В её руках

Итачи не было ужасно долго. Она вдруг вся загорелась, заискрилась каким-то детским энтузиазмом и, сверкнув глазами, убежала куда-то. Десятым чувство Наруто понял, что если пойдёт за ней, то как минимум получит по башке, потому остался смиренно сидеть на кухне. Но Узумаки не являлся бы тем, кто он есть, если бы был способен просто ждать. От бездействия в голову лезли ужасные мысли, затмевающие блеск глаз Итачи. Парень почти физически ощущал их. Поэтому, мотнув головой, словно отмахиваясь от назойливых насекомых, принялся мерить шагами комнату. Человек, который завтра умрёт, не может быть таким ярким. Но Итачи могла. Она действительно находила в себе силы, чтобы быть счастливой. За всю свою жизнь Наруто не только не видел, но даже представить себе не мог большего мужества. Кухня закончилась, и скука выгнала Наруто в большой зал, который, вероятно, когда-то служил столовой для многочисленной семьи. Здесь было до одурения пусто, отсутствие смысла буквально засасывало в свою темноту. Парень невольно поёжился, и ему мучительно захотелось вернуться обратно в нагретую и относительно обжитую кухню. От вида этой заброшенной комнаты мысли словно заледенели, обозлились, и с новой силой стали атаковать Наруто. Эта столовая была мощнейшей аллегорией всей жизни Итачи. Мёртвая пустая зала была её семьёй, которую она убила, была Конохой, где ей не было места. Сама же девушка существовала рядом, нестерпимо близко, соединённая с этой пустотой стенами, балками и перекрытиями, а разделяла их всего лишь тонкая кухонная дверь. А сейчас и Наруто. Парень собирался вернуться на кухню, но сверху что-то заскрипело, и могильный зал в одно мгновение стал живым и тёплым. По лестнице, которая пряталась в темноте, спускалась Итачи. Скудный свет из дверного проёма и от свечи, которую девушка несла в руках, окутывал её фигуру, струился и сиял, дрожащими звёздами мягко стекая к ногам. Только когда девушка спустилась и подошла к нему, Наруто понял, что волшебное видение на самом деле кимоно, расшитое серебряными нитями. Но это стало совершенно неважно, когда он увидел лицо Итачи. Девушка была бледнее даже, чем обычно, но создавалось впечатление, будто она горит изнутри. Её дыхание было глубоким и неровным, словно она бежала, а обсидиановые глаза таились за густыми ресницами. Наруто подумал, что никогда не видел женщины прекраснее. - Извини… Я долго… Так и не смогла завязать пояс правильно… – рассеянно сказана Итачи, смотря куда-то мимо парня, и провела рукой по поясу кимоно. – В одиночку это сложно… И волосы… А Наруто было совершенно плевать на то, правильно ли завязан пояс и как сделана причёска. Даже если бы Итачи вышла голой, он поразился бы меньше. С распущенными волосами и в струящемся кимоно она была абсолютно расслабленной. Абсолютно мягкой. Полная противоположность капитану седьмой команды, но именно то, что им обоим так отчаянно было нужно. - Ты прекрасна… - прошептал Наруто внезапно пересохшим голосом. В Итачи вдруг что-то порвалось. Весь её внутренний жар внезапно выплеснулся наружу, она широко распахнула глаза, неловко дёрнулась, от чего кимоно заискрилось с новой силой, отражая, казалось, каждую каплю света, и метнулась с темноту зала. Наруто коснулся щеки, которую лизнула прядь волос девушки, и решительно шагнул вслед. Свеча упала и погасла, а свет кухни не доползал до дальних углов. Наруто собрался было искать на ощупь, позабыв обо всех своих навыках шиноби, но Итачи сама позвала его, шурша тишиной. - Это мамино свадебное кимоно… - тихо, едва различимо, начала девушка. - Она показала мне его однажды, когда я была совсем девочкой, и я тут же влюбилась в него. И куда бы от меня не прятали это кимоно, я всегда находила и могла часами разглядывать вышивку, подсвечивая свечой. Мама боялась, что я испорчу тонкую ткань, потому с каждым разом прятала всё лучше и лучше. И, как видишь, в последний раз ей это удалось настолько хорошо, что даже Анбу при зачистке не смогли найти его. - Ты прекрасна… - повторил Наруто и сел на тахту рядом с девушкой. Итачи снова вздрогнула и ещё сильнее сжалась