Я не видел ни Солнца, ни звёзд, мои окна выходят на окна соседей. Младенец в кроватке рыдает и хочет обратно в утробу, Жирный коп никого не способен догнать, но у нас убегать и не пробуют. Синий кит задремал под усыпляющий фильм, Его тревожные сны с давних пор стерегут белый лебедь и чёрный дельфин
«Антош, если тебе не сложно, пришли, пожалуйста, тысячу. Олегу зарплату задержали, а мы как-то не подрассчитали». Антон смотрит на сообщение. Открывает приложение банка и с минуту гипнотизирует взглядом 5300, отражённые на дисплее. До зарплаты неделя. В принципе, если очень урезать себя в расходах, то всё будет нормально. В крайнем случае можно будет у кого-нибудь перехватить до зарплаты. Обычно в такие моменты занимал он у Позова, но тот в последний месяц болтается без работы и сам уже близок к среднему такому по шкале от 1 до 10 отчаянию. Примерно к шестёрочке. Баланс на карте не изменится, сколько на него ни смотри. Так что Антон тяжело вздыхает и заходит в раздел с переводами, ищет контакт «мама». В графе с суммой указывает 3500. Он знает, что мама не станет звонить сейчас, а выждет хотя бы полчаса. Она всегда надеется, что если дать ему время подумать, то он скажет: «да, что-то переборщил, пришли остальное назад». Но прекрасно понимает, что Антон не скажет. Пару раз в месяц им приходится вот так бодаться. Бессмысленно, конечно, ведь Антон в курсе, какое на самом деле финансовое положение у семьи. У Олега на заводе пиздец какой-то в последнее время, а у мамы в детском саду зарплату нехило так урезали. Самое ужасное, что Антон знает всё это, но сделать ничего не может. Это только кажется, что все люди, находящиеся в Москве, живут какую-то богатую и прекрасную жизнь. Конечно, когда живёшь в Воронеже, думаешь, что условные семьдесят тысяч рублей — это очень много. По крайней мере, Антон так думал, когда переезжал. На поверку оказалось, что семьдесят тысяч — довольно средненько, когда тридцать пять у тебя сжирает аренда квартиры. И остаётся вполне скромная региональная зарплата. Он откидывает телефон в сторону, и тот глухо стукается о диванную подушку. Антон проснулся минут пятнадцать назад, а это то самое ужасное время дня, когда он меньше всего похож на живого человека. А когда это самое утро ещё и начинается с мощного как бетономешалка, сокрушительного напоминания о том, что Антон даже себя толком обеспечить не может, не то что быть опорой и поддержкой семье, становится совсем паршиво. Антон встаёт с дивана, шлёпает босыми ногами по скрипучему паркету на кухню, трёт глаза, пытаясь прогнать остатки сна, не глядя клацает кнопку чайника и поворачивает выключатель конфорки, чтобы прогреть её. Давно нужно вызвать мастера, чтобы он разобрался, почему конфорки греются настолько медленно. Но всё ещё худо-бедно работает, а значит, эту необходимость можно внести в статью расходов, которые пока терпят. Есть более срочные и важные вещи. Возиться с кофе приходится долго. Именно из-за того, что горячая вода, которую Антон заливает в джезву, всё равно не слишком помогает ускорить процесс. Пора бы купить френч-пресс и не трахать себе мозг, но Антон и это отметает как излишество. Он, конечно, не живёт ужасно бедно, нет. Но это какая-то вшитая на подкорку привычка — довольствоваться малым. Не жили хорошо, нехуй и начинать, как говорится. Наконец Антон берёт в руки огромную кружку, отхлёбывает кофе и довольно выдыхает. А затем кутается в огромное клетчатое одеяло и плетётся на балкон. Выуживает из пачки сигарету, слегка греет в ладонях зажигалку. На улице, если верить телефону, — минус четырнадцать. На балконе, по ощущениям, — примерно минус два или три градуса. Хотя, может, и больше. Для Антона любой холод ощущается как ад, и зажигалки по какой-то причине солидарны с ним в этом, отказываясь высекать пламя. Работать зимой не хочется никому. Но всем приходится. Поэтому Антон всё же поджигает сигарету, глубоко втягивая дым в лёгкие. Эта утренняя сигарета всегда обладает каким-то магическим эффектом. После неё и кружки кофе жизнь ощущается чуть менее паршивой. И это несмотря на то, что пейзаж за окном не располагает к оптимизму. Дело даже не в нестройном ряде «брежневок», раскиданных по району, и резко выбивающемся из общей картины храме, блестящем в свете фонарей куполами. Нет. Больше всего на Антона давит глухое отчаяние, которое излучают прохожие. Женщина в дутом дешёвом пуховике, тащащая за руку ребёнка лет пяти. Наверное, в детский сад опаздывают. Малыш явно хочет позалипать на снег, выпавший за ночь и ещё вполне чистый, похожий на пуховое одеяло. Но мама его, должно быть, торопится на работу. По утрам взрослым не до изучения снега. А вот по улице идёт пожилой мужчина в потрёпанной старой дублёнке. За поводок он ведёт собаку. Оба ковыляют неспешно, так что пёс, возможно, тоже старичок. Мимо них быстрым шагом проносится девушка в красивой оранжевой парке. И в летних