***
Руки так и тянутся к обшарпанному айфону, дабы в сотый раз набрать номер ушастого придурка, высказывая всё, что крутится в голове вот уже несколько дней, а вместе с тем душевно извиниться, убеждаясь, что с другом всё в порядке. Однако Серёга продолжал прожигать взглядом бедный мобильник, пластом лежащий неподалёку на кровати и постоянно прокручивать в голове историю их дружбы, надеясь, что всё обойдётся. С самого момента этой дебильной ссоры Матвиенко не находил себе места. Его буквально разрывали изнутри жуткая обида и боль. Хоть парень и понимал, что Шастун чувствует тоже самое. Уж слишком он хорошо его знал. Как только можно было подумать, что он не просечёт эту тему с солнцезащитными очками? Сам же с пеной у рта доказывал, что «он Антон Шастун, сын Андрея Владимировича Шастуна, никогда в жизни на эту дрянь не подсядет». Подсел. И это раздирало душу Матвиенко в щепки. Он боялся потерять единственного друга в пучине наркотиков и бесконечных ломок. Боялся, что личность Антона, от которого шла такая колоссальная энергия, такая доброта и эмоции которого валились прямиком из души, захватит жестокая реалити наркомании. Из мыслей напуганного возможным будущим Серёгу вырвал неожиданный и одновременно такой желанный звонок. Парень вздрогнул, напрягаясь всем телом, но телефон по итогу взял. Всматриваясь в экран, он совершенно не верил большим жирным буквам, выводящим на главном экране фамилию ушастого. Сердце предательски застучало в глотке, словно невменяемое, брови непроизвольно потянулись к переносице, демонстрируя всю концентрацию внимания на предстоящем разговоре. И всё ещё не верящий в случившееся Матвиенко, затаив дыхание, подносит телефон к уху. — Серёг, чё звонил? — слышится обдолбанный голос на том конце и хвостатый грустно выдыхает, напряжённо кусая щёки изнутри. — Антон, ты, блять, где? — спокойно задаёт встречный вопрос хвостатый, стараясь не повышать голос. — Я? — в ответ невероятно бесящий беззаботный смех. — А я с любимой девушкой в клу-у-убе, — тянет радостно тот, постоянно прерываясь на беспричинный хохот. — Хочешь к нам? — С удовольствием, — сквозь зубы скрипит Серёга, собираясь начинать аккуратно выпытывать информацию, как вдруг его опережают. — Твоё решение. Но если надумаешь — приезжай. Клуб «Красный бархат», — явно улыбаясь во все двадцать восемь зубов, лепечет Шаст, тут же сбрасывая. Эта его грёбаная привычка всегда была совершенно некстати, а ещё чертовски раздражала. В голове миллион сомнений, миллион отговорок ехать в клуб и миллион «ласковых» слов, брошенных в адрес Шаста, ведь всё-таки этот крысёныш самый близкий и родной крысёныш из всех. Мысленная перепалка постепенно набирает обороты и вот уже телефон в руках сердобольно скрипит, ведь ещё минута и точно треснет. В голове что-то щёлкнуло. Матвиенко в миг нахмурился и определённо точно решил ехать. Вызвать такси — пара минут, спасти наркоманскую задницу друга — дело неотложное и более не подлежащее обсуждению, а вот миссия «Объяснить родителям, куда ты собираешься в пол десятого» имела мало шансов на успех. Накинув чёрную рубашку поверх белой домашней футболки, а следом, быстренько натягивая штаны и незаметно пролетая мимо гостиной, парень на бегу схватывает обувь, куртку и вылетает из дома, бесшумно закрыв дверь. — Грёбаный Шастун… — шипит Матвиенко, в неудобной позе натягивая найки на босые ноги, пока мимо неспеша чешет к своей двери старушка-соседка неприязненно поглядывая на одевающегося в парадной юношу. — И чё? — разведя руками, интересуется возмущённый Серёга, сейчас больше похожий на детдомовского бандита со своим торчащим хвостиком и перекошенным от злости лицом, нежели ученика-хорошиста. Слабая старческая рука тут же принимается открывать дверь, в попыхах раза три промазывая мимо замочной скважины, то и дело опасливо оглядываясь на офигевшего Серёгу, непонимающе изогнувшего левую бровь и в полных непонятках продолжающего стоять посреди лестничной клетки с разведёнными руками, на одной из которых болталась короткая куртка. — Да вы ещё перекреститесь, Господи, — фыркнул тот, закатывая глаза, и нажал на кнопку лифта, от греха подальше встав на приличное расстояние от перепуганной бабули. Громко хлопнув дверью такси, растерянный Матвиенко направился ко входу в этот «Красный бархат», где и тусовался Шаст, которому руки чесались кое-что вправить. Серёга сам пока не понимал, что им движет. Злость на эгоистичного Антона, пропавшего так резко и неожиданно, пока все вокруг локти кусают, буквально молясь, чтобы тот был жив, или же непривычное волнение за того, кто не безразличен? А