Хозяин леса

После ночёвки с Мейсом я не мог перестать думать о том, что нужно всё-таки сгонять к нему. Всякий раз я начинал свой день с того, что писал сообщения в роде: «я готов». Мы встречались после мейсоновых занятий, весело болтали всю дорогу, а потом разворачивались, едва ли поселковая остановка перед глазами начинала маячить, и шли обратно в город. В городе, конечно, было чем заняться… Чего мы только не успели за ту неделю. Только вот легче от этого не становилось. Не становилось легче и от того, что Мейсон не только продолжал общаться со мной, но ещё и никак не давил. Я сам отлично справлялся с этим. Стоило остаться одному и начиналось: трус, трус и, черт побери, трус. Я не мог смириться с таким положением вещей: Мейс медленно, но всё же открывался передо мною, дарил полные тепла прогулки, рассказывал обо всем, что могло прийти ему на ум, а ещё мягко, понимающе сдерживал всякий мой порыв. Рядом с Мейсом мир вокруг немножко оживал, переставал казаться серым, непонятным и глупым. Он будто бы был маститым художником, который знал, как исправить любой мой кривой эскиз. И так хотелось окунуться и в его мир; в тот мир, где краски пахнут землёй и мхом. Когда я думал о нем днём, я боялся, что его темнота, где под ногой предательски прохрустит каждая ветка, проглотит меня без остатка. Но когда вспоминал о нем ночью, понимал, что в нем слишком много света, чтобы не прикоснуться к нему. Если бы только одного очарования хватило… Я ждал Мейсона в крошечном парке у школы. Так и видел будто со стороны, как ходил сюда каждый день, выискивал Закари и звал прогулять уроки в курилке. Интересно, удалось ли руководству школы обнаружить её после нашего выпуска? А ведь она досталась нам по наследству от старших… Помню, как высокая девушка с крашенными под платину волосами сказала мне: — Вы только не проебите курилку, лучше места тут не найти. Выпускаясь, она подарила мне портсигар с мультяшным черепом. Наверное, сама его нарисовала — я порой проводил по рисунку пальцем и чувствовал, как утолщаются слои краски, оставленные пушистой кистью. Жаль, потерял его. Наверное, и курилку нашу так же прикрыли… Вот я бы оборжал того, кто сказал бы, что я буду скучать по школе: по нарочито лазурному зданию, которое под определённым ракурсом сливалось с небом; по учителям, которых я порой встречал и от которых стыдливо отворачивался; по тяжелому, блин, рюкзаку, в котором было что-то помимо камеры и иссохших зажигалок. Тогда казалось, что цинизм и пофигизм ценнее чужих, твоих, да любых чувств. Казалось, что это круто, когда ты играешь всю ночь, а не пытаешься сделать что-то важное. Мы с Закари сбегали при любой удобной возможности и презирали наш «скучный» класс, который исправно посещал каждый «скучный» урок. Разделяли выговоры на двоих и придумывали невероятные отговорки… Тогда всё казалось понятным. Тогда казалось, что пустота невозможна, потому что время и энергия не закончатся никогда. А я, постаревший будто бы не на год всего лишь, а на все сто, представлял, как мы выходим из старательно выкрашенного здания. Смеясь над какой-то глупостью, я безо всякого зазрения совести поджёг бы сигарету прямо на пороге, зная, что фруктовый пар изо рта Закари спрячет наши лица на решающую секунду, чтобы натянуть потуже капюшоны. Если бы я мог, я бы воспользовался этой секундой. И я бы догнал себя, поймал бы за локоть, задав лишь один вопрос: — Что ты, черт возьми, делаешь? Закари… Тогда я верил, что без него совсем потеряюсь. А теперь я едва ли помнил о том, что впускал его когда-то в свои лабиринты. Сколько я уже не выходил на связь с ним? Он, наверное, мозги сломал, почему я не вишу в онлайне сутками, как раньше. Я достал телефон и накатал ему небольшое сообщение. Продолжить переписку или, по крайней мере, прочитать то, что он ответил, сил уже не было. С чего я вообще взял, что он волнуется? Да… Я бы и его задержал, чтобы спросить, что вообще такое между нами. Нормально ли это? Поймёшь ли ты меня, если я перестану нуждаться в тебе? И к чему это приведёт, — если я и впрямь перестану? Прозвенел звонок. Школа зашевелилась, а я, напротив, затих внутри самого себя. Ещё пара минут, и большая металлическая дверь изрыгнула шумную толпу школьников. Мейсона вынесло этим разнопёрым потоком, но я всё равно сразу приметил знакомую лохматую макушку. В руке он держал нечто в подарочной упаковке. Щемящая нежность, как если бы я встречал младшего брата после занятий, захлестнула меня. Мальчик в желтой толстовке… Как я мог не разглядеть это навязчивое свечение, проходясь по коридорам? — Здоров, — пробурчал я, наконец сократив расстояние между нами. — Привет. Куда пойдём? — с улыбкой спросил Мейсон. Весёлый пластырь с львенком всеми силами пытался скрыть ссадину на его переносице. — В парк хочешь? — Третий раз подряд? Пришлось немного подумать, чтобы вспомнить, что другие места и впрямь есть. — Ну… На заброшку хочешь? — Давай. Недалеко от школы была заброшенная многоэтажка, к строительству которой так никто и не вернулся после того, как кто-то умудрился с неё сигануть. Однажды довелось побывать там с Закари и его друзьями. Эти ребята рисовали граффити, и пускай мы с ними не поладили, мне тоже дали баллончик. Чёрный, наполовину использованный. Впрочем, этого было достаточно. Проезжая мимо на автобусе, можно было заметить местечко, в котором я оставил весь свой творческий