* * *
Наверное, глупо было надеяться на то, что Мори окажется там, где наставник может с лёгкостью найти его. Нацумэ обошёл дом несколько раз и раз десять выглянул на тренировочную площадку. Но база была пуста. Никаких следов Огая. Ничто не указывало на то, что он вообще появлялся здесь. Нацумэ вышел из дома и остановился возле дороги, размышляя. Что теперь было делать, он не знал. Конечно, за это время Мори уже мог вернуться домой. Мало ли, вдруг нагулялся и решил наконец к полудню заявиться в квартиру? Однако надежда была слабенькой. Почему-то после такого долгого отсутствия Огая не верилось, что он вот так запросто вернётся домой. Однако куда он мог пойти? Не так уж и много мест, куда может отправиться сбежавший из дома ребёнок. Их база, ну, несколько парков, например. Но там его наверняка уже нашла бы полиция с утра. Значит, с полицией и с другими официальными органами он не связан. Отдел Одарённых тем более позвонил бы Нацумэ. Если только они не позвонили сейчас, пока его нет дома. Сосэки покачал головой. Следовало проверить телефон, когда он вернётся. А возвращаться было, если честно, немного тревожно. Он так и не нашёл своего ученика, который исчез прошлым вечером и до сих пор не появился. А время уже близится к часу дня… Однако раз за городом Огая не было, то и нечего было тут делать. Нацумэ решил, что пора вернуться в Йокогаму и продолжить поиски уже там. В Йокогаме вовсю кипела жизнь. Все куда-то шли, радостно улыбаясь. Дети прыгали по улицам, весело щебеча о чём-то, их родители шли рядом и разговаривали, иногда с улыбками наблюдая за играми малышей. И только один Сосэки метался, не зная, где искать своего ребёнка. Мимо него прошла группа подростков. Они разговаривали о чём-то, а иногда громко смеялись, совсем не обращая внимания на недовольные взгляды взрослых, которые сразу же спешили взять своих детишек за руку. Нацумэ невольно подумал о друзьях Огая. Наверное, когда они собирались вместе, то выглядели так же. В голове что-то щёлкнуло. Друзья Мори. Вот где может быть Огай! Сосэки стал размышлять. Вряд ли Огай отправился к Котаро. Исака-кун не казался тем человеком, который может поддержать в трудную минуту. Но вот Кобо был немного лучше, а значит, мог помочь. Наверняка к нему и направился Мори. Приободрившись из-за хоть какой-то зацепки, Нацумэ решительно зашагал в сторону дома Абэ. Оставалось надеяться, что Огай там, никуда не ушёл. И что он никому ничего не рассказал. Уже на подходе Сосэки начал рассматривать дом, размышляя, может ли Мори быть там. Но если ночью всё можно было увидеть из-за включённого света, то днём было неясно, есть ли кто-то дома. Оставалось лишь уповать на удачу, поэтому Нацумэ решительно поднялся по лестнице и постучался, дожидаясь ответа. Дверь ему открыла миловидная женщина с каштановым каре и слишком внимательными карими глазами. Одета она была в сиреневый домашний костюм — европейская мода. — Здравствуйте, Абэ-сан, — сказал Нацумэ, опираясь на свою трость. С Абэ Ёко он был хорошо знаком. Они раньше вместе гуляли, когда Огай и Кобо были совсем малышами, а теперь иногда виделись на родительских собраниях в школе. Отношения между ними были хорошими, но сейчас, видимо, стали не очень: взгляд Ёко был довольно холодным. Должно быть, из-за Огая, который сбежал к семье Абэ и подорвал репутацию Нацумэ в глазах родителей Кобо. — Здравствуйте, Нацумэ-сан. Чем могу помочь? — совершенно спокойно спросила Ёко. Нацумэ тяжело вздохнул, подавляя своё раздражение. Она ведь явно знала, зачем он здесь! Это Сосэки видел по её крайне недовольным глазам. Однако не