* * *
Ты выходишь из пустоты. Открываешь глаза, в которые неприятно бьет солнечный свет, шевелишь рукой, нащупывающей что-то знакомое, ощущаешь себя рыбой, выброшенной на горячий песок, и почти теряешь способность дышать: призрачный холодок ползет по коже и замыкается на по-человечески хрупкой шее. В висках вспыхивает боль, с мучением вытягивающая из мутного разума воспоминания. Образы людей слились воедино, и ты не могла вспомнить кого-то определенного, кто... что-то... сделал с тобой? Детский рисунок, мрачный бар, чье-то теплое прикосновение, легкое, как крыло бабочки, а дальше... темнота. Тело ломит, но ты медленно поднимаешься на кровати, пытаясь понять, что произошло прошлой ночью. Под ладонью на простынях лежала блестящая рукоять твоего ножа-бабочки, бог знает что забывшего в постели. На тумбочке стоял стакан воды и пестрел твой лифчик нежно-голубого цвета. Несколько секунд ты смотрела на это сочетание, прежде чем осознала, что ты полностью голая. И тотчас же заметила разбросанные по полу одежду, женскую и мужскую, и полотенце. До слуха донесся тонкий звук журчащей в ванной воды, заставивший тебя встрепенуться. Так ты не одна. Мысли в панике заметались в черепушке, тревожно замерли и осели. Всплыл вопрос “Что произошло?”, ответ на который, увы, нельзя было выудить из памяти. “Так-так-так”, — нервно массируя виски, ты прикрыла глаза и попыталась вспомнить, что произошло прошлой ночью, — “я же была... в баре, верно?” — но никакие голова не ответили, — “я не пила. Точно помню, что ничего не пила. Так почему я не могу ничего вспомнить!? Кто там в ванной!? А если это маньяк!?” Цепочка рассуждений и вопросов, ведущая в никуда, могла продолжаться бесконечно. И ты решила действовать. Накинув на себя белую рубашку, ты без раздумий взяла орудие и беззвучной походкой ниндзя приблизилась к двери ванной, надеясь застать врасплох того, кто, без сомнения, одурманил и воспользовался тобой прошлой ночью. Других вариантов не было — в отеле нельзя было никому доверять. В санузле стояла тишина, по-крайней мере, ты перестала слышать журчание воды. Схватившись за нож покрепче и приготовившись к удару, ты потянулась к двери... Секунды ожидания и трепета, смешанного со опаской, тянулись медленно, покалывая твои конечности. Сердце гулко стучало, отбивая ритм одной-единственной мысли. Кто бы это ни был, его необходимо уничтожить. Он здесь не с благими намерениями. Очередной черт, рвущийся отхватить кусок твоего разума, словно плотоядный зверь, подкрадывающийся к невинной газели. Разве могло быть иначе? Однако прежде, чем ты касаешься ручки, дверь медленно, тихо открывается. Ошеломленно затаив дыхание, ты делаешь шаг назад и выставляешь нож вперед в попытке защититься. По икрам пробежала легкая щекотка холода, руки на короткое мгновение дрогнули. Ты встретилась лицом к лицу со своим страхом. — И тебе доброе утро. Вытирая волосы махровым полотенцем, абсолютно обнаженный и с капельками воды, стекающими по груди, — ты отказывалась опустить взгляд ниже, — Чонган поздоровался с тобой и пальцем отодвинул лезвие, смотрящее прямо на него, в сторону. Прошел мимо тебя, обратившейся внезапно в изваяние, и сел на кровати, ни капли не стесняясь своей наготы. — Завтрак скоро принесут, надеюсь, ты проголодалась? — Я... — ты опустила руки, не выпуская ножа, и немного потопталась на месте. Реакция Чонгана заставила тебя стушеваться, и волна жажды убийства внезапно отхлынула от тебя, заменяясь некоторой растерянностью и смущением. — П-почему ты здесь? — голос дрогнул на секунду, но ты взяла себя в руки, — что случилось вчера? — на всякий случай сделала шаг назад, когда он поднялся и принялся поднимать свою одежду с пола. Ты отвела взгляд, который предательски скользил вниз по его груди и животу, похожими на идеальную скульптуру, вытесанную античным гением. И розовеющие на белой коже шрамы ничуть не портили красоту, а наоборот, придавали ей блеск. Он