потенциал. Большущая клыкастая улыбка украшала стену и казалось, что если смотреть в эту пасть слишком долго, то она раскроется ещё шире. — Кто подарок сделал? — спросил я. — Помнишь, я рассказывал, что одноклассницу по математике подтягиваю? Я хмыкнул: — Это типа благодарность? — Это типа у меня день рождения. Я знал, что он никогда не завтракает, что на нем, скорее всего, разные носки, что в детстве у него была рыбка, которую его отец назвал Ансельмом — и не знал настолько обычную вещь. Я мог задать вопрос, который поставил бы в тупик даже самого изорщенного мейсонова клона, но попроси меня кто рассказать о нём в двух словах — растерялся бы. Вытаращившись на него, я замер на месте. Почему-то стало до смерти стыдно. В животе всё скрутилось. — Серьёзно? — Ага, — явно веселясь от моего замешательства, усмехнулся Мейсон. — Ты дурак совсем? — буркнул я, заставив его прыснуть. — Ты чего молчал? Я же без подарка, без нифига… — Знаешь, самым классным подарком будет твоя компания, — растеряв всю ту наглую насмешливость, произнёс он и потрепал меня по волосам. Я готов был снять с себя последнюю рубашку и отдать ему в качестве подарка, потому что… это Мейсон. Человек, который по шажку учил меня дружить и доверять. Но мне нечего было ему предложить, разве что действительно снять с себя рубашку. Такое он вряд ли бы оценил. В моей голове созрела шалая мысль, от которой вполне себе могла закружиться голова. Я молчал, проверяя себя на прочность и дожидаясь, когда эта мысль спрячется за широкой спиной страха. И этого не происходило. Слишком уж железным был аргумент против любого «но». У него ведь день рождения. — Тебе нравится по городу шляться? — спросил я. — Не знаю, — Мейс пожал плечами. — Я же к другому привык. — К лесу. — В том числе. Вдох-выдох. Раз, два, три. Я ведь смогу. Смог уже два раза. И третий смогу. — Ладно, новорождённый. Пошли на автобус. — Чего? Зачем? Сказать было нечего — он и так знал, зачем. — Не, Дэм, — Мейсон отмахнулся. — Я потом обратно идти не хочу. — И не нужно. У тебя день рождения всё-таки. Мейс остановился, схватил меня за плечо и раздражённо произнёс: — Не надо на жертвы идти. — Это не жертвы вовсе. Да и сколько можно себя лелеять? — Вместо этого сразу с головой в омут? — он с силой встряхнул меня, но я не мог уже повернуть назад. Не мог и всё. — Пожалуйста… Поехали. — Хорошо. Но если тебе станет плохо, поедешь домой. — Поеду. В автобусе Мейс первым же делом стал распаковывать свой подарок. Наверное, я был за это очень благодарен: отвлекало на ура. Он настолько аккуратно обращался с оберточной бумагой, стараясь нигде её не порвать, что тяжело было не засмотреться. Правда, пыхтел Мейсон, как если бы с важнейшим в истории человечества документом возился. Один лишний надрыв — и уже «блять». — «Хорошо ловится рыбка-бананка», — прочёл он название книги, наконец разобравшись с бумагой. — Читал? — Ага. — И как? — Не хочу тебе спойлерить. Но там есть очень интересная легенда — про рыбку. — Бананка, блин, — прищурился Мейс и полистал хрустящие страницы. Пахло свежей печатью и немножко сладостью. Закрыв глаза, можно было надумать аромат бананов. — Да. Бананы ела потому что. — Абсурд. — Не абсурд, а метафора. За распаковкой я и не заметил, как скоро мы доехали. Трава серела, дожидаясь шагов королевы в оранжевых одеждах. Тихо, пусто… Собаки где-то вдалеке лаяли, и катился поезд. Солнце не спасало от ветра, который приносил каждый звук, пойманный в этой тиши. Но как бы он не старался, я слушал, как звенит брелок на чужом рюкзаке — брелок в виде морды кошки. — Тебя дома будут поздравлять? — Я посмотрел на него — того, кто эту морду любил и бережно хранил. — Нет и на том спасибо. — К тебе? — Не-а. — Того, чьи глаза загорались так ярко только здесь. Поначалу наша прогулка ощущалась ну очень глупо. Лес встретил нас с дружелюбием, которое выглядело, как насмешливое затишье. Поселковую тропу я, конечно, пережил, даже кое-что сфоткал… А вот в лесу сразу ощутил тошноту. Пахло его предстоящей смертью, безмолвной гнилью каждого опавшего листика; моими снами, в которых можно было найти ведущие в никуда следы старика. Я не отлипал от Мейсона. Всё ждал, когда он расслабит плечи, отойдёт на шаг, а меня схватит чья-нибудь костлявая рука. Но нет. Ничего не происходило. Листья так и пели свой реквием об одиночестве, а их ещё пока живые собратья играли с ветерком. Со временем я стал привыкать и уже не нужно было так отчаянно хватать Мейсона за руку. Живописные пролески и робкие полянки сменялись одна за другой. У смерти нет запаха… А если и есть, то он пока ещё не пробрался через купол деревьев. И ветер пускай шепчется — взамен мы позволим ему унести с собою наши бесконечные разговоры. Мы вышли на просторную прогалину, посередине которой рос гордый, древний дуб. Наверное, даже вдвоём мы не смогли бы обхватить его ствол. Я отошёл подальше и стал рассматривать его через видоискатель. Пришлось сделать ещё пару шагов назад, чтобы поймать в кадр всю его могущественную силу. — Подожди, подожди! — Мейс показался в кадре, остановил меня жестом и побежал к дереву. Щелчок. Я поймал его спину. Ещё щелчок. Поймал его недовольное лицо. — Не трать плёнку, подожди, блин! — Я рассмеялся. Он кинул рюкзак на землю, а сам стал ловко карабкаться наверх, будто бы зная и чувствуя каждый выступ. Видоискатель рисовал мне тёплый, меланхоличный фильм о последних остатках