стоило сердиться раньше времени. Возможно, у неё просто плохой день, а Огай где-нибудь ещё шатается и даже не заглядывал сюда. — Огай сегодня ночью сбежал из дома, и я предположил, что он мог бы быть у вас. — Сейчас нет. Мальчики ушли погулять, — ответила Ёко, пристально глядя на него своими карими глазами. — Дома никого нет. «Значит, он был тут», — мелькнула мысль. Сосэки опять пришлось всеми силами давить своё раздражение. Он ведь практически нашёл своего непокорного ученика! Однако всё равно не мог его забрать: Мори вновь ускользнул. — Тогда скажите ему, пожалуйста, чтобы он вернулся сегодня домой, — сухо сказал Нацумэ. — Нет, — просто ответила Ёко. — Нет? — переспросил Сосэки, удивлённый её ответом. — Нет. Эта женщина выводила его из себя. Намерено? Сосэки не знал. Но он точно знал, что не уйдёт отсюда без Огая. Этот ребёнок должен быть с ним. По разным причинам: потому что это Нацумэ его опекун; потому что не стоит больше докучать семье Абэ; потому что он должен ночевать дома, а не непонятно где и непонятно у кого. Потому что так должно быть. Видя его замешательство, Ёко вздохнула и заправила прядь волос за ухо. Та, впрочем, быстро упала обратно, прикрыв её недовольные глаза. — Я скажу ему, что вы приходили. Но он сам примет решение, возвращаться к вам или остаться у нас. — Простите? — У детей не всегда есть веские причины на побег из дома, это факт. Но я сильно сомневаюсь, что Огай сбежал, потому что вы с ним просто поссорились. Последнее слово Ёко выделила таким тоном, что Нацумэ мгновенно понял: она всё знает. Рассказал ли ей Огай или она сама обо всём догадалась — было неясно, но факт оставался фактом: Ёко знала обо всём. О том, как он воспитывает Мори. О том, что в воспитании обычно участвует ремень. — Это не то, что нам следует обсуждать, — справившись с собой, проговорил Нацумэ. — Я пришёл сюда забрать Огая. — О нет, это как раз-таки то, что нам следует обсудить! — карие глаза Ёко внезапно загорелись пламенем сильного гнева. — Кто-то же должен донести до вас, что нельзя так с ребёнком! Нельзя его бить! — Он по-другому не понимает, — отрезал Сосэки. Он чувствовал себя неловко, говоря об этом с посторонним человеком, но всё ещё не ощущал никакой вины. Огай был виноват и понёс заслуженное наказание, не более того. — Держу пари, вы по-другому и не пытались, — парировала Абэ-сан. — При первом же проступке взяли ремень и отхлестали его так, словно он не чувствует боли! — Он курил! — не выдержал Нацумэ. — Что бы вы сделали, если бы ваш сын начал курить? — Уж точно не стала бы пороть его ремнём! — голос женщины зазвенел от ярости. — Вы думаете, боль и унижение научат его, что курить вредно?! — Они помогут ему усвоить этот урок, — отрезал Нацумэ. — В следующий раз он много раз подумает, прежде чем взять сигарету в руки. — Скорее, он просто научится лучше скрываться, — парировала Ёко. — Как вы не понимаете, что любое жестокое наказание отдаляет вас от него?! Огай не заслужил такого отношения! — Я пытаюсь воспитать его хорошим человеком, — огрызнулся Сосэки, раздражённо стукнув тростью об пол. Обычно этот жест заставлял любого отпрянуть в страхе, но Абэ-сан осталась стоять на месте, сверкая гневными глазами. — Своё наказание он заслужил. Провинился, совершил ошибку — будь добр отвечать. — Да какое же это воспитание?! — воскликнула Ёко. — Это издевательство, а не воспитание! Неужели вам не жалко Огая?! Он же просто ребёнок! Ваш ребёнок! И он может совершать ошибки, потому что он только учится жить! — Столько ошибок за раз?! Он прогуливает, он дерзит, он курит и сбегает из дома! — Может