***
— Я сам в силах дойти до этой сраной школы! — возмущается Антон, поджимая дрожащие губы. Дрожат они не потому, что парень вот-вот расплачется, а потому, что у него уже глаз дёргается от этого Арсения-всем-готов-помочь-а-особенно-тебе-Антон-Сергеевича. И вот как теперь отвязаться от него? Что не скажи, на всё найдет ответ. И ведь такой, что уши краснеют! Но это ничто по сравнению с фирменным ледяным взглядом. Тогда бедное сердечко, бьющееся в груди Антона на последнем издыхании, просто отказывается сопротивляться. Принимает, понимает и тает, как фруктовый лёд в плюс тридцать. — Если я тебя подвезу ничего страшного не случится. Перестань бурчать и собирайся в темпе. Антон выжидающе смотрит пару секунд на серьёзного мужчину с чуть приподнятыми уголками губ, в надежде, что тот отступит, но по итогу сдаётся сам, истерично хватая рюкзак и выбегая на улицу. Задрал, ей-богу. Едут в тишине. Антон, по-прежнему недовольный, сидит, разглядывая застеленные снегом дворы, и без конца дёргает ногой. Попов лишь кидает на него внимательные взгляды, но пока ничего не предпринимает. Думает. Чего же тут думать? Подходишь, берёшь за руку, говоришь «мой» и уводишь. Нет. Так не пойдёт. Да он сам себе толковый ответ, чего его душеньке угодно дать не может. А ещё от Антона что-то требует. — Как самочувствие? — Сойдёт, — хмуро бурчит подросток, натягивая капюшон на голову и плотнее кутаясь в куртку. — Антон, посмотри на меня. И голос этот вроде бы строгий, но такой… чарующий что-ли, заставляет повиноваться, обратить на себя внимание. Антон поворачивается с приоткрытым ртом и растерянно смотрит прямиком в нежно-голубые глаза. Арсений Сергеевич чутка посмеивается, осторожно смахивает упавшую на подростковый лоб чёлку и коротко улыбается. — Всё будет хорошо, — медленно, словно внушая, произносит Попов, чуть вздёргивая брови для пущей убедительности. — И насчёт Серёжи не паникуй. Всё разрешится. Веришь? Антон медленно кивает, сам того не замечая, и улыбается такой улыбкой, которую очень давно не мог из себя выжить. Сейчас она ложится на губы легко, незаметно… Самое настоящее предательство будет не показать её Попову. Руки мёрзнут, хоть печка и вывернута чуть ли не на всю. Замечая, как Антон судорожно растирает ледяные ладошки, Арсений, не стесняясь, согревает их в своих тёплых руках, не прерывая зрительного контакта. Смущает. Ой, как смущает мальчишку. Но Шастун, как заворожённый смотрит на Арсения и глаз оторвать не может. Красивый. Но только в голове опять полный беспорядок. Ну не должен семнадцатилетний гетеросексуальный парень думать о взрослом мужчине так. По телу словно током долбанули. Антон вздрагивает и вырывает свои руки из приятной хватки Попова и выпучив глаза, мысленно матеря себя, Арсения и ситуацию, в которой сейчас находится. Этот мужик с ума его сведёт. Что же он, блять, делает-то? «Так нравится в педиков играть, Шаст?» — рычит на себя парень и морщится. От самого себя противно. И пока они так и седели на светофоре, один в шоковом состоянии, полностью запутавшийся и потерявшийся, второй — чуть растерянный, застыв с раскрытыми ладонями, всё ещё хранившими на себе холод чужих рук, когда уже во всю горел зелёный, сзади начали активно сигналить и матерится опаздывающие по делам люди, в основном мужского пола, а время, казавшееся ещё совсем ранним, начало бежать с ошалевшей скоростью. Прошептав пару ласковых вслед обогнавшей их тачке, из который в один момент высунулась голова, истерично назвав Арсения придурком, подросток получает строгое «АНТОН!» и недовольно закатывает глаза. Нет, он его тут, значит, защищает, а ему ещё что-то не нравится? — Не, ну а чё он?! — А чё ты? — повторяя интонацию, изгибает бровь мужчина, впритык глазея на недовольного Антона. Но нужно сказать, приятно. Сразу и улыбка шире