был ли Антон ему не безразличен? Дружба их не длилась с пелёнок, родители практически не были знакомы, они даже учились не в одном классе, да и тусовались не больно уж часто. Однако множество локальных шуток до колик в животе, телефонные разговоры до пяти утра, сблизившая парней слёзная просьба Антона приехать к нему в одиннадцать ночи, когда, находясь один в квартире, он никак не мог перевязать изрезанное запястье, ведь захлёбывающийся в слезах решил, что так будет проще справиться с бьющими через край эмоциями. Тот самый первый разговор по душам и понимание, что оба друг другу доверяли больше, чем кому-либо. Всё это являлось для них гораздо большим, чем обыкновенная дружба. Прямо сейчас, соображая через раз, Матвиенко чётко ответил на свой вопрос. Ведь если бы был Шастун ему безразличен, понесло бы Серёгу в этот сраный клуб, где слишком громко дубасит отвратительная музыка, пьяные люди в страстных порывах трутся мокрыми конечностями друг о друга, в туалетах то трахаются, то нюхают, а сам он откровенно ненавидел такие заведения? И каков был тот животный страх, перекрывающий доступ кислороду, когда сотни напуганных потных тел, толкаясь, начали разбредаться в разные стороны, освобождая центр клуба, где на неоновом танцполе в руках черноволосого парня лежала белоснежная незнакомка, а в ушах застрял давящий на перепонки и грудь знакомый истеричный крик. Матвиенко сердито хмурится, ведь опять ни черта не понимает, и, грязно матерясь на каждого, кто задержится в его руках больше секунды, нервно вглядывается в толпу, выискивая обладателя до боли знакомого голоса. Внимательный взгляд нечаянно сталкивается с Антоном, находящимся всего в паре метров, который также яростно проталкиваясь сквозь оживлённую толпу, рвётся в эпицентр. На лице его застыл неописуемый страх и совсем недавно выдохнувший Матвиенко, ведь Шастун, по крайней мере, живой, вновь напрягся. Он ускоряется, нещадно расталкивая опьянённых людей в стороны, пока с левого бока в него не врезается куда-то слишком торопящийся мужчина, с явным страхом в глазах смотрящий прямиком вперёд. Прямиком вперёд и на Шастуна.***
С трудом пробившись через охрану, Арсений спешил влиться в бесящуюся молодёжь. Только вот не чтобы как следует отдохнуть, опьянеть и трахнуть что-то такое же пьяное и уставшее, а чтобы поскорее найти того, кто безжалостно надрывал сердце и не переставая морочил голову. Каждый встречный в этом клубе был или вусмерть пьян, или вусмерть объёбан. Ещё чаще встречались те, кто и вусмерть пьян, и вусмерть объёбан. Закатывая глаза при всяком встречном взгляде такого юноши, Попов молча отталкивал взбунтовавшегося человека, пока брюнету не начали наступать на ноги, унося вместе с толпой назад. Музыка резко остановилась, послышались недовольные возгласы людей, и все разом поспешили к выходу. Разозлённый вечным столкновением с чьей-то убуханной рожей, Арсений Сергеевич принял верное решение, не жалея никого, проталкиваться через стадо вперёд. Ведь мало ли, где-то в недрах этого «Красного бархата» сейчас откачивают его Шастуна. Через пару разношёрстных макушек начинала проглядываться пустующая середина, в центре которой, кажется, в сознание приводили очередную наркоманку. Насторожившись, Арсений ускоряет шаг, чудом заметив в толпе стремительно пробирающегося к парочке Антона. Глаза горят синим пламенем, обжигая всех, кто встречается на пути. Цель найдена, осталось лишь преодолеть расстояние. Мужчина ускоряет шаг, когда слышит душераздирающий крик Антона и засевший в этих ангельских зелёных глазах мучительный страх. Неожиданно чьё-то массивное тело врезается в правый бок Арсения, мигом улетающего в сторону. Не сводя глаз с насмерть испуганного Шастуна, брюнет снова сталкивается с точно также бегущим в противоположную сторону от толпы пареньком. Арс лишь на секунду удивляется тому, что бегут они в одном направлении.***
Антон падает на колени прямо перед судорожно трясущим уже бездыханное тело Алёны Артёмом. Парень что-то нечленораздельное шепчет, всё ещё пытаясь привести сестру в сознание. Внимательные зеленоватые глаза рассматривают каждую частичку не дышащего тела, пока рядом стоявший Кирилл раздражённо пытается дозвониться до скорой помощи. Боковым взглядом не шевелящийся Антон замечает буквально вылетающих из толпы Лёху и Макса, а следом и бегущую Кристину, не успевающую за парнями на своих тонких шпильках. Подросток осторожно кладёт руку на ледяную щёку, а у самого дыхание останавливается. На лице её навсегда застыло непоколебимое смирение. Немигающим взглядом Антон обводил идеальные черты