быть, он делает это, потому что вы его бьёте?! Вы не думали об этом?! — Ну, разумеется, теперь я во всём виноват! — А вы что, всерьёз считаете, что дети сами полностью несут ответственность за все свои поступки?! Нет, если они совершают проступки, то это и вина родителей, которые не уследили, не объяснили, что так нельзя! Ёко почти сорвалась на крик. Последнее «Так нельзя!» прокатилось под крышей и улетело куда-то вдаль, на тихую улочку. Из соседней квартиры выглянула женщина постарше Абэ-сан. Заметив Нацумэ, она недовольно сказала: — Вы не могли бы не кричать? У меня только ребёнок уснул. — Простите, Макотоко-сан, — сказала Ёко совсем не виноватым тоном. Соседка захлопнула дверь так, что ребёнок наверняка проснулся. Нацумэ подавил раздражение. Повсюду одни дети. — Может быть, я всё-таки войду? — предпринял он попытку. — Сможем поговорить. — Ноги вашей в моём доме не будет, — отрезала Ёко. — Пока вы не поймёте, что так себя вести нельзя, вы не войдёте сюда. И пока вы не будете готовы поговорить с мальчиком и извиниться перед ним за своё отвратительное поведение, Огая вы не увидите. Она яростно захлопнула дверь прямо перед его носом, и Нацумэ с раздражением стукнул тростью по полу. Немного постояв, он развернулся и направился вниз по лестнице, стараясь подавить свой гнев. Получалось плохо. Как смела эта женщина так говорить с ним?! Как смела обсуждать его методы воспитания?! Да разве она знала, как отвратительно вёл себя Огай иногда?! В такие моменты у Нацумэ не оставалось другого выхода, кроме как выпороть его. Это хотя бы немного, но действовало на Мори. А теперь он сбегает из дома и выставляет его, Сосэки, в плохом свете перед другими людьми. Вся семья Абэ знает, как именно он воспитывает Огая. И наверняка Мори представил всё так, словно он — невинная жертва, а Нацумэ — ужасный тиран, который бьёт его ни за что. Сосэки вновь раздражённо ударил тростью по асфальту, заставив проходившего мимо мальчишку убежать прочь от страха. Ничего, он заберёт Мори оттуда. Заберёт и снова накажет, чтоб неповадно было сбегать, устраивая совершенно глупые бунты, и подрывать репутацию наставника.* * *
— Так… И для чего мы здесь? — поинтересовался Котаро. — Надо забрать некоторые вещи, — уклончиво ответил Мори, глядя на окна своего дома. — Колись уже: что произошло-то? Вы оба с самого утра молчите и ничего не хотите рассказывать, — надулся Исака. — Если вкратце: я поссорился с учителем, сбежал из дома и теперь хочу пожить какое-то время у Кобо, — нехотя сказал Огай, буквально чувствуя на себе обеспокоенный взгляд Абэ. — Ни хрена! — присвистнул Котаро, мгновенно заставив Кобо недовольно поморщиться: он не терпел таких грубых слов. — Значит, ты сейчас вещи хочешь забрать, да? — Да. Только я не знаю, дома ли учитель, — Мори задумчиво осмотрел окна. Судя по тому, что все форточки были закрыты, можно было предположить, что наставник куда-то ушёл. Может быть, пошёл прогуляться. Слабо верилось, что после вчерашнего учитель станет искать его, хотя и думать об этом было неприятно. — Так, я сейчас пошлю Элис к окнам, она посмотрит, там ли учитель. Если да, то подождём, пока он куда-нибудь выйдет. Если нет, я пойду забирать вещи, а вы постоите на шухере. — А если он там, но выходить не собирается? — спросил Кобо. — Тогда я могу приказать ему, чтоб на месте сидел. А потом сказать, чтоб забыл всё, — пожал плечами Исака. — Давайте. Тут делов-то на пять минут. Мори кивнул и вызвал Элис. Малышка сразу же появилась перед ним, однако на сей раз на её лице не было улыбки. В синих глазах было абсолютно несчастное