засверкала, и настроение поднялось. Он с этим мальчишкой походу и сам медленно в подростка превращается. — Ладно, беги в школу. Шастун переводит взгляд на телефон, подрывается с места и выпучивает свои зеленющие глаза, чем здорово веселит Попова. — Ёмаё, у нас же инглиш первым, — взвизгнул парень и вылетел из машины, запутываясь в своих же ногах. Арсений болезненно морщится и закусывает губу, когда видит эти нелепые попытки подростка подняться и идти прямо. Цепким взглядом провожает до самого порога школы и лишь тогда, кажется, со спокойствием выдыхает. На сегодня план таков: посидеть с Пашкой после работы. Но для начала обязательным пунктом заехать к отцу Антона, ведь прояснить ситуацию было просто необходимо. Да и сам он не успокоится, пока не будет уверен в том, что Андрей Владимирович знает, что если с Антоном произойдёт какая-нибудь хрень, он уже не отвертится.***
Антон специально тянет время, с трудом передвигая ноги на лестнице, из-за чего пару раз получает острыми локтями и рюкзаками в бока. Шёпотом материться и шагает дальше на третий этаж, в заветный кабинет английского, где его ждёт чистосердечное раскаяние. Словно вот-вот упадёт моськой в пол, Антон всё же доползает до кабинета, кивком здоровается с англичанкой и присаживается рядом с удивлённым Матвиенко, сжимая руки в кулаки, чтобы те хоть сейчас не тряслись, как проклятые. Добрая половина класса заинтересованно пялилась на бледную фигуру Шастуна, в то время как тот старался не обращать на это абсолютно никакого внимания. Разве что разок прошёлся беглым взглядом по знакомым лицам и устало прикрыл глаза. Ну, потому что сил нет. Потому что в голове каша полная из сумбурных мыслей, тревожащих и дающих о себе знать дикой ледяной дрожью каждую чёртову секунду. Потому что жизнь теперь не крутилось возле школы, дома и любимого ларька, где продавали сигареты без паспорта. Потому что всё перевернулось с ног на голову, и Антон барахтался в этом дерьме, стараясь устоять и не утонуть. Потому что внутри ничего не ёкало, кроме стыда и боли. Потому что он осознавал, что потихоньку начал сдаваться, и осознание это, не переставая, било по башке, заставляя возненавидеть всё вокруг. Возненавидеть себя. Весь урок Шастун сидел как на иголках, полностью игнорируя воодушевлённое жужжание учительницы. Тема верной дорогой прошла мимо. Он то и дело косо поглядывал на «увлечённого» английским Серёгу, который тоже был далеко не бум-бум в изучении языка, и сразу догнал, что это он так своеобразно его игнорирует. Ни разу даже не посмотрел в сторону ушастика… Антона это, конечно же, напрягало. Но ещё больше напрягали дрожащие руки, которые он ловко прятал под партой, и лютейшая слабость во всём теле. Да что ж без этих симптомов жизнь его совсем не складывается-то! Парень был готов прямо сейчас сложить руки на парте и с головой уйти в кратковременный беспокойный сон под «The Passive Voice». Благо сидели они с Матвиенко на последней парте первого ряда, что никогда не пользовалась огромным спросом учителей. Забив на всё и всех, Антон кладёт голову на сложенные руки, но не отъезжает, а крепко задумывается, что же ему теперь делать. Звонок. Шастун нервно сглатывает, приподнимает голову, устало морщится и впритык смотрит на равнодушного Серёгу. Злится на бесячий шум, бесконечное копошение, разговоры и оры. Такие привычные для их гимназии, но такие неподходящие в данный момент. Смахивает тетрадь с ручкой в рюкзак и бегом направляется за исчезающим в толпе Серёжей. Застаёт того возле лестницы на четвёртым этаже и коротко улыбается. Ведь именно сюда не пускали бешеных мелких, и именно здесь велись только два предмета: технология у девочек и ОБЖ, а поэтому людей тут ходило куда меньше, чем на других этажах. Антон неаккуратно останавливает спешащего на ОБЖ Серёгу