(берёте ли вы этого придурка) своим единственным и неповторимым

Ну ладно, думает Сокка, глядя, как принц мастерски прокручивает нож в своей руке, раз-два-три раза, так ловко и легко, как будто он родился, уже сжимая его в ладони. Может быть, Зуко не так уж и безнадежен, в конце концов. Он уже наполовину справился с освежеванием одного из тех пухокроликов, которых они поймали днём ранее на своей первой увенчавшейся успехом охоте, и его техника безупречна, несмотря на уверения, что он никогда не делал этого раньше. — Я же только что наблюдал, как ты это делал, — словно защищаясь, говорит Зуко, когда замечает пораженный взгляд Сокки. Сокка качает головой. — Это не то, чему можно научиться, да ещё и так хорошо, только единожды понаблюдав за кем-то. Такое требует практики. — Я никогда раньше не снимал шкуру с животного, — отвечает Зуко. По неведомой для Сокки причине он выглядит до странного неуверенным в себе. — Но я умею обращаться с клинком. Я тренировался искусству сражения с парными мечами почти всю свою жизнь. Сокка хмурится. — Зачем? В смысле, не пойми меня неправильно, это очень круто — но зачем? Зуко пожимает плечами. — А зачем ты научился обращаться с бумерангом? Сокка закатывает глаза. — Чтобы охотиться с ним, — говорит он, — в чем у тебя нет нужды. И даже если бы была, то… Моя сестра — маг воды, и она никогда не выучилась владению оружием. Так же, как и все другие знакомые мне маги воды. А ты владеешь магией огня. — Да? — спрашивает Зуко так серьезно, что Сокка не может понять, искренне ли он сбит с толку или просто издевается над ним. — Таким образом, — говорит Сокка, — у тебя уже есть оружие, и оно в буквальном смысле вшито в твоё тело. Так зачем тебе понадобилось учиться ещё одному? — Меня многие спрашивали об этом ещё в Стране Огня, тогда, когда я только начал учиться. — И? — И смысл в том, что это полезно — иметь больше одного козыря в рукаве, — он возвращается к освежеванию пухокролика. — И?.. — не отстаёт Сокка. — Это единственная причина? Зуко хранит молчание. — Да ладно, — говорит Сокка, ступнёй пихая его в лодыжку. — Выкладывай. Зуко вздыхает, но опускает нож. — Ребёнком я был не очень хорош в магии огня. Или, по крайней мере, я так думал тогда. Мой дядя будет уверять в обратном, но он всегда был предвзят. Я часто… злился. На себя. Мой кузен заметил это и предложил обучиться искусству боя на мечах в качестве способа справиться с этим. В конце концов оказалось, что мне это нравится, и вот так я и продолжил заниматься. — Нам часто нравится то, в чем мы хороши. — Возможно, — признаётся Зуко, — но я не был хорош в этом с самого начала. Мне не начало нравиться, потому что оно давалось мне легко — скорее, я просто не так боялся облажаться. Когда я упражнялся с клинками, это было не про то, насколько я лучше или хуже, чем кто-то другой, и не про то, как кто-то оценивает, насколько хорош я должен в этом быть. Всё было совсем не так, как с магией огня, — он подтягивает колени к груди, обхватывая их обеими руками. — Я по-настоящему втянулся, когда мне было тринадцать. В тот период меня на несколько лет отвратило от магии огня, после… — он делает паузу, как будто колеблясь, стоит ли ему продолжать. — После того как мой отец оставил трон. Нож, который Сокка держал, выскальзывает из его ладони и падает в снег с тихим шелестом, который он едва слышит. — Твой — что значит твой отец? Я думал, ты мне говорил, что ты не наследный принц. — Всё так. — Тогда… Зуко поджимает губы, отводя взгляд от Сокки. — Когда мой дедушка оставил трон, то моего дядю, старшего сына, короновали как следующего Хозяина Огня. Пару лет спустя мой кузен Лю Тен — нынешний наследный принц — был ранен в Царстве Земли во время переговоров о репарациях. Они не могли перевезти его по морю домой из-за тяжести его ранений, так что дядя уехал, чтобы заботиться о нём. Тогда моего отца назначили регентом, чтобы он замещал его. — На время, — говорит Сокка с пониманием. — Верно. — Ладно, — говорит Сокка медленно. — Но почему это должно было отвратить тебя от магии огня? — В конце концов Лю Тену стало лучше. Он и дядя вернулись домой, и дядя вернул себе престол. Как ты и сказал, положение моего отца было временным. Все это знали. Холодок осознания пробегает по спине Сокки. — Все, кроме него. — Верно, — соглашается Зуко напряженно. — Все, кроме него. Он всегда завидовал тому, что дедушка отдавал предпочтение моему дяде, и когда Лю Тена ранили, я думаю, он увидел в этом шанс доказать дедушке, каким хорошим Хозяином Огня он может стать. Потом мой дедушка умер, пока дядя всё еще