выражение, а губы кривились, словно Элис вот-вот заплачет. Холодок пробежал по спине Огая. — Элис? — удивлённо позвал Кобо. Вместо ответа девочка начала шмыгать носиком. Её ручки смяли подол платья, словно она изо всех сил пыталась сдержаться, однако у неё ничего не выходило. Непонятно откуда взявшиеся эмоции грозили вырваться наружу. — Элис, мне нужно, чтобы ты заглянула в окно к учителю и посмотрела, в квартире ли он, — быстро сказал Мори. Малышка кивнула и взлетела. Они услышали, как она, подлетая к окну, всё-таки расплакалась. Не громко, а как-то тихо и очень отчаянно. От такого плача всегда разрывается сердце. — Настройки сбились. Бывает, — сказал Мори, отворачиваясь от друзей. Они промолчали, и от этого почему-то стало ещё хуже. Словно они знали, что он им лгал. Элис заглянула в окна и спустилась обратно. Успокаиваться она явно не собиралась — напротив, её истерика лишь набирала обороты. По щекам уже катились чистые слёзы, а глаза покраснели, как у настоящей девочки. При виде неё у Мори отвратительно сжалось сердце. Его малышка плакала, а он ничего не мог сделать, чтобы она вновь улыбнулась. — Его там нет, — выдавила Элис, из последних сил сдерживая громкие всхлипы. — Отлично, — выдохнул Огай. Он повернулся к друзьям. Кобо сразу же тактично отвёл взгляд, Котаро засунул руки в карманы, делая вид, что ему происходящее вовсе не интересно. Спрашивать они ни о чём не собирались, и за это Мори был им благодарен. Сейчас он не был готов с ними разговаривать. Не тогда, когда его малышка плакала. — Мы с Элис пойдём, соберём вещи. Кричите, если учитель появится на горизонте, — он постарался улыбнуться. Позади него раздались горькие всхлипы: Элис всё-таки снова расплакалась. — Да. Иди, — сказал Котаро. Кобо просто кивнул. Мори развернулся и посмотрел на Элис. Девочка ответила ему абсолютно несчастным выражением лица, по которому продолжали катиться чистые слёзы. «Надо идти, — подумал Мори. — Учитель может прийти когда угодно, и я должен… хочу на ручки!… успеть забрать все вещи… Стоит взять зубную щётку, а ещё… обними меня!… ночную одежду и уличную, чтоб ходить… Школьная форма на мне, надо взять учебники, рюкзак не забыть, да и… мне грустно, обидно, больно!!!» Это были* * *
Когда Огай ушёл в квартиру, Кобо взволнованно посмотрел на Котаро, который старательно глядел в сторону, делая вид, что выискивает глазами учителя. — Как думаешь, Элис плакала, потому что Огаю самому грустно? — спросил Абэ. — Не знаю, — суховато ответил Исака, поворачиваясь к нему. — Ты разве не перенимаешь эмоции своей способности? Кобо вздрогнул, столкнувшись со взглядом пронзительных зелёных глаз, и помотал головой. Ему всегда было не по себе, когда Котаро так смотрел на него. Что-то в его изумрудных глазах, столь необычных для японца, было такого, от чего у Абэ по спине бежали мурашки. — Нет. У меня и её воплощения-то нет. — Да ну? — лениво и как-то насмешливо спросил Исака. — Оно у всех эсперов есть, Кобо. Что-то я не замечал, что ты способен лгать. — Откуда ты знаешь? Ты из эсперов знаешь только Огая и меня, — парировал Абэ, стараясь не показывать, что его задели слова друга. — Ну, и Нацумэ-сана видел. — Мы даже не можем быть уверены, что этот мудак — эспер, — огрызнулся Котаро. Кобо взглянул на него ещё раз, но уже пристальнее. Только теперь он заметил, что Исака какой-то дёрганный и недовольный. Когда Котаро нервничал или был раздражён, то, как правило, срывался на всех подряд, а особенно на своих друзьях. Точно неосознанно проверял, как долго они будут терпеть его, прежде чем разорвут с ним всякие отношения. Только