за плечо, резко разворачивая к себе. Ну тот и разворачивается, заезжая кулаком по несчастной моське. Парень, конечно, теряется, немного даже злиться, но в конце концов, с облегчением выдыхает. Он хотел получить за все свои выпады и вот, наконец, получил. Антон смотрит прямиком в глаза. Прямиком на разозлённого Серёжу. Потирает щёку, поджимает губы и совсем по-глупому усмехается. Что сказать? Что, блин, сказать, чтобы одновременно не упустить и не получить второй раз? — Почему не звонил? — сначала подумать, потом сказать? Пф-ф-ф, кому вы это говорите? Неужели Антону? — Это я почему не звонил? Шастун, ты охренел?! — тут же заводится Серёжа, готовясь ударить ещё раз. — Ладно! Ладно, прости! Хорошо? Прости меня… Я походу совсем тронулся, — болезненно морщиться подросток, закусывает губу и пялиться в пол. Неудобно, стыдно, мерзко. В общем все те ощущения, к которым следовало уже привыкнуть. — Не ладно, Антон. Ты придурок, слышишь? Матвиенко прожигает пытливым взглядом, недовольно щурится, скрещивает руки на груди. В общем, выглядит совершенно не дружелюбно. Ещё бы… А Антону вот это сейчас совсем не впёрлось. Да, заслужил. Да, это естественная реакция. Да, сам бы он вообще прибил. Но это же Антошка… Который не теряется и не мнётся, а крепко обнимает друга, вжимаясь то ли сам в него, то ли вжимая его в себя, упирается лбом в плечо и сбивчиво дышит, словно пробежал километровку. И всё это совершенно внезапно. Так, как сделал бы Серёжа. А поэтому тот и не отталкивает. Лишь крепче прижимается и успокаивающе похлопывает по спине. Правда, совсем неуверенно. Но это ничего, это исправим. — Тох, ты чего? — Я выражаю свою любовь к тебе, — бубнит в воротник Антон, а сам весь красный стоит, прячет лицо, неудобно изогнувшись. — Этому тебя там Арсенька учит? — тепло смеётся друг и медленно отстраняется. — Не надо про него. — Правда? А я думаю ты очень хочешь обо всём мне рассказать. Антон неприятно хмурится, делает два шага назад и задумчиво потирает шею. А что, собственно, рассказывать? Ну, наверное, что между ним и его долбанным репетитором происходит совсем не то, что могло бы называться отношениями между учеником и учителем, каким бы тот не был. Наверное, не стоит умалчивать и о том, что Арсений крутится в его голове 24/7 совместно со всеми проблемами, окутавшими плотной пеленой, которая постоянно стягивалась, лишая кислорода. Или лучше начать с самого начала? Начать с Алёны. Блять. Просто блять. — Слишком много ушей, — нервный шёпот и пристальный взгляд за спину хвостатого. Матвиенко, щурясь, оборачивается, замечая любимого физика, стоящего как бы «просто так» у стенда с объявлениями, рисунками и прочей фигнёй, на которую всем по большей части вообще насрать. — Понял, не дурак. Тогда часиков в шесть у тебя? — предлагает Серёжа и тут Антона пробивает мелкая дрожь. Он сам ещё не до конца свыкся с мыслью, что живёт у грёбанного Арсения Сергеевича. Ещё хуже было рассказывать об этом Серёге. Засмеёт ведь, чёрт… — Тут такое дело, — виновато улыбается Шастун и отводит Матвиенко за руку к стене, подальше от чужих любопытных ушей. — Я теперь это… — тяжёлый выдох, глаза в пол, вокруг сплошное напряжение. — Живу с Арсением Сергеевичем, — на выдохе произносит подросток и зажмуривается. Как маленький, ей-богу. — С кем ты живёшь? — выпучивает глаза Серёга. — Ну, тот чел, который ещё, ну… с которым вы меня к нему… когда я был… Серёжа переспрашивал явно не из-за того, что затупил. Он прекрасно помнил каждую секунду того дня. Чёрные уложенные волосы, беглый взгляд синих глаз, выискивающих в толпе одного единственного Антона. Беспокойство и трепетность, с которыми он смотрел в неживые зелёные глаза. С которыми он относился к его другу. Но Тоша сейчас так растерян, так напуган происходящим в его жизни пиздецом, что