о том, что всё в жизни Чимина может быть по-другому, может измениться даже на пару дней. Блокирует чужой телефон и кладёт его на диван. Он совершенно потерян. Никогда ранее он не оказывался в подобных ситуациях и понятия не имеет, что ему делать дальше. Скорее всего ему надо просто уйти. Он не готов разбираться с проблемами Чонгука. В нём самом сил едва хватает на собственные болячки, которые не успевают зажить. Подходит к ванной. Стоит несколько минут, прислонившись к прохладной двери лбом и вслушиваясь в тишину за ней. Робко стучит. Ему не отвечают. Он пробует нажать на ручку, но дверь оказывается запертой. — Чонгуки, — удивляется собственному голосу. Такому слабому и дрожащему, будто он принадлежит не Чимину, а умирающему человеку. Отчасти так оно и есть. В этом доме сегодня умерла его часть. Ощущения такие, будто ему без наркоза вскрыли грудную клетку, вырвали бьющееся сердце и вручили в руки Чонгуку. И сделал это ни кто-то посторонний, а он сам, лично. Чтобы доказать, что его чувства не являлись ложью и красивой манипуляцией, не были механизмом мести. Они были чисты и прекрасны, правдивы и искренни. — Открой, пожалуйста? Не слышит в ответ ничего. Ведет ладошкой по двери, надеясь, что художник стоит там и чувствует через деревянную поверхность тепло его руки. Надеется, что их связь, которую Чон непременно тоже ощутил, подскажет ему, позволит почувствовать Чимина, даже если они будут далеко-далеко друг от друга. Пак не может уйти не попрощавшись, подбирает слова, которые хочет сказать, которые шумным роем кружат в нём и заставляют дрожать. Он опускается на колени, не убирая руки и шепчет чуть слышно: — Прощай.***
Чонгук стоит в ванной и хватается за сердце. Оно так сильно болит, как никогда. Оно заставляет Чона чувствовать себя живым, гоняет кровь по организму и бешено колотится в груди. Художник почему-то вспоминает сказку про Снежную королеву, тот момент, когда Каю в эту глупую мышцу попадает осколок заколдованного зеркала. И сердце его превращается в льдинку, а сам он в бездушного робота, не способного на чувства. Хочет также, хочет больше никогда ничего не чувствовать. Впивается тонкими пальцами в растрепанные волосы, проклинает себя за собственную глупость. Он снова и снова повторяет свои ошибки, будто в проигрывателе заело пластинку. Судьба будто смеётся над ним, приговаривая — не вынес урок в первый раз, будешь проходить через это снова и снова, пока не поймёшь свою ошибку. Он бы и рад, вот только не поймёт что сделал не так. В случае с Джином его погубила ревность. С Чимином — случайное стечение обстоятельств и его собственное незрелое поведение. Он разрушил всё, что мог, а теперь сидит на руинах и рыдает о самом себе. Он не заслуживает любви своей Розочки. Он не заслуживает этого маленького, но такого сильного и стойкого существа. Шарит рукой под раковиной и находит пакетик с остатками «волшебной пыли». Вздыхает, надеясь, что Юнги не будет выделываться после сегодняшнего разговора и привезет ему ещё. Быстро вытряхивает порошок на бортик, ровняет его трясущимися руками и втягивает носом. Откидывается спиной на дверь и слышит за ней робкие шаги. Чимин стоит рядом, стоит Чону открыть дверь, он сможет заключить Розочку в свои объятия. Но художник не хочет показываться ему в таком состоянии. Плотно сжимает глаза и слышит, как Пак кому-то звонит. — Намджун, ты ещё ждёшь меня? — сердце Чонгука с треском разлетается внутри, оставляя на своём месте черную, шипастую розу, истекающую кровью. — Я выхожу. Закрывает глаза руками, надеясь, что сейчас его накроет, наркотик подействует и подарит ему забытие. Он не хочет приятных глюков и ощущения эйфории. Ему сейчас необходима тьма, пустота и звенящая тишина. Он хочет почувствовать себя мёртвым. Но ничего не происходит. Чонгук слышит удаляющиеся шаги и осторожный хлопок входной двери. Понимает, что это конец. Всё началось так быстро, так внезапно. Он ещё слишком живо помнит вкус его крови на своих губах в день их знакомства, когда Чимин порезал палец о шип дикой розы. Помнит его смелый