у революции будут твои глаза

Бесконечные корпоративы и приёмы, вечера благотворительные и не очень наконец-то заканчиваются, и Арсений остаётся предоставлен самому себе, о чём мечтал, наверное, каждый декабрьский час. Он не был против благотворительности, более того, старался чаще вспоминать о людях, которым повезло в жизни чуть меньше, чем ему. Но в этом году все чувства как будто обострились, либо он уже просто не мог отрицать суровую правду — ему противно общество, в котором приходится находиться. Реальность всё равно настигает рано или поздно, даже если долго занимаешься самовнушением и просто движешься по накатанной. Она лишь на время может притаиться в сознании, но всё равно настигнет, как профессиональный охотник, обрушившись на голову. И далеко не так мягко, как снег, скорее, как ебучая сосулька с крыши. Поэтому, когда Арсений остаётся совсем один, свободный от своих обязанностей, то, что он отрицал и подавлял годами, накатывает мощными волнами, абсолютно дезориентируя. Ему не с кем отмечать Новый год. Просто и лаконично. Он пытается вспомнить, как проживал предыдущие праздники, и всё, что приходит в голову, — обрывки угашенных алкоголем воспоминаний. Обычно Арсений начинал пить числа двадцать восьмого и заканчивал к первой в новом году рабочей неделе. Неважно, какая компания собиралась — друзья, враги, коллеги, левые люди в элитных барах — Арсений просто пил так, чтобы точно ничего не помнить наутро. Это было до того, как Павел настоятельно порекомендовал начать вести хотя бы мало-мальски здоровый образ жизни. Печень, видите ли, не вечная. Жаль, что его ебучая работа, должность и жизнь, видимо, вечные и никак не хотят заканчиваться. С недельными попойками пропадают все личностные барьеры, которые он кое-как воздвиг, чтобы быть лучшим в своём деле, не отвлекаясь на лишние чувства. И это почти так же херово, как кризис среднего возраста. Когда человек начинает много думать и что-то анализировать, он обязательно приходит к неутешительным выводам. Так и появляются в стране революционеры. Люди слишком много думают. Арсений, кстати, не верит в судьбу и прочее. Но когда жизнь в многомиллионной Москве подкидывает тебе дважды одного и того же человека, тяжело не поверить. Нет, конечно, люди почти всю свою жизнь видят одних и тех же людей: родственников, коллег. Но явно, блядь, не человека, которого твой водитель сбил на улице. Явно не человека, который после не самых приятных, но проходных событий в жизни должен был исчезнуть навсегда из поля зрения. И то ли это полупраздничный настрой, то ли впервые в Новый год появляется благосклонное настроение к окружающему миру, но этот высокий парень из головы не выходит. Арсений хорошо натаскался на человеческие взгляды — его тоже изучили и оценили, хоть парень упрямо делал вид, что это не так. Арсений правда пытался вспомнить его имя, но профдеформация даёт о себе знать: если он считает, что случайный человек никак в дальнейшей его деятельности не пригодится, информация о нём в памяти надолго не задерживается. — Серёг, как звали того парня? С инцидента, — обсуждать свои проблемы в компании Эда не хочется, даже если о них знает вся Москва. — Антон, — Серёжа практически не задумывается. — Но вот фамилию не скажу. — Шастун, — подаёт басовитый голос Илья — новый водитель и телохранитель, отобранный по строгим Серёжиным правилам. — Ты-то откуда знаешь? — в разговор встревает Эд, и это именно то, чего Арсений не хочет. Нет, он не последняя тварь, праздник в компании Эда действительно прошёл хорошо, пожалуй, лучше, чем за многие предыдущие годы. Тот не досаждал своим присутствием, скорее наоборот, ненавязчиво гасил в Арсении чувство одиночества. Но в этом и заключается проблема: им нельзя привыкать друг к другу. Нельзя вот так часто ходить на почти-свидания, это не закончится ничем хорошим. Ни Арсению, ни Эду не нужны проблемы в виде разбитых сердец и другой банальщины. По крайней