начинает судорожно тараторить, стараясь без лишней неловкости пояснить другу, кто такой этот Арсений Сергеевич. — Да понял я, Тох. Когда ты обдолбался. Такое, знаешь ли, не забывается. Я тебе ещё за это в ёбыч не прописал. Пока. Антон напряжённо выдыхает и истерично ерошит волосы. Безвыходных ситуаций не бывает, говорили они. — И вообще, с каких это пор ты живёшь с ним? А родители? — Сами к нему сплавили. В общем тоже долгая история. — И чё, ты теперь, как собачонка, из школы домой, из дома в школу и три раза на дню на прогулку за ручку с этим Арсенькой? — Серёга очень выбешивал, когда коверкал имя Арса. Арсения. — Не называй его так. Но в целом, да, я теперь под его присмотром типа… Молчание. Серёга весело лыбится и впритык смотрит на недовольного Антона, а тот ярко краснеет, вспоминая утренний инцидент. Он теперь вообще частенько краснеет, вспоминая Попова. — Оке, тогда засядем у меня. Но пиво и сиги с тебя! — направляясь в класс и энергично размахивая руками, во весь голос кричал Матвиенко, обращая на себя изумлённый взгляд Павла Алексеевича. И не только. — Иди уже. Кое-как затолкав перевозбужденного друга в класс, Шастун оборачивается назад и кивком здоровается с физиком. Павел Алексеевич пару секунд задумчиво пялит на Антона, а после точно также кивает и резво двигается в сторону лестницы. Ну вот и куда он потопал?***
Повеселевший за день Серёжа предлагает перекурить на привычном месте: за многоэтажной, недалеко от его дома. И совсем недалеко от школы. Буквально перед ней. Шастун согласно кивает, шагает следом, попутно думая, как отмазаться от прилипчивого Арсения Сергеевича. Ну, правда, как отпроситься у человека, который тебе совершенно не доверяет? Вот и Антон не знает. — Ща, пару сек, — хмурится Шастун, отходя на пару шагов. Долгие два гудка, за которые парень крепко затягивается и резко выдыхает, как только на том конце слышится до боли знакомое «Алло?». Лёгкие начинает покалывать, сдавливать. Парень хватается за горло свободной рукой, кряхтя, стараясь его прочистить. — Здрасьте, Арсень Сергеич, — сиплым голосом здоровается парень, старясь скрыть хрипотцу и сдержать рвущийся кашель. — Привет-привет. Тебя забрать? Парень подвисает, удивлённо смотрит на воркующего с дворовым кошаком Матвиенко. — Антон? — А. Н-нет, не нужно. Я хотел сказать, что… Точнее, я хотел спросить, можно ли… — парень повторно затягивается, стараясь собрать мысли в кучу и, наконец, отпроситься у Арсения зависнуть с Серёгой. Мужчина терпеливо ждёт, потирает переносицу и через минуту громко выдыхает со словами: «Ну, говори же». — В общем, меня тут Серёжа к себе позвал. Можно? — пропищал парень, задрав голову к небу. — Ты же понимаешь, что у меня слишком много причин не доверять тебе? Слегка поражённый Антон пару секунд тупит на такой ответ мужчины и просто мычит в трубку, мол, да, конечно, он понимает. — Дай телефон Серёже. Ну, класс, Серёге теперь доверяют больше, чем ему. Антон, конечно, недовольно сопит, хмуро оглядывает друга, но телефон в итоге отдаёт. И ведь не отходит ни на секунду, внимательно смотря на Матвиенко и стараясь услышать хоть что-то. Со всей своей вычурной серьёзностью Серёга согласно отвечает, что Антона он берёт под свой контроль и «если что», между тем твёрдо настояв, чтобы они постарались избежать этого «если что», обязательно звонит Арсению. Арсеньке, как любил коверкать имя хвостатый. Шастун на это закатывает глаза и с громким вздохом, недовольный, уходит докуривать в сторонку. — В общем, до восьми вечера ты у меня, а потом он тебя заберёт, — именно с такими словами к Антону подходит друг, еле сдерживая смех. — Бля, ваще не смешно. — Сам же виноват, Тох. Матвиенко дружелюбно треплет Шаста по голове, приобнимает за плечи и ведёт к дому, начиная самую что ни на есть непринуждённую беседу.