кроссовках. Поскальзывается и падает. Причём не на льду, а на реагентах, щедро рассыпанных коммунальщиками. Антон как-то видел, как по улице проезжает специальная машина, извергающая из себя огромные порции реагентов так, словно её ими тошнит. Автоматизация процесса, хуле. По дороге проезжает «Ауди» с помятым боком. И Антон легко может вообразить, как машину занесло на обледеневшей дороге и она со всего маху влетела в отбойник. Антон в последний раз затягивается, давит сигарету в пепельнице и решительно встаёт. Если бы кто-то только знал, как сильно ему не хочется видеть всё это; даже не бедность, а давящее бесконечное отчаяние. Но единственное, что он в силах сделать, — вернуться на кухню и выдавить из блистера лекарство. Никогда бы не поверил в прошлом, что однажды будет принимать антидепрессанты. Но что поделать, жизнь в России не особо располагает к тому, чтобы уметь чувствовать счастье без лекарств. Возможно, аренда в другом районе Москвы (подальше от МКАДа) позволила бы немного решить проблему: видеть не так много, закрывать глаза на происходящее, фокусируясь не на общероссийской хтони, а на красивой картинке, пышущей радостью столицы. Но, во-первых, это будет просто попыткой себя наебать, а во-вторых, добираться до работы не от конечки метро станет сложнее. Вторая причина менее высокодуховная, но более весомая. Со своим почти двухметровым ростом Антон просто ненавидит стоять в вагоне метро. Особенно когда со всех сторон давит разношёрстная и не всегда приятно пахнущая толпа. На конечной станции он вполне успешно занимает сидячее место, ставит таймер, чтобы не проехать, и досыпает законные сорок минут, нужные для того, чтобы добраться до книжного магазина, в котором работает. Изначально Антон хотел устроиться продавцом-консультантом. Но понял, что сил на чтение книжных новинок (да и банально времени) у него не будет. Так что он занимается маркировкой товара, вносит его в электронную базу, периодически помогает выставлять книги на полки. Ничего экстраординарного, рутина. Главный способ развлекаться, который есть у Антона, — поиск воров. Вообще-то заниматься этим должна охрана, но делает она это не слишком успешно. Да и мужичок предпенсионного возраста, пусть и одетый в дешёвый деловой костюм, не особо кого-то пугает. А ещё он не слишком выкупил, какой способ кражи у посетителей самый популярный. Зато подростки и едва поступившие студенты этот способ прекрасно знают. Как и то, где находится слепая зона у камер. Так что периодически, если позволяет время, Антон после перекура заглядывает в небольшой закуток, образованный книжными полками. И видит какую-нибудь малявку, якобы незаметно отлепляющую стикер, на который должна сработать рамка на выходе. Вид двухметрового заебавшегося двадцатидевятилетнего парня с двухдневной щетиной обычно действует на воришек устрашающе. Естественно, возиться с полицией у Антона желания нет. Он либо пугает подростков последствиями, либо спокойно старается объяснить, почему такой поступок — полное дно. Это уже от настроения зависит. Примечательно, что многие вроде бы даже проникаются словами Антона. По крайней мере, по новой он их не ловит, даже если случайно встречает в магазине. Может, конечно, они просто находят другой филиал книжного, где не работает душный тип, доёбывающийся к ним из-за того, что мозгу требуется хоть какая-то активность кроме монотонной работы за компьютером. Добравшись до магазина, Антон запихивает наушники в кейс. До открытия примерно час. И, по правде говоря, Антон мог и не приезжать настолько рано. Но он пообещал Маше и Свете — девчонкам, работающим на зале, — расставить книги на верхних полках. Это не было его обязанностью, но девушкам для этой задачи пришлось бы тащить из подсобки стремянку с расшатанными болтами и корячиться, рискуя в любой момент свалиться. Антону же — просто поднять руку. Ну и проснуться на час раньше, что в его случае, конечно, критично, но не смертельно. — Привет! — восклицает Маша, выглядящая слишком радостной и бодрой для человека, который притащился на работу из Видного. В руках у девушки зажат стакан с кофе, явно предназначающийся Антону. Она не обязана была этого делать, точно так же как Антон — соглашаться. Но этот круговорот человеческой вежливости всё же делает утро немного лучше. — Доброе утро, — приветствует Антон, хотя по его интонации совершенно не скажешь, что утро доброе. Скорее наоборот, можно подумать, что у Антона за ночь успело произойти что-то плохое, если даже не трагичное. Но коллеги в целом привыкли к тому, что приятным парнем Антон будет лишь несколько часов спустя, когда окончательно проснётся. — Это тебе, — подтверждает догадку Антона Маша. — Спасибо, что согласился помочь, мы бы с этим кучу времени возились! — Пожалуйста, — Антон вежливо кивает. Берёт кофе и приятно удивляется тому, что напиток сделан с учётом всех его предпочтений. Хотя