Быстрая молодость, бесплатная путёвка в ад

Утреннее солнце, проникая в зашторенные окна многоэтажки, дарило проблеск надежды, казалось, каждому, только не Антону. Парень продолжал неподвижно лежать на своей кровати, с головой накрывшись помятым одеялом, и периодически проваливаться в беспокойные сны. Всё утро вокруг подростка суетилась Майя, раздражающая не меньше назойливых лучей декабрьского солнца. Каждый вопрос, всякое действие, да элементарное присутствие кого-либо в комнате буквально выводило из себя. Вот только ресурсов злиться как положено в тощем теле не находилось. Антон лишь беспомощно сжимал слабые ладони в кулаки и нервно прикрывал глаза, пока из них текли горячие струи беззвучных слёз.

К семи часам Майя «смирилась» с депрессивным положением сына и уехала на работу, неохотно оставив Антона одного. Однако взамен взяла обещание записаться к психологу и через «не хочу» пройти полный курс психотерапии. До двух часов дня Шастун провалялся в постели, уткнувшись в стену невидящим взглядом. Эти безразличные каре-зелёные глаза выглядят поистине устрашающе и будто добивают своей апатичностью. Антона, по большому счету, ничего уже не волновало. Он словно забыл о существовании иных проблем, помимо погибшей девчонки и её компании, первой в жизни Шаста компании. Настроение резко менялось от гневно-сердитого к суицидально-меланхоличному. Тем не менее, вставать совершенно не хотелось, а наносить себе увечья казалось чем-то, требующим немало сил.

На часах шесть вечера. Антон еле-еле плетётся на кухню, достаёт из навесного шкафчика первую попавшуюся бутылку, коей оказывается мамино вино, и скатывается по шкафчикам на пол, вливая в себя полу-сладкую жидкость из горла. Это лишь усугубляет ситуацию, воспроизводя перед глазами чёткие картинки того самого вечера, когда юноша безвозвратно лишился своей первой любви. Горькие слёзы ручьём скатываются по бледному лицу мальчишки, и тот, шатаясь, добредает до входной двери, делая ещё парочку жадных глотков. Опираясь рукой о дверь, подросток с большим трудом обувает конверсы, не тратя время на шнурки, и вылетает на лестничную площадку.

Холодный ветер обдувает заплаканное лицо, высушивая давно прекратившиеся слёзы на щеках. Шастун застыл с полупустой бутылкой вина у бортика крыши, раздумывая над настоящим и совершенно не желая иметь что-то общее с будущим. Именно сейчас подросток совсем перестаёт сознавать окружающее и стоит в состоянии полного бесчувствия. Будь он трезвым, вряд-ли что-то помешало бы ему прыгнуть. Но он не трезв. Он напился дорогущего вина, будучи в состоянии, когда мозг старательно блокировал все воспоминания, связанные с ней, когда чувства обострялись и под влиянием внешних факторов он мог наделать чего угодно. Нет, он не прыгнет и, наверное, даже не вскроется сегодня ночью. Он просто закурит свой новенький шоколадный «Chapmen» и станет молча наблюдать, как у дома припарковывается знакомая иномарка, как из неё выходит запомнившийся навсегда силуэт в чёрном пальто и как взгляд прекрасных голубых глаз сверкнёт в его сторону, испугавшись не на шутку.

Промучившись целую ночь и половину дня с тягостными мыслями о Шастуне, Попов решает подробно допросить Майю о последних новостях и решительно настраивается ехать к парню. И вот он вроде здесь. Ничего не мешает подняться к этому светлому мальчику, увидеть, что он живой, он рядом, но отчего же в движениях такое смятение? Отчего Арсения переполняют волнующие чувства? Взгляд совершенно случайно падает на знакомый, еле видный образ мальчишки на самом верху дома, и брюнет срывается с места, стараясь как можно быстрее добраться до подростка, неторопливо затягивающегося сигаретой прямо на краю двадцатиэтажного здания.

Арсению знакомо чувство потери, знакомо ощущать глубинную пустоту внутри, считать, что жизнь на этом закончена. Ему знакомо посещать бесконечных психологов, испытывать ураган эмоций внутри и одновременно их отсутствие. А ещё Попову до ужаса страшно осознавать, что именно этот период сейчас проживает парень, с недавних пор беспрекословно поселившийся во взрослой мятежной душе. Мальчик, из-за которого, казалось, глубокие чувства вновь затрепетали, наводя безумную суету, а будни больше не были окрашены серостью преодоленного ужаса и подавленных истерик. Вместе с тем ещё одно нешуточное беспокойство прошибает загруженную голову несущегося к парадной брюнета: имеет ли право двадцати семилетний мужчина испытывать столь неопределённые чувства к оборванцу, чей день равен ста проблемам. Имеет ли право рушить и без того надломленную юною жизнь, только-только вступающую в бурную молодость своей любовью? Арсений вряд-ли сможет ответить на этот вопрос осмысленно и вразумительно. Но именно сейчас, нервно топчась в лифте, он определённо знал: этого мальчишку не позволит себе потерять.