тепла перед самой холодной зимой. Я держал палец на кнопке затвора и жалел всем своим существом, что никогда уже не смогу сохранить этот момент во всей красоте его движения. Казалось, что невидимая лестница привела Мейса к толстой ветви, за которую он подтянулся, легко раскачиваясь, и на которую залез, не успел я даже моргнуть. — Чего ржёшь? Фоткай! Два пальца вверх — с его стороны, щелчок — с моей. Спрыгнул он так же стремительно, как и залез. Я отнял камеру от лица и оставил её болтаться на шнурке. Мы с олимпусом запомнили эти несколько секунд навсегда, пускай никому и не сможем показать. Мейсон хорошо ориентировался в местности и рядом с ним казалось, что лес логичен, как самая обычная улица. Не сказать, конечно, что мы далеко отошли от посёлка, но без него я бы точно заблудился. А он знал, где месяц назад оставил скульптуру из балансирующих камней, знал и долгие, богатые на красивые кадры дороги, и короткие, протоптанные, знал, куда идти, чтобы найти определённый пень, которым хотел похвастаться. — Ладно, — резюмировал он, усаживаясь на этот свой любимый пенёк и вытягивая ноги. Устал. Он говорил, что до этого ни с кем такие экскурсии не устраивал. — Озеро тебе покажу и пойдём домой. — Уже? — Тебе понравилось, что ли? — просиял Мейсон. Я робко закивал, стараясь скрыть даже малейшее проявление восторга. Пускай погадает над своим вопросом. — Блин, приятно. Но я голодный. Сказал бы он что угодно другое, я бы отказался уходить. Я теперь понимал, почему это место, ставшее моим кошмаром, для него всегда было спасительным островом. Как же по-разному мы видели одну и ту же вещь… И раз уж Мейсону удалось показать мне всё то, что видел он, я был готов впитать и весь его трепет. — Это ведь не последний раз, — на этот раз сдержаться не удалось, сколько бы я не отворачивал от него свою довольную физиономию. Мейсон подскочил и повис на мне, как ребёнок малый. И я был рад этому ребёнку, его веселью и шаловитости. Ему стукнуло семнадцать, а я дожидался девятнадцатилетия, но здесь мы оба могли позволить себе вернуться в детство, которого у нас не было. Мы обменивались шуточными нападками до самого озера. Мейс называл меня латентным смельчаком, а я щекоткой заставлял крошиться его наглый покерфейс. Он хохотал и больно щипался, за что потом долго извинялся. С каждым нашим шагом начинало тянуть влагой. Всё нутро отчего-то сжалось. Когда мы пролезли через кусты, я вдохнул чистый воздух. Свежести не было дело до одежд — она касалась кожи, оставляя свои прохладные следы. А озеро, в которое хотелось войти, не задержав дыхания, напоминало жидкое золото. Большое-большое зеркало… Трудно было избавиться от ассоциаций: лес и вода, лес и вода, лес, вода и я. Только вот здесь не было чудовища с его глазом из веток. Я обернулся. Мейс кивнул мне. — Я себя так никогда не чувствовал, — поделился я шёпотом. — Знаю, — просто ответил он. — Я знаю. Какие-либо слова были бы лишними. И пускай градус нашего задора снизился, как если бы упал на дно озера, мы делили на двоих нечто недосягаемое, почти что волшебное. Мейсон был негативом моего портрета, но его душа настолько была похожа на мою, что я порой не верил, что этот человек и впрямь существует. Всякий раз хотелось ущипнуть себя посильнее, чтобы его образ наконец рассеялся и прекратил меня мучить, но нет, он всегда оставался на месте, поблизости. Посёлок больше не скалился, лишь мудро щурился, встречая нас. Мейс торопился домой, а я плелся за ним, оглядываясь не в поисках злой тени, а желая впитать в себя остатки буйной красоты. Вдруг послышалось: — Ребята! У меня заложило уши от её голоса. Будто бы сама земля ударила током через ноги до самых мозгов, и в глазах на долю секунды потемнело. Увидев движение вдалеке, я успокоился. Это обычная девушка. Настоящая. Она спешно перебирала ногами в цветастых кроссовках, приближаясь к нам. Мейсон остановился, дожидаясь её. В ней не было примечательного, кроме, разве что, бинди. Пришлось всмотреться, чтобы узнать в этой яркой точке обыкновенную родинку. Третий глаз, да? Девушка догнала нас и повторила: — Ребят… — Отдышавшись, добавила: — Вы местные? — Да, — ответил Мейсон. — Что-то случилось? Русые волосы были подстрижены под пацана явно наспех неумелой рукой. Наверняка с утра она пыталась уложить их, но несуразно длинные пряди выбивались из причёски. Что за… мерзость? — Нет-нет. Слушай, ты не знаешь, где тут церковь раньше была? — Понятия не имею. Раньше — это когда? — Лет тридцать назад. Даже больше, наверное. Мы не знаем. Почему она не уйдёт? — Ниже, — Мейсон указал направление, — Дом молитвы есть. Может, он тебе нужен? — Нет. Церковь в лесу прям была. Или рядом с ним. Блин, не знаю. — Почему ты вообще думаешь, что тут что-то такое было? Не было. Никогда не было. Пусть уходит. — Да так. — Тебе зачем? Действительно, зачем? Куда ты, черт возьми, лезешь? — Научку пишу. Про разрушенные церкви. Враньё. — Спроси кого постарше, — Мейсон хмыкнул. — Я тут сорок минут уже копаюсь, а кроме вас никого не встретила. — Будний день, чо. — Как думаешь, я в лесу заблужусь, если одна туда пойду? — Заблудишься, — услышал я собственный голос. — Блять, — выругалась девушка. — Попробуй, — мягко проговорил Мейс. — На некоторых деревьях стрелочки бывают нарисованы — они указывают на посёлок. Но это только поблизости. Если пройдёшь дальше завода, точно потеряешься. Хотя… На заводе если