в комочек. Голос её был такими тихим от того, что говорила она, уткнувшись в колени. - Глупости… Я никогда не могу надеть его так, как мама. И не потому даже, что завтра умру. Впервые в жизни Наруто до конца ощутил, что такое беспомощность. Он был силён, очень силён для своего возраста. Он мог многое, но всё равно ничтожно мало. Ему нечего было противопоставить целой деревне. Он один не мог сопротивляться смерти. Он не знал способа, чтобы хоть как-то помочь. Но Итачи знала. Она доверительно, совершенно по-детски, прижалась к нему плечом, и Наруто осторожно, словно боясь вспугнуть, дотронулся до её волос. Это простое, но интимное прикосновение, казалось парню самым важным из того, что он когда-либо делал. Сначала робко, но потом увереннее, он начал гладить Итачи, и она знала, что может довериться ему. Пусть всего на последнюю ночь, но этому человеку можно открыть самое сокровенное. Когда нет ничего, единственное, что ты можешь дать другому – любовь. Наруто не заметил, как шёлк волос под его ладонью сменился тканью, а затем и нежной кожей. Итачи мягко улыбнулась и сложила печати, зажигая стоящий неподалёку светильник. Кимоно вспыхнуло серебряными цветами, когда девушка развернулась, чтобы поймать взгляд Наруто. Глаза её были чернее чёрного, чернее ночи, чернее даже, чем эта проклятая комната. Они не отражали света, словно каждый блик забрала себе серебряная вышивка. - Ты живи, пожалуйста, Наруто! – неожиданно пылко начала девушка. Казалось, что эти слова она копила в себе долгое время, и теперь выпускала на волю, как птицу. – За себя живи, за Сакуру и Саске! И за меня… И тогда будет, словно ни они, ни я не умирали вовсе. Беги из деревни, найди хороших друзей, делай то, что действительно хочешь! Шумно выдохнув, девушка уткнулась Наруто в шею, щекоча его всколыхнувшимися прядями. Парень хотел было снова разозлиться, но вместо гнева почувствовал что-то сродни умилению, который испытывает взрослый, слушая ребёнка. Абсолютная уверенность Итачи в собственной смерти казалась ему настолько нелепой, что он уже не мог воспринимать её всерьёз. - Я не боюсь смерти. Правда, - шепот смешивался с пульсом и вбивался в сердце. - Каждый раз, когда я уходила на миссию, то совершенно точно знала, что вероятность умереть – девяносто девять и девять процента. Просто устаёшь бояться, и нет уже ничего страшного в том, что в этот раз вероятность – сто. Наруто хотел сказать многое. Он долго молчал и думал, продолжая гладить плечи и волосы девушки. Все слова казались пустыми и неправильными. Во всех языках мира существовала только одна фраза, которая имела смысл. - А я люблю тебя, Итачи, - прошептал Наруто в макушку девушки, ласково касаясь губами её волос. – И пусть я не настолько силён, чтобы обещать тебе спасение, но, умоляю, думай о том, что пусть и в этот раз вероятность будет девяносто девять и девять. - Глупый! Глупый ребёнок! – Итачи резко вскочила. – Как ты не понимаешь, что одним своим желанием уже спасаешь меня! Итачи засмеялась и закружилась по комнате, словно в танце складывая печати, от чего зажигались свечи и загорались огни. Она не замечали ни спутавшихся волос, ни окончательно развязавшегося пояса и сползшего с плеч кимоно. В каком-то детском восторге она продолжала кружиться, снова и снова повторяя: «И я тебя люблю! Люблю! Люблю! Люблю!». А потом она подбежала к Наруто и, тяжело дыша, рухнула в его объятия. - Я так счастлива! – сказала Итачи сбивающимся голосом. – Люблю! Так хорошо, наверное, не было никогда в жизни! «… Хоть завтра и умирать!» Недосказанная фраза повисла в воздухе. Словно защищая, Наруто прижал к себе девушку так нежно и крепко, как только мог, и поцеловал. Она была прекрасна! Хороша! Умопомрачительно идеальна! Хотя на самом деле испещрённая шрамами кожа не напоминала шелк, а сухие искусанные губы не были маняще мягкими. Итачи была тем, что ему нужно. И она была жива. За заколоченными окнами выцветала ночь, и Наруто точно знал, что даже если бы с восходом солнца рухнул мир, то принять это было бы куда проще, чем смерть одной женщины. Потому что она – единственная.