мере, Арсений надеется, что его любовник тоже это понимает. — Это моя работа, — Илья как будто немного смущается и едва заметно ёрзает на сидении. Удивительное качество, которое обычно не встретишь у безэмоциональных шкафов вроде него. — И я его вспомнил. Друг детства. Если бы брови Арсения могли улететь в космос, они бы это сделали. Какого хера вообще происходит? Ему определённо стоит подробнее прочитать собранное на этого Антона досье. Он говорит об этом Серёже, и тот соглашается достать документы снова. После их первой (и, Арсений надеялся, последней) встречи прошло несколько недель, и тот факт, что человек подобного уровня упорно появляется в его жизни снова, говорит о многом. Например, о том, что под Арсения копают. Или хотят подставить, учитывая историю с аварией. Может, это всего лишь паранойя, но деятельность обязывает. Арсения мало кто любит — это факт. — Бож, сдался вам этот пацан, — недовольный бубнёж Эда вырывает из задумчивости и вызывает новые подозрения. Арсений замечает, как Серёжа косится в зеркало заднего вида. — И ты с ним знаком? — Ага. Он часто выступает на таких тусовках. Обычный совершенно чел, ну, чуть талантливый. Такой же, как и все, — Эд, видимо, даже не замечает, как кладёт на бедро Арсения руку и чуть сжимает. — На личном всё критично, с деньгами — неприлично. Арсений игнорирует отвратительную рифму. К беспокойству добавляется ещё один плюсик. — Какая популярная персона, я заинтригован. Серёжа-то сразу понимает, что за напускным спокойствием и сарказмом скрывается нервозность, и понятливо хмыкает, а вот Эд хмурится и убирает руку с бедра. Арсений немного расслабляется. Его нельзя назвать любителем публичных проявлений чувств, в особенности таких. По крайней мере, не в случае с Эдом. За окном проплывает ночная новогодняя Москва, а в машине сворачивается в клубок напряжение. Хочется курить, но Арсений ещё сохраняет остатки доброго расположения духа, их хватает, чтобы не травить всех присутствующих едким табачным дымом. — Довольно посредственный он, — Эд почти отворачивается к окну. — Особенно как исполнитель. Каверы любой дурак с голосом исполнять способен. Свою музыку совсем не пишет. — Тогда ты ничего не понимаешь в музыкальном искусстве. Если каверы исполняет с таким голосом — значит, это хобби. Арсений моргает, смахивая секундное наваждение. Он не собирается никого защищать. Эд нормально выступает с каверами, но его самодельный рэпчик — завывательная безвкусица. Антон же выглядит как мастер своего дела. Он не похож на человека, который, если бы и создавал что-то своё, пел бы про шлюх и деньги. Там явно было бы что-то более личное, и Эд идиот, если не видит этого. Выграновский окончательно теряет интерес к беседе, и дальше они едут под еле слышное на фоне радио. Вообще-то они собирались остаться у Арсения, но Эд соскакивает под предлогом продолжения вечерней движухи у друзей. Арсению в целом параллельно, он в своём возрасте не то чтобы секс-машина и истерики закатывать из-за того, что ему не перепало, не собирается. Вместо этого он утаскивает Сережу пить и разговаривать по душам, чего они уже давненько не делали, занятые каждый в своём дне сурка. Их в квартире встречает лёгкая новогодняя мелодия и аромат мандаринов. Повсюду искусственные еловые ветви с вставками красной рябины, венки, километры гирлянд, излучающих тёплый оранжевый свет, и химозный запах морозной свежести — Ольга явно прибралась на новогодний манер. Она упрямо гнёт свою линию, утверждая, что атмосфера в доме должна быть уютной и соответствующей празднику, и неважно, какой Арсений сухарь в данном вопросе. С другой стороны, если бы не она, его квартира бы напоминала логово медведя — тёмное, заброшенное и грязное. За годы красивой жизни он уже забыл, что такое потратить сутки на генеральную уборку. В последний раз он убирался самостоятельно в комнате общежития в суровые студенческие будни. Потом жена, клининг, личная домработница, благодаря