был в отъезде, и… наверное, мой отец подумал, что, возможно, он сможет сохранить своё положение. — Он не мог, очевидно, потому что был всего лишь регентом — мой дядя не был отлучен от трона. Даже если бы он и смог что-то доказать моему дедушке, это бы не имело значения, потому что дядя уже был коронован. Ничего из этого не имело значения. Дядя возвратился домой и вернул себе трон, а моего отца снова отодвинули на задворки. В конце концов он стал слишком агрессивен, и дяде пришлось отослать его со двора. — Отослать? — За решётку, — отвечает Зуко коротко. — Мой отец находится в тюрьме с тех пор, как мне исполнилось тринадцать. — Так он был твоим учителем магии огня, — предполагает Сокка, — и тебе она и так не слишком-то нравилась, и поэтому ты долгое время не был готов учиться у кого-то ещё. На челюсти Зуко играют желваки, едва-едва. — Да, — говорит он, не глядя на Сокку. — Что-то вроде того. Какое-то время после этого они сидят в тишине, но это не та комфортная, умиротворённая тишина, которую Сокка уже привык разделять вместе с Зуко. В конце концов, стремясь нарушить её и сбежать от мыслей о том, как быстро Зуко начал восхвалять Хакоду, как осторожен, но искренен он был в своем восхищении, Сокка склоняется к нему и толкает плечо принца своим. — Ну, — говорит он, — так ты хорош в обращении с ними? С клинками? Зуко застенчиво косится на Сокку уголками глаз, и есть в его взгляде что-то такое, от чего у Сокки перехватывает дыхание. — Я неплох, — говорит он. — Я, э-э — я привез их с собой, вообще-то. Если тебе интересно… посмотреть. Сокка хватается за эту возможность, причем почти в буквальном смысле — он едва не подпрыгивает от возбуждения. — Да, — с чувством говорит он. — Естественно. Завтра. Зуко поднимает бровь. — А как же моё обучение? — На паузе до дальнейших распоряжений! — объявляет Сокка. — Это гораздо важнее, чем в буквальном смысле что угодно, включая ещё одну мировую войну, и мне плевать, кто её начнет. Зуко запрокидывает голову и смеётся. Это первый раз, когда Сокка застаёт его смех — что, наверное, хорошо, потому что если он всё время был свидетелем ему, к этому моменту Сокка бы уже ослеп, настолько ярким было это зрелище. — Ладно, — говорит Зуко, всё ещё улыбаясь. Он потирает свой здоровый глаз кулаком, и Сокка с усилием отводит взгляд, прежде чем Зуко поймает его на том, что он пялится на него. — Ладно. Завтра так завтра.

*

Когда следующим утром Сокка заходит за ним, то, верный своему слову, Зуко несет за плечами пару мечей. Он уводит Зуко далеко вглубь территорий дворца, которые почти не бывают заняты, потому что закрыты для публики, а персоналу использует их только изредка. Там есть один дворик с высокими стенами и хорошо спрятанными воротами, где он и Катара — и Юи, когда она приезжала — часто играли, когда были детьми. То, что там редко кто-то бывал, а также его укромность делают его идеальным местом, где Зуко мог бы продемонстрировать свои навыки без опасения, что им помешает незваный гость. Прошло так много времени с тех пор, как Сокка там был в последний раз, что детали уже кажутся ему размытыми — настолько, что оказывается удивлен тем, что видит, хотя он и может различить смутно знакомые элементы, отчего его захлестывают воспоминания. Статуи, каждая из которых демонстрирует разные стойки магии воды, разбросаны по периметру покрытых льдом стен двора. В центре двора размещается большая круглая площадка, которая на несколько футов выступает от земли; к ней ведут плотно пригнанные по всей окружности края площадки ступени. Вокруг площадки также расположены высокие искусно вырезанные столбы, как если бы изначально на этом месте планировалась гигантская беседка, но никто так и не озаботился установить крышу над ней. — Обычно сюда никто не заходит, — объясняет Сокка, ведя Зуко за собой за ограждение и закрывая ворота за ними, — так что нам вряд ли кто-то помешает. Зуко несколько мгновений изучает новую для себя местность. Его глаза останавливаются на статуях, затем оглядывают стены — они настолько высокие, что за ними не видно ничего, кроме неба у них над головой. — Здесь красиво, — говорит он, и звучит так, будто он говорит искренне. — Это… по большей части просто снег и лед, — отвечает Сокка. — Как и почти всё на Южном Полюсе. Зуко пожимает плечами. — Это место напоминает мне о доме. Конечно, это не то же самое, — говорит он, когда замечает, что Сокка поднимает брови. — У нас во дворце есть сады с деревьями и цветами, и пруд с уткочерепахами… но я думаю, что если бы там когда-нибудь выпал снег, то выглядело бы почти так