увидишь парня в кожанке, спроси его про эту свою церковь. Он в этой теме шарит. — Парней в кожанках мало, что ли? — Городская? — Мейсон лукаво улыбнулся. — Я не отсюда. Вообще. Так и что ты тут забыла? — Он тут один такой. — А ты уверен, что он на заводе? Мейс кинул взгляд на свой дом. Там было тихо и свет горел только на чердаке. Впрочем, как и всегда. — Процентов на семьдесят. Если его там нет, дальше завода не ходи. — А ты не можешь со мной сходить, а? Нет. Никуда он не пойдёт. — Не, устал. — Я заплачý. Мейсон положил руку мне на плечо: — Заманчиво, но нет. — Ой, ладно. Спасибо. — Ага. Пока. Наконец, она ушла. Проводив её взглядом, Мейсон вздохнул, взял меня за рукав рубашки и затащил в дом. Что она тут забыла? — Странная она какая-то, — поделился я мыслями с Мейсом, когда мы поднялись на чердак. — Да не говори. — Что это за парень такой, о котором ты говорил? — Есть тут один, из семьи верующих. Раздражение моё на эту девушку сошло на нет. Понять природу этого раздражения было сложно. Обычная девушка, ничего плохого нам не сказала… Но почему-то даже смотреть на неё было сложно. Что я хотел сделать с ней? Наброситься с кулаками? А за что? Сейчас казалось, что не за что. Но что бы я сказал, если бы увидел её снова — чёрт знает. По счастью, рядом с Мейсом можно было отвлечься от этих мыслей и отложить их куда подальше. Он угостил меня чаем и предложил посмотреть фильм. Когда мы устроились за столом — он на своём кресле, я на стуле, который мы с горем пополам подняли с кухни, — я осмелился спросить то, что интересовало уже давно: — Мейс, а можно вопрос? — Конечно. — Откуда у тебя компьютер? Мой вопрос застал его врасплох, и он вскинул бровь. — Из магазина. — Да понятное дело, но… — А. Да в олимпиаде выиграл. — Математик, блин. — Не, это по физике было. Я помолчал, наблюдая за тем, как Мейсон щёлкает мышкой. Может, я его всё же выдумал? — Ты удивительный, — выдохнул я. — Я на эту физику несчастную днями и ночами надрачивал. Смотри, — он открыл ящик стола и достал старенький механический таймер, — берёшь вот такую штуку и засекаешь десять минут. Не успел за это время решить вариант — идёшь нахуй. — А если успел, но решил неправильно? — я забрал таймер из его рук и внимательно осмотрел его. Исцарапанный старичок был похож на своего хозяина. — Ещё хуже. — Сколько раз ты его в стену кидал? — усмехнулся я. — Такую задачку я тебе точно не решу. Я положил таймер на стол. — Почему ты так паришься об этом? — Чтобы хоть что-то хорошее было, — буркнул Мейсон. — Всё, давай смотреть. Только вот посмотреть мы успели от силы полчаса. Уже на десятой минуте снизу стали слышаться крики. Особенно хорошо было слышно Ящера. И как бы тихо мы не сидели, он всё равно о Мейсоне вспомнил. От стука в дверь мы синхронно дернулись. — Че тебе надо? — крикнул Мейсон. — С днем рождения, пиздюк, — послышался голос Драгона. — Спустишься? — Я с Дэмианом. Ручка задергалась. — Одолжи-ка его, покурим. — Не делись с ним, — повернулся ко мне и прошептал Мейс. — Зачем он пришёл? Мейсон пожал плечами, а Драгон снова нетерпеливо постучался. Я не хотел, чтобы он портил такой хороший день, поэтому молча направился к двери. Мейс попытался поймать меня за руку, но ничего у него не получилось. — Подождешь? — спросил я тихо. Он кивнул. Драгон ждал, привалившись к стене. Трезвый, но не без вечерней порции пива — в руке он держал почти полную бутылку. Не говоря друг другу ни слова, мы вышли во двор, и я поделился с ним сигаретой, даже поджёг её, когда она уже оказалась у него во рту. Как бы противно я не чувствовал себя рядом с ним, я игнорировал каждое свое ощущение. Ради Мейса я готов был забить на любые обиды. — Нормальные сиги, — констатировал Ящер, выпуская изо рта густую дымку. Я старался смотреть исключительно на него. Сгущались сумерки, и лес больше не выглядел таким дружелюбным. — Ага. — Думал, бабские будешь курить. Я промолчал. — Нормальный ты пацан. Нахуя тебе вот это всё? Сказать, что я нормальный, но добить последней фразой… Он прохрипел эти слова, вложив в них столько презрения, что я не сразу заметил, как отошёл от него на шаг. Вступать в конфликт я по-прежнему не собирался и легче всего было включить дурака. — Что — это? — Как тебя там звать? — Ящер кинул окурок в траву и подошёл ближе. Моё испуганное выражение лица отразилось в черноте его глаз. Пятиться можно было до самого леса, и я засобирался уходить, но Драгон в привычной ему манере схватил меня за руку и остановил на месте. Я чувствовал, как цепенею. — Закидываешься? Вопрос не сразу дошёл до паникующего мозга, но я всё равно пробормотал: — Нет. Драгону мой ужас явно был по душе. Он расхохотался и сделал глоток пива. — Ну ничего, скоро начнёшь. — Нет, — повторил я. — Ты ж нихуя не знаешь о нем. Нахуя ты сюда таскаешься? — Он слабо ударил бутылкой по моей груди. Пиво расплескалось на рубашку. Холодно. Страшно. — Какая… — Отдышаться. Раз. Два. Три. — Какая разница? — Ты нормальный пацан, — надавил он, особенно выделяя слово «нормальный». — Пиздуй в свой город и общайся с равными. Четыре. Пять. Шесть. Пиво попало и на ноги. Кроссовки промокли. Я пошевелил пальцами — и ног, и рук. — Это ты ничего не знаешь про Мейсона. — Че ты несешь? Семь. Восемь. Девять. — Че слышал, — бросил я, глядя на него исподлобья. Руки сами собою сжались в кулаки. — Ну давай, пиздуй. Потом не проси наркоты у меня для этого