не ответил. Натянув нижнее белье и брюки на узкие бедра, мужчина призывно улыбнулся тебе, отмечая твою привлекательность, ничуть не прикрытую его рубашкой. — Хорошо выглядишь. — Ты слишком дерзкий для человека, находящегося в комнате с вооруженной сумасшедшей, — мрачно оповестила его, — ну так что..? — Мне пора идти, — снова увиливая от ответа, Чонган двинулся к выходу, — в следующий раз я отвечу на твои вопросы. — Нет, мне нужно сейчас. Решительно заслонив собой дверь, ты крепко вцепилась в нож двумя руками, отметая сомнение, мелькнувшее на периферии разума. Ноги налились свинцом, не позволяя тебе сдвинуться с места. — Я не позволю тебе уйти. — Так хочешь, чтобы я остался? — он поднял бровь, приближаясь к тебе, — тебе следует попросить хорошенько... и убрать оружие для начала. Инстинктивно вжимаясь спиной в дверь, ты закусила губу, понимая, что твой “план” с треском проваливается. “Все потому, что я все еще... сомневаюсь”, — убедила ты себя. — Я тебя ударю, — выдыхая, сказала ты, — я сделаю это. Не играй со мной. — Я играю? — хмыкнул Чонган, сунув руки в карманы, — я абсолютно серьезен. Давай, попроси меня остаться, и, может быть, я сделаю то, что ты хочешь. Этот ублюдок, должно быть, издевается. — Я не собираюсь ни о чем тебя просить... — А что ты собираешься!? — он резко сделал шаг вперед и от испуга у тебя дыхание сперло, — ранить меня? Быть может, убить? Скажи мне, — требовательно и устрашающе нависнув над тобой, он схватил тебя за запястья, — или... просто давай. Удиви меня. Ты подняла на него взгляд и замерла, увидев в стеклах его очков отражение собственного безумия. Оно тебя испугало, но не остановило. Рука сама шевельнулась в сторону обнаженной, уязвимой шеи Чонгана, нож сам прижался лезвием к алебастровой коже, слегка надавливая и оставляя еле видимую царапину. Ты ничего не делала. Щекочущее смятение проникло куда-то внутрь тебя, оттесняя внутренности и распространяя морозный холод по всему телу. Нож опустился ниже, оставляя за собой тонкую незаметную дорожку, к сердцу, или к месту, где оно должно находится. Объятая трепетом и растущим желанием вскрыть человека напротив тебя, ты зажмурилась и хватка на рукояти усилилась, заставляя костяшки побелеть. [ безумие, шипя, растворялось в тебе, впуская в твое тело неведомый вирус, захватывающий разум и заставляющий кровь кипеть. этот яд был смертоносен, но не для тебя. ] В руке — острая кисть, а перед тобой — теплое полотно, перетянутое кожей с длинными шрамами. Дрожащие пальцы размазывают алым по холсту, ощущение липкой жидкости и будоражит, и нервирует одновременно. Ногти царапают раны, выдавливая еще больше, больше живительной краски, пока ты кусаешь губу, игнорируя желание зайти дальше и узнать, скрывается ли за грудной клеткой живое сердце или там зияет черная дыра? Ему совсем не больно. Может, тебе кажется, но он получает удовольствие от всего этого. Улыбается, водит языком по пересохшим губам — твоим, — сжимает в ладони тонкое запястье, однако от себя не отталкивает. Наоборот — прижимается ближе, заведенный, как никогда, нож его уже не интересует. Чонган выхватывает нож прямо за лезвие, вырывает из твоей ладони и швыряет куда-то в угол комнаты. — Не удивила. Его прикосновения изменились. Из поддатливых, раболепных и любопытных превратились в требовательные, грубые: он хватает тебя за подбородок, пачкая кожу липким, и резко засосывает язык тебе в рот так повелительно, будто берет то, что по праву его. Его грудь, горячая и мокрая, прижимается тесно к твоему стану, загоняя в ловушку. Сзади — дверь, которая не откроется, а спереди... На языке ясно чувствуется мерзкий металлический привкус крови, но это почему-то еще больше пленит тебя, и ты позволяешь Чонгану углубить поцелуй, сбросить с хрупких плеч его рубашку, трогать там, где ему вздумается; он поднимает тебя за бедра и ты послушно обхватываешь ногами его талию. Все это — не разрывая поцелуя. — Вы