же. Он следует за Соккой к площадке в центре. Сокка садится и оставляет рядом свои сумки, вытягиваясь на ступеньках, пока Зуко вынимает золотую заколку и распутывает узел на затылке, позволяя волосам свободно выпутаться из прически, обрамляя лицо. Он вытаскивает свои мечи и начинает с простых движений — начальные стойки, как объясняет он — прежде чем перейти к более сложным. Когда Сокка начинает бросать в него снежки, он легко разрубает их, не пропустив ни одного. — Это не может быть естественным, — комментирует Сокка после особенно невероятного манёвра. — Этот разворотно-вертикальный трюк — как ты вообще можешь подбрасывать своё тело так высоко в воздух без магии? И как такое может быть, что ты способен на такие приёмчики, но не в силах сохранить устойчивое положение на борту лодки? Сокка пытается не чувствовать себя слишком довольным тем, что в легком румянце на лице Зуко явно виноват не только холод. Несмотря на то, что он пытается это скрыть, Сокка видит, как Зуко расцветает от его похвалы, даже не обращая внимание на то, что она сопровождается поддразниванием. Вместо ответа, Зуко отворачивается и начинает серию новых более простых, но при этом более быстрых движений. Он одет в рубашку с длинным рукавом, но к этому моменту он уже сбросил достаточное число слоев одежды, что Сокка видит, как его мускулы напрягаются и играют под тканью от каждого его движения. — Так вот почему ты такой каченый, — Сокка бормочет себе под нос. Тело Зуко замирает прямо посреди движения, и он едва не теряет равновесие. Ему удается сохранить баланс только воткнув один из мечей в снег и крепко ухватившись за навершие рукояти. — Что ты сказал? — спрашивает Зуко. Его глаза распахнуты чуть шире, чем обычно, и Сокка надеется, что это от того, что он едва не улетел лицом в снег, а не от того, что он в самом деле услышал слова Сокки. — Ничего, — Сокка энергично качает головой. — Я просто — твои стойки, — говорит он, потому что как возможно объяснить кому-то, что ты пялился на его руки, и сухожилия шеи, и то, как при каждом движении перекатываются мышцы плеч, без того, чтобы выставить себя стремным идиотом? — Они… хороши. Мне кажется. Я вообще-то мало что понимаю в бое на мечах, — признаётся он. — Э-э — ладно, — говорит Зуко; в его голосе звучит неуверенность. — Что ж. Я могу… показать тебе, если хочешь. — Ты только что мне показал. — Нет, — говорит Зуко, вытаскивая меч из сугроба и проворачивая его в руке плавным, головокружительным движением. — В смысле, я мог бы показать тебе, как. Научить паре движений. Если хочешь. Сокка немедленно выпрямляется. — Чувак, серьезно? Да! Конечно, да. — Ладно, — говорит Зуко, и в его чертах угадывается улыбка. Сокка только успевает вскинуть в воздух кулак, как Зуко убирает клинок в ножны и продолжает, — найди палку. Сокка замирает, его рука всё ещё вскинута над головой в победном жесте. — Палку. Зуко фыркает. — Я не собираюсь учить тебя сражаться на мечах настоящими клинками. Нам понадобятся палки. — Только я начал думать, что ты разрешишь мне немного развлечься, — стонет Сокка, но послушно встаёт, отправляясь на поиски. Зуко начинает обучение, показав ему стойки, с которых он начал свою демонстрацию. После того, как он признаёт факт, что Сокка знает основы достаточно, чтобы спарринг между ними походил на нормальную тренировку, а не на бесцельное и агрессивное размахивание Соккой палкой, они начинают легкий спарринг. Ну, спаррингом это называет Зуко, но по мнению Сокки, это больше похоже на бойню. Сокка продувает первый раунд с таким треском, с каким не проигрывал уже много лет. После этого он проигрывает подряд больше боёв, чем ему доводилось с детства, когда он еще только учился держать в руках копье. Во время шестого или седьмого раунда, который оказался самым долгим из всех, Сокке на какой-то миг кажется, что он сможет достать Зуко. Он оставляет левый бок открытым, и его стойка кажется неустойчивой, и Сокка настолько раздражен чередой поражений и настолько взбудоражен возможностью наконец-то победить, что он почти не думает перед тем, как атаковать, устремляясь вперед и направляя свою палку по дуге к боку Зуко. Ему следовало знать лучше. Он едва начал движение, когда Зуко ухмыляется, и сердце Сокки пропускает удар. Он винит в этом адреналин, а так же осознание того, что означает эта усмешка — что Сокка сделал именно то, что Зуко от него хотел, и по этой причине он уже проиграл. Но уже слишком поздно, чтобы менять траекторию движения, и Зуко делает шаг в сторону, легко обходя его. Он ловит Сокку за руку своей свободной рукой и