шёпот в своей спальне и тепло податливого тела под собой. Открывает глаза и теперь ему всё произошедшее кажется прекрасным видением. Наверное в тот день он перебрал с коксом, и Чимин ему привиделся. А в реальности его не существует и никогда не было. Чонгук так сильно хочет вернуть эту иллюзию в свою жизнь. Встаёт, вспомнив про китайские таблетки на бортике своей ванны. Они лежат там же, никем не тронутые. Хватает одну и лишь мгновение вглядывается в неё, а затем проглатывает, запивая водой из-под крана. Смотрит на себя в зеркало, смывая с лица остатки порошка и выходит в пустой дом. На улице уже начало темнеть и теперь дом выглядит не просто опустевшим, а пугающе одиноким и брошенным. Как и его хозяин. Чон проходит на кухню, разглядывая её так, словно впервые видит. Направляется в спальню, стараясь как можно быстрее миновать гостиную. Видит разбросанные подушки, плед на полу и вывернутый шкаф. Заходит в мастерскую, замечая на полу недописанную картину с отверстием в самом её центре. Единственное напоминание о том, что было. Оно причиняет невыносимую боль и Чонгук, на эмоциях, переворачивает всё в мастерской, ища в завалах канцелярский нож. Находит его не сразу, хватает, выдвигая лезвие в мгновение разрезает полотно холста, уничтожая картину. Стоит над холстом, рассматривая изуродованное изображение. Мнётся с ноги на ногу, а потом бросается на улицу. Он надеется, что ещё не поздно, Чимин ещё не уехал. Он сможет его догнать и остановить. Он сможет объясниться и извиниться. Он не хочет остаться вот так — словно испорченный холст со следами пребывания Дикой Розы в его жизни. Его душа, как и полотно — израненные ошмётки, и единственное прекрасное, что в ней когда-то было, это Чимин. Выбегает на улицу, ёжась от прохладного ветра и сырости. Видит машину брата, всё ещё стоящую перед домом и делает несколько решительных шагов к ней. Но замирает. Там, в машине, на переднем сидении, его Розочка целуется с Намджуном. В голове становится тяжело, всё будто затягивает туманом. Чон смотрит и не может разобрать — Чимин это или Джин. Перед глазами всё плывет, и он с удивлением обнаруживает, что по щекам стекают слёзы. Он думал, что больнее уже не будет. Но новое предательство уничтожает его, сжигает изнутри, не оставляя шанса. Ему тяжело сделать даже вздох от тяжести и жжения в груди. Он снова видит себя на краю обрыва. Маленькие ручки отпускают нить, и Чонгук падает. Летит долго в беспроглядную тьму, пока не напарывается на острый выступ, пронзающий его насквозь. Делает шаги назад, не чувствуя ног и почвы под ними. Тело словно живёт отдельной жизнью, пытаясь заблокировать болезненные ощущения. Чонгук возвращается в дом, громко хлопая дверью. Его накрывает ненависть. На Намджуна, на Чимина, на себя самого. Он пинает вещи под ногами, бьёт уцелевшую посуду и кричит так сильно, будто это поможет выпустить внутреннего зверя наружу и освободиться от него. В спальне достает нож и режет им матрас, как очередное напоминание. Именно здесь они с Чимином впервые познали друг друга. Режет свои руки, забрызгивая пространство вокруг кровью. Он тоже как одно из напоминаний о Розочке. Он тоже его помнит. Останавливается, пытаясь прийти в себя. Голова кружится, дыхание сбито. Слышит голоса в гостиной и выходит туда. Ему кажется, что он сходит с ума. Картинка становится невероятно четкой и яркой, будто кто-то специально прибавил мощность и поставил освещение. Намджун и Чимин сидят на диване и ласкают друг другу. Слишком жарко и развязно. Они оба обнажены, и эта картина слишком сильно напоминает ему то, что он уже однажды видел. Правда вместо Пака был Джин, а Намджун был гораздо младше. Чонгук замирает и даже не моргает, всматриваясь в сцену перед собой. В голове происходит настоящий карнавал мыслей, и он совершенно не понимает, что происходит. Подходит ближе, касаясь тёмных волос Чимина. Тот лениво поворачивает голову, выгибаясь в спине и подставляя под мокрые поцелуи Намджуна шею. Смотрит внимательно на Чонгука и ухмыляется. Его лицо кажется художнику в этот момент