и Кобо, и Огай всегда чувствовали, когда он проверяет их, и на провокации не поддавались. — О чём ты? — нахмурился Абэ. — Сам посуди: он никогда не использовал способность при нас, — буркнул Исака, явно недовольный тем, что разговор повернул в эту сторону. — Да и при Огае тоже. А что, если он просто врёт, чтобы Мори оставался с ним? — Но для чего? — похлопал глазами Кобо. — Огай ведь ещё ребёнок. Это большая ответственность, и… — О какой отвественности ты говоришь? — почти взорвался Котаро. — Ты видел, чтоб эта сволочь вообще знала о понятии «отвественности»?! Он просто бьёт Огая в подходящие моменты, и всё! А сам, может, просто хочет использовать его! — Но как? — Кобо, не тормози. У Огая боевая способность — это лучшая сила, какая может быть у эспера. С ней Огаю даже не надо учиться сражаться — Элис всё сделает за него. И если этот мудак будет рядом с Огаем, то он может быть уверен в своей безопасности. — Но если бы он действительно хотел удержать Огая только ради этого, то не было бы смысла… избивать его. Ведь это только отталкивает Огая. — Ты видел, чтобы Огай не хотел к нему возвращаться? — как-то особенно горько спросил Котаро. — Он сказал, что хочет пожить у тебя «какое-то время». То есть, он всё равно планирует к нему вернуться, понимаешь? Кобо прикусил губу и с тревогой взглянул на окна квартиры. Столько всяких мыслей и проблем, и от этого уже голова шла кругом. Сначала эта ссора с наставником, о которой Огай упорно не желал говорить, а потом эти предположения Котаро… И, в общем, они даже могли быть верными. Потому что — в самом деле! — они никогда не видели способности Нацумэ-сана. Для чего этот человек подобрал ребёнка с улицы, да ещё и не одного? Почему они живут так обособленно? Почему Мори даже спустя столько лет называет его не «отец» или хотя бы «Сосэки-сан», а именно «Нацумэ-сенсей»? Как будто живет со своим школьным учителем! К чему эта официальность и эти странные отношения? Слишком много вопросов и слишком мало ответов. Как всегда. На миг Абэ показалось, что он* * *
Уборка в кафе не заняла много времени. Мори протёр барную стойку и положил тряпку на край, устало проведя рукой по лбу. Котаро в другом конце зала стукнул шваброй о дно ведра. — Я устааал! — протянул Огай. — Давай-давай, работай! — отрезала Момо, ставя в раковину грязную посуду, оставшуюся после последних посетителей. — Ты тут всего два часа. — Ну, Момо! Сегодня ведь выходной день! — Мори опёрся руками о стойку и обворожительно улыбнулся. — Да! Момо, освободи нас пораньше! Ну, пожалуйста! — Котаро мигом оказался рядом с другом и сделал свои самые милые глазки. Женщина с лёгкой улыбкой посмотрела на них и покачала головой. Вытерев руки полотенцем, она наконец вздохнула и кивнула: — Хорошо. Вымойте посуду и закончите с мытьём полов. Мне надо отойти, но это ненадолго. Вернусь, и можете быть свободны. — Ура! Момо, ты лучшая! — почти искренне сказал Огай. — Да чего уж там, котик! — хмыкнула хозяйка кафе, снимая форменный фартук и выходя из-за стойки. Пока Момо собиралась, Мори и Исака принялись за дело. Теперь решили поменяться, потому что оба уже устали от своих рутинных дел, поэтому Котаро стал мыть посуду, а Огай занялся мытьём полов. Работа хорошо отвлекала от мыслей, и Мори был даже рад, что сегодня должен был помочь Момо. Если бы не договорённость с Кобо встретиться на станции, чтобы поехать с его семьей в лес и на берег моря, он бы сидел в кафе до самого вечера. Слишком хорошо и уютно тут было. Почти как дома. — Так, как закончите, можете взять лимонад из холодильника, — Момо, уже взявшая свою