лица десятиклассницы, в тихой панике переводя взгляд на бьющегося в истерике Артёма. Нельзя было прочувствовать весь тот ужас, испытываемый им в минуты, когда приходит полное осознание смерти самого родного человека. Безжизненное лицо, искривлённое панической полуулыбкой, и хаотичные движения, полные надежды, что ещё не всё потеряно. Но жизнь в умерщвлённое наркотиками тело уже не вернуть. И сколько бы не винил себя Артём в смерти сестры, сколько бы не проклинал эту дурь, которую по доброте душевной позволял употреблять юной Алёне, она больше никогда не придёт к нему за советом глубокой ночью, не засядет с ним в комнате, обсуждая очередную истерику Кристины, не закроется утром в ванной на несколько часов, приводя себя в порядок. Он пожизненно наказан пожирающим чувством вины за совершённую глупость. Шастуна трясло, как в лихорадке, до тех пор, пока какой-то разряд не разорвался в перегруженной голове и помутнение в глазах не сменилось острой болью в груди. И боль эта была настолько сильной, что парень не мог удержаться от крика. Пущую истерику нагоняло осознание, что впереди лишь невыносимое чувство утраты, боль непонимания и адская бездна. — Алёночка, солнышко, пожалуйста, — умоляюще шептал Артём. — Девочка моя, открой глазки, — дрожащие руки ложились на бездыханную грудь, белое лицо и синеватые губы, стараясь откачать. Стараясь не потерять. Хотя осознание смерти рухнуло на него ещё в самом начале, когда её ясное лицо потеряло улыбку, а ноги больше не смогли удерживать стройное тело, роняя девчонку на пол. Слёз не было ни у кого. Страх заполнил душу каждого, находящегося возле Алёны. Все звуки разом отошли на задний фон, будто Антона окунули в воду, удерживая и не разрешая глотнуть свежего воздуха. Только громко говорящий по телефону Кирилл, пытающийся нормально объяснить, что случилось, вырвал юношу из оцепенения. Да начавший надрывно кричать и яростно избивать рукой пол от ощущения полной безысходности Артём, только потому, что сидел слишком близко. Глухой крик раздался где-то справа, и Антон лишь запоздало успел повернуться, когда по обе стороны его крепко схватили за руки, поднимая на ватные ноги. Парень безмолвно хватал воздух сухими губами, пока руки Арсения Сергеевича и Серёги удерживали его в вертикальном положении. Покрасневшие распахнутые глаза всё чаще начали моргать, а дрожащие губы пытались выговорить имя любимой, но голос словно исчез, оставив вместо себя кричащую пустоту. Пару секунд Арсений молча наблюдал за печальной картиной, сильнее сжимая горячее плечо юноши и прижимая того за руку к своему телу. Шастун рядом, с ним ничего не случилось, и даже более того, он ничего себе не вывихнул и не сломал. Несмотря на печальную обстановку, именно сейчас Арс спокойно выдыхает, мимолётно осматривая трясущегося и белого, словно мел, Антона, на котором застыла лишь одна эмоция: ужас. В момент зелёные глаза посерели, приобретая вид крайней подавленности, а вместе с тем глубокое сожаление поселилось и в душе Попова. Только эмоция Антона способна породить такой же живой отклик в Арсении, пробив барьер холода и отчуждения к подростку. — Алёна, — тихонько прошептал мальчишка, вялой рукой стараясь дотянуться до девчонки. Но сил не хватило даже на это. Его оттащили слишком далеко, чтобы ещё хоть раз он смог прикоснуться к белоснежному телу. Глаза Попова округлились. Он медленно переводил рассеянный взгляд с юноши на брата с сестрой и замер. Искривлённую многолетней болью утраты душу пробило ледяное осознание произошедшего. Алёна. Так звали первую трагичную любовь Арсения, и точно также звал свою не сложившуюся любовь юный Антон. Хватка брюнета ослабла, и тот слегка пошатнулся, стараясь как можно скорее прийти в себя. — Уводим его, — грубо выпалил Арсений, с силой сжимая мальчишеское предплечье и утаскивая за собой. Охуевающий со всего Серёга послушно потащил брыкающегося Антона в сторону выхода, однако всё ещё прибывал в некой прострации, знакомой сейчас каждому. Люди уже давно покинули здание, поэтому тащить сопротивляющегося юношу не составляло ещё большего труда. Пронзительные крики Шастуна болезненно врезались в сердце каждого находившегося в клубе человека, особенно в сердце брюнета, разрывающегося от всё ещё незабытой боли после смерти бывшей девушки и ещё большей боли переживания за молодого Антона, потерявшего свою любовь так рано. На выходе в ребят влетели спешащие на вызов врачи, совсем не подозревавшие, что уже опоздали. Арсений последний раз обернулся на убитых горем молодых людей и приоткрыл дверь, уже за шкирку выпинывая подростка из клуба.