пидораса, уяснил? Хуй стеклянный получишь. Десять. Я вырвал руку и впился ему в грудки. Явно не ожидая получить от меня отпор, Ящер опешил. Слава небесам, отпустило. — Да пошёл ты, — прохрипел я каким-то чужим голосом. — Не все такие, как ты. — Это какие? — Уебки. — Вот как заговорили. — Ты это заслужил. Я откинул его от себя, но Драгон устоял и истерически заржал. Внутри меня всё снова сжалось и вот-вот бы затряслось, но я до того впился ногтями в ладони, что мог позволить себе игнорировать что угодно, кроме этой слабой, но достаточно жгучей боли. — Распизделся ты, — сквозь смех выпалил Ящер и стал что-то искать в телефоне. Позовёт дружков пиздить меня толпой? — Ты тоже кое-что заслужил. Он протянул мне телефон, но хрен я бы посмотрел на него, если бы не услышал голос Мейса. Впрочем, в этом голосе едва ли угадывался тот Мейс, которого я успел узнать: это был нечеловеческий крик, похожий одновременно на смех и плач. Я перевёл взгляд от ящеровской морды на его телефон и увидел… Увидел, как на земле в одних штанах валяется сжавшийся в комок парень. Весь испачканный, побитый, с окровавленным лицом. На его теле не было ни единого живого места — всё в почти чёрных синяках. Над ним возвышалась женщина. Она удерживала его голову босой ногой, пока он истерически хохотал под нею. — Понравилось, мелкий? — послышался голос Драгона за камерой. Мейсон поднял бегающий взгляд на него. Женская нога заехала ему по носу, а он лишь засмеялся и закивал. Его ломало. Он трясся, как осиновый лист. — На вот тебе ещё, — камера приблизилась и на лицо ему полилась какая-то жидкость из бутылки. Мейсон стал ловить капли языком. Смазанный кадр и застывшее в скорбной неподвижности небо — видимо, телефон положили на землю. — Будешь? — говорил Драгон. — Да, — отвечал Мейсон и плакал. Он снова в объективе. — Рот открой. Задыхаясь от всхлипов, он сделал то, что ему приказали. На язык ему упала белая таблетка. Смех… Нет. Дьявольский гогот Ящера и женщины. В конце я успел увидеть среди смазанных кадров, как прямо в мейсоновы ребра прилетает удар ногой. Той самой женской ногой. Что?.. Эту ужасную сцену будто бы кто-то зациклил — она продолжала маячить перед глазами, даже когда я чувствовал, как под кулаками сминается чужое лицо. Я ничего не слышал, кроме своего бешено бьющегося сердца. Сложно определить, в какой момент нас разняли его дружки. Перед глазами была только красная пелена. Я даже не мог понять, получил ли отпор — всё ещё видел лишь его уродливое, избитое мною лицо. Всю ту боль, что он успел причинить мне, я ощутил лишь в доме. Туда меня зашвырнули, как провинившуюся собаку. Из носа ручьём лилась кровь. Кровь была и на костяшках. И я готов был смириться с этой болью, если бы получил гарантию того, что такую же испытывает этот урод. Из кухни доносились его крики. Он выскочил вместе с двумя мужиками, которые всё ещё пытались удержать его. Всё лицо у него было в крови. Он нападал мне ногой в спину, и я закашлялся, ощущая навязчивый вкус крови. — Сука, — орал он, седлая меня и давая по лицу кулаками — точно так же, как ещё пару минут назад делал я. Пускай. Я не собирался терпеть, как он; впился ногтями ему в лицо и расцарапал до крови. Второй раунд быстро кончился. Драгона оттащил высокий парень в чёрной одежде, и пока Ящера удерживали на кухне, он довёл меня до ванной и бегло осмотрел, усадив на пол. — Эй? Ты меня слышишь? — Да, — еле-еле пробурчал я, сплевывая кровавую слюну в унитаз. — Давай сиди, я за аптечкой и Мейсоном. Не выходи, понял? Я кивнул. Парень ушёл и лишь после этого я позволил себе протяжно всхлипнуть. Не первая и не последняя драка — вовсе не от этого так больно было. Не от того, что тело помнило каждый удар. Едва соображая, я ощупал себя на предмет тяжёлых травм. Повезло, если пронесло. Больше всего болела голова. Меня стошнило, и от этого стало ещё хуже. Мейсон влетел как фурия. — Дэмиан… Он сел рядом со мной, взял моё лицо в руки и внимательно осмотрел. Хорошо, что за эти пару минут я успел проплакаться. Хотя вряд ли мои зареванные глаза было видно на том месиве, что оставил Драгон. Так саднило, будто бы лица нет больше — только кровавый кратер. За Мейсоном вошёл и тот мутный парень, закрыв дверь на щеколду. — На, латай, — пробасил он, протягивая Мейсону аптечку. — Спасибо, — рассеянно произнёс тот. — Урод, блять. — Не парься, я его увёзу. — Уверен? — спросил Мейс, вытирая кровь с моего лица. — Да он убьёт его, если счас не успокоить. — Мейс… он тебя не тронет? — спросил я. — Успокойся, герой, — процедил он и снова обратился к тому парню: — Давай тогда. Сам тоже будь осторожен, ладно? — Да что со мной будет? С др тебя, кстати. — Ага, спасибо. Охуенный подарок от семейки. — Первый раз, что ли, — пробурчал парень. В дверь стали ломиться. — Так, всё, я пошёл. — Иди, я справлюсь. — Сильно не парься, он в норме вроде. Пока, — парень пролез через тонкую щелку в двери, которую успел открыть так, чтобы в ванную не ворвался Драгон. Тут же послышалась возня и крики. Я опустил голову Мейсону на плечо. Я знал, что всё это не зря. Лишь о том жалел, что не убил Драгона к чертям. Уж это-то он заслужил. — Дэм, ну нахуя? И стоило ему это произнести, как меня накрыло волной паники. Что он сделает после такой выходки со мной и уж тем более с Мейсом? С какой жестокостью они обращались с ним на том видео… И есть ли у этой жестокости край? Ответа у меня не