использует импульс, чтобы подтолкнуть Сокку вперед к себе и затем дальше, отчего он пролетает мимо. По пути он хватает палку Сокки, и он кувырком валится за спину Зуко, лицом в снег и обезоруженный. — Это совсем не похоже на бой с копьем, — стонет он, хотя сомневается, что Зуко может услышать его сквозь месиво из снега из грязи у него во рту. Тем не менее, Зуко издает легкий полусмешок; он чуть сбит с дыхания. — Усвоил свой урок? — спрашивает он, и Сокке даже не нужно смотреть ему в лицо, чтобы знать, что на его лице проскользнуло удовлетворённое выражение. Сокка бурчит и перекатывается на спину. — Еще бы — я усвоил, что ты дерёшься грязно. Требую реванш. — Опять? — Опять, — требует Сокка. Ему еще многому нужно научиться, и Зуко есть, чему его научить. Он уверен в этом, и еще в одном тоже — Зуко соврал ему вчера — он не просто неплох в этом. Он великолепен. К концу Сокка, задыхаясь, лежит на спине — один сплошной синяк, а не парень — хотя он и думает, что это конец только для него; Зуко даже не выглядит уставшим. — Это месть, — провозглашает Сокка, всё ещё валяясь на земле. Зуко сидит, скрестив ноги, рядом с ним с таким самодовольным видом, какого он ещё у него не видел. — Ты просто расквитался со мной за то, что я потащил тебя на ещё одну охоту. — Ты хорошо справился, — заявляет Зуко великодушно. — Особенно для того, кто держит в руке меч впервые. Сокка фыркает. — Это была палка. — Но ты обращался с ней как с мечом. Ты никогда не делал этого раньше, и всё же к концу тренировки ты смог нанести мне пару ударов. — Ага, ну, я думаю, что количество твоих ударов просто обнуляет их. Чувствую себя так, будто меня сбила лодка. Зуко откидывает с лица влажные от пота пряди назад и с невинным видом пожимает плечами. — Иногда уроки могут быть болезненными, — говорит он, — но именно поэтому они запоминаются. Сокка таращится на него. Зуко отводит взгляд, что, как Сокка уже успел узнать, он делает когда смущается — что происходит довольно часто. — Так говорит мой дядя, — признает Зуко после паузы, всё еще уставившись в пол. — Или… что-то в этом духе. Не знаю. Когда я был младше, меня это раздражало, но теперь это помогает мне справиться. — Справиться? — спрашивает Сокка. Он со стоном садится. — Справиться с чем? Кажется, что на миг Зуко замирает, но он настолько краткий, что Сокка думает, что ему показалось — особенно когда секундой спустя Зуко снова поднимает на него взгляд, и на этот раз на его губах играет озорная полуулыбка. — С поражениями, — говорит Зуко. — Как то, что ты только что потерпел. Он снова откидывает с лица пряди, и у Сокки во рту резко пересыхает. Внезапно чувствует себя ребенком, которого застукали за чем-то, что взрослые в расплывчатых формулировках запретили ему делать, так и не объяснив, что в этом такого. Он чувствует искушение, но даже не знает, что именно его искушает. Он игнорирует его. — Эй, — возражает Сокка. — Как насчет того, чтобы ты и я устроили поединок в тундре, и тогда посмотрим, как ты справишься с этим. — Скорее всего, я бы всё равно победил, — отвечает Зуко легко. — Я могу регулировать температуру своего тела. Любой прошедший обучение маг огня это умеет. Сокка пялится на него с отвисшей челюстью. Когда Зуко не получает ответа, он поворачивается, чтобы взглянуть на него, и резко замирает, когда замечает выражение шока на лице Сокки. — Ты можешь что? — требовательно спрашивает Сокка, но не дожидается от Зуко ответа, прежде чем продолжает. — И почему ты этого не сделал в пещере, когда мы были загнаны в угол осьминогомамонтом? Я думал, что мне придется объяснять отцу, почему принц Страны Огня отморозил все пальцы на ногах в свой первый же день за пределами города! — Оу. Э-э, я… — Хотя, — продолжает Сокка, едва слыша его. — Вообще-то, наверное, это даже к лучшему, что ты не стал. Любая попытка применить магию огня могла привести к тому, что всё вокруг нас начало бы таять. И даже если бы скала не обрушилась на нас, то таяние могло выдать наше укрытие, и тогда осьминогомамонт сцапал бы нас. Зуко ёрзает. — Это… была одна из причин. Да. Сокка задумчиво склоняет голову набок. — Только одна из? А какие были ещё? Зуко морщится. — Эта пещера… в таком тесном пространстве, с — я имею в виду, учитывая всё, что происходило… — Ты имеешь в виду то, как за нами гонялся бешеный осьминогомамонт. — …Точно, — соглашается Зуко, хотя его рот искажается в гримасе, когда он это произносит. — Именно это. Я не хотел — в смысле… Я не хотел рисковать, боясь, что потеряю контроль и раню тебя. — Такое часто случается? — Никогда, — говорит Зуко с пылкой