сумку, вновь появилась в помещении. — Только прежде помойте руки. И пейте осторожнее, он холодный. — Момо, мы не дети, — напомнил Котаро, закатив глаза на эту мнимую заботу. Огай предпочёл бы вовсе не обратить внимание на это странное высказывание, но Исаке, конечно, хотелось поспорить. — Ещё какие дети, очаровашка! Даже не спорь со мной, — Момо хихикнула, проходя мимо него. Её рука мимолётно потрепала его по голове, и Котаро мгновенно увернулся. — Всё-всё, не трогаю, очаровашка, не переживай! — Иди уже, — буркнул Исака. — Надеюсь, твои работники сюда не нагрянут. — К счастью, сегодня нет. Вам повезло: Фрукты на задании, а тот милашка, о котором я вас рассказывала, взял выходной. Остальные сюда редко захаживают, — хмыкнула Момо. — Так что убирайтесь в своё удовольствие. — Вот спасибо, — съязвил Котаро, начиная усиленно мыть стаканы. Момо только вновь рассмеялась и наконец вышла из кафе, оставив их вдвоём. Мори снова принялся елозить шваброй по полу, не слишком усердствуя. Уборка не была для него чем-то неприятным, но в последнее время неизменно ассоциировалась с голосом учителя и его нотациями. Один раз Мори забыл убраться вовремя, за что получил десять ударов ремнём и арест на весь следующий день. Из-за ареста Огай не обижался. Понимал, что заслужил, потому что учитель прежде раза три сказал ему прибраться, а он всё отнекивался и делал вид, что слишком занят. Но вот десять ударов ремнём он получил за какое-то очередное дерзкое высказывание в сторону наставника — по крайней мере, учитель счёл его «дерзким». Прибираться с болью ниже спины было очень неприятно и даже унизительно. Но сейчас всё было иначе. Сейчас он прибирался вместе с Котаро, в кафе, которое привык считать если не своим вторым домом, то любимым местом точно. И сейчас ему нисколько не хотелось думать о наставнике и их отношениях. Хотелось просто уже наконец домыть пол, а потом выпить лимонаду и немного поболтать с Исакой. А после отправиться на станцию и там ждать семейство Абэ, чтобы поехать с ними на природу. Приободрив себя такими мыслями, Мори довольно быстро закончил с уборкой. Вернув швабру на место, он подошёл к раковине, где Котаро мыл последнюю тарелку, и весело подвинул его: — Ну-ка, дай старшему руки помыть! — Я сейчас старшему голову помою, если он ещё хоть раз назовёт себя «старшим», — фыркнул Исака, заканчивая свою работу на сегодня. Мори тихо рассмеялся и, вымыв руки, пошёл к холодильнику. Там он налил два стакана лимонада и отнёс один Исаке. Тот улыбнулся с благодарностью, сразу же начиная жадно пить. Мори опёрся о стойку и тоже стал утолять жажду. Лимонад был просто потрясающим, а после уборки, да ещё и в такой жаркий день это было то, что нужно. Осушив стакан за какие-то секунды, Огай поставил его в раковину и вытер рот тыльной стороной ладони. — Чего поставил? Мой давай, — фыркнул Котаро, допивая свой. — Это на сегодня твоя обязанность, — весело парировал Мори, отходя. — Я тебе это ещё припомню, — пригрозил Исака шутливым тоном и всё-таки принялся мыть стаканы. Огай же отошёл к столикам и устроился на стуле возле одного. Сначала попробовал лишь присесть, но следы уже начали сходить, и садиться оказалось не так больно, как вчера. Вчера у Кобо он был вынужден постоянно сидеть на подушке, а спать на животе. Это было до безумия унизительно. Он мотнул головой, прогоняя лишние мысли, и откинулся назад, расслабляясь, однако стараясь не двигаться: неприятные ощущения всё ещё были. Какое-то время Мори сидел так в одиночестве. Он просто отдыхал, чувствуя, как мышцы после уборки наливаются свинцовой тяжестью. Однако