незнакомым, чужим и даже неприятным. Свет начинает мерцать, приобретает оттенки красного, синего, фиолетового и ярко-белого, будто кто-то зажег новогоднюю гирлянду. Вместе с ним меняется картинка перед глазами. Чонгук видит Чимина, восседающего на бёдрах Кима и пошло облизывающего пальцы. Он заводит руку за спину и растягивает себя, вводя пальцы по одному. Затем приподнимается и насаживается на крупный член, закатывая от удовольствия глаза. Свет меркнет, загорается другой оттенок и появляется новая сцена. Намджун стоит перед Розочкой на коленях и медленно слизывает кровь с его пальца. Крови так много, кажется, что она затопила дом. Свет. Картинка. Младший брат сидит на полу, нависая над телом Чимина и тонкой кисточкой вырисовывает на нём рубиновые розы. Покрывает шею, ключицы и грудь. Красный свет. Джун сидит в высоком кресле, а у его ног разместились обнаженные Чимин и Джин. Они приникли к его ногам, а тот заботливо оглаживает их головы. Фиолетовый. Посреди комнаты стоит невысокий белый стол. На нём лежит полностью обнаженный Ким. Чимин стоит над ним, высыпает на его грудь белый порошок и выравнивает черной, пластиковой картой в несколько дорожек. Наклоняется, снюхивает одну. Поднимает взгляд, позволяет увидеть кровавые слезы, стекающие по его бледным щекам и манит Чонгука пальчиком, а затем целует Намджуна. Слишком долго и откровенно. Заставляет разозлиться ещё сильнее. Заставляет ненавидеть. Синий. Чимин появляется перед Чонгуком. Он выглядит обеспокоенным. Спрашивает что-то, но Чон не может разобрать слов. Пак одет также, как сегодня утром и художник не может понять — это реальность или игра его воображения? Его трясут за руку, и он чётко ощущает тепло чужой кожи. Он растерян. На него снова накатывает туман и ужасная усталость. Смотрит в эти безумно печальные глаза, которые светятся изнутри, вспоминает увиденное и снова ощущает нечеловеческую боль. Медленно достаёт нож из кармана. Выдвигает лезвие. Последние секунды любуется потрясающей красотой перед собой. Восхищается идеальными чертами лица. Бледной кожей и яркими, пухлыми губами. Вспоминает, как сравнивал их с лепестками дикой розы, растущей в своём саду. Он сожалеет о том, что они познакомились осенью, когда природа теряет краски. Весной его сад расцветает и поражает воображение, он бы хотел показать это Чимину. Чуть слышно произносит: — Всё красивое должно умереть. Заносит руку и видит испуг на прекрасном лице. Делает резкое движение, режет тонкую кожу на шее, надавливая на лезвие и вгоняя его глубже. Наслаждается страхом и видом свежей, алой крови, стекающей из раскрытых губ. Чимин хватается за шею, пытается остановить кровь и смотрит в две безумных, чёрных бездны. Чувствует железный привкус во рту и падает перед Чонгуком на колени. Художник стоит неподвижно. Стеклянными глазами наблюдает за хрупким телом перед собой. Ему нравится то, что он видит. Ему нравится запах крови. Зверь внутри беснуется, завывает и плачет, царапает изнутри, но Чон злобно шикает на него, призывая к тишине. Хочет насладиться великолепным зрелищем. не отвлекаясь на посторонние звуки. Он хочет запечатлеть эту картину в своей памяти навсегда. Чонгук ничего не чувствует, кроме дикого восхищения. Вот таким должен Чимин быть на его картине. Сломленный и разрушенный, с кровавыми следами, хватающийся за жизнь из последних сил, делающий последний, судорожный вздох.***
Когда бездыханное тело падает на пол, в голове Чона словно срабатывает переключатель и осознание медленной, тяжелой волной накатывает на него. Мозг начинает работать, и он понимает, что наделал. Падает на колени рядом, переворачивает Розочку на спину и, роняя слёзы, убирает черные волосы с его лба. Руки дрожат и не слушаются, перед глазами всё плывёт. Чонгука трясет в истерике, он пытается зажать рану и наклоняется, прижимаясь к неподвижной груди, чтобы услышать слабое биение сердца. Но его нет. Художник ревет зверем, проклинает и ненавидит себя. Смотрит на свои руки, перепачканные в крови и не верит, что он сделал это. Снова наклоняется, целуя