убежденностью, которая уже через миг сменяется выражением дискомфорта — что, как Сокка подозревает, является его естественным состоянием. — Но это была… напряженная ситуация. Не то что бы я не контролировал себя, но… — Это трудно? — спрашивает Сокка с искренним интересом. — Регулировать температуру своего тела? — Обычно нет, — признаётся Зуко, — но для того, чтобы сохранять тепло в течение долгого времени, мне понадобилось бы использовать дыхание огня, и вот как раз его контролировать могут далеко не все. — Но ты можешь. — По большей части. Сокка думает о том, как ломко звучал голос Зуко только накануне, как тихо и нерешительно он произнёс «Ребёнком я был не очень хорош в магии огня», и «Я часто злился на себя». Он тянется, чтобы мягко пихнуть носком своего ботинка лодыжку Зуко. — Должно быть, ты довольно хороший маг огня. Зуко сдержанно пожимает плечами. — Я стал лучше. И я учился у лучших. — А, точно, — тянет Сокка. — Королевские наставники. Только лучшее для нашего высоко почтенного принца. Пару недель назад подобная реплика заставила бы Зуко закрыться. Сокка почти гордится тем, что тот только закатывает глаза. — Вообще-то, почти всему, что я умею, я научился у своего дяди, — говорит он. — Он стал моим учителем после того, как мой отец… — он делает паузу, поджимая губы. — После всего. Даже до того, как дядя стал Хозяином Огня, он был повсеместно известен как Дракон Запада. Говорят, что он один из величайших магов огня, когда-либо существовавших. Сокка представляет Зуко — в тринадцать, может, четырнадцать лет — как он, возможно, впервые в жизни узнаёт, что огонь, который бушует внутри него может быть чем-то большим, чем лишь орудием, или соперником, с которым ему суждено было бороться с самого рождения. Он думает о правителе, который находит время, чтобы показать юному мальчику, как научиться понимать и ценить тот дар, который у него есть. Сокка не может не отметить, что начинает ценить Хозяина Огня всё больше и больше. — Наверное, он и правда хорош, — говорит Сокка, — раз заработал себе такое крутое прозвище. Черты Зуко снова смягчаются, что Сокка засчитывает как победу. — Маги огня научились магии от драконов, но мой дядя изобрел и усовершенствовал столько новых стоек и техник, что люди стали говорить, что он так близок к драконам, насколько человек вообще на это способен. Они восприняли это как доказательство, что Хозяин Огня и его семья и вправду являются потомками Агни. — Потомками Агни, — повторяет Сокка ничего не выражающим тоном. — Так, ладно, давай сделаем на этом зарубку на будущее, к этому я точно ещё вернусь, но я так же не собираюсь давать тебе повод сменить тему. Мы на Южном Полюсе — я знаю, что тот день в пещере был не единственным, когда тебе было холодно — так что как насчет того раза на лодке? Тогда ты тоже мог бы согреть себя. Зуко ёрзает. От этого напоминания он явно чувствует себя неуютно. — Знаю. Я просто… не хотел тебя напрягать. Сокка медлит. — Зуко, послушай… — Всё нормально, — говорит Зуко торопливо. — Я понимаю. Я знаю, как большая часть людей всё еще воспринимает магов огня, и я не думал, что тебе понравится ещё одно напоминание, что я один из них. — Оу, — говорит Сокка слабым голосом. Он понимает, хотя хотел бы, чтобы это было не так. Но дело в том, что Зуко прав — ещё пару недель назад в глазах Сокки магия огня Зуко сыграла бы против него. Это было то, что заставило бы Сокку смотреть на него косо, и он точно бы попытался посплетничать об этом с Аангом и Катарой. Но это же был не просто какой-то случайный маг огня — во всяком случае, больше нет. Это был Зуко. Сокке не нужно было его бояться. И он не боится. Он протягивает руку и почти бездумно обхватывает ладонью ближайшую к нему часть тела Зуко — его лодыжку. От его прикосновения Зуко напрягается, но только немного. Скорее от удивления, а не от того, что ему некомфортно. Он не отодвигается. — Эй, — говорит Сокка негромко. Он не смотрит на Зуко, но по тому, как неподвижно замирает тело под его рукой, он знает, что Зуко слушает его. — Тебе не нужно это делать. Прятать эту часть себя, я имею в виду. — Он медлит. — Ну, может быть, в городе следует быть осторожнее — я имею в виду, что почти все наши здания в буквальном смысле сделаны из льда. — На этих словах Зуко резко выдыхает, и это почти можно принять за смешок, так что Сокка чувствует что-то вроде гордости. — Это любезно с твоей стороны, но я вполне уверен, что в Южном Племени Воды всё еще немало людей, которые не оценят, если кто-то начнёт использовать магию огня прямо в их присутствии. Сокка морщится, потому