которой мысли типа «надо бы привести дом в порядок» и «опять забыл зайти в магазин» давно исчезли из его загруженного реальными проблемами мозга. В гостиной перед панорамным окном стоит величественная ёлка, украшенная в скандинавском стиле. Арсений без интереса мажет по ней взглядом, просто отмечая наличие, и забирает с небольшого столика графин всё с тем же ромом. У всех под ёлкой подарки, а у него старое-доброе бухло. Никогда не подводило. Серёжа же на блестящую яркую ёлку залипает и поворачивается с улыбкой, не предвещающей ничего хорошего. — Хочу селфи. — Хоти, — Арсений бестолково жмёт плечами и даже не отрывается от наполнения бокалов. — Нихера, нам нужно забацать селфи в этих костюмах, чтобы моя не думала, будто я совсем ебанулся. Так посмотрела на меня косо сегодня. — Ну да, тогда она будет считать, что ебанулись мы вдвоём, — Арсений разворачивается и с двумя роксами в руках улыбается, глядя в экран Серёжиного телефона. На фоне праздничной ёлки они — один в костюме с эмблемами Супермена, другой Бэтмена — корчат рожи как дети и громко ржут с собственных бестолковых шуток. И в целом этот день уже можно выбивать татуировкой на коже как один из самых тёплых и ярких, потому что такое — реально редкость. В какой-то момент алкоголь проливается Арсению на пиджак, и приходится его снять. В одной рубашке Арсений заваливается устало на диван и допивает алкоголь, оставшийся в роксах. За двоих, потому что Серёжа вообще-то не пьёт. И Арсений вообще-то об этом знает. Но оправдать своё желание выпить как-то нужно. Они какое-то время бездумно и молча листают соцсети. Серёжа наверняка просматривает получившиеся фотки, параллельно кому-то быстро строчит сообщения, а Арсений листает Telegram, открывает канал загадочного и от этого более интересного κλόουν, обновляет, но как бы часто он этого ни делал, новый контент не появляется. Только какая-то непонятная картинка с не менее непонятными цифрами и новогоднее поздравление в стиле: «чтоб вся власть в Новом году наконец сдохла». Ребусы подозрительно похожи на отсылку к конкретному месту и дате, но 1995 год сбивает с этого предположения. Что ж, в любом случае, забивать себе этим голову Арсений считает занятием бесполезным при всей своей любви к шарадам. — Тебе бы в инсте зарегаться, — Серёжа как всегда бесцеремонно вырывает из привычной задумчивости. — С твоим лицом только на фотосессии ходить. — Ага, фотосессии на фоне российского флага, — Арсений хмыкает в ответ, убирая телефон. — Или президента. И календарики по типу: «самый сексуальный депутат марта». — Да ладно, не скромничай, ты можешь быть целым маем. Будем благодарить тебя за длинные выходные, — Серёжа едко хихикает, а Арсений мстительно вытягивает губы в своей самой обольстительной улыбке. — Хочешь, специально для тебя такой сделаю? Будешь смотреть на мой голый, обмазанный маслом торс. Серёжа кривится, тут же обиженно утыкаясь в телефон, и бурчит что-то вроде: «Боже упаси». Арсений вообще-то имеет соцсети как рабочие (за которые отвечал помощник), так и личные. Но по долгу службы ничего неофициального не постит, оставляя личный аккаунт пустым. Он ему нужен скорее для того, чтобы банально сталкерить интересных персон. Ну и для души. Фотографировать и фотографироваться Арсений любит искренне. Галерея в его телефоне заполнена селфи с разными интересными фонами и локациями. Эти снимки могли бы сопровождаться каламбурными подписями и забавными хэштегами. Мозг у Арсения всё же может работать и на креатив, а не только выдавать хорошо сформулированные фразы и тексты законопроектов, состоящие сплошь из канцеляритов. Правда, дальше заметок эти креативные мысли не уходят, а телефон хранится строго в собственных руках. Не дай хер взломают или украдут. — Я тут тебе подарок замутил. А то ты совсем не отдыхаешь, — Арсений быстро находит в телефоне нужный файл, отправляя в диалог с Серёжей. — Сгоняешь с девушкой со своей. У вас вроде всё