окровавленные губы, затем встает и уходит в ванную. Там облокачивается на раковину и смотрит в зеркало. Видит не себя, а зверя, что смотрит с укором. Чужие глаза, налитые кровью и озлобленные. Произносит одними губами «я не хотел», повторяет словно молитву, будто это сможет вернуть Чимина к жизни. Прижимается лбом к холодной поверхности зеркала и снова повторяет слова. Взгляд цепляется за ярко-розовые таблетки. Чонгук хватает их и закидывает сразу все себе в рот. Снова смотрит в отражение, торгуется сам с собой. Верит, что это лучший выход. Он должен последовать за Чимином и прекратить своё бессмысленное существование сейчас. Это лучшее решение, которое он мог принять. Включает воду, набирает её в ладонь и запивает таблетки. Оставляет след ладони на зеркале, умывая своё отражение кровью и тяжело шагает в спальню. Медленно открывает двери в сад, проходит в гараж и находит там наполовину заполненную канистру с бензином. Он берег её для своего мотоцикла, хранил на всякий случай, если вдруг проглядит не рассчитает, чтобы хватило доехать до заправки. Приносит канистру в дом и сразу направляется в мастерскую, разливая жидкость по холстам и валяющимся вещам. Бережно переносит холодеющее тело своей Дикой Розы, усаживая его в кресло. Заботливо поправляет волосы, стирает кровь с его губ, нежно гладит руки и целует каждый пальчик. Шарит глазами, ища в беспорядке то, из чего было бы можно добыть огонь и случайно находит зажигалку, с которой игрался Сынми. Видимо, выпала из кармана. Дотягивается до неё и замирает на несколько секунд. Он чувствует как его начинает крыть с новой силой. Но это не приятный кайф, а что-то отвратительное. Начинает тошнить и он сам не знает какая смерть страшнее — от передоза или от яркого пламени. Оглядывает Чимина. Прижимается к его ногам и снова шепчет: — Я не хотел этого. Я люблю тебя. Чиркает зажигалкой и бросает её в сваленные в углу холсты, обильно политые бензином. Дрожит, жмётся сильнее, обхватывая ноги Чимина руками. Постепенно погружается во тьму и расслабляется. Жизнь была короткой, неудачной, местами откровенно стрёмной и уродливой. И лишь возникновение в ней Чимина, помогло скрасить существование. Его хотелось любить, о нём хотелось заботиться, его хотелось защищать. Быть просто рядом и являться причиной его счастья. Но Чонгук снова всё испортил. Сам лишил их всего. Медлил, жалел себя. Он больше не хочет. Художник делает глубокий вдох, чувствует обжигающее тепло и проваливается в небытие.***
— Убил Пак Чимина, принял большую дозу неопознанного наркотика. После чего поджёг дом. Смерть наступила в следствии передозировки наркотиков. — Да, всё верно, господин офицер. Намджун сидит в полицейском участке уже несколько часов и устало поглядывает на время. Они слишком долго разбираются с делами. Ким надеялся решить всё гораздо быстрее, выложив кругленькую сумму. — Не логично, — глуповато усмехается полицейский и откровенно бесит Намджуна. У него вообще-то горе, а этот смеётся. — За что он его убил? — Я же говорил, — Намджун устало потирает глаза, — на почве ревности. — А к кому приревновал? — Ко мне. Ко мне! — Ким уже злится, — я единственный свидетель. Мы с ним подрались перед этим, видите? — показывает на помятое лицо с пластырем на брови, — А потом я ушёл. — Думаете в это поверят? — неуверенно спрашивает офицер, занося ручку над бумагой. — Уверен. Подписывайте и закончим на этом, — мужчина встаёт, поправляя чёрный пиджак, — мне ещё заниматься похоронами. — Ну, да. Точно. — полицейский нервно закусывает верхнюю губу и наконец ставит свою подпись, — Но, господин Ким, если узнают… — Не узнают, я заплатил не только вам. Но вы помните версию для прессы, правда? — Намджун выгибает бровь и смотрит очень строго. — Поджог. — Верно. Мы вам сдаём наркоторговцев и помогаем прикрыть нелегальный канал, который идёт в обход вас, а вы молчите про всё, что знаете. И надёжно прячете эту папку от посторонних глаз. — Конечно, конечно… Джун кивает и стремительно выходит из кабинета. Звонит в офис, убеждаясь в том, что там без него