выглядите так, словно хотите задать мне вопрос. — Да..? — Не стесняйтесь. — Ах, просто... Знаете, в школе я хотела стать врачом. Думала, что буду счастлива спасать людей. А потом поняла, что себя-то спасти не смогу... Это... немного личный вопрос, но почему вы все же решили выбрать эту профессию..? Ты закрываешь глаза. В исступлении смыкаешь зубы на чужой шее, как вампир, ища живительную силу, запустив в мягкие, еще влажные волосы пальцы. Ты голодна и ищешь то, что сполна насытит тебя, но твердого тепла внутри, вдалбливающего тебя в твердую поверхность, недостаточно. Ошеломляющее удовольствие, думаешь, с яростью царапая идеальные мышцы, и все же этого мало. Шипишь от боли, когда он прикладывает где-то слишком много силы, чем следовало, без радости приветствуя появления новых синяков на теле, и отвечаешь тем же: кусаешь, впиваешься ногтями, дергаешь за волосы и уворачиваешься от его губ, ищущих твои собственные. “Иди к черту”, — без слов говоришь. Одним взглядом, может быть, грубыми касаниями и увиливаниями. “Я здесь, с тобой”, — ты можешь чувствовать, как его рот кривится от улыбки, когда он таки втягивает тебя в бесцеремонный поцелуй. Ты ненавидишь это. И поддаешься. Охаешь, ахаешь, стонешь и рычишь его имя сквозь зубы. От удовольствия иль от гнева — кто знает? Чонган хочет сохранить интригу до самого конца. А конец... — Ты горишь. Посмотри на меня. — Я смотрю. — Я здесь, чтобы помочь тебе не сгореть дотла. Еще не поздно. — Вы ошибаетесь. — Пожалуйста, слушай меня. Я не желаю тебе зла. Я хочу спасти тебя. А для этого... — Мне это не нужно. Я все для себя решила. Я больше не ваша пациентка. Не надо притворяться, что вам не наплевать. Мне не нужна ваша помощь, я выбросила и сожгла все... “Близко! Так чертовки близко!” — очередной толчок едва не выбивает из тебя воздух. Тебе чудится, будто его плоть заполняет тебя полностью, скользит по стенкам влагалища и достает до глотки. Будто он растворился в тебе, будто он томится в каждой клеточке твоего тела, будто ты — часть него, а он — часть тебя. Единое целое. Это глупо и смешно, ты судорожно хихикаешь. Безумно. Так смешно, что у тебя глаза щиплет от слез. “Сошла с ума... Сошла с ума!” — снова мечешься. — Скажите, вы ко всем своим пациентам так дружелюбны? — Честно? Нет. — Тогда почему именно ко мне вы так добры? — Хм... Может, вы мне импонируете, как человек? — Ха. — Помнится, вы как-то задавали мне вопрос... Единое целое. Единое целое. Единое целое. Единое целое. Единое целое. Единое целое. Единое. “Еще немного и он поглотит меня. Или я его”, — впиваясь ногтями в его плечи, ты жмуришься и тяжело дышишь, словно на смертном одре. Твои ноги трясутся на грани оргазма. Вдыхаешь запах лаванды. Мир обретает краски. Гладишь подушечками пальцев очертания губ Чонгана, и нервно усмехаешься, когда он тебя кусает. — Какова... собственная кровь... на вкус..? Ты все еще не видишь его глаза за очками. Чонган облизывается, его движения не теряют ни силы, ни скорости. — Не слаще твоей. — Это наша последняя встреча. — Я понимаю. — Даже если вы не смогли это сделать, я все же... считаю вас... своим спасителем. — Приятно слышать. В свою очередь, скажу, что вы — единственный человек, которому я по-настоящему хотел помочь. Опережу ваш вопрос и отвечу: я видел в вас отражение своего прошлого себя. Это была иррациональная симпатия, хах... Помнится, вы хотели знать, почему я выбрал эту профессию? Дело, в том, что... Накатившее бурной волной наслаждение медленно отхлынуло, позволяя разуму взять тело под контроль. Обессиленно падаешь в объятья кровати, дрожа от жары и усталости. Тебе кажется, будто ты больна и вот-вот потеряешь сознание, но на плаву реальности тебя удерживает ощущение другого человека, сидящего рядом и нежно поглаживающего твою макушку. — Уходи. — Нет. Ты попросила меня остаться. — Когда это? — Действия говорят лучше слов. — Ладно... тогда скажи мне, — ты застенчиво