серьёзно. — Типа того, — Серёжа втыкает в экран, а потом растерянно поднимает на Арсения тёплый взгляд, — Ты чё, Арсений Сергеич? Дорогие нынче подарки. Арсений жмёт плечами. Семидневные поездки на Бали не так дороги, как люди привыкли думать. Почти такие же по цене, что и пятизвёздочная Турция в горячий сезон. Просто в Турцию прямых рейсов до жопы, а чтобы на острова эти нашумевшие попасть, нужно устроить танцы с бубном. Но Арсению правда несложно и не жалко. Особенно для Серёжи, ставшего за много лет настоящим хорошим другом, без фальши и сомнительных просьб. — Спасибо, но я не был готов к таким подгонам. Не думал, что мы тут будем подарками обмениваться, знаешь ли, — Серёжа нервно крутит в пальцах телефон, а потом, видимо, что-то для себя решив, всё же откидывается на спинку дивана чуть более расслабленно. И прожигает Арсения изучающим взглядом. — Чо там твой Эд? У вас с ним вроде долго уже мутки, тоже серьёзно всё? — Умоляю, — Арсений насмешливо фыркает. — С ним хорошо, но скорее в плане того, что удобно. Какие мне серьёзные отношения, Серёж? Я такое только рушить могу. Серёжа поджимает губы, прекрасно понимая, что зашёл на не очень приятную территорию для разговора. Арсений же принимает это как данность. Он пытался. У него была семья, которую он практически продал. Хотел купить обратно, когда появились деньги, но счастье, как известно, не купишь. — Хз, мне показалось, что он сегодня ревновал. Может, конечно, ему просто тип этот, Антон, не нравится. Но сам знаешь… Арсений недовольно хмурится, откидывая голову на спинку дивана и упираясь взглядом в белый потолок. Люстра в приглушённом свете гостиной едва поблёскивает. — Значит, пора с ним заканчивать. Оба тяжело замолкают. Вот так вот просто решаются у Арсения подобные вопросы. У них был уговор не привязываться, и если кто-то его нарушает, то всё прекращается. Арсений не может дать Эду нормальные отношения, он ему банально не симпатизирует в этом плане. У них нет пресловутой, но необходимой в данной ситуации химии. Эд не был интересным человеком, между ними не искрило. Это не тот парень, ради которого Арсений мог бы сказать: «вот сейчас я готов постараться». По правде говоря, он перестал верить, что такой человек в принципе где-то существует. Это не грустно — это просто факт. Потому что Арсений остается тем, кто он есть, — не самым честным депутатом, предающим свои принципы ради стабильной высокой должности. В конце концов, тупые скрепные требования этой страны в виде потомства он тоже закрыл. Он больше ничего никому должен. А вера в высокое чувство, способное спасти мир, умерла в нём, наверное, тогда же, когда распалась семья. Если не раньше. — Какие у тебя вообще планы на этот год? — Серёжа грамотно переводит тему, и всё снова вроде как становится нормально. — Да никаких. Работать.

***

«Сегодня в 20:00 будет одно интересное мероприятие. Думаю, всё же получится тебя провести, если ты не разоденешься снова как клоун. Здесь нельзя так привлекать внимание». «Если мероприятие не в Омске, то не смогу. Я уже в самолёте.» Арсений отправляет ответ и откидывается в комфортном самолётном кресле бизнес-класса. В экономе наверняка типичная посадочная суматоха, а тут люди чинно и спокойно ожидают взлёта, тихонько рассаживаясь и уткнувшись в свои экраны. На дворе парламентские каникулы, но у Арсения рабочий год начался раньше обычного — пока появилось свободное время, нужно погонять по избирательным округам, и Омск является одним из таких. Чем дальше от Москвы, тем сильнее ценятся родственные связи, а люди типа Арсения, «не забывшие свой родной край», превозносятся как решатели всех проблем. Поездка должна получиться яркой — и работа, встречи с главой города, и, конечно, посещение родителей для ежегодной отчётности о своём здоровье, дочери и делах. На полях вокруг взлётной полосы поднимаются снежные вихри от набирающего скорость самолёта. Год обещает быть тяжёлым, но интересным.