что знает, что он прав. До недавнего времени он был бы одним из них. Сейчас одна мысль об этом вызывает у него укол вины. — Ладно, — соглашается Сокка. — Тогда, быть может, пока что только в моём присутствии? До тех пор, пока ты не освоишься здесь и не привыкнешь к окружающим. Мы можем договориться, — добавляет он, когда Зуко колеблется. — Я знаю, что мне не нужно бояться твоей магии огня, а тебе не нужно бояться использовать её в моём присутствии. Ты сможешь заваривать все свои чаи, сколько захочешь, — шутит он. Его наградой служит то, что Зуко закатывает глаза, слегка улыбаясь при этом. — К тому же, так ты сможешь сохранять тепло, в котором нуждаешься так же, как хрупкий нежный цветок. — Ой, да отвали ты, — отвечает Зуко, но Сокка видит, как в ответ на его ухмылку уголок рта Зуко тоже приподнимается в улыбке. Зуко прочищает горло. — Я могу регулировать не только свою температуру. Я мог бы, ну… согреть и тебя. Если хочешь, — как только он произносит это, Зуко, кажется, жалеет о том, что вообще открыл рот, но Сокка немедленно хватается за возможность. — Ты можешь что? — требовательно спрашивает он, выпуская лодыжку Зуко, чтобы сесть нормально. В ответ на это Зуко закрывает глаза и делает глубокий вдох. Когда он выдыхает, поток горячего воздуха обдаёт пространство вокруг них, такой плотный, что Сокка чувствует его сквозь слои одежды, что он оставил на себе во время их спарринга. Поток согревает его до самых костей. Сокка вовсе не думает перед тем, как броситься к Зуко, обхватив руками его за туловище и вжимаясь лицом в местечко между его плечом и шеей. К тому моменту, как он осознаёт, что натворил, Зуко уже расслабляется в его руках, так, как он в последнее время начал делать в ответ на прикосновения Сокки. — Туи и Ла, — стонет Сокка. — Если ты расскажешь всем, что умеешь вот так, ни у кого больше не возникнет проблем с твоей магией огня, клянусь луной и Аангом. Зуко смеется, и Сокка чувствует, как его тело содрогается от смеха. От этого что-то в его груди теплеет, и дело здесь вовсе не в жаре, который источает Зуко. Рука Зуко ложится на его спину в жесте, который пугающе похож на объятие, и Сокка не настолько глуп, чтобы не знать, что ему вряд ли бы комфортно, если подобное провернул кто-то иной, но сейчас он не чувствует себя так, будто они делают что-то неправильное. Близость с Зуко схожа с ощущением, что ты лежишь в своей собственной постели. Под весом его руки и тепла, которое источает его тело, кажется естественным склониться ещё ближе и вжаться в него. Проходит немало времени, прежде чем Сокка снова заговаривает. — Для твоих сегодняшних занятий я выбрал кое-что полегче, потому что знал, что мы оба устанем. — Да здесь устал только ты, — поддевает его Зуко, хотя его хватка на Сокке ослабевает. — Что случилось с нашим могучим воином? Сокка садится, и рука Зуко окончательно соскальзывает с него. Он уже скучает по ней. — Даже самые великие из воинов должны пасть, если они действительно желают чему-то научиться. Зуко прыскает, задевая плечо Сокки своим. — Звучишь как мой дядя. — Значит, твой дядя наверняка очень мудрый. Быть может, почти он настолько же мудр, как и я, — говорит Сокка, жалея, что при нём нет его накладной бороды, чтобы глубокомысленно пригладить её. Зуко закатывает глаза. — Ага, — фыркает он. — Наверняка. Но я думал, ты говорил, что на сегодня занятия отменены. — Тренировки отменены, — поправляет Сокка. — А не занятия. К тому же, я думаю, что ты в этом будешь хорош. Зуко склоняет голову набок. — Что ты на сегодня приготовил? — Обручальные ожерелья. — Я… не знаю, что это значит. — Это то, как в Племенах Воды заключаются помолвки, — объясняет Сокка. — Тебе понадобится, когда ты соберешься официально сделать предложение Юи. Потому что вы собираетесь пожениться? — добавляет он последнюю фразу, когда Зуко всё ещё кажется сбитым с толку. — Точно, — говорит Зуко; его лицо внезапно становится совершенно непроницаемым. — Разумеется. Что-то резко меняется в нём, и его поведение становится совершенно иным, чем оно было только минуту назад. Сокка уже понял, что с ним такое случается. Он не может ничего с этим поделать, кроме как двигаться вперёд, так что он не докапывается до него; он лишь достаёт сумку с принадлежностями и начинает инструктировать Зуко. — Я принес тебе несколько образцов, чтобы показать пример, — говорит Сокка. — Но каждый дизайн уникален, так что тебе не стоит слишком беспокоиться о том, как выглядят ожерелья у других. Но помни, что принцессе Юи придется носить его всю оставшуюся жизнь. Так что, ну — постарайся