прикрываешься простынью, словно игнорируя события, происходившие еще пять минут назад, — что вчера случилось? — Ничего особенного. В баре тебе стало плохо и я проводил тебя до твоего номера, вот и все, — ответил Чонган, — а потом ты меня поцеловала, — и, встретившись с твоим шокированным взглядом, улыбнулся, — или я тебя. Ты была такой страстной... пока не уснула после того, как мы разделись. Печально, не так ли? — О, — мрачно отозвалась ты, — мне наверное просто стало скучно. Ты ничего не помнила о прошлой ночи и вообще не понимала, о чем говорил Чонган. “Я была в баре”, — мысленно согласилась, восстанавливая цепочку воспоминаний, — “но я была в порядке. Потом... я ушла... Ушла одна? Я ничего не ела и не пила, так почему ни черта не помню?” — Что ж, мне пора идти, — проигнорировав подкол, Чонган поднялся с кровати, — здорово, что мы смогли наверстать упущенное, но у меня есть дела. Горничная, должно быть, услышала нас и решила побеспокоить позже. Ты была очень громкой, — одарив тебя самодовольный улыбочкой напоследок, заставившей тебя поежиться, он поднял с пола пиджак, накинул его на себя и направился к выходу. Ты села на постели и внезапно забеспокоилась. — Что, даже не пожелаешь мне удачи? Но он не остановился. — ...ю тебя, — вслед за непонятным шепотом до твоих ушей донесся звук захлопнувшейся двери.* * *
“Ничего не понимаю”, — схватившись за голову, ты даже не сдвинулась с места с того момента, как ушел Чонган, — “чувствую себя странно, как будто... часть меня канула во тьму, забрав с собой нечто важное”. И стало пусто. Там внутри, под сердечком, что-то неприятно скреблось, будто пытаясь заставить тебя вспомнить о чем-то, что ты должна была сделать. — Но что вообще вчера было? — вздохнула ты и потерла виски, — помню, как была с Джунгу, Юсоном... Юсон. Кто такой Ю... сон? Первое, что пришло тебе в голову, едва сорвалось с уст заветное имя, — веснушки. Ведь это была черта, отличающая его от... Юджин. — А! — вскакиваешь резко с постели, чуть не потеряв равновесие, и бросаешься к телефону, лежащему на кресле. Юджин ведь обещал прийти! Как ты могла забыть? Набирая знакомый номер, вслушиваешься вкрадчиво в длинные гудки. Прерывистая тишина отзывалась волнами страха в груди, но ты успокаивала себя тем, что Юджин, должно быть, занят или еще спит. Сейчас, должно быть, раннее утро. Чем дольше ты стояла, замерев и прижав телефон к уху, тем больше гудки наталкивали тебя на мысли, что с Юджином приключилась беда. Не мог он не сдержать своего слова и не прийти, не предупредив тебя. Не мог бросить, оставить на растерзание кровожадным теням, подстерегающим тебя на каждом углу. “Прошу, ответь”, — мысленно взмолилась ты, сжимая трубку. — ...алло? — Юджин! — с благоговением выдохнула, — г-где вы? Вчера вы, кажется, должны были... — (Имя). — ...встретиться со мной в Кристале... — (Имя). — ...да? — Не звоните мне больше. Уголки губ, растянувшиеся в нелепой, слабой улыбке, опустились. — ...Что? — Не звоните мне больше, — повторил Юджин отчужденным голосом, совсем не похожим на тот, которым он обычно говорил с тобой, — я не смогу вам помочь. Извините, но так будет лучше, — и отключился. В тот миг, когда до тебя дошел смысл всего сказанного Юджином, что-то в тебе оборвалось. Порвалась единственная ниточка, ведущая к свету, и удерживающая в оковах здравомыслия твой разум. Чуть ли не единственный человек, которому ты могла довериться, просто... бросил тебя в самый ответственный момент. “Ты же говорил, что придешь...”, — ощущение предательства больно укололо тебя изнутри, — “что не позволишь мне сгореть...” Что ж, он был важнее, чем казалось на первый взгляд. Ваши отношения с Юджином были непростыми и вместе с тем совершенно бесхитростными, незатейливыми — обыкновенное взаимодействие врача и пациента; психиатра и... того, кому требуется его помощь. Ни больше, ни меньше. Тем не менее, каким-то чудесным образом вам удалось подняться