муторно от этого не было. Тяжесть была не как после самых изнурительных тренировок с учителем. Она была приятной, и Огаю нравилось ощущать её. С каждой секундой он всё больше расслаблялся и в какой-то мере погружался в сон. Спать на животе всегда было очень некомфортно, потому что Мори никак не удавалось вдохнуть полной грудью, поэтому сегодня он не слишком хорошо выспался. Позади него послышался шорох: Котаро устроился прямо на столе, свесив ноги. Мори лениво обернулся, удостоверился, что это друг, и снова откинулся на спинку стула, чуть прикрыв глаза. Думать ни о чём не хотелось. — Можно? По голове скользнула рука друга. Огай кивнул, даже не поворачиваясь. — Можно. Исака зарылся пальцами в его волосы, мягко массируя кожу головы. Его руки ловко перебирали черные пряди, растирали между пальцами локоны до тех пор, пока они не распадались на множество тонких волос. Шея покрылась мурашками от того, что Мори не мог предсказать, куда дальше двинутся эти ловкие пальцы. Но тревожности никакой не было. Он полностью доверял Котаро. Тело расслаблялось само по себе. Такой массаж всегда заставлял Мори чувствовать себя в безопасности. Учитель никогда так не делал. Никто так не делал, кроме Исаки. Лишь его друг такими мягкими, почти нежными движениями мог заставить его расслабиться и забыть обо всём. Котаро гладил его по голове, перебирал волосы, иногда спускаясь на шею и касаясь её совсем немного своими прохладными пальцами. Это было приятно. В этом было что-то такое умиротворяющее и сокровенное, что хотелось крепко зажмуриться и никогда больше не открывать глаз. Сейчас, когда они сидели в кафе в одиночестве и Котаро слегка играл с его волосами, заставляя кожу покрываться мурашками, Мори казалось, что время застыло. И, честно говоря, ему и не хотелось, чтобы оно снова шло. — Он ведь что-то сказал, да? — тихо спросил Исака. Огай только коротко вздохнул и мотнул головой, пытаясь стряхнуть волосы, щекочущие глаза. Котаро заботливо убрал эти пряди ему за уши и вновь стал мягко массировать кожу головы. — Да. Ты ведь и сам понимаешь, что иначе я бы не сбежал. — Понимаю. Что он сказал? Мори открыл было рот, но осознал, что не может говорить об этом. И не потому, что он не доверял Котаро. Исака был для него самым близким человеком, наравне с Кобо. Даже Юкичи и учитель (тем более он!) не стояли так близко. Котаро был тем, кто знал его вдоль и поперёк (или, во всяком случае, гораздо лучше, чем его домашние). И он мог понять причину его побега, мог помочь. Но Огаю пока было очень больно говорить об этом. Может быть, потом, когда-нибудь он сможет. Однако сейчас было слишком тяжело говорить о том, как учитель намекнул ему о его роли; как он восхвалял Юкичи, говоря, какой он хороший и правильный. И да, Фукудзава действительно был очень правильным и хорошим. Только от этого Огаю не становилось легче. Учитель был прав. Это было больно и неприятно, но Мори признавал это. Учитель был прав, когда говорил, что Юкичи хороший. Учитель был прав, когда говорил, что он, Огай, плохой. Он действительно плохой, и это его роль на оставшуюся жизнь. Он продаёт наркотики, он связан с преступным миром, он теперь курит, он прогуливает школу и дерётся с одноклассниками, когда всё-таки посещает занятия. Он плохой, а Юкичи хороший. Это правда. Жестокая, неприятная, но правда. Было почти до слез обидно, что он не может рассказать об этом другу; что ему слишком больно признавать эту правду вслух; что он не может справиться с этой болью в одиночку, но и рассказать о ней тоже не имеет сил. Казалось, что если он не говорит об