Быстрая молодость, бесплатная путёвка в ад

Гулять допоздна было не самым лучшим решением, хотя бы потому, что прямо сейчас, казалось бы, в родных стенах дома Антона поджидают боль, слёзы и унижения. Мальчик до того привык к своему положению, что уже не мог представить жизнь другой.

Безэмоционально выслушав бесцветные упрёки отца и дослушав строго до наказания идти домой, Антон, убирая телефон в карман, тяжело выдыхает, докуривая уже хрен-знает-какую-сигарету до фильтра. Пролетев через лавочку целый метр, бычок упал точно в урну. Подросток одобрительно кивает, облизывая сухие губы, расплывающиеся в незаметной улыбке, и устало спрыгивает с поребрика на дорогу. Повод гордиться собой в стиле Антона Шастуна. В голове всё ещё крутится разговор с отцом, который выдался хоть и по-приятнее чем когда-либо, но только из-за компании друзей и доброго количества алкоголя, окутавших его с головой. Несмотря на сухой закон Андрея Владимировича Шастуна, если дело доходит до каких-либо важных бумаг, всё кардинально меняет свой смысл. И теперь, уткнувшись сопливым от холода носом в дополнительный воротник куртки, Антону остаётся только гадать, что же ждёт его на этот раз.

Стоя перед домом, он мимолётом взглянул на тройное окно комнаты, пытаясь успокоить себя тем, что вот-вот окажется в ней и, наконец, погрузится в другой мир, не подпуская к себе всех выродков, окружающих каждодневно. Но мальчишеский разум так и не покидает куча мыслей о содеянном. Под гнётом обиды и боли он позволил себе убежать слишком далеко и не отвечать на звонки. А теперь должен позволить понести наказание за эту необдуманность и глупость. Пока тяжёлые ноги несли Антона к лифту, он старался по максимуму оттянуть время, хоть и понимал: это только усугубит ситуацию. Как говорится, перед смертью не надышишься. До поры до времени Антону казалось, что всё происходящее ненормально и незаконно. Потом привык. Делал вид, будто это правильно, и по итогу неизбежно свыкся с мыслью, что все издевательства воспитывают в нём того «мужика», которым стал отец. Ведь перед глазами семнадцать лет маячил лишь его пример. Смирение приходит не быстро, но оно приходит. Главное — не возникать, и станет легче.

Неповторимая домашняя уютность и абсолютный комфорт, как душевный, так и физический, улетучились из квартиры вместе с мамой. Так происходило всегда, поэтому осознание факта лишь на часть выбило подростка из колеи. Не спеша разуваться, мальчик внимательно прислушивается к перебиваемым друг друга голосам и мысленно кричит, ведь подозревает, что его ждёт. Услышав из гостиной пьяный смех и множество весёлых разговоров, заглушающих звон бокалов, Антон старался тихонько просочиться в свою комнату и засесть на время в незаметности. Но как только носок его ступил на порог гостиной, один из приятелей отца случайно заметил Шастуна и, подойдя ближе, нахально приобнял за талию, провожая в центр комнаты, где на середине кожаного дивана восседал отец, окружённый парочкой хохочущих и явно не заинтересованных в появлении парня мужчин. На кофейном столике лежали какие-то бумаги, находилась некоторая закуска и самое главное, ровно посередине стояли два наполовину опустошённых дорогих коньяка.

В противных объятиях старика Антону было максимально некомфортно и страшно, поэтому, при всяком случае, он старался выскользнуть из похабных рук. Но хватка была настолько грубая и цепкая, что возня парня выходила лишь в удовольствие мужчине, который еле стоял на ногах и постоянно прижимал подростка ближе к себе, дабы не рухнуть. Отец на удивление ничего не говорил, смотря на эту пошлость. Хотя Антон знал, что даже для него это перебор. Знал и смотрел на того самым затравленным взглядом, пока тот делал вид, будто ничего не замечает.

— Андрей, почему же ты молчал о таком красавце? — скалится мужик, в наглую проводя рукой по втянутому животу Антона, оставляя её на груди и мерзко поглаживая большим толстым пальцем.

— Бестолочь это, а не красавец, — отмахивается отец, делая пару элегантных глотков алкоголя.

По косому взгляду и побелевшим костяшкам рук отчётливо понятно, как не нравится ему эта до ужаса отвратная картина. Но он ещё никогда не переговаривался с друзьями. Весь нервоз раскалённым паром выходил позже на Антона. При друзьях он всегда оставался дружелюбным и неконфликтным Андреем Владимировичем Шастуном.