чего удивляться, кофе все друг другу таскают часто, без него тут просто не выжить. Практически местная валюта. Впрочем, в других местах, где Антон в прошлом работал, ситуация обстояла не сильно лучше. — Так интересно, — улыбается Маша. — Ты никогда не говоришь «не за что». — И тебе не советую, — серьёзно кивает Антон, глядя девушке в глаза прямо, хотя обычно он старается смотреть как бы вскользь. — Когда человек говорит в ответ на благодарность «не за что», он либо врёт, либо обесценивает свой труд. Если его благодарят, значит, точно есть за что. Потраченное время, какая-то услуга и так далее. Человеку может быть легко сделать то, за что его благодарят. Но это ещё не значит, что за его усилия не нужна благодарность. — Ого. Никогда не думала об этом. Из-за двери, ведущей в технические помещения, высовывается светловолосая макушка Светы. Потом появляется и сама девушка. Она машет Антону рукой и жестом подзывает его к себе. Так что Антон салютует Маше стаканом с кофе вместо ответа и идёт к коллеге. Рабочий день начинается.***
К счастью, работать приходится всего полсмены. Это хорошо, потому что мозг не успевает отупеть от монотонной деятельности. Но плохо, потому что денег заплатят, соответственно, за полсмены. Впрочем, Антон сливается не просто так, а инвестирует в будущее. Ему бы, конечно, поспать. Перед выступлением несколько часов сна не бывают лишними. Но есть несколько дел, которые нужно успеть утрясти до вечера. Вернее, это и не дела вовсе, а просто ещё один способ заработка. Кирилл попросил заменить басиста одной группы во время записи. Музыкант сломал руку (что вообще не удивительно с таким гололёдом), а планировалась запись за несколько месяцев. Естественно, все средства, которые Кирилл получил за аренду студии и сопутствующие мелочи, уже были пущены в дело. Возвращать деньги музыкантам, даже с отступными за проёбанное время, Диденок, само собой, не хочет. Поэтому слёзно попросил Антона заскочить хотя бы на пару часов. Бред это всё собачий. Но Кирилл платит. Недоплачивает, естественно, ужасно, хотя использует навыки по полной. Но Антону плевать на какую-то профессиональную честь, популярность и прочие абстрактные вещи. Возможно, какой-нибудь контракт мог бы в будущем его озолотить. Несколько треков, в записи которых Антон из-за таких вот технических накладок принял участие, стали довольно популярными. И это всё тоже деньги. Куда большие, чем в итоге получал Антон, но сильно отсроченные. А жрать нужно что-то уже в ближайшую неделю, да и маму несчастные три тысячи, отправленные утром, особо не спасут. Так что Кирилл платит сразу, а Антон играет. И обоих такое положение вещей устраивает. Погружённость в свои мысли и громкая музыка в наушниках играют с Антоном злую шутку. Он чувствует неожиданное столкновение с чем-то твёрдым и удивлённо поворачивает голову, понимая, что в него влетел бампер автомобиля. Антон точно уверен, что шёл по нерегулируемому пешеходному переходу. Уж к правилам дорожного движения он всегда относился весьма скрупулезно. А ещё он понимает, что услышал бы громкий автомобильный гудок даже через наушники, если бы такой гудок был. Но в действительности же он без каких-либо намёков со стороны вселенной вдруг оказывается на капоте чужого автомобиля. Запоздало осознаёт, что, кажется, жив. Уже неплохо. Несколько секунд тупо продолжает лежать на капоте, не чувствуя тела. Возможно, это откат после стресса, который мозг толком даже осознать не успел. Со стороны зрелище, наверное, довольно странное. Антон человек немаленький и растягивается на капоте серьёзно, заняв своим телом почти всё свободное пространство. Боковым зрением он отмечает, что вокруг начинают останавливаться редкие прохожие. Кто-то, похоже, даже снимает. Чёрт с ним. ДТП без смертей, так что вряд ли вызовет какой-то интерес и у пользователей соцсетей, и у СМИ. Антон соскальзывает с капота, оседая на мокрый асфальт. Лёгкий шок пока не позволяет понять, получил ли он какие-то серьёзные травмы. Скорее всего нет, потому что боли Антон не чувствует, но адреналин в крови зашкаливает. Зато он умудряется где-то на краю сознания думать о том, что парку жалко. Её пришлось испачкать в московской грязище, а это в планы Антона вовсе не входило. Он слышит, как хлопает водительская дверь. Ругаться и искать правосудие сейчас нет сил, хотя бы потому, что тело пока не слушается. Единственное, чего Антон действительно хочет от водителя, — чтобы тот помог принять вертикальное положение. Однако человек, вышедший из автомобиля, идёт в противоположном направлении. И это, конечно, очень странно. Но сил разбираться с этим тоже нет. Антон рискует опоздать на запись, и Кириллу это совершенно не понравится. Хуй бы с Диденком, но остаться без денег за эту запись не понравится уже Антону. Значит, нужно вставать и как-то ковылять самостоятельно. Чуть более осмысленно Антон оглядывается по