справляются, благодарит, когда ему в очередной раз соболезнуют и садится в машину. Вспоминает, что хотел попросить своего секретаря проверить ближайшие рейсы в Лос-Анджелес, но решает, что лучше сделает это сам. Достает блокнот из бардачка, вычеркивает очередной пункт, и вносит «забронировать билеты в LA». Завтра у него тяжелый день, придётся встретиться со многими людьми. Держаться и показывать, что он скорбит изо всех сил, но он не знает как это сделать, он плохой актёр. Вечером он звонит в агентство, которое занимается похоронами, напоминает, что гробы будут закрытыми, а на кремацию он запрещает пускать кого-то, кроме него. На другом конце соглашаются, говорят, что урны с прахом отдадут сразу же. Утром он надевает дорогой, черный костюм. Поправляет прическу и практически забывает про траурную повязку. Возвращается и надевает её на плечо. По дороге заказывает один билет в Лос-Анджелес и ещё один в Токио. Звонит в клинику, чтобы предупредить, что они готовы и вылетают этой ночью. Просит водителя остановить машину возле небольшого киоска с цветами и покупает охапку тёмно-красных роз. Это будет от него. Церемония проходит тихо. Отец покидает её первым, нарушая все нормы приличия. Кажется он совершенно не скорбит о потерянном сыне. Наверное, потому что он не удался, в отличии от Намджуна, на которого всегда можно положиться. Младший быстро перенял семейное дело, влился в компанию так, словно для этого и был рождён и даже успел заключить парочку особенно удачных сделок. Это было то, что действительно волновало главу семьи. А вот ребенок от случайного рабочего романа его совершенно не трогал. Он, кажется, даже сильнее расправился в плечах, сбросив с себя тяжкий груз. Чонгук правда доставил их семье массу проблем, но он не заслуживал такого прощания. Намджун тяжело вздохнул, провожая отца взглядом и отвлекаясь на подошедшего мужчину. — Ваш брат обладал уникальным талантом. Примите мои соболезнования, — незнакомец делает поклон и снова возвращается к Киму, — я бы хотел купить его картину. Джун знал что так будет. Когда в новостях появилось сообщение о смерти Чона, стоимость его картин резко взлетела в несколько раз. Многие ценители искусства пожелали заполучить в свои коллекции что-то из немногочисленных работ молодого художника. — Обсудим это позже, если вы не возражаете. — лаконично отвечает младший Ким. — Да, конечно, извините. — мужчина снова кланяется, но стоит на месте, — А этот парнишка? Кто он? Он очень красив. — Друг. Он был в его доме, когда случился пожар. — Очень жаль, такие молодые… — мужчина протягивает визитку, — позвоните мне, когда уладите все дела и отойдёте от горя. Кима раздражает буквально всё. Сложившаяся ситуация. Люди, которые пришли сегодня. Бесконечные сожаления и просьбы принять соболезнования. Ему кажется, что он ещё никогда в жизни так не уставал, как за последние несколько дней. Слишком о многом пришлось позаботиться сразу. Замечает высокого, красивого парня, который стоит напротив фотографии Чимина и молча глотает слёзы. Намджун не знает кто это. Медленно отталкивается от стены и подходит к парню. — Вы знали его? — Он был моим лучшим другом, — устало вздыхает, вытирая новую слезу, — я списывался с ним не за долго до того как… Боже, неужели он правда мертв? Я видел их однажды вместе, Чонгук показался мне очень грубым и ревнивым, но Чимин заверил меня, что всё хорошо и он счастлив с ним. Мне кажется это был не пожар. — Чонгук мой брат. Парень переводит испуганный взгляд на собеседника, открывает рот, чтобы что-то сказать, но Намджун перебивает сразу. — Он был своеобразным, но поверьте, он бы его никогда не обидел. Это был несчастный случай. — Почему вы так уверены? — Я был там в тот вечер. Как видите, — Намджун указывает на своё лицо, — мы с братом немного повздорили из-за Чимина. Он очень сильно его любил. — Это не вернёт мне лучшего друга, — снова тяжело вздыхает, — у меня даже его фотографий не осталось. Только школьные. — Можете забрать эту, — Джун указывает на фотографию за урной. — А прах? — Я собирался