Тяжёлое дыхание, скрипучая серая дверь, Попов вылетает на крышу. Ветер тут же взметнул и растрепал смолистые волосы, но мужчина не обратил на это никакого внимания, быстрым шагом преодолевая мучительное расстояние, отделяющее его от мальчишки. Стоявший к нему спиной сгорбленный Антон так сильно напоминал трагичный случай давно минувших дней, что изнутри Попова сжала ледяная рука тревоги. Сигарета стремительно летит вниз, Шастун без оглядки хватает бутылку, с жадностью припадая губами к узкому горлышку. Подошедший так быстро и незаметно Арсений Сергеевич грубо разворачивает податливое тело к себе и с совершенным спокойствием наблюдает, как юноша громко смеётся прямо ему в лицо, рукавом вытирая кроваво-красные губы. Брюнет отчётливо понимает, что смех этот — ничто иное, как неадекватное поведение, желание Антона показать, что ему смешно, не обидно или вовсе не больно. Шастуна мотает из стороны в сторону, всего неистово трясёт, лицо белое, как бумага, а губы такие синющие, что не сразу догадаешься, сколько он торчал на морозе. Арсений злиться и сам не понимает, на кого больше.

— Зря вы пришли, — подытожил Антон, ловко присаживаясь на тонкий бортик и, склонив голову к плечу, безразлично разглядывает что-то за спиной недоумевающего Арсения. Попов напрягается всем телом, чувствуя себя таким уязвимым в этот момент: стоит, намертво приросши ногами к земле, боясь совершить единого действия. — Я вряд-ли прыгну. Хотя… — загадочно улыбаясь, добавляет мальчишка, развернувшись вполоборота. И Попов смерил его таким испытующим взглядом с головы до пят в этот момент, что на секунду Антон замешкался, прерывая взгляд глаза в глаза, когда каждому было что сказать, и каждый молчал, стиснув зубы и сжав кулаки.

— Слезь, — требует Арсений, аккуратно опираясь руками по обе стороны его бёдер. Сердце давно уже не просто бьётся. Оно бешено колотится в районе рёбер, вызывая дичайшую дрожь одновременно от страха за чужую жизнь и растущего негодования.

— А то… что? — с вызовом шепчет парень в обветренные губы напротив, хищно прищуривая зелёные глаза. Попова такой расклад устраивает куда больше и усмехаясь в сторону от нервного напряжения, он задумчиво облизывает нижнюю губу, впритык утыкаясь на заинтересованного в его действиях мальчишку.

— Слезай. Поговорим, — голос звучал слегка отрешенно, а глаза смотрели слишком устало, чтобы вызвать недоверчивое сопротивления юноши и тот, скрипя зубами, последовал за мужчиной, прихватив с собой полупустую бутылку.

Неуверенно присаживаясь рядом с брюнетом, Антон поджимает колени под грудь и кладёт на них запястья, скрестив в замке. Взгляды обоих утыкаются на раскатившийся закат, захватывающий насыщенными красно-фиолетовыми цветами, невероятно гармонично переплетавшимися в самом центре. Огненное солнце вот-вот скроется за очередной многоэтажкой, а пока два парня на букву «А" молча наблюдали за плывущими в ярких багровых цветах заката облаками, не зная, с чего начать важный для обоих разговор.