— Не прощу тебе, если он сейчас же не останется с нами, — словно шепчет он на ухо Антону под хорошо замаскированный нервный смешок отца.

— Куда же он денется, — противно ухмыляется Андрей Владимирович, прожигая укоризненным взглядом растерянного и потрясённого Антона. — Присаживайся с нами, сынок, — ядовито произносит отец. Проследив, чтобы подросток выполнил указ и уселся на диван рядом со своим мерзким приятелем, совершенно теряет к нему интерес.

Внутри мальчишки разливается жгучая смесь, тошнотворной болью скручивая органы. Голова начинает кружится, когда этот сальный мужчина не отводит от него взгляд ни на минуту. Перед глазами с неимоверной скоростью проносились отрывки чрезвычайно тяжёлых для Антона воспоминаний. Воспоминаний многочисленных занятий с первым репетитором по математике. Когда он зарёкся не молчать, а действовать. Незабываемо отвратительные, грязные действия, пожирающие взгляды, слащавый тон, с каким его сексуально домогались три дня в неделю. Всё это оставалось гнить где-то на подкорке мозга, напоминая о себе день изо дня.

Дрожащие от подступающих слёз губы Антон с силой смыкал в одну белую полосочку, с растущей тревогой бегая взглядом по потолку в надежде не разрыдаться. Он чудовищно сердился, ибо не понимал, куда делась та уверенность, с которой он пообещал не подпускать к себе никого более. И он боялся. Искренне боялся, что история вновь повторится. И он вновь проиграет.

Почувствовав некую свободу, ведь старик, наконец, ненадолго переключился на своих друзей и алкоголь, подросток поспешил покинуть зал, ведь горло начинало натурально драть от сухости. Уход его восприняли адекватно. По крайней мере, Антон с радостью подметил, что за ним никто не увязался. Но чёрт, если бы он только мог представить, какую ошибку совершает, вряд-ли бы рыпнулся.

Уперевшись трясущимися руками в мраморную столешницу, парень опускает голову, усердно стараясь не разрыдаться. Его колотит от одних лишь воспоминаний. А что, если ситуация повторится, но на этот раз он так просто не отделается? В любом случае, ни о чём таком подросток думать не хотел и, сделав пару глотков холодной воды, решил отсидеться здесь. Однако в дверях застыл до боли противный силуэт, но теперь с более похабной улыбкой. Внутри всё похолодело. Он будто оказался в кошмаре наяву.

— Почему же так долго, Антон? — поинтересовался старик, делая незначительные шажки в сторону Шастуна. — Буду честен, я несколько заскучал без тебя.

Его лицо, прогнившее лицо мерзкого старика, не выражало ничего, кроме отвратительнейшего желания прикоснутся к юношескому телу, которое прямо сейчас нагло пожирает глазами, не пропуская ни сантиметра. А самое страшное, что Антон знаком с этим взглядом. И в этот момент про себя молится, чтобы его, наконец, оставили в покое. Но ни одна из молитв так и не была услышана.

— Н-не трогайте меня, пожалуйста, — пищит подросток, ведь от страха, кажется, потерял собственный голос. Мальчик пятится назад после каждого шага мужчины в свою сторону и, когда упирается поясницей в столешницу, боязливо оборачивается назад, не веря этому.

«Бежать некуда, — обречённо проносится в голове, когда слабые ноги подкашиваются, роняя парня на пол. Но его тут же подхватывает седовласый. Пользуясь моментом, он оглаживает гибкую спину и прижимается всем пухлым телом к ребёнку. — Твою мать…»

— Ну что ты, маленький? — сведя брови к переносице, словно его только что обидели, улыбается мужчина. — Как я могу обидеть такую малышку? — невинно шепчет на ухо тот, глубоко вдыхая запах подростка, от чего Шастун непроизвольно морщится, безуспешно пытаясь оттолкнуть толстое тело.

Антон продолжает лихорадочно просить отпустить его, и в какой-то момент это настолько надоедает старику, что возмущенный таким поведением, он влепил ему пощечину, назвав самой настоящей бабой. Горячий поток слёз полился по щекам, и Антон больше не мог держать эмоции под контролем. Он изо всех сил отпирался от противных касаний и поцелуев, что в какой-то момент под руку попал кухонный нож средних размеров. Кровь закипела в парнишке, и всё ещё до ужаса напуганный, не понимающий, что делает, он замахал им в разные стороны, отпугнув этим мерзавца.

— Не подходи! — тяжело дыша, шипит Антон, попутно стирая текущие слёзы с щёк. — Стой спокойно и не смей вякать!