этом, то и правды пока что не существует. Если никто не говорит о чём-то, это существует только в сознании людей, верно? Только Мори понимал: если учитель говорил об этом, значит, эта правда уже существовала. Просто ему, плохому человеку, не хватало сил признать это. Он зажмурился, чтобы прогнать эти мысли, но тут же распахнул глаза и почувствовал, как Котаро наклонился к нему, начиная просто нежно гладить его по голове. — Хэй, успокойся! Не хочешь — не говори. Я не заставляю. Всё хорошо, Огай. Ты не с ним, ты сейчас со мной. Всё хорошо. — Боги, это ужасно звучит… — пробормотал Мори, всё ещё глядя вперёд широко раскрытыми глазами. На какое-то время между ними воцарилась тишина. Если бы Огай не был так поглощён своими чувствами, то непременно ощутил бы всё смятение Исаки. Но он был слишком погружён в свои мысли, а потому совершенно не заметил эту тяжёлую тишину. Однако через пару минут внезапно услышал досадливый вздох. — Блин, я не знаю, что говорить в таких случаях! — простонал Котаро, чем вызвал слабую улыбку Мори. — Так. Во-первых, не смотри на себя со стороны. Просто послушай меня. Во-вторых, тебе не нужно думать о нём сейчас, понимаешь? Сейчас ты со мной, в кафе, далеко от него. Всё хорошо. Огай кивнул, решив просто довериться другу. Не думать, не смотреть на себя со стороны. Не видеть себя слабым, никчёмным человеком, которому нужны утешения на пустом месте. Надо лишь послушать Котаро и позволить самому себе ненадолго забыть обо всём. — Не реви. Всё хорошо. — Я не реву. — Тогда просто помолчи. Его друг продолжил бормотать что-то ещё про то, что он совершенно не умеет успокаивать людей и что если Огай сейчас расплачется, то он начнёт петь ему песню для успокоения, а голоса у него нет, так что лучше Мори даже не начинать лить слёзы, если он не хочет остаться без ушей. Огай слушал его с лёгкой улыбкой, чувствуя, как Исака всё ещё гладит его по голове. Несмотря на его ворчание, поглаживания Котаро сейчас совсем не походили на те шутливые, которые Мори иногда получал в школе или на пустыре. Там Котаро был тем самым другом, с которым можно поржать на переменах и подраться с одноклассниками. А тут он был другим, таким, каким Огай видел его лишь несколько раз: терпеливым, искренне пытающимся помочь. Здесь Котаро был тем, кто действительно мог поддержать, даже несмотря на то, что он сам отрицал это. — Мне надо идти, — пробормотал Мори через некоторое время. И в самом деле уже было довольно поздно. Нужно было ещё успеть на станцию, где он должен был встретиться с семейством Абэ, да и вообще… он слишком засиделся здесь. Слишком сильно расслабился. Однако рука Котаро мягко надавила ему на лоб, заставив остаться на месте. Вторая легла на плечо, словно удерживая. Первая вернулась к массажу, почти ласково перебирая локоны. — У тебя есть ещё немного времени. Я скажу, когда надо будет идти. А пока сиди на месте ровно и прекрати уже переживать за всё подряд. «Позволь себе расслабиться», — это, конечно, осталось несказанным, и Мори был благодарен Котаро за это. Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза и отдался полностью рукам своего друга. Котаро продолжил мягко массировать кожу его головы, иногда что-то заплетая из волос и расплетая обратно. Все его прикосновения отдавались в груди Огая чем-то тянущим, но он приказал себе не обращать на это внимание. Не надо смотреть на себя со стороны, анализируя. Не надо о чём-то думать. Надо просто расслабиться и начать наслаждаться временем с единственным человеком, который прекрасно понимает его мысли и чувства, пусть и не догадывается об этом.