было. Я не был уверен, что смогу добраться домой без ещё более серьёзных увечий. И что скажет на это мама? Да она убьёт и меня, и Драгона, и Мейсона. Нет, думал я. Я никому больше не позволю так с ним поступать. Голова у меня кружилась и взгляд не фокусировался. Но в мыслях рисовалась его широкая улыбка. Её омрачали только постоянно обновляющиеся ссадины на лице. Мейс не без дрожи в руках обработал мои раны и приложил холодное влажное полотенце к самому болючему месту на голове. Я всё ещё пытался прийти в себя, но получалось с переменным успехом: только-только утихала боль, как снова — блевать. — Что у вас произошло? — не выдержал Мейсон, когда меня попустило. Хлопнула входная дверь. Тишина. — Ничего. — Что он сделал? Опять донимал тебя? Внутри меня всё смешалось. Я ничего не хотел ему рассказывать. Подрались и подрались. Оба живые — значит, плевать. — Да пошёл он нахуй. Забей. Мейсон ещё раз осмотрел мои уши. — В этот раз без попытки сорвать серёжки, а? Я вымученно рассмеялся. До чего наигранно это прозвучало. Только вот Мейсону было явно не до шуток — он смотрел на меня серьёзно. — Он рассказал тебе? — Нет. Грош цена этому «нет», учитывая то, как задрожал мой голос. — Видео показал, значит. Я молчал. Чувствовал лишь, как слезы снова текут по щекам. Мейс ничего больше не спросил — и так всё ясно было. Он закрыл лицо руками, тяжело вздохнул, явно пытаясь собраться с мыслями. Я видел, как его трясёт. — Пиздец. Извини, что тебе пришлось это увидеть, — прошептал он. — Ты ни в чем не виноват. — Да какая разница? — Мейсон… Он отнял руки от лица, чтобы возразить, наверное. Сил для этого у него явно не осталось. Он лишь молча смотрел на меня и кривил губы. — Мейс, — снова позвал я и потянулся, чтобы обнять его. Сгреб его обеими руками, не думая даже о том, что сейчас, возможно, вообще не до этого. Я просто знал, что должен… обязан сделать это. — Он всё вечно портит, — выдавил Мейс. Меня беспокоил один лишь вопрос: — Зачем? Зачем он так с тобой? — Да хуй его знает. Чтоб было чем осадить. — Ты вообще понимаешь, как это звучит? — А что, не сработало? — Мейсон отстранился. Его глаза горели ярчайшим изумрудом. Я чувствовал, как брови сводятся у переносицы, как каждый выдох раздувает мои ноздри, как скрипят от колючей догадки зубы. — Это он тебя довёл? — спросил я, заведомо зная ответ. — Да. — Почему его не посадили? — Ты думаешь, я кому-то рассказал правду? Об этом знают только четыре человека, включая тебя. Тут и перед опекой такой спектакль разыграли, что все теперь думают, что меня рандомы в подворотне избили и накачали наркотой. Наркотой?.. — Я не понимаю, как ты мог… — Кому-то легче станет, если я расскажу? — Тебе! — прокричал я. — Нет, — спокойно, насколько это было возможно, проговорил Мейсон. — Пострадают другие люди. — Мейсон, они не люди, — попытался достучаться до него я. — Это отбросы. — Я сам разберусь со своей семьёй, ладно? Эти слова мгновенно спустили меня с небес на землю. Как бы я не обожал Мейсона всем своим нутром, он всё ещё оставался чужим человеком. И, может быть, я был вхож в его мирок, но всё равно должен был держаться подальше от всего, что не имело ко мне никакого отношения. — Я… Я просто… очень рад, что ты тогда выжил. — Да ещё бы. Я в школе вскрылся, прям в толчке. Там какой-то пацан настолько сильно срать хотел именно в моей кабинке, что дверь с петли сорвал. Мейсон мрачно рассмеялся. Ответить тем же я не смог. Вряд ли в его шутке была лишь доля правды. — Ладно, Дэм, забей. Не лезь больше куда не просят. — Посмотрим. Разговор был окончен. Мейс сел рядом со мной, привалившись спиной к стене. Его коленка касалась моей. — Тошнит ещё? — Нет. — Отмолчав словно целую вечность, я добавил: — Ты жалеешь? — Не знаю. — Должно быть огромное мужество, чтобы так поступить с собою. — Не, — горько улыбнулся Мейсон. — Должно быть огромное мужество, чтобы никогда так не поступать. Ты разве не хотел избавиться от боли? — Хотел, но как-нибудь по-другому. — Вот поэтому я тобою восхищаюсь, — хмыкнул он. — А я восхищаюсь тобой. — Нечем. — Но сейчас ты жив. Ты ходишь в школу, смеёшься и… — И это — хуйня. Я не живу, я жду, когда смерть сама придёт. — Не говори так. Ты ведь хочешь стать учителем. И станешь! Ты очень умный… ты охуенный человек, понимаешь? — Спасибо. А дальше с этим что делать? — Я не хочу, чтоб ты умирал. Слышишь? — Слышу. Я пока что жив. И на твоём месте уже бы бежал от такой ненадежности. — Ты не сбежал. А я должен? От человека, который ни в чем не виноват? — Ты говоришь так только сегодня. А что ты скажешь завтра? — Скажу то же самое. — Но однажды ты скажешь: я не хочу тебя видеть. Поверь, блять, просто поверь мне на слово. Настанет день, когда ты возненавидишь меня. Сказать было нечего. Между нами нависло гнетущее молчание. Я сжал его в крепких объятиях. Я так боялся отпустить его. Боялся, что стоит отстраниться, и это будет выглядеть, как отказ, как отречение, и это окончательно разобьёт его. В Мейсоне я видел невероятно сильного человека и то, что он рассказал мне всё, сделало его в разы сильнее. Он пережил всё это без сторонней помощи и остался светлым. Но он отстранился первым. — Всё, — сказал, — пофигу. Я хотел ответить «да, мне пофигу, что ты делал неправильные вещи, ты в этом не виноват», хотел прокричать это. Но слова застряли в горле тяжёлым плотным комом. Мне было трудно переварить всё то, что пришлось