сторонам. Немногочисленные зеваки о чем-то перешёптываются. Быстро становится понятно, из-за чего. Машиной, сбившей Антона, оказывается премиальный «Мерседес». Ну конечно, как же иначе. Честное слово, Антону бы не было так обидно, если бы его сбила «Лада». Несчастный случай, водитель-еблан, спасибо вселенной за то, что этот день оказался не последним, и все дела. Но дорогая тачка заставляет Антона почувствовать знакомую и привычную злобу. Очередной богатый мудак решил, что ему можно всё, и попёрся напролом, видимо, рассчитывая, что Антон как-нибудь сам отскочит. Ублюдок. Помогать этот богатый козёл всё так же не спешит. Да и «зрители» происшествия с места не дёргаются. Антон никогда не был человеком, разделяющим мнение о том, что в Москве живут чёрствые люди. Но эта ситуация, кажется, станет поводом пересмотреть собственные взгляды. Злость, обида и холод, пробирающий сквозь мокрую одежду, заставляют Антона встать. Кажется, он действительно отделался царапинами и лёгким испугом. Медленно, придерживаясь за автомобиль, он начинает идти в сторону тротуара. И не успевает заметить, как открывается дверь со стороны заднего пассажирского сидения. А затем чья-то сильная рука начинает затаскивать Антона в салон. Среагировать тело не успевает, поэтому Антон автоматически садится в машину. Впрочем, подсознательно ему даже интересно, к чему это может привести. Наверное, снизойти до него решил хозяин «Мерседеса», а это даже любопытно. Рука неизвестного владельца автомобиля протягивается через Антона и захлопывает дверь. Антон поворачивает голову и видит на соседнем сидении мужчину. Весьма молодого, старше самого Антона по ощущениям лет на пять. У мужчины тёмные, идеально уложенные волосы и правильные, как у какого-нибудь актера, черты лица. Взгляд Антона задерживается на глазах. Они крупные, обрамлённые длинными ресницами. Голубые и холодные, как океан в Антарктиде. Конечно, сами по себе глаза холодными быть не могут, это глупость несусветная. Но смотрит мужчина на Антона таким взглядом, что непроизвольно хочется сбежать, извинившись за доставленные неудобства. Причём злости в этом взгляде нет. Только абсолютное равнодушие. Мужчина хорошо одет. Дорогой деловой костюм, поблёскивающие золотом часы на левой руке. Это тот случай, когда стоимость одежды можно определить по тому, как она сидит на человеке. Дело даже не в материале или чём-то подобном. Просто костюм идеально подогнан под мужчину. — Цел? — интересуется тот, окидывая Антона беглым взглядом. И по выражению лица, и по интонации становится понятно, что судьба Антона вообще-то его не заботит. А вот проблемы, которые он может принести, — достаточно для того, чтобы позволить парню в парке из «Юникло» оставлять грязные отпечатки на белом кожаном сидении. — Вроде да, — неуверенно признаётся Антон. Хочется ругаться, громко и матом, но отчего-то есть ощущение, что сейчас лучше сохранять спокойствие. Антон всё ещё планирует попасть в студию, а скандал с этим мажором процесс явно не ускорит. — Резкая или ноющая боль есть? В груди при вдохе? Голова не кружится? Можно было бы подумать, что мужчину действительно интересует самочувствие Антона. Но то, как бесстрастно он задаёт эти вопросы, помогает не очаровываться. Единственное, о чём на самом деле переживает этот человек, — собственная шкура. — Нет, всё нормально. Просто не отошёл от шока, — всё же заключает Антон, честно оценив свое состояние. — Вода слева от тебя. Обстановка в машине похожа на ту, что бывает в такси бизнес-класса. Но то, как спокойно и по-хозяйски ведет себя сидящий в салоне мужчина, показывает, что он не простой пассажир. Наконец в машину садится водитель. Он хранит глухое молчание. Антон может видеть только кусок спины, отмечает, что водитель не дёргает ни одним мускулом. Но по какой-то причине его страх всё равно чувствуется. Хотя, возможно, Антон просто додумывает то, чего нет. — Что ты всё это время делал? — спокойно и мирно спрашивает мужчина, сидящий на расстоянии вытянутой руки от Антона. В его голосе нет агрессии, но нет и интереса. — Скручивал номера, — после долгой паузы говорит водитель. Теперь Антон на сто процентов уверен, что тот напуган, хотя и старается изо всех сил держать лицо. Мужчина выуживает из кармана портсигар, вытягивает сигариллу и прикуривает. Разумеется, от «Зиппо». — Ты долбоёб? — флегматично интересуется он, словно на ответ ему в действительности плевать. Антон подмечает, что мат из уст этого человека звучит как-то странно, даже почти интеллигентно. Водитель решает на вопрос не отвечать, молча ожидая дальнейших указаний. — Сейчас мы поедем к моему врачу, — произносит мужчина, вдыхая дым. Он не смотрит на Антона, но тот всё равно понимает, что фраза больше адресована ему, чем водителю. — Можешь не пытаться спорить, это не предложение. — У меня нет на это времени, — вдруг упрямо заявляет Антон. Голубоглазый пижон его бесит. И