в глазах друг друга на планку выше с течением времени и некоторых обстоятельств, которые мы опустим. Ты довольно долго наблюдалась у него; за этот промежуток вы едва не переступили рамки, предусмотренные вами обоими. — Поэтому я решила, что больше не могу... — пробормотала ты в пустоту, удрученно обняв колени, — но ты сказал, что я все еще... “Ты сделал это, потому что чувствовал то же самое?” — слова, которые ты побоялась произнести вслух, — “хотя я никогда не понимала ход твоих мыслей... Должно быть, ты просто меня возненавидел”. Иначе и быть не могло. Тихо вздохнув и, кажется, смирившись с тем, что Юджин не хочет больше разговаривать с тобой — писать и звонить ему ты больше не стала, он ясно донес свое желание, — ты встала с кровати и направилась в ванную, резко почувствовав сильное отвращение и презрение к самой себе. Жалкая, думала ты, проходя мимо зеркала. Не хотела смотреть на отражение женщины с мешками под глазами и чужой кровью на груди и на руках. Мерзкая. — Буэ... — от вида и запаха багрового тебя начало тошнить и ты побыстрее зашла под душ, дабы смыть с себя этот позор, — я и правда сошла с ума, раз мне это нравилось... Вода, стекая по телу, приобретала слабый красноватый оттенок. Ласкала синяки и гематомы. Чувства и мироощущение постепенно прояснялись под действием холодного душа, и ты вышла из санузла бодрая как никогда. Дышала более свободно и ощущала себя естественно, ведь внутренние демоны, наконец, затихли и перестали нашептывать в уши безумные идеи и желания. Спальня была в небольшом беспорядке: у двери на полу можно было заметить крошечные пятна крови, как и на смятой кровати; в углу валялся нож; небрежно лежали твои разбросанные вещи. Комната напоминала место преступления. Если горничная зайдет, будет неловко. Быстро убрав испачканную простынь, ты собрала вещи в кучу и протерла салфетками пятна крови на полу, спрятала нож в сумку и надела сменную одежду. После водных процедур тебе очень захотелось есть, поэтому ты вышла из номера и решила прогуляться до ресторана при отеле. По коридору гулял сквозняк, заставивший тебя невольно съежиться. Никого рядом не было и царила тишина. Но это тебя не смутило — как ни странно, ты чувствовала себя, как дома. Это давно забытое ощущение грело тебя, несмотря на зимнюю прохладу, и ты принимала это как должное. Сейчас не хотелось ломать голову. Подойдя к лифту, рука было потянулась к кнопке, чтобы вызвать кабинку, но внезапное прикосновение к твоему плечу заставило тебя вздрогнуть и, в испуге развернувшись, отшатнуться. — (Имя)! — человек приблизился и заключил тебя в тесные объятья. Его голос показался тебе знакомым, — я рад, что ты в порядке... Почему ты все еще здесь? — А? Что? — смущенно проговорила ты, застигнутая врасплох резким физическим контактом с тем, от кого ты меньше всего ожидала проявления теплых чувств, — Й... Йохан? Он обнял тебя так, словно вы — лучшие друзья, не видевшие друг друга вечность. — А кто же еще? — вредничая, поинтересовался он и застенчиво отстранился, пытаясь не встречаться с тобой взглядом, — я... не важно. Не знаю, что на меня нашло. Не то, чтобы я рад тебя видеть... — Что случилось? — прервав неловкое лепетание Йохана, вопросила ты, — ты выглядишь взволнованным. Почему-то ты не могла вспомнить, когда видела этого парня в последний раз. Кажется, вы поссорились в крайнюю встречу? — Почему ты здесь? — повторил вопрос Йохан, его смущение словно улетучилось, — ты должна была уйти. Зачем осталась? — Как грубо, — нахмурившись, ты не понимала причины его двойственного поведения: сначала заключает в теплые объятья, а потом возмущается, что ты здесь, — почему я не могу остаться еще ненадолго? Я пока не хочу уходить. На его лице отразилось явное удивление. — Но тебе надо уйти! Ты сама говорила..! — Потише, горячий парень, — попыталась успокоить ты юношу, недоумевая, — что ты такое говоришь? Мне здесь нравится. Мне здесь хорошо.