— Три года назад, — через силу выдавливает из себя брюнет, совсем не отвлекая Антона от рассматривания малинового неба. — Мне было двадцать четыре года. Ей всего двадцать, — Антон бросил равнодушный взгляд в сторону болезненно скривившегося Арса. А внутри словно всё рухнуло при одном только предположении, что могло произойти. Дышать становится труднее, устрашающая информация стремительно догоняет, и какие-то эмоции, образы, чувства накрывают с головой, перекрывая доступ кислороду. Однако мальчишка изо всех сил продолжал «заинтересованно» разглядывать закат, старательно делая вид, что не понимает, к чему клонит мужчина. — Она покончила с собой. Взяла и спрыгнула с крыши, — невесело улыбнулся брюнет, мягко накрывая коленку Шастуна рукой и слегка сжимая. На мгновение подросток предположил, что этим он старается успокоить собственные возникшие воспоминания, утихомирить всплывшие страдания, сожаления. Но вскоре замечает, с каким беспокойством мужчина смотрит на него и догадывается, что, дрожащий, словно в лихорадке, он привлекает внимание Арсения куда больше горестных воспоминаний. Мир будто перестаёт существовать. Антон с замиранием сердца судорожно выдыхает морозный воздух, прижимаясь коленкой к бедру брюнета, и пытается перестать трястись. Пытается прочитать в тёмно-голубых глазах хоть что-то помимо беспокойства к себе. Пытается понять, зачем Арсений с ним откровенничает. А Попову на самом деле сейчас так необходим сидящий рядом парнишка, кружащий голову похуже самого крепкого коньяка. Необходимо чувствовать его рядом, видеть, что он живой. — Знаешь, и я ведь действительно думал, что жизнь на этом закончена, — грустно ухмыляется брюнет, поглаживая тощую коленку большим пальцем. Его глаза вцепились в оцепеневшего Антона, желая донести до пьяного юного сознания, что он может рассчитывать на мужчину, и более того, горе, с которым он столкнулся, когда-то пережил и сам Попов. — Совру, если скажу, что остался один. Физически, наверное, нет. Морально — да, я остался сам с собой. Сам с собой и один на один с непрекращающимися мыслями о ней. Каждый день новый психолог, любезно предоставленный другом и твердивший лишь одно: «Тебе следует двигаться дальше, Арсений». А куда двигаться-то? — повышает голос мужчина, стискивая зубы. — Было полное ощущение, будто я катился по наклонной плоскости в бездонную пропасть. Думаю, тебе знакомо это. Потом дорога постепенно пролегала бесконечными кочками всё дальше и дальше. На пути появился твой отец, следом — ты, — тепло усмехнулся Арсений, сжимая чужую коленку всё сильнее. — Твои проблемы, твоё состояние, ты, — мужчина максимально сосредоточенно всматривается в растерянные глаза напротив и будто пронзает самую душу мальчишки, заставляя непокорно повиноваться. — В состоянии «то ли плакать, то ли биться об стены» воспринимать всё сказанное достаточно трудно. Но я хочу сказать, что ты дорог большему количеству людей, нежели считаешь. Дорог до такой степени, что потеряв тебя, они вряд-ли смогут когда-нибудь оправиться.

До недавнего времени безэмоциональное лицо Антона приняло растерянный вид. Он озадаченно уткнулся в пол, совершенно не понимая, что теперь делать с этой информацией. Свободной рукой Арсений осторожно коснулся холодной подростковой щеки, вынуждая обратить на него внимание.

— Как бы хороша или плоха ни была ситуация, она в любом случае изменится, — хрипло отзывается мужчина, легонько поглаживая выступающую скулу парня. Краешки его губ чуть приподнимаются в еле видной улыбке, и от этого Антону становится почему-то так хорошо, будто все проблемы разом отступили, а камень, долгое время сдавливающий глотку, исчез.

— Она изменится только в том случае, если Вы поймёте, что есть возможности для её улучшения, — всё ещё мрачно шипит Шастун, недовольно отворачиваясь в противоположную сторону.

— Пойми, рано или поздно ты найдёшь эти возможности. Я всегда буду рядом.

— Мне столько раз говорили это, Арсений Сергеевич, — фыркает юноша, раздражённо прикрывая глаза. — Что вообще значит это ваше «Твои проблемы, твоё состояние, ты»? — растерянно вопрошает Антон, повышая голос.

— Далеко не то, о чём ты вдруг мог подумать, — по-доброму рассмеялся Попов. — Антон, поверь, ты не интересуешь меня в романтическом плане. Я привык помогать тем, кто этого действительно заслуживает, — рука соскальзывает с чужой коленки, тут же превращаясь в слабо сжатый кулак, отведённый в сторону. И всё же Арсению тяжело скрывать то, что рвётся наружу и вот-вот может вылиться в порывистых движениях, приводя к очень тяжелым последствиям. Антон грустновато ловит прошедшейся по ноге холодок и чувствует себя ещё более одиноким. Словно вновь отдаляется от мира сего, словно чужая рука должна была лежать на его коленке. Ведь так было проще, приятнее, спокойнее. Так было… правильнее?

Мало-помалу мысли парня прояснились, но противостоять желанию ощутить рядом горячее тело и понимающую душу, испытавшую когда-то те же эмоции, становилось всё труднее. Каждый тонул в безобразном количестве собственных мыслей, не смея поднять взгляд друг на друга. Закат постепенно бледнеет, и на светло-янтарном небе загорается яркая вечерняя звезда, за ней другие. Антон сидит в чёрном пальто, некогда накрывавшим плечи Арсения, пока чужие руки с нежностью прижимают его к себе, и чувствует лишь, как волосы развевает этот удивительный ветер смятенных чувств, витавших вокруг умиротворённых парней. От свежего воздуха, тёплых касаний Арсения и действующего вина парнишка начал проваливаться в сон. Однако внезапный звонок матери тут же прервал всякую мысль об этом.