дело даже не в самой ситуации, хотя она представляет собой тот ещё пиздец. Антона просто в целом раздражают такие типы, уверенные в собственной вседозволенности. Именно из-за них остальные люди живут в непрерывной безысходности, которую Антон так ненавидит. Именно из-за них дедок на улице выгуливает собаку в старой и затёртой дублёнке. Именно из-за них сам Антон, по горло сытый этой типичной российской хтонью, два раза в день жрёт антидепрессанты, без которых давно бы вздёрнулся на люстре в своей съёмной однушке. — Моё время стоит больше твоего… — начинает мужчина, но, видимо, замечает что-то в настроении Антона, что заставляет сменить риторику. — Если с тобой всё в порядке, то это займёт не больше получаса. Потом я вызову тебе такси, и ты поедешь туда, куда так спешишь. — А тебе не похуй? — Антон переходит на ты и срывается на мат, потому что вся эта деланная забота вызывает лишь тошноту. Он понимает, что своими действиями снижает шансы выйти из автомобиля целым и на людную улицу. Но поделать с собой ничего не может. Мужчина, что неожиданно, вздыхает. Какое-то время он молчит, хотя явно не бесцельно, просто посвящать Антона в свои размышления не собирается. А затем всё же говорит: — Не похуй. Тут нет искренней заботы, но и двойного дна тоже нет. Мне важна моя репутация. И то, что с тобой случилось, — ситуация нештатная, за которую виновный обязательно понесёт наказание. Разбираться со СМИ и скорой желания у меня не было. Но медицинскую помощь ты получишь, нравится тебе это или нет. Это первый монолог, который тот произнёс с какими-то эмоциями. В словах чувствуется что-то вроде досады. Но точно Антон не может это идентифицировать. Зато отчётливо понимает, что сбивший его (пусть и не своими руками) мужик — какая-то серьёзная шишка. Лицо кажется смутно знакомым, как будто тот как-то связан с политикой. Но возраст не подходит. Да и телосложение смущает: переедание, злоупотребление алкоголем и запрещёнными веществами быстро начинают отражаться на внешнем виде российских политиков, что в конечном итоге и делает всех похожими друг на друга. А этот человек сохранил стройность и плавность в движениях. — Потащишь против воли? — ухмыляется Антон. Он и сам не знает, откуда в нём появляется эта совершенно идиотская смелость. Очевидно, что лучше заткнуться и стерпеть. Но не получается. Так уж вышло, что Антон — совсем не тот человек, который будет молчать. Сложно бояться даже кого-то богатого и влиятельного, когда инстинкт самосохранения притуплён отсутствием желания жить, а изнутри ежедневно грызёт ярость. — Нет, — мужчина жмёт плечами. — Если ты так уверен, что тебе не нужен врач, то хорошо, пусть будет так. Подпишешь документы о неразглашении и можешь идти куда хочешь. Кстати, ты их всё равно подпишешь. Но я бы рекомендовал сначала всё же посетить врача. Злость переполняет Антона настолько сильно, что ему приходится сжать ладонь, впившись в тело ногтями. Бросаться какими-то фразами — это одно. Но потерять контроль и наброситься на человека, чья пуговица, возможно, стоит дороже, чем квартира в Воронеже, — совсем другое. Всё, что Антон может, — клокотать от этой бессильной ярости. И надеяться, что скоро всё закончится. Кажется, вселенная наконец проявляет к Антону жалость. Потому что он чувствует лёгкое головокружение и неожиданно проваливается в темноту.***
В себя он приходит в просторном светлом помещении. Антон лежит на большом кожаном диване. Настолько большом, что умещается на нём целиком, несмотря на рост. Приподнявшись на локтях, Антон оглядывается по сторонам, замечая высокие стеллажи, заполненные какими-то папками. Почти как офисные, только выполнены они в викторианском стиле. Большой письменный стол стоит в противоположном конце комнаты. Ещё есть какие-то шкафчики, тумбы. Обстановка ровным счётом ничего не говорит о назначении помещения. Зато завесу тайны поднимает мужчина в белом халате, вошедший в комнату. — Очнулись, — с улыбкой говорит он. Вроде бы приветливой, но как будто пластиковой. Такие улыбки можно увидеть на стоковых фотографиях. — Ну и напугали вы нас, Антон Андреевич. Эта фраза заставляет Антона почувствовать мурашки. Он не говорил своё имя пижону из «Мерседеса». Значит, тот узнал сам. И остаётся только гадать, как много этот тип успел раскопать. Врач, невысокий и очень худой, реакцию Антона считывает верно. — Можете не паниковать, — успокаивающе и доброжелательно произносит он. — В вашем имени нет загадки, хотя пришлось слегка нарушить ваше личное пространство и вытащить паспорт из рюкзака. Но должны же мы были заполнить документы и найти в ЕМИАС вашу медкарту. Вдруг у вас аллергия на медикаменты? Не хотелось бы принять пациента со стрессом и довести до анафилактического шока. Антон смотрит на доктора недоверчиво. Слегка проводит языком по пересохшим губам. — Пока лежите, — предостерегает врач. — Я дам вам воды. Нужно провести