узнать. — Иди домой, Дэмиан. — Я тебя одного не оставлю. — Послушай, — раздражённо произнёс он. — Я не ебу, когда карета Артура превратится в тыкву, и Драгон вернётся сюда. Хочешь помереть? Давай вот только не в мою смену. — Но… — Да не будет со мной ничего! — проорал он, подскочил на ноги и упёрся руками в раковину. Его всё ещё трясло. — Блять, зачем ты это делаешь? Какого хрена ты играешь в спасателя? Я не успел даже рот открыть, а он уже пресек и это: — Всё, хорош. Пожалуйста. Я умоляю тебя, не говори нихуя. — Хорошо. Прости. Мейс помолчал, пытаясь восстановить дыхание, и бесцветным тоном проговорил: — Ты встать можешь? Голова не кружится? — Норм всё, — соврал я, не желая трепать ему ещё больше нервов. — Я за рюкзаком твоим схожу и вернусь. Ты пока умойся. Так я и сделал. Голова кружилась, но холодная вода забирала с собой не только запекшуюся кровь, но и боль. Жаль, что лишь физическую. Мейс вскоре вернулся за мной и мы вышли на улицу. Уши мгновенно заложило. Наверное, я бы заставил себя присесть, чтоб не грохнуться случайно в обморок, но зачем-то перевёл взгляд на лес. На меня смотрела копошащаяся чернота со сверкающими глазами. Снова начало тошнить, но зато ум прояснился — адреналин и ужас разбудили перенапряженное сознание. — Я настолько уебался или ты тоже это видишь? — спросил я Мейсона. — Вижу. Из-за деревьев показалась та девушка. Она спешно осматривала стволы на наличие опознавательных знаков, освещая дорогу фонариком. Было хорошо видно, как за ней плелось облако темноты с сотней искаженных лиц. Я попятился и столкнулся с Мейсоном. Он поймал меня и придержал под локоть. Должно было стать спокойнее, как и всегда, но почему-то с каждой секундой меня разносило сильнее и сильнее. — Эй! — окрикнул девушку Мейсон. Заметив нас, она радостно подпрыгнула и побежала в нашу сторону. Едва ли она пересекла лесной предел, как все странности испарились, как если бы их не было вовсе. Лес превратился в ту черную кромку, которую я увидел прежде, чем ввязаться в драку. Я выдохнул, но от Мейсона не отошёл. — Ты в норме? — спросил Мейс. — А… Ага, — неуверенно ответила девушка, пытаясь отдышаться. — Не нашла я твоего парня, но… В общем, спасибо. — Не за что. Видела что-нибудь странное? — надавил он. Она замотала головой. — Я поеду, окей? Пока, ребята. — Ты на машине? — Ага. — А можешь его с собой забрать? — Мейс подтолкнул меня к ней, и голова тут же закружилась. Чтобы устоять на ногах, я снова схватился за его руку. — Пожалуйста. Ему хреново, он сам даже до остановки не дойдёт. — Не поеду я с ней, — возмутился я. Мейсон шикнул на меня и умоляюще сложил ладони. — Сможешь? — Да, смогу. Пошли тогда быстрее. — Мейс… — Иди, пожалуйста. Я завтра приду к тебе, хорошо? — Хорошо, — я вздохнул. Мейсон приобнял меня за плечи и убежал в сторону леса. Мне ничего не оставалось, кроме как довериться незнакомке. Она взяла меня под руку и довела до большого серебристого джипа. — Запрыгивай, не стесняйся. Я послушно залез на заднее сиденье. Девушка уселась за водительское, поправила волосы и схватилась за руль. — Классная машина. — Ага, папа подарил, — рассеянно ответила незнакомка, попутно печатая что-то в телефоне. — Гордишься? — с иронией спросил я. И почему она меня так раздражала? — По-моему, нечем. Она завела машину, и под чётким наблюдением навигатора мы поехали прочь из посёлка. Я назвал нужный адрес, и девушка вбила его в маршрут. — Как тебя зовут? — Дэмиан. Подумал бы, что дурак родился в такой тишине, если бы это всё произошло в любой другой день. — А как меня зовут ты спросить не хочешь? — Зачем? — хмыкнул я. — Ладно. — Девушка провела рукой по волосам, убирая их за уши. — Читал Германа Гессе? — Нет. — Ясненько. Значит, «Дэмиан» — не в честь книги. — В честь дедушки. — Меня мама назвала в честь любимой литературной героини. — Круто. Чем дальше мы были от леса, тем сильнее успокаивалось моё раздражение. Очень даже ей шла её стрижка… Волосы постоянно падали ей на лицо, и она раздражённо убирала их назад. Ногти у неё были длинными, аккуратно выкрашенными в чёрный, а на пальцах сверкали несколько серебристых колец. Но почему-то в глаза больше всего бросалась эта её родинка на лбу, которую я то и дело видел в зеркале. — Ты ведь не отсюда? — пробормотал я. — Нет, — ответила девушка. — Придётся в отеле ночевать. Не думала, что так задержусь. — Что ты в лесу делала? — Я работаю в модном журнале. Ищу локацию для новой фотосессии. Подумала, разрушенный храм подойдёт. — Во-первых, это кощунство. Во-вторых, ты врешь. — Да нет, зачем мне врать? — Ты до этого говорила, что статью пишешь. — А что, в журналах не бывает статей? — девушка расстянула губы в жалком подобии улыбки. — Ты говорила, что пишешь научную. Она цокнула языком, тем самым утверждая мою победу. Ну и зачем дурака из меня делала? — Наблюдательно. А впрочем, плевать. Попутчик попутчику? — Ну давай. Она с прищуром посмотрела на меня через зеркало заднего вида, будто бы пытаясь найти в моем побитом лице достаточно надёжности. Видимо, нашла: — Я ищу компромат на своего молодого человека. — В лесу? — хмыкнул я. — Я же говорю, там была церковь. И я знаю, что он связан с ней и этим посёлком. — А что… что за компромат ты ищешь? Он что-то сделал? — Я не знаю. Куришь? — Да. — Давай остановимся. Машина остановилась, и мы вышли на обочине. Я присел на капот, а девушка встала напротив, то и дело