сделать его как можно лучше. — Совсем никакого давления, ага. — Совсем никакого давления, если ты будешь практиковаться. Вот, держи, — говорит Сокка, передав ему нож для резки и достав из сумки небольшой кусок дерева. — Начни с этого — так будет проще. Зуко забирает его у него из руки, даже не взглянув на Сокку, и они принимаются за работу в молчании. — Ты помнишь того ювелира, которого я представил тебе в твой первый вечер здесь? — спрашивает Сокка, пока они заняты резьбой по дереву. — Когда я показывал тебе город? — Помню, — отвечает Зуко, хотя его внимание ни на миг не отвлекается от куска дерева или ножа в его руке. — А что? — Когда ты определишься с рисунком и камнем, ты можешь прийти к нему за всем, что тебе необходимо. Я уже позаботился об оплате, так что тебе не придётся волноваться об этом. — О, — говорит Зуко. Впервые с тех пор, как они принялись за работу, он поднимает на него взгляд, явно искренне удивленный. — Спасибо. Я… тебе было не обязательно это делать. Сокка пожимает плечами. — Невелика забота, — говорит он. — В конце концов, это же деньги Совета. Я просто убедился, чтобы он знал, кому можно ими пользоваться. — А, — говорит Зуко. — Ну, в таком случае, пошёл ты. Сокка хохочет так, что его рука соскальзывает, и ему приходится начать заново. — Неужели все знают, как делать обручальное ожерелье? — спрашивает Зуко пару минут спустя, всё ещё медленно выцарапывая что-то. Сока поднимает глаза от собственного куска дерева, на котором он работал над смутным образом какого-то животного. — Большинство рано или поздно научается. Ну, большая часть мужчин, и некоторые женщины, наверное. Когда они решают, что готовы жениться. — Но до тех пор они этого не умеют? — Почти все знают основы того, как это делается, — объясняет Сокка, — но по большей части у них нет нужды учиться, пока не наступает момент, когда без этого никак не обойтись. Ну, если ты только не резчик, или не подмастерье ремесленника, скажем. Обычно человек учится у того члена семьи, кому доводилось делать ожерелье раньше. У отца, или старшего брата, или дяди — кого-то из них, в общем. — Сокка пожимает плечами. — Но учитывая то, что никто в Стране Огня не знает, как делать традиционное обручальное ожерелье, и то, что я и так обучаю тебя всему остальному, думаю, Совет решил, что будет лучше, если этому тебя тоже научу я. — Так откуда ты знаешь? Сокка перестаёт вырезать. — Что? — Ты сказал, что большинство не знает, как это делать, до момента, когда они решают жениться, но ты не женат. — Зуко откидывается назад, глядя на него с внезапной тревогой. — Ты же не женат? — Нет! — отвечает Сокка. — Ну то есть… — Он вздыхает. — Слушай, я не хочу всё портить. Зуко щурится, глядя на него. — Почему то, что ты знаешь, как делать ожерелье, должно всё испортить? — Нет, просто… Юи и я… — Он затихает. Он почти не хочет ничего говорить, но… они с Зуко теперь друзья. Ну, во всяком случае, Сокка думает, что они друзья. Он надеется на это. И Зуко заслуживает правды. — Когда мы были младше, многие думали, что мы — ты понимаешь. Поженимся. Когда-нибудь. И какое-то время так думали и мы сами, — объясняет Сокка, пристально следя за реакцией Зуко. — Мой отец научил меня, как делать обручальное ожерелье, чтобы если я когда-нибудь отправился на Северный Полюс завершить обряд ухаживания, мне не пришлось бы полагаться на кого-то, кроме него. В городе, целиком созданном из льда, Зуко умудрился каким-то образом застыть не хуже, чем ледяные статуи вокруг них. — Ты и… Юи? Вы были… — Вроде того, — нерешительно отвечает Сокка. — Не совсем, и сейчас уже точно нет. — Но — вы собирались, — говорит Зуко, и в его голосе слышится что-то среднее между резкостью и тревогой пополам с настойчивостью. — Слушай, — говорит Сокка искренне. — Я не буду говорить, что тебе не о чем волноваться, но тебе точно не нужно волноваться об этом. Я люблю Юи, и всегда буду, но не так — больше нет. Для нас обоих. Что бы между нами ни было раньше, теперь это не имеет значения. Это едва ли заслуживает упоминания. Она мой друг, а я — её, и это всё. Он говорит правду. Что бы он не чувствовал к Юи, это имеет значение только из-за воспоминаний, которые остались после; это лишь тень влюбленности, но едва ли осталась даже она. Время от времени он может чувствовать её следы, как люди чувствуют фантомные боли в потерянной конечности, но он знает, что этого на самом деле уже не существует. — Ага, — говорит Зуко, вновь сосредотачиваясь на своем куске дерева. — Приятно знать. Можно мне ещё один? Думаю, этот я испортил. Сокка бросает взгляд на искромсанный кусок дерева в руке Зуко и кашляет в попытке скрыть смех. Судя по кислому выражению на лице Зуко, у него не слишком-то получается. — Конечно, приятель, — отвечает Сокка, забирая старый кусок и передавая ему новый. — Подожди, — говорит он прежде чем Зуко успевает коснуться инструментом поверхности дерева. — Ты не против, если я… Зуко качает головой, так что Сокка придвигается ближе. — Вот, — говорит он. Он располагается так, чтобы сесть напротив Зуко, и затем берёт обе его руки в свои так, чтобы они оба могли чувствовать хватку и на ноже, и на куске дерева. — Ты пытался процарапать узор слишком быстро — выглядело так, будто ты просто выкорчевывал ненужные куски и надеялся на лучшее. — А разве не в этом заключается вся суть резьбы? — спрашивает Зуко. Его голос звучит чуть более сипло, чем обычно, замечает Сокка. Он гадает, неужели Зуко это настолько расстроило. — Нет, — фыркает Сокка. — Суть заключается не в этом. Смотри, тебе нужно стремиться к ровным, плавным движениям плоской частью лезвия до тех пор, пока поверхность не начнёт принимать ту форму, которая тебе нужна. Свой узор ты можешь начать уже после этого, но для начала тебе нужно позаботиться об основе для него. Руки Зуко под его ладонями кажутся напряженными, и Сокка мысленно просит их расслабиться. Но это не срабатывает так, как это у него вышло тогда, в пещере, так что он отодвигается на пару дюймов, жестом указав Зуко, чтобы он начал так, как Сокка только что показал ему. Учитывая то, как искусно он обращался с ножом, когда Сокка показывал ему, как разделать пойманную ими на охоте добычу, он думал, что Зуко будет хорош в этом, но сейчас Зуко кажется полностью отвлеченным и рассеянным. Сокка не может остановить себя от того, чтобы протянуть Зуко руку, даже не понимая, чего он хочет добиться. Чего он по-настоящему хочет, так это взять Зуко за руку, переплести их пальцы вместе и пробежать большим пальцем по его костяшкам, спрашивая, Эй, что случилось? Ты можешь мне рассказать. Но это глупое желание, и в нем нет никакого смысла, и он сомневается что Зуко в своём нынешнем состоянии поймёт его правильно. Вместо этого Сокка мягко опускает ладонь Зуко на запястье. Он не сжимает или хватает его, и не делает вообще ничего, чтобы как-то ограничить его движение. Он просто оставляет её там, поверх тонких костей. Почувствовав его прикосновение, Зуко немедленно замирает, и Сокка не может не отметить, что он дрожит. — Наверное, нам не следовало приступать к резьбе на открытом воздухе, — говорит Сокка непринужденным тоном, мягко вытягивая нож из ладони Зуко. — Ты начинаешь замерзать, а негибкими пальцами вырезать нельзя. Я же говорил тебе, что ты можешь использовать магию огня в моём присутствии, помнишь? — Я — оу, — говорит Зуко; в его голосе слышится легкое отчаяние. — Точно. Я и забыл. — Однако он не делает даже попытки шевельнуться, и воздух вокруг них не становится теплее. Сокка пожимает плечами и встаёт. — Всё нормально. Нам уже всё равно пора возвращаться, — он протягивает ему руку помощи и старается внушить себе, что легкое замешательство Зуко перед тем, как всё-таки ухватиться за ладонь, ему только почудилось. Но он не может свалить на своё воображение то, как Зуко избегает его взгляда, или как быстро Зуко отнимает свою ладонь, без лишнего слова отворачиваясь, чтобы взяться за свою куртку и мечи. Он не задевает плечо Сокки своим по дороге назад, как он обычно делает, когда они идут бок о бок, и когда Сокка предпринимает одну-единственную жалкую попытку пошутить, смешок, который Зуко издаёт, можно назвать в лучшем случае вымученным. — Возьми себе, — говорит Сокка, когда они добираются до покоев Зуко, и всовывает сумку с кусками дерева Зуко в руки. Когда тот берёт их, их пальцы соприкасаются, и Зуко вздрагивает, не в силах — или не желая — это скрыть. — Для практики, — объясняет Сокка, пытаясь игнорировать ощущение, словно в его глотке застрял камень. — Я прихватил ещё пару кусков мыльного камня, чтобы ты мог попробовать, когда почувствуешь, что готов перейти от дерева к камню. Эм. Передавай Юи от меня привет. Когда встретишься с ней завтра. — Несомненно, — говорит Зуко. — Передам. Спасибо, Сокка. Он закрывает за собой дверь, даже не попрощавшись. Остаток дня Сокка проводит, решительно пытаясь не думать о том, как сильно его задело то, что Зуко, похоже, едва мог вынести его прикосновение. Он не думает о том, как Зуко дрожал, и о том, как отстраненно звучал его голос, и Сокка уж точно не пытается понять, почему на обратном пути Зуко ни разу так и не смог взглянуть ему в глаза.