его развеять, но если… — Нет, нет, я не собираюсь его забирать. Могу я поехать с Вами? — Да, конечно. Дождитесь конца церемонии. Тэхён кивает, снова переводит покрасневшие глаза на фотографию друга и неотрывно смотрит на него. Намджун улавливает движение за спиной. Поворачивается и видит Хосока. Сжимает губы в тонкую полоску, громко выдыхает через нос и машет головой из стороны в сторону. Хоби ему очень жалко. Тот действительно очень любил Чонгука. Ким, конечно знал, кто подсадил старшего брата на наркоту, но не лез особо в его жизнь и не собирался устраивать разборки теперь. Он просто смотрит на растерянного Чона и надеется, что эта смерть покажет ему то, что непременно ждёт и его. Смерть ждёт каждого, но в наших руках приблизить её или достойно прожить отведенное время. И Намджун желает, чтобы Хосок тоже это осознал. Здесь. Стоя в траурном зале и смотря на две урны с прахом, смотря на фотографии совсем молодых людей. Сам переводит взгляд на фотографию Чимина. Он всегда считал его слишком красивым и нежным для этого мира. Он попытался уберечь его. Но Пак не был паразитом, он хотел от жизни большего, чем жить за чужой счет, выплачивая своим телом. И Джун не мог и не пытался удержать его рядом. Теперь он жалеет об этом. Но время не имеет удивительного свойства поворачивать вспять. Поэтому Ким усваивает урок и благодарит жизнь за него. Когда все расходятся, Намджун укладывает две одинаковые урны в картонную коробку, краем глаза наблюдая за другом Чимина, что наконец забирает фотографию. Он аккуратно обводит красивое лицо, а затем прижимает рамку к себе. — Мы даже не познакомились, — парень убирает вьющиеся волосы со лба и протягивает руку, сжимая в другой фото, — Ким Тэхён. — Ким Намджун, — протягивает руку в ответ, — поехали? Машина Джуна выезжает далеко за пределы города. По пути, по просьбе Тэхёна они останавливаются у небольшого магазина, где покупают бутылку виски, ссылаясь на то, что Тэ слишком тяжело принять смерть своего друга на трезвую голову. Намджун лишь понимающе кивает. Он и сам не против пригубить, но уже отпустил водителя и сам пересел за руль. Они останавливаются на поле, которое заполнено яркими осенними цветами. На самом деле Джун не знал что оно есть, просто ему показалось, что Чонгуку и Чимину это бы очень понравилось. По радио играет спокойная и приятная баллада, которую Намджун тихо мурлыкает себе под нос. Он уже слышал эту песню и у него пробегают мурашки по спине от текста. От того, насколько слова точно попадают в ситуацию.С того момента, когда я увидел ее впервые, Я понял, что она та единственная, которую я искал. Она смотрела в мои глаза И улыбалась. Ее губы были цвета роз, Что растут вдоль берега реки, Такие алые и дикие. Когда он постучал И вошел в мою комнату, Моя дрожь утихла в его крепких объятиях. Он должен был стать моим первым мужчиной. И он осторожно Утирал слезы, Что катились по моему лицу.*
Молча выходят, любуясь пёстрым ковром перед собой. Тэхен открывает бутылку, делает глоток первым и протягивает старшему. Тот косится на виски, но всё же берёт и делает один глоток. Жидкость обжигает и оставляет легкое ореховое послевкусие. Достают урны. Оба не решаются сделать следующее движение. Ёжатся от порывистого ветра и продолжают разглядывать пестрые цветы в поле. Солнце близится к закату и теперь особенно красиво подсвечивает яркие бутоны. — У моего Чимина была слишком сложная жизнь. Теперь он наконец свободен и, надеюсь, счастлив. — вкрадчиво произносит Тэхён. — У Чонгука тоже, — тихо добавляет Намджун, виновато смотря на своего случайного товарища, — я возьму твой номер телефона на всякий случай? — Без проблем. Что же, — Тэ открывает урну, — спи спокойно, крошка Чим-Чим. — Будь счастлив, Дикая Роза, — добавляет Намджун и открывает свою урну. Они одновременно высыпают прах. Сильный ветер подхватывает его, унося далеко в поле, к прекрасным цветам, согреваемым последними лучами заходящего солнца. Их жизнь недолговечна и всё, что они могут - получать ласку от далекой звезды и радовать всех своей красотой.