отворачивая лицо от света фонарей. Что за день такой? Второй раз угощал кого-то сигаретой. — Знаешь, — проговорила девушка, поджигая сигарету и возвращая мне зажигалку, — он прекрасный человек. Вернее, он прекрасный мужчина. Обходительный, вежливый, ухаживает красиво. Смотрел «Красотку»? — Да. — Он как Ричард Гир! Я пустил облако дыма в её сторону. — Папик твой, что ли? — Папик мне точно не светит. Нет. Он молодой, красивый… Актёр театра. Но что он за человек — я не знаю. Никто не знает. Кажется, что он играет какую-то роль и в обычной жизни. — Может, он наоборот старую жизнь забыть хочет. В этом посёлке тяжело жить, поверь. — Может. Я не знаю. Есть вещи, о которых я никому никогда не скажу. Да ещё и друг один подсказал, что в нем есть что-то тёмное. — А другу откуда знать? — прыснул я. — Просто поверь на слово, что он знает наверняка. — Так друга и спроси. — Если бы это так работало… Наверное, на каждого поселкового можно было найти компромат. Но в лесу… Может, он имя другой девушки на дереве выцарапал когда-то? — И как, ты нашла что-нибудь? — Я пока не знаю. Надо будет с Тедди обговорить. — С тем самым другом? — Ага. — Она вдруг аж посветлела вся — сжала губы и улыбнулась, глаза прикрыла. — Он в детстве был на медвежонка плюшевого похож. Такой же мягкий и добрый. — И со швами? — Скорее, со странностями. Тебя кто разукрасил так? Вечером нормальный был. — Отчим моего друга. — За что? — Я первый начал. — Болит что-то? Дать обезбол? — засуетилась девушка. — Норм, всё уже в порядке. — Знаешь, — сказала она, протягивая руку — я вручил ей ещё одну сигарету и зажигалку, — в Дэльваре, моем парне, действительно есть что-то жуткое. Потустороннее, что ли. Мне к такому не привыкать — не спрашивай, — но всё равно странно как-то рядом с ним. — А что именно с ним не так? Она выдохнула изящную вуаль дыма и потерла щеку пальцем. На ней осталась тонкая красная полоска. — Просто страшно… даже от взгляда иногда. — Так брось его. — Тяжело такую диковинку бросить. Никогда не видела таких красивых мужчин. Я закатил глаза и отмахнулся: — Не за одной же красотой гнаться. — Ты вряд ли поймёшь, пока не пообщаешься с ним. Он во всем идеален. — Ты паришься. Значит, не идеален. — Может быть. Поехали? Мы вернулись в машину. — А что с тобой и тем парнем случилось-то? Её открытость расположила к тому, чтобы и я смог без лишний размышлений довериться. Попутчик попутчику же. Мы вряд ли когда-нибудь ещё встретимся, так пускай заберет мою печаль, пока я заберу то, с чем знаком не понаслышке — страхи этой девушки. Я тяжело вздохнул: — Он думает, что я его однажды возненавижу. Почему, блин, должен? — Рассуждай шире: может, он как раз боится, что по итогу ты отвернешься? — Но я не отвернусь. — А ему откуда об этом знать? — дёрнула плечом девушка. Этими словами она затушила мой запал, и я опустил взгляд. — Да и откуда ты знаешь, что не отвернешься? — Просто знаю и всё, — буркнул я. Чувствовал себя ребёнком, которому поясняют сложные вещи. — Значит, делай то, что знаешь. Однажды он поймёт, что ты действительно не бросишь. Мы с Тедди с самого детства дружим. Хотя он никого к себе не подпускал. И меня тоже гнал в три шеи, потому что «я опасный, я то, я сё». Это всё фигня, Дэмиан, — закивала она сама себе. — Если ты ему руку подашь, когда он сделает то, о чего любой другой бы отвернулся, он всё поймёт. На этом наш разговор закончился. Девушка включила музыку, и неловкость тишины прошла. Я достал телефон. Мейсон писал — спрашивал, как я себя чувствую. Хотелось верить, что эта ситуация не оставит между нами долгого напряжения… А впрочем, мне и самому предстояло о многом подумать. Я попросил Мейсона держать меня в курсе, и он почти сразу же ответил, что всё нормально. — Это твой дом, да? — спросила незнакомка. — Да. Машина остановилась. Я накинул на плечи рюкзак. — Ну, пока? — попытался улыбнуться. Вместо ответа — кивок. Но едва ли я вышел из машины, услышал, как хлопает дверь водительского сиденья. Девушка обошла машину и подошла ко мне, заключая в крепкие объятия. — Спасибо, Дэл… Ой, — она рассмеялась от своей ошибки, — Дэмиан. Меня проняло до костей. Ноги затряслись, как после двухчасовой тренировки. Что-то неправильное было в этих объятиях. В ней. Её запах был будто бы мне знаком и прикосновение это — тоже. Она пахла розами и апельсинами, и я почему-то был уверен, что это не духи. Едва ли она отстранилась и что-то изменилось. Снова заложило уши, а потом оглушило писком. Невольно я зажмурился, а когда открыл глаза, увидел её не в знакомом уже прикиде, а в мягкой белой рубашке, заправленной в клетчатую юбку. Она широко улыбалась и потирала шею. Под её ладонью наливался засос, и она спрятала его за толстой прядью длинных волос. Я моргнул. Передо мной стояла девушка в толстовке и джинсах. И волосы — короткие. — Ты чего? Первый раз с девушкой обнимаешься? — усмехнулась она. Это что было? — Типа того. — Я отошёл от неё. Этот запах застрял в носу. — Прощай. Было приятно с тобой поболтать. — Ага. Она направилась к машине. Я моргнул. Маленькое чёрное платье и волосы собраны в ракушку. По пути она вырывает из причёски шпильки. Одна за другой они падают на землю. Длинные русые волосы рассыпаются по её спине, она взмахивает ими, и этот запах душит меня даже на расстоянии. «Как же я ненавижу тебя, тупая сука», — пронеслось в голове чужим голосом, прежде чем серебристый джип уехал.