— Мальчишка, ты хоть понимаешь, что творишь? — пытается улыбаться мужик, медленно поднимая руки вверх.

— Заткнись, я сказал. Непонятно? — чуть замахивается ножом в ответ подросток, тихонько подступая к выходу.

А дальше он перестал понимать абсолютно всё. Стучащая в висках кровь словно оглушает, а грядущее чувство свободы опьяняет, и мальчишка роняет ножик на половине пути, спеша обуть кроссовки. Сердце вылетает из груди, продолжая бешено колотиться где-то в горле и ушах. Через белую пелену слёз совершенно ничего не видно, и все действия совершаются на ощупь, из-за чего неизбежно охватывает тотальная паника и потерянность. Слыша, как мерзавец созывает весь коллектив, подросток в панике выбегает в парадную, не успевая захватить куртку. Спрыгивая со ступенек, мальчик чувствует, как дыхание перехватывает, а лицу становится в момент и душно, и жарко в отсыревшей парадной, ведь из глаз продолжает литься нескончаемый поток слез. Рыдания разрывают горло, но Антон вновь глушит их, зажимая рот руками.

— Стой, сукин сын! — только и слышит он вслед, боясь даже развернуться. — Антон, ты пожалеешь об этом! — противный писк и удар свежего воздуха. Он на улице.

Прерывистый ветер всё также обдувает голую ключицу и шею, задувая под оверсайз худи. Но Антон не прекращает бежать, вместе со слезами глотая морозный декабрьский воздух. Ни черта не понимающие люди неодобряюще оборачиваются, закатывая глаза на очередного сумасшедшего подростка. Лёгкие горят огнём, каждый вдох грозится стать последним. Тяжёлое дыхание не вовремя напоминает о всех выкуренных сигаретах, и подросток подмечает, что именно сейчас ему необходимо сделать пару-тройку мощных затяжек, однако в кармане только наполовину пустая пачка «Marlboro». Голые деревья, заснеженная дорога, заплетающиеся в слякоти конверсы, множество людей, смотрящих на парнишку не то что непонимающими, осуждающими взглядами — всё это Антон пропускает мимо себя, ускоряясь на пешеходном переходе, ведь только что чуть не попал под колёса очередной иномарки.

Мальчишка перешёл на шаг, когда оказался в знакомом месте, отчётливо понимая, насколько далеко он убежал от дома. Продолжая задыхаться и учащённо хватать ртом студёный воздух, устало переплетая ноги, Шастун достал из кармана красную пачку. Привычка держать зажигалку вместе с сигаретами была как никогда кстати. Первая затяжка посылает за собой мышечное расслабление и общую отрешённость от внешнего мира. Становится труднее передвигать заплетающиеся ноги, а тело шатает из стороны в сторону. Всё бы ничего, юноша давненько привык к такому, но заметно напрягает чувство тяжести и режущая боль в лёгких, которую парню, к счастью, не удавалось испытывать до сего момента. На пару секунд он даже задумывается отказаться от вредной привычки, но мысли по-прежнему ожесточённо сталкиваются друг с другом, поэтому смелая идея тут же теряется в беспорядочной куче других. Он не в той ситуации, чтобы задумываться о здоровье. В голове до сих вертится парочка мыслей о суициде. Завтра, послезавтра его уже не будет, так какой смысл обращать на это внимание?

Докуривая уже четвёртую по счёту сигарету, парень замечает, что шагает по слишком знакомой местности, а на пустынном пешеходном повороте и вовсе догадывается, где находится. Та самая безлюдная дорога, на которой когда-то его чуть не сбил репетитор, заставляет погрузится в воспоминания, менее неприятные, чем всплывающие до этого. На лице застывает слабая улыбка, и парень садится на поребрик, докуривая сигарету. Было крайне странно осознавать, что испытываемые каждодневно эмоции тревоги и бесконечного мандража сменились звенящей пустотой, захватившей всего его целиком. Он впервые не боится реакции отца на ситуацию. Ему впервые, откровенно говоря, насрать на него и последствия. Не по себе становится, когда приходит осознание, что больше не способен чувствовать. От этого чувства кровь стынет в жилах.

Антон измученно поднимается на ноги, еле удерживающие тощее тело, и буквально на секунду прикрывает глаза, ведь всё вокруг плывёт, а темнота перед ним лишь сгущается. Когда приходит время вставать и делать первые шаги в неизвестность, ведь целую ночь ему предстоит провести на улице, взору предстаёт до боли знакомая чёрная иномарка.