— Да, мам? — вяло отозвался Антон, кулаком потирая слипающиеся глаза.

— Антош, ты как?

— Я в порядке, — пожал плечами подросток, неловко потупив взгляд, ибо продолжал чувствовать на себе пристальный взгляд голубых глаз.

— Сынок, я звоню сказать, что не смогу сегодня приехать, — проскулила женщина, словно она в этом виновата. — Понимаешь, новое начальство… Я просто зашиваюсь на работе.

— Да, конечно, мам… — на какое-то время повисла звенящая тишина. И так юноше стало неуютно в этот момент, что, несмотря на всю свою любовь к маме, он желал поскорее завершить раздражающий его разговор. — Пока?

— Пока, Тош, — тепло улыбнувшись, попрощалась Майя, устало накрывая лицо ладонью. — Знай, я очень-очень сильно тебя люблю.

Свежий сладкий воздух развивал волосы, а на небе ярко сверкали звезды. Антон с полным спокойствием курил у бортика крыши, разглядывая ночное небо, а вместе с тем и любуясь аккуратными чертами лица Арсения, поглядывая на него всякий раз, как тот засмотрится или вовсе отвернётся. Попов никак не мог смириться с подростковой зависимостью и более того, мириться с ней он напрочь отказывался. Однако сейчас бы сам с удовольствием выкурил полпачки. Поэтому смиренно стоял рядом с юношей, стараясь сдержаться и не схватить того за руку, притягивая к себе и жадно целуя в самые губы.

— Пора домой. Я замёрз уже. Ты как? — потирая руки, вдруг прерывает молчание Попов, бросая заинтересованный взгляд на подъезжающую к дому Mercedes-Benz, откуда вышел Шастун старший, а за ним и молодая особа в длинном чёрном платье и на высоченных шпильках.

— Ага… я тоже… — запоздало отвечает парнишка, прищуренно наблюдая за той же картиной.

Попов переводит недоумевающий взгляд со страстного поцелуя Андрея Владимировича и, собственно, его любовницы (в чём ни тот, ни другой уже не сомневались) на напряжённого Антона, его до чёртиков свирепый взгляд и с силой сжатые кулаки. Парень успевает потушить сигарету до того, как тёплая мужская рука ложиться ему на плечо и тянет за собой.

— Любовницей обзавёлся? А как же мама, ублюдок! — возмущённо кричит Антон, вырываясь из крепких рук Арсения Сергеевича. — Пустите меня! Куда! Куда они пошли? Сволочи! — глаза полны детского страха и отчаяния. Шастун так старался не демонстрировать это Попову, всячески отворачиваясь и прикрывая их, что в какой-то момент впритык уставился на мужчину глазами, полными слёз, однако тут же резко отвернулся. Всё его лицо пропитали боль и разочарование, а грудь сдавило что-то настолько мерзкое и скользкое, что хотелось закричать в голос и разреветься от горькой обиды. Замечая это, у самого Арсения на душе будто кошки скребли. Он не мог позволить себе оставить подростка, но и не мог смотреть на красного от злости и словно совсем потерявшегося в этом мире его Антона.

— Антон, посмотри на меня! — требует Арсений Сергеевич, пытаясь повернуть голову мальчишки на себя. — Антон!

Наполненные одновременно паникой и злостью глаза буквально вцепились в два голубых океана, выглядя при этом так, будто готовы внимательно слушать, но в голове кипели лишь необычайная злость и разочарование. Арсений, точно не готовый к такому повороту событий и едва ли предполагающий, что Антон сейчас вернётся домой и не устроит мордобойню, решил забрать Шастуна к себе до приезда Майи. Он ни за что не отпустит подростка, зная, что тому что-то угрожает. Тёплыми ладонями схватившись за ледяные щёки, Попов перевёл всю концентрацию на себя и напряжённо сглотнул, видя всю ту боль в глазах напротив.

— Ты ничего путного сейчас не сделаешь, — смотря прямиком на потерянного парня, чётко проговаривает Арсений. — Я тебе обещаю, мы разберёмся с этим чуть позже.

Антон верит. В нем всё ещё буйствует свирепый ураган необычайной обиды, но на данный момент он слишком изнурён, чтобы что-либо предпринять. Шастун просто позволяет отвести его к машине, усадить на переднее сидение и следить всю дорогу до знакомой квартиры, в которую так хотелось и не хотелось одновременно.