небольшой осмотр. Мне кажется, что с вами всё в порядке, но лучше удостовериться. Он подходит к столику и достаёт из ящика пластиковую бутылку. — Держите. — Спасибо, — благодарит Антон. Сознание ещё немного мутное, и он совершенно не понимает, что произошло и как он здесь оказался. — Как вас зовут? — Ой, и правда, совершенно забыл представиться. Павел Алексеевич. Руку для приветствия этот Павел Алексеевич не протягивает, чему Антон очень радуется. Вообще врач, конечно, и не должен так знакомиться с пациентом. Но в этом месте всё странное, и Антон уже просто не знает, чего ожидать. — Антон Андреевич, как вы себя чувствуете? — в вопросе нет какого-то наигранного интереса. Наверное, врачебная этика всё же взяла верх, и состояние Антона на самом деле интересует этого специалиста, пусть его услуги и оплачены человеком, который в этом состоянии виноват. — Не знаю, — честно признаётся Антон. — Усталость. В голове как будто туман. Лёгкая тошнота. А что вообще со мной случилось? Не, аварию я помню. Но вроде всё нормально было, а потом я отрубился. Врач присаживается рядом, достав из чехла тонометр. Антон закатывает рукав худи раньше, чем Павел Алексеевич успевает его об этом попросить. Не маленький, как говорится, давление измерять умеет. — Ничего страшного и критичного не произошло, — охотно отвечает Павел Алексеевич. — Я предполагаю, что переутомление наложилось на стресс от ситуации. Вы на пару минут потеряли сознание. А потом уснули. Но Арсения Сергеевича заставили, конечно, поволноваться… Антон закатывает глаза. Арсений Сергеевич, значит. Надо потом погуглить, что это за тип. — За свою шкуру он волновался, не пиздите, — бурчит Антон. Смысла в этом никакого нет, врач к аварии не причастен. Но злость слишком сильная, и хочется задеть хоть кого-то, имеющего отношение к человеку, виновному в произошедшем, пусть и опосредованно. — Одно другому не мешает, — пожимает плечами Павел Алексеевич. — Переживать в такой ситуации и за себя — нормально. Со словами врача можно долго и запальчиво спорить, но Антону слишком херово. Да и толку в этом абсолютно нет. Антон замолкает, когда манжета начинает наполняться воздухом. — 130/70. Давление у вас нормальное, Антон Андреевич. Сотрясения, судя по рентгену, нет. Так что мы вполне можем отпустить вас домой. Но желательно хотя бы пару дней соблюдать постельный режим. Антону невыносимо хочется наорать на врача. Пара дней постельного режима — это урезанная зарплата. Роскошь, которую Антон себе позволить не может, если планирует в следующем месяце нормально жить. Но выговаривать врачу это без толку, поэтому Антон молча кивает. Павел Алексеевич протягивает руку, помогая встать. Провожает к выходу, изящно открыв дверь. Метрах в пяти виден выход на улицу. — На парковке вас ждёт такси, — говорит врач. — Если не ошибаюсь, BMW. Но водитель вас должен встретить, так что не пропустите. Ну нихуя себе, какая щедрость. Сколько усилий приложено, чтобы заставить Антона заткнуться. Он и без этого не собирался ничего говорить, эта история не уникальна. И если уж более грязные и жестокие вещи сходят богатым уёбкам с рук, то ДТП, в котором жертва отделалась испугом, парой синяков и обмороком, возможно связанным с переутомлением, даже простых людей разве что рассмешит. Парковка обнаруживается напротив клиники. Все автомобили кажутся одинаковыми. С одной стороны, желания выискивать сейчас такси и принимать эту подачку от мудаковатого Арсения (Сергеевичем его Антон в мыслях не называет принципиально) нет никакого. Но Антону предстоит разгрести гору проблем, обрушившуюся на него из-за аварии. И ждать обычное такси эконом-класса будет долго. Да и лишних денег нет. Отчего-то Антон уверен, что ждущее его бизнес-такси оплачено. Так же как и услуги клиники. В одном из автомобилей внезапно открывается дверь. Водитель в костюме выходит и безукоризненно вежливо спрашивает: — Антон Андреевич? Антон сдается и кивает. Водитель обходит автомобиль и открывает дверь со стороны правого пассажирского сидения. — Меня зовут Михаил. Вода, влажные салфетки, шоколадные конфеты — слева от вас. Если будут предпочтения по плейлисту, обращайтесь. Конечная точка поездки не указана. Подскажите, вы уже определились с адресом? — Ясеневая, 13, — со вздохом бормочет Антон, устало откидываясь на сидение. Ему предстоит объясниться с Кириллом, сообщить Денису, что выступление накрылось, и попытаться привести себя в порядок, чтобы выйти завтра хотя бы на основную работу. Он достаёт телефон из кармана. Видит кучу сообщений, но открывает только чат с Позовым. Димка радостно сообщает, что нашёл работу, но загадочно уточняет, что Антона этот факт почему-то не обрадует. Антон пишет другу, что тот заебал со своими интригами, и переходит в журнал вызовов, чтобы пообщаться с Кириллом. Конечно, эта хуйня не была в сфере контроля самого Антона, никто не может предугадать аварию. И ещё меньше обычно ожидаешь, что собьёт тебя мажористый хрен. Однако это не отменяет того факта, что он подставил Диденка. — Алло, — начинает Антон. Голос его полон вполне искреннего сожаления. — Привет, прости, тут такая херня приключилась… — Антон! — как-то преувеличенно радостно восклицает Кирилл. Для него такая эмоциональность не характерна. — Ты в порядке?! — Вот, кстати, об этом. Я, короче, не смог приехать на запись… — Да какая запись! — перебивает Кирилл. — Тебя ж депутат сбил. Все СМИ и соцсети гудят. Там на видосе видно, как тебя в тачку затащили. И всё. Ты не отвечаешь ни на звонки, ни на сообщения. Мы тут все уже не знали что и думать… А. Так вот почему в Telegram так много сообщений и пропущенных звонков. — Всё в порядке. Я цел и вполне здоров, — успокаивает Антон. — Был в больнице в отключке. Упал в обморок, а потом после стресса проспал несколько часов. Но сейчас всё хорошо. Кирилл неловко молчит. Антон в целом с ним солидарен. Он и сам не понимает, как реагировать на эту ситуацию. — Антох, ты это, если что нужно будет, говори, — предлагает Кирилл. Антон благодарит, но от помощи отказывается. В самом деле, не настолько уж у него дерьмовое состояние. Вообще Антон не очень хотел, чтобы авария, участником которой он стал, получила общественный резонанс. Но в чём-то это пошло даже на пользу. С Кириллом вот ситуацию удалось утрясти без проблем. Он прощается с Диденком и идёт разгребать шквал сообщений. Среди отправителей есть и Денис, также спрашивающий о ситуации и самочувствии. Значит, объяснять, почему с выступлением сегодня не сложится, тоже не придётся. Антон наскоро набрасывает в заметках текст, в котором коротко обрисовывает инцидент, рассказывает о самочувствии, заверяет, что помощь не нужна, и предупреждает, что очень устал и какое-то время на связи снова не будет. И рассылает всем, кто поинтересовался инцидентом. Сил активно поддерживать диалог с таким количеством людей одновременно у него нет. Среди всей этой горы сообщений Антон замечает выбивающееся. Уведомление именно об СМС. От банка. На счёт Антона зачислено пятьдесят тысяч рублей. Отправитель не указан, но всё и так очевидно. Ситуация и без того кажется неприятной, но Антон вдруг вспоминает, что никаких документов о неразглашении, которыми ему так грозились, в итоге не подписывал. Видимо, неуважаемый Арсений Сергеевич решил, что денег достаточно, чтобы Антон молчал. И почему-то именно это становится финальной точкой, выбешивающей Антона. Он вбивает в поисковую строку «Арсений Сергеевич депутат» и тут же наталкивается на знакомое лицо. С фотографии мужчина улыбается, но глаза остаются такими же безразличными и холодными. Впрочем, Антон предвзят. Не исключено, что другие люди воспринимают этого человека иначе. Антон быстро пробегает глазами по информации. Депутат Госдумы, председатель политической партии. Ну надо же. Антон решает посмотреть какой-нибудь ролик с участием этого депутата. В тот момент ему казалось, что ситуация не может стать ещё хуже, ведь он и так испытывает к Арсению Сергеевичу Попову глубочайшую неприязнь. Но, оказывается, предела этой эмоции нет. В первом же видеоролике Попов, стоя за трибуной, распинается о правах ЛГБТ-сообщества. Вернее, о том, что даже остатки их нужно отобрать. Не так прямо, конечно. Но слова Попова ещё хуже. Стоит, скалится своей белозубой улыбкой, над которой явно трудился не один стоматолог, и буквально отрицает право огромной группы людей на жизнь. «Я поддерживаю мнение коллег. Сексуальные девиации — это определённо не то, что нужно выставлять напоказ. Это не повод для гордости. Общемировая тенденция на нормализацию подобного явления противоречит историческому пути нашей страны. Мы, безусловно, не должны воспринимать таких людей с агрессией. Им требуется внимательное отношение, поддержка, наличие человека, который поможет вернуться на правильный путь». Антон чувствует, как в глазах темнеет от злости. Кажется, его бы даже не так выбесило, если бы речь шла о каком-нибудь мудацком карательном законе. Но нет, господин Попов распинается на каком-то мероприятии ради тупого и бессмысленного популизма. Отчего-то после личной встречи Антон думает, что все эти слова, сказанные политиком, — не его мнение. Он показался человеком, которому просто плевать на всё в принципе. Говорит то, что от него хотят услышать. Старается поддерживать безукоризненность своей репутации. Делает то, что необходимо, чтобы удерживать свою задницу в дорогущем депутатском кресле. И это намного хуже. Идеологический долбоёб, по крайней мере, получает скидку на то, что он долбоёб. Но Арсений Попов, судя по всему, не тупой и не фанатичный. Просто лицемерная мразь. На несправедливость, с которой приходится сталкиваться повсеместно, Антон в принципе реагирует остро. Но заявление Попова — это глубоко личное, всё, что этот человек говорит, относится к самому Антону. И почему-то тормоза отключаются. То, что Антон собирается сделать, — глупость и самоубийство. Но в нём просыпается внезапно язвительный пятнадцатилетний подросток, который хочет как-то мелко нагадить Попову. Просто потому, что тот бесит самим фактом своего существования. У Антона есть хобби. Вернее, это нечто большее, чем хобби. Скорее гражданская позиция. А если ещё честнее, то дело, позволяющее каждый день подниматься с кровати. Реальность уже давно вынуждает Антона жить как будто без чувств. Закрывать глаза, когда видишь несправедливость. Притворяться глухим, когда очередной заплывающий жиром политик произносит уничижительные речи. И молчать. Поэтому смысл жизни в последние годы Антон находит именно в возможности хоть где-то говорить. Произносить всё то, что никогда не скажешь от своего имени, потому что есть семья и обязательства. Да и жить, несмотря на депрессию, хоть и немного, но хочется. Поэтому озвучивать чувства и держаться на плаву он может лишь благодаря музыке и маске клоуна. Последнее — очень тупо, конечно. Но сначала Антону казалось, что в этом есть какая-то ирония. Этакая «пощёчина общественному вкусу». Шут, говорящий правду и обличающий пороки. Но клоунская маска заставила людей проводить параллели с Джокером. Это раздражало, но все уже вроде как привыкли. И оказалось поздно что-то менять. У этого альтер эго есть даже Telegram-канал. Антон ведёт его с особой внимательностью, едко высмеивая глупые заявления чиновников, вбрасывая откровенно пиздецовые новости (комментарии всегда открыты и люди могут поделиться мнением). Иногда он шифрует там адрес следующего выступления. В лучших традициях рейв-вечеринок собираться два раза подряд на одном и том же месте они не могут. Со всей этой затеей Антону помогают сразу несколько человек, включая Позова. Без этих людей Антон бы ничего не смог. По сути, он не выбирает ни площадку, ни тему, не занимается вопросами безопасности. Его дело — выступать, позволяя всем, кто пришёл, почувствовать, что они не одни. Откровенно говоря, в этой скрытности нет особой необходимости. Музыка, пусть и с такой риторикой, пока что, к счастью, не запрещена. Но, во-первых, это создаёт элемент тайны и причастности к чему-то уникальному и свободному от законов современной музыкальной индустрии. А во-вторых, позволяет удерживать определённый круг аудитории. Эти шоу доступны для любого, но при условии, что человек сможет догадаться об их существовании и найти дорогу. Глупость, бессмыслица. Но это работает. И после выступлений Антон ещё несколько дней хочет сдохнуть куда меньше, чем обычно. Для страховки от внезапной популярности Антон никогда не записывает свои треки. Вернее, демо-версии у него есть на весь материал. Но ни одного релиза. Это негласное правило, которое аудитория приняла. Во время выступлений охрана озвучивает два требования, при нарушении которых человек будет удалён из заведения и никогда больше не сможет попасть ни на одно шоу: запрет на съёмку и употребление наркотиков. С наркотиками никто ещё особо не попадался, а вот любителей записать тайно контент находится немало. Всё ещё злой на Попова, Антон совершает катастрофически безрассудный поступок, нарушая правила, которые сам же и вводил. И в важности которых был убеждён как никто. Он скачивает первый попавшийся музыкальный редактор, находит нужную демку, вырезая интересующую часть. Конвертирует файл, сохраняет, а затем отправляет в канал с названием κλόουν ссылку на тот ролик с депутатом Арсением Поповым, который посмотрел сам, загружая следом вырезанный отрывок. Домой он, судя по пробкам, приедет ещё минут через пятнадцать. Поэтому Антон достаёт наушники и наслаждается результатом. «Запретить бы гей-парады, чтоб там не пидрить. Дать права побольше бабам, чтоб их смело бить. На катке по санкционке я умчуся вдаль. Всё для вас, всё для народа, ничего не жаль. Пусть твоя могила порастет хуями. Кем нам быть, кого любить мы разберёмся сами. Пусть твои коллеги сдохнут с передоза, От цирроза, ожиренья и хламидиоза». Вообще, конкретно в этой демке Антон исполнял только припевы про могилы и хуи. И записывал её в паре с одним знакомым рокером. Тупо как-то забухали у Кирилла на студии, это вроде был его день рождения. И вылилось всё в незатейливый и пошловатый трек. С этим материалом Антон никогда не выступает. Но к нынешней ситуации демка подошла идеально. Буквально через две минуты ему звонит Позов. — Алло, Поз, — начинает Антон, ожидая, что придётся уверять друга, что с ним всё в порядке. — Шаст, не спрашиваю, жив ли ты, потому что я, блядь, точно знаю, что ты жив. Как же мы с тобой умудрились вляпаться в это дерьмо? Дима делает такую мхатовскую паузу, что становится понятно: вопрос риторический. Но Антон чувствует, что немного не понимает друга. — Дим, ты о чем? — Да понимаешь, — Позов